У самой воды стояла величественная карета, отделанная золотом и черным каучуком; двери, крыша, дуги и подножки были покрыты лаком того оттенка, какого бывают неспелые баклажаны. Элеонора подобрала подол платья и пошла к экипажу следом за дворцовым распорядителем. На ней было платье из светло-голубого шелка и черные лакированные туфли, волосы уложены в красивую прическу. Все утро она готовилась: мылась, выбирала украшения, терпеливо ждала, пока госпожа Дамакан возилась со шпильками. И только теперь она поняла, что все это не сон. Она, Элеонора Коэн, едет во дворец. Ей предстоит аудиенция у султана. И дороги назад нет. Да и была ли?

На полпути к коляске Элеонора заметила, как лоснятся бока у коней, как блестят их темные глаза. При ее приближении благородные животные подтянулись, как солдаты на параде, и каждый поднял левую переднюю ногу. Она ответила на их приветствие легким кивком, и коренной раздул ноздри в знак того, что остальные могут расслабиться. Кучер открыл дверцу, и Элеонора села в коляску. В ту же секунду с крыши бейского дома с криком сорвалась чайка и унеслась вдаль, через пролив, по направлению к дворцу.

Внутри карета была отделана бархатом насыщенного пурпурного цвета, слоновой костью и золотом. Элеонора расправила платье и села спиной к кучеру, наискосок от нее устроился распорядитель. Копыта зашуршали по песку. Элеонора смотрела из окна, а дом Монсефа-бея становился все меньше и меньше, пока наконец совсем не скрылся за поворотом. Тут она перевела взгляд на блестящие носки туфель, которые ей жали, и глубоко вдохнула в надежде, что это поможет ей успокоиться.

— Вам оказана невероятная честь.

Элеонора взглянула на распорядителя: запавшие глаза, большущая родинка над левой ноздрей. Сначала ей показалось, что это тот же человек, что был у них вчера, но потом она засомневалась. В любом случае он ждал ответа.

— Да. — Ответ прозвучал совсем тихо. За несколько месяцев она так отвыкла говорить, что звук собственного голоса казался ей странным. — Я очень польщена.

— Аудиенции у султана удостаивается не каждый.

— Да-да, я понимаю.

Они миновали Галатский мост, свернули налево, к Египетскому базару, при их приближении из-под арок Новой мечети во все стороны брызнула стая голубей. С другой стороны пролива виднелась Галатская крепость, которая словно бы грозила непокорному городу пальцем. Вот и Бешикташ, привольно раскинувшийся у воды: причал, бешикташская мечеть, особняки у самой береговой линии, можно разглядеть желтый фасад их дома в самом центре. Элеонора прижалась лицом к стеклу. Там, на третьем этаже, третье слева, ее окно, у которого она провела столько вечеров за чтением, наблюдением за проходящими мимо пароходами, а еще — в мечтах, которые переносили ее к этим людям, что ютятся в лачугах у самой воды. Случалось ли тем, кто живет по эту сторону Босфора, — рыбному торговцу, слуге, который покупает куркуму на базаре, набожному лавочнику, что совершает омовение в фонтане у Новой мечети, — случалось ли им бросать взгляд в сторону ее окна и задумываться о ее жизни? Этого Элеонора не знала.

— Вы хорошо знакомы с дворцовым протоколом?

— Нет, — ответила она, приподняв подбородок.

Слуга чуть слышно хмыкнул, и его лицо тут же приобрело чрезвычайно торжественное выражение.

— Существуют своды правил, которым необходимо следовать, находясь при дворе. Об этом написаны целые книги. К сожалению, времени у нас сейчас мало.

Элеонора кивнула.

— Три самых главных правила таковы: во-первых, следует поклониться немедленно, как только вы переступите порог зала для аудиенций. Кланяться нужно так, чтобы лбом достать до земли.

Она дотронулась большим пальцем до лба в знак того, что понимает.

— Во-вторых, султана называйте «ваше величество».

— Его величество, — повторила она.

— Ваше величество, — поправил ее наставник. — Обращаясь к султану, говорите «ваше величество».

Если упоминаете о нем в третьем лице, чего вообще-то следует избегать, то «его величество».

— Ваше величество.

— В-третьих, помните, что ваше лицо все время должно быть обращено к султану. Кто бы к вам ни обратился, никогда не поворачивайтесь к султану спиной.

Элеонора повторила правила про себя.

— Это три краеугольных камня дворцового протокола. Но есть много других правил. Например, нельзя противоречить султану. Нельзя перебивать его величество, когда он говорит. Нельзя давать ему советы, если только он сам явственно не спросит вашего мнения. Впрочем, на все это времени у нас нет.

При этих словах экипаж свернул на крутую извилистую улочку. Улица, и без того узкая от лавок по обеим сторонам, была так запружена людьми, что пришлось ехать шагом. Чего здесь только не было: похожие на безе белоснежные тюрбаны бедуинов, кавказские кинжалы, заправленные за нарядно расшитые кушаки, геометрические татуировки на лбу и подбородке берберок — все это с шумом и криками двигалось в гору, ко дворцу. Ворота Приветствий заслуживали особого внимания. Под зеленой крышей из плитки, которая напоминала застывшую волну, стоял караул из шести стражей. Двое отвечали за ворота, четверо сдерживали толпу. У самого входа Элеонора заметила старого крестьянина в красной потрепанной феске. Под мышкой у него была овца. Он размахивал посохом и без конца повторял какое-то слово, как будто то было заклинание, способное исправить причиненное зло.

— Чего он хочет? — спросила Элеонора, когда они выходили из кареты.

Распорядитель удивленно посмотрел на нее. Когда же он понял, о ком она говорит, удивление сменилось неодобрением, и он ответил:

— Нет пределов тому, чего хотят люди от его величества.

Элеонора собиралась продолжить расспросы, но тут внутренние ворота приоткрылись, и их пропустили внутрь. Дворцовые сады расходились концентрическими кругами: каждый засажен определенным видом плодовых деревьев; в воздухе стоял пьянящий аромат жасмина. Слуга вел Элеонору по широкой аллее среди искусно подстриженных деревьев, мимо придворных и янычаров, беззвучных, как змеи. Она едва поспевала за ним, с сожалением пробегая мимо роскошных фонтанов, отделанных синей с белым плиткой, и скрытых в листве павильонов. Они остановились в дальнем конце садов перед воротами не меньше тех, через которые уже проходили. Эти ворота охраняли четверо караульных в форме того же цвета, что и карета. Элеоноре никогда раньше не доводилось видеть таких огромных людей: каждый был размером с лошадь, их мускулы не мог скрыть ни один мундир.

— Это знамя пророка Мухаммеда, да пребудет с ним мир! — сказал ее провожатый, показывая на кусок зеленой ткани на стене из песчаника у самых ворот.

Элеонора подошла поближе и прочла надпись, вышитую серебром: «Во имя Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего».

— Оно обозначает вход в личные покои его величества. Мне не дозволено входить туда.

Он подозвал стража, попрощался и заспешил прочь по одной из боковых дорожек. Элеонора молча застыла перед знаменем Пророка, потом набралась храбрости и спросила, обращаясь ко всем стражникам сразу:

— Извините, я должна стоять тут или мне подождать где-то в сторонке?

Караульные не шелохнулись, как будто не слышали вопроса. Они сосредоточенно смотрели прямо перед собой, словно бы целились в одним им заметную цель. «Все дело в голосе», — решила Элеонора и повторила вопрос, на сей раз гораздо громче.

Стражники по-прежнему не замечали ее, как если бы она говорила сама с собой.

— Извините.

Она отступила на шаг и замахала руками прямо перед лицом ближайшего к ней караульного. Глаза у него были глубокого синего цвета, как крошечные сапфиры, но лицо было изуродовано шрамом, который шел от виска до кончика губ. Он опустил глаза вниз, посмотрел на нее, поднес руки к ушам и покачал головой. Глухой — вот что это значило. Он указал на скамейку и принял прежнюю позу.

Сидеть Элеоноре не хотелось: слишком сильно она была взволнована. Но все же она подошла к мраморной скамье и уже оттуда огляделась по сторонам. Она была не одна — небольшой пернатый отряд обосновался на самом верхнем ярусе большого фонтана. Четыре пурпурных с белым удода были с ней в этот торжественный день. Элеонора успокоилась, и, когда ее пригласили пройти в зал для приемов, она пошла без страха, ведь снаружи ее ждали верные друзья.

Зал для аудиенций был украшен резьбой в красных, зеленых и синих тонах. Свет проникал через узорчатые решетки под ярко раскрашенным потолком, в комнате приятно пахло сиренью. Зал оказался неожиданно маленьким, почти как ее спальня в доме бея. У правой стены сидели визири, каждый в сопровождении слуги, слева на огромном деревянном стуле она увидела великого визиря Джамалудина-пашу. В центре, прямо перед ней, на широком кармазиновом диване восседал сам султан, его величество Абдул-Гамид II. Он был невысок, с темными густыми бровями, жесткие усы, губы цвета спелой вишни. Так странно было увидеть его наяву. Элеонора почувствовала, как холодок пробежал по коже. Вот он, султан Османской империи, халиф всех мусульман. Вот он, один из самых могущественных людей в мире. А выглядит как простой человек.

Она опустилась на одно колено и дотронулась лбом до прохладного мраморного пола. Когда она поднялась, великий визирь улыбнулся, сел поудобнее на стуле, поправил тюрбан и достал небольшую черную книжечку из складок кафтана.

— Госпожа Коэн, вы, без сомнения, понимаете, что все мы чрезвычайно заняты, но его величество так заинтересовался тем, что слышал о вас, о ваших занятиях, истории вашей жизни…

— Разумеется.

Элеонора едва расслышала эти слова султана, но стоило им прозвучать, как в зале воцарилась тишина. Она еще раз поклонилась, и по коже побежали мурашки. Он обращается к ней, поняла она. Ладони вспотели.

— Ты не будешь против, — продолжил султан, — если я задам тебе несколько вопросов? О тебе рассказывают столько удивительного, трудно понять, что из этого правда, а что — ложь.

— Да, — ответила Элеонора. Ее голос дрогнул. — Благодарю вас, ваше величество.

— Правду ли говорят, что ты читаешь на пяти языках?

Элеонора посчитала. Ей не хотелось спорить с султаном, но правда была в том, что читала она на семи языках: румынском, греческом, латыни, турецком, французском, английском и арабском.

— Если позволите, ваше величество, это неправда.

Великий визирь сделал пометку в своей книжечке.

— Так на скольких же языках ты читаешь?

— На семи, ваше величество.

— А правду ли говорят, — продолжал султан, усмехнувшись, — что ты прочла все книги из библиотеки твоего благодетеля, нашего друга Монсефа Барка-бея?

— Ваше величество, я прочла много книг, но совсем не всю библиотеку.

Султан кивнул:

— И какая же твоя любимая?

— «Песочные часы», ваше величество.

Она скользнула взглядом по великому визирю, который записывал все ее ответы.

— «Песочные часы», — задумчиво протянул Абдул-Гамид, — не помню, попадалась ли она мне.

— Это чудесная книга, ваше величество.

Он повернулся к великому визирю:

— Вы читали «Песочные часы»?

— Нет, ваше величество.

Он повернулся к остальным визирям:

— Кто-нибудь из вас читал «Песочные часы»?

По залу прошло смущенное бормотание, и один из визирей сказал:

— Осмелюсь предположить, ваше величество, что эта книга никогда не переводилась на турецкий.

— Тогда необходимо перевести ее…

Он не успел договорить, в зал вошел придворный и зашептал что-то на ухо Джамалудину-паше. Тот кивнул, а вестник бесшумно удалился.

— Я сам, — продолжал султан, — знаком с некоторыми произведениями детективного жанра. Авторы в основном англичане. Больше всего мне нравятся Эдгар Аллан По и Уилки Коллинз, впрочем кое-кто из французов тоже неплох. — Он задумчиво посмотрел на потолок. — И разумеется, я ценю великих арабских и персидских поэтов.

На это Элеонора не успела ничего ответить, потому что в комнату вошел другой придворный и передал великому визирю телеграмму. Он прочел ее и сказал:

— Ваше величество, сожалею, но я вынужден прервать вашу беседу с госпожой Коэн. Дело первостепенной важности требует вашего немедленного внимания.

Один из стражей шагнул к Элеоноре, чтобы проводить ее из зала, но султан остановил его взмахом руки.

— Она может остаться, — сказал он. — Полагаю, ваше дело не займет много времени, а я бы не хотел заставлять нашу гостью ждать в приемной.

— Да, ваше величество, — ответил Джамалудин-паша. — Разумеется.

Он расправил телеграмму, перечитал ее и резюмировал:

— Германское адмиралтейство сообщает, что русские торпедные катера продолжают преследовать броненосец «Мессудие», хотя тот и начал отходить в направлении Синопа. Многочисленные попытки связаться с представителями русского морского министерства как в Севастополе, так и в Петербурге успеха не имели. Молчание русских недвусмысленно указывает на то, что это акт агрессии.

Абдул-Гамид вздохнул и ухватился за переносицу.

— Телеграмма отправлена генералом фон Каприви самолично. Он говорит, что понимает всю сложность положения и уважает наш суверенитет. Но при данных обстоятельствах он настоятельно рекомендует применить силу.

— А что вы советуете? — спросил султан.

— Я считаю целесообразным предоставить капитану «Мессудие» полную свободу действий. Новые торпедные катера русских неплохо защищены, но, думаю, они не устоят против обстрела броненосцем.

— Есть ли иные варианты?

— Не думаю. Я понимаю вашу сдержанность по поводу атаки русских торпедных катеров, ваше величество, но заверяю вас, они находятся в территориальных водах Османской империи. Если мы не ответим на этот акт агрессии, наше положение на Черном море значительно ухудшится. И Петербург, и Берлин истолкуют бездействие однозначно — как проявление страха.

Султан задумался, потом повернулся к визирям:

— Все ли вы согласны с Джамалудином-пашой?

Одобрительные возгласы и кивки свидетельствовали о том, что все согласны. Абдул-Гамид нахмурился, его пальцы перебирали край кафтана. Рисунок ткани словно бы полностью поглотил его внимание. Внезапно он перевел взгляд на Элеонору.

— Что ты думаешь? — спросил он. — Что бы ты посоветовала?

— Я?

— Да, — ответил он. — Ведь ты же родом с черноморского побережья, к тому же изучаешь историю. Что бы ты посоветовала?

Великий визирь громко кашлянул и записал что-то в книжечку.

— Не знаю, — начала было Элеонора. — Я не полностью разобралась в ситуации.

Распорядитель ведь говорил ей, что, если султан спросит ее совета, она может его дать, а его величество ясно дал понять, что ждет ее ответа. Но ведь она ничего не знает о политике, за исключением того, что прочла в книгах. Элеонора прикусила щеку, пытаясь найти аналогию из мировой истории.

— Я думаю… — сказала она. — Ваше величество, я думаю, что это напоминает ситуацию в Вифинии после возвышения царя Митридата.

— Продолжай, — велел ей султан.

— Согласно Аппиану, царь Митридат угрожал Римской республике и Вифинии. Римляне уговорили царя Вифинии начать войну с Митридатом. Но Митридат разбил вифинцев, зато римляне за это время собрали войско.

Султан задумался:

— То есть обстрел русских торпедных катеров окажется в интересах Пруссии гораздо больше, чем…

— Ваше величество, — прервал его великий визирь, — мне только что доложили о событии огромной важности и секретности. Позвольте поговорить с вами наедине.