Когда зал опустел, Джамалудин-паша поднялся и подошел к султану.

— Что у вас на уме, паша?

— Ваше величество, позвольте мне говорить откровенно.

— Прошу вас.

— Надеюсь, вы простите мне то, что я прервал аудиенцию с госпожой Коэн, но я не могу молчать — я полагаю, что вы поступаете неразумно, спрашивая совета у такого дитя.

Абдул-Гамид погладил себя по затылку:

— Почему же?

— Прежде всего, потому, что госпожа Коэн не вполне понимает политическую ситуацию и характер наших отношений с Россией и Пруссией. Она сама это признала. Во-вторых, неслыханно, чтобы правитель советовался с ребенком, не важно, по какому вопросу. В-третьих, мы ничего не знаем о ее политических взглядах. Может быть, в эту самую минуту она передает сведения Монсефу-бею или преподобному Мюлеру. Она может оказаться шпионкой, работать на русских или румын, на французов, в конце концов.

— Благодарю вас, — сказал султан, — за то, что вы так четко изложили свой взгляд на этот вопрос. Ваши советы бесценны, как всегда. Но в данном случае я не могу с вами согласиться.

Джамалудин-паша посмотрел на телеграмму.

— Госпожа Коэн, — продолжал султан, — сегодня не услышала ничего такого, о чем всякий не узнает завтра из газет. То, какой мудрый совет она дала, показывает, что она прекрасно разобралась в том, что происходит. Что же касается того, можно ли следовать совету ребенка, я склонен считать, что мудрость совета не зависит от того, кто его дал. Думаю, вы согласитесь с этим.

— Да, ваше величество.

— Более того, госпожа Коэн лишь облекла в слова мои собственные мысли. Будь она побирушкой, мартышкой или самим русским царем, я бы все равно воспользовался ее советом.

— Ваше величество, — начал великий визирь, — мои опасения вызывает не только природа этого совета, но и сама политика невмешательства. — Он замолчал в ожидании реакции султана, потом продолжил развивать свою мысль: — Если мы не дадим хотя бы предупредительный залп, то тем самым признаем господство русских на Черном море. Кроме того, боюсь, что генерал фон Каприви расценит такую политику как неисполнение наших союзнических обязательств.

— Скажите, визирь, какая польза от союза с тем, кто принуждает вас действовать вопреки вашим же интересам?

— Как вам известно, ваше величество, альянс с Германией крайне важен для нас. У них второй флот в мире, и они дали обещание выступать в защиту наших интересов в случае любой угрозы.

— Так почему бы им не защитить нас от русских? — Абдул-Гамид не стал дожидаться ответа и распорядился: — Передайте капитану «Мессудие», что я приказываю ни под каким видом не открывать огонь и избегать столкновений с русскими.

Великий визирь помолчал, прежде чем ответить:

— Я понимаю, ваше величество, что память о судьбе «Интибаха» заставляет вас принять такое решение…

— Гибель «Интибаха» не имеет никакого отношения к моему решению, — ответил Абдул-Гамид и поднялся с места.

Не проронив больше ни слова, султан вышел из зала. Яркое солнце на миг ослепило его, он заморгал и пошел по садовой дорожке эндеруна к Палате пажей, потом повернул обратно, к Библиотеке Ахмеда III. Какими бы ни были его чувства, надо рассуждать здраво: провокация русских — это попытка втянуть Османскую империю в войну. Также понятно, что новое столкновение с русскими на море выгодно Пруссии, что бы там Джамалудин-паша ни говорил. На этот раз лучше не поддаваться на провокацию, даже если генерал фон Каприви так не считает. Абдул-Гамид не привык показывать врагу спину, уклоняясь от боя, вовсе нет, но даже Дарий I говорил, что не стоит прибегать к силе там, где поможет гибкость.

Империя слишком слаба, чтобы ввязываться в затяжную войну с Россией, Абдул-Гамид понимал это, поэтому с вооруженным ответом придется подождать. Он с трудом справляется с дворцовыми интригами, не может поддержать санджакбеев в трудную минуту. А ведь меньшинства требуют более широкого представительства, кое-кто даже поговаривает о самоуправлении. А армия? Когда-то она наводила ужас на Вену и Будапешт, а теперь там командуют западные генералы. Даже школы для переводчиков, реформы военного командования, строительство железной дороги, все уступки конституционалистам — все эти попытки вывести империю из-под удара ни к чему пока не привели. Они на грани катастрофы. Абдул-Гамид чувствовал, как узел на шее Османского государства затягивается все туже. Если бы удалось выбраться из-под пяты Великих Держав, расплатиться с кредиторами, пересмотреть условия капитуляции, отправить в отставку иностранных военных советников, тогда бы удалось и восстановить османское превосходство на Черном море. Сейчас же действовать приходилось крайне осмотрительно.

У Палаты пажей он остановился, поглаживая желобки на диске солнечных часов. Солнце на секунду согрело его пальцы и продолжило путь. Повелитель всех и вся, он знал, что многое было не в его власти. Как ни старайся, а история отводит каждому свою роль. Если бы Джамалудин-паша понимал это! Если бы его советники больше походили на госпожу Коэн, не были бы так зашорены, так осторожны в суждениях… Он замер при виде пурпурного с белым удода, который восседал на островерхой крыше зала для аудиенций. Птица резко наклонила голову влево, вспорхнула и полетела над водой. Вот так-то! Он постучал по циферблату часов костяшкой пальца и направился прямо в Библиотеку Ахмеда III.

Появление султана так поразило библиотекаря, что тот едва не свалился со своей лесенки.

— Ваше величество, — поклонился он после того, как осторожно спустился с лестницы, — какая нежданная радость! Чем могу вам служить?

— У меня есть для вас поручение, — ответил султан. — Его следует хранить в строжайшей тайне.

— К вашим услугам, ваше величество.

— Прежде всего соберите все декреты и письма, касающиеся наших отношений с Великими Державами, особенно с Германией и Россией. Сделайте копии и передайте их в распоряжение госпожи Элеоноры Коэн, которая проживает в доме Монсефа Барка-бея.

Султан молча ждал, пока библиотекарь запишет детали.

— Когда это будет сделано, зайдите ко мне, я дам вам письмо, которое нужно будет приложить к документам. Ясно ли это?

— Да, ваше величество. Меня беспокоит лишь то, что объем материалов, о которых вы говорите, огромен. Чтобы доставить их, понадобится несколько повозок.

— Ограничьтесь шестью ящиками и отберите самые важные документы.

— Да, ваше величество. Займусь немедленно.

На следующее утро, после того как с распоряжениями великому визирю и библиотекарю было покончено, султан отправился в ежегодную орнитологическую экспедицию на озеро Куш. Лето в этих краях не лучшее время года для орнитолога, но у профессора Бенедикта, известнейшего английского специалиста, который возглавлял их отряд, время было расписано по минутам, а султан не хотел упустить ни единого мига. Путешествие по Мраморному морю заняло почти целый день, вечером они разбили лагерь у маленькой казачьей деревушки на северном берегу озера. На следующее утро отряд перебрался на южный берег, там они встали постоянным лагерем в нескольких километрах от поселения татар-беженцев. И казаки, и татары почтили султана дарами, но этим общение Абдул-Гамида и других членов экспедиции с местными жителями по большей части и ограничилось. За исключением первой, довольно беспокойной ночи, мысли о черноморском конфликте не слишком тревожили Абдул-Гамида. После того как палатки были поставлены, султан и его спутники большую часть времени проводили в полях, прильнув к окулярам.

Весенняя миграция закончилась несколько недель назад, но все же им было за чем наблюдать: некоторые виды как раз садились на гнезда. Озеро обмелело, и камышовки, белые цапли и лебеди вили гнезда на заболоченных участках, среди камыша и диких цветов. Под предводительством профессора Бенедикта экспедиция пробиралась вдоль берега, у сосны он остановился и показал на искусно свитое гнездо, напоминавшее формой грушу, — над ним потрудился ремез. Искушенный строитель пустил в дело все, что смог добыть: обрывки паутины, шерсть, стебли растений. Позаботился он и о безопасности: ложный вход и потайной выход должны были сбить незваного гостя с толку. За время путешествия султану посчастливилось наблюдать более пятидесяти видов птиц: белолобого гуся, иволговых, квакву, караваек, колпиц и даже три пары кудрявых пеликанов с яркими оранжевыми клювами. Однако больше других поразил его воображение ремез — искусный строитель гнезд.

В последний, пятый вечер, перед закатом, султан сидел в своей палатке, размышляя о том, до чего же политическая ситуация в стране напоминает ему гнездо ремеза, как вдруг в лагерь ворвался дикий кабан. Проводники не успели потянуться к ружьям, как меткий револьверный выстрел профессора Бенедикта уложил зверя на месте. Хотя сам султан не ел свинины, он распорядился освежевать и зажарить нежданную добычу в знак уважения к познаниям и храбрости профессора Бенедикта. Жареный ягненок, перловый суп и фаршированная айва дополнили праздничный стол, который ознаменовал благополучное завершение приключения.

На следующий вечер султан уже был в Стамбуле. Что-то не так, Абдул-Гамид почувствовал это сразу же, однако час был слишком поздний, и он отправился прямо в постель. Утро показало, что он не ошибся. На стуле у входа в опочивальню терпеливо дожидалась его пробуждения валиде-султан.

— Доброе утро, валиде!

— Говорят, экспедиция была удачной, — сказала она, приветствуя его поклоном.

— Да, — улыбнулся он, — очень. Я видел три пары кудрявых пеликанов и гнездо ремеза.

— Ремеза, — повторила она. — Чудесно.

— Но я не поверю, что вы пришли ко мне в такой час лишь затем, чтобы поинтересоваться, как прошло путешествие.

— Да, ваше величество. Вы правы. Я пришла не за этим.

— Что вас беспокоит, матушка?

— Не хотелось бы портить утро своими тревогами.

— Ваши волнения — моя забота, — сказал он и сел в кровати.

Она присела рядом и посмотрела ему в глаза:

— Вчера до меня дошли слухи настолько тревожные, что я решилась немедленно разбудить вас, моего первенца и любимого сына.

— Какие слухи, матушка?

— Люди говорят, что вы попросили совета по вопросу внешней политики у этой девочки, Коэн, и что теперь вы собираетесь отослать ей секретные документы.

Он промолчал, из чего можно было заключить, что слухи ее не обманули.

— Кто дал вам совет — меня не касается, — продолжала она. — Я знаю, мой сын умеет отличать дельные советы от пустых. Но меня беспокоит, как это отразится на вашей репутации. Люди во дворце шепчутся. И уверяю вас, весьма неодобрительно.

— Пусть шепчутся. Они всегда только этим и заняты.

— Но допустить ребенка в святая святых жизни во дворце, передать важные сведения девочке-еврейке, о которой мы почти ничего не знаем, — это приводит меня в смятение.

Султан перекатился на спину. Даже по дворцовым меркам слухи расползлись слишком быстро.

— Откуда вы узнали?

— От Джамалудина-паши.

— А он откуда?

— Вы сами сказали ему, разве не так?

— Нет, — ответил сутан и лег на бок. — Я не говорил.

После ухода матери Абдул-Гамид распорядился, чтобы ему подали завтрак в Библиотеку Ахмеда III. Приказ был необычный, но слуга лишь поклонился и побежал на кухню. Тем временем султан пошел в библиотеку. Как он и надеялся, там было пусто. Только пыль кружила в луче солнечного света да плескались в бассейне рыбки. Абдул-Гамид сел на место библиотекаря, через несколько минут появился поднос с завтраком. За едой он неторопливо перебирал страницы большой синей книги, которая занимала почетное место на столе. Это был формуляр, в который заносились все истребованные и выданные материалы. Как следовало из записей, в последнее время запрашивалось много документов касательно отношений с Берлином и Петербургом. Но имя того, кто интересовался ими, его собственное имя, в формуляре не значилось. Библиотекарь сохранил его в тайне. Султан закрыл книгу. Библиотекарь появился на пороге, как раз когда Абдул-Гамид допивал чай.

— Ваше величество, — сказал он, бледнея как полотно, — чем обязан чести видеть вас?

— Захотелось проверить, как вы справляетесь с поручением, которое я дал вам на прошлой неделе.

Объяснение как будто успокоило библиотекаря, но не до конца.

— Почти все уже готово, ваше величество. Я надеюсь, что к завтрашнему утру мы закончим. Шесть ящиков писем и официальных документов.

— Замечательно, — сказал Абдул-Гамид, поглядывая на закрытый формуляр. — У меня есть еще один вопрос.

— Да, ваше величество.

— Разве я не приказал вам держать все в тайне?

— Да.

— Тогда не объясните ли вы, почему валиде-султан разбудила меня сегодня утром сообщением о том, что мое поручение теперь у всех на устах?

Библиотекарь весь затрясся и распростерся ниц перед султаном:

— Я не проронил ни слова, клянусь вам, ваше величество.

Султан пристально посмотрел на склоненную перед ним спину и жестом велел библиотекарю подняться.

— Вы богобоязненны, не так ли?

— Да, ваше величество. В меру сил.

— Принесите мне Коран.

Библиотекарь вернулся с книгой, и Абдул-Гамид открыл ее на первой суре.

— Поклянитесь именем Аллаха всемогущего, пророка его Мухаммеда — да пребудет мир с ним! — и праведных халифов, что вы ничего никому не говорили.

Библиотекарь положил руку на Коран.

— Возможно, — начал он, опасливо раздувая ноздри, — я не сообщил о секретном характере вашей просьбы придворному архивариусу и переписчику, к помощи которых вынужден был прибегнуть. Если дело в них, я приму всю ответственность на себя и немедленно покину свой пост, если вы сочтете это достаточным наказанием.

— Кроме архивариуса и переписчика, вы говорили с кем-либо еще?

— Нет, ваше величество, клянусь памятью пророка Мухаммеда — да пребудет с ним мир! — я хранил все в строжайшей тайне.

— Хорошо, — закончил разговор султан и встал из-за стола. — Доставьте документы в мои покои, как только закончите с ними.

Когда он вышел, у библиотекаря подогнулись колени и он повалился на пол.