СУББОТА
День обещает быть долгим. Три города, два митинга, десяток встреч. Еще не проснувшийся Шнейдер стоит перед зеркалом в ванной. Выглядит он отвратительно, измотан. Пора бы всему этому закончиться. По радио передают шестичасовые новости.
Анри Жубер, бывший министр последнего левого правительства, объявляет о своем присоединении к Герену, сообщив при этом, что будущее поменяло свой лагерь.
Шнейдер скрипит зубами, его будущее точно поменяло лагерь. Мыло, кисточка для бритья, красивая белая пена, чувство покоя и расслабленность. Шнейдер берет бритву и, внезапно став очень внимательным, начинает тщательно бриться.
Вчера вечером на митинге в Страсбурге Герен утверждал, что Европа — это будущее Франции. На другом конце страны Шнейдер на митинге в Бордо произнес точно такую же фразу. Консенсус по вопросам развития Европы.
Рычание Шнейдера. Дерьмовый консенсус.
И снова о расследовании убийства майора Субиза. Вчера в Марне было найдено тело Жюльена Курвуазье, одного из молодых активистов экологического движения, разыскиваемых полицией…
Услышав имя Курвуазье, Шнейдер дергается, и на подбородке появляется порез. Он чертыхается, бритва летит в раковину. Шнейдер прижимает полотенце к подбородку, чтобы остановить кровотечение, и бросается в комнату звонить Дюменилю. Прелестная юная блондинка нежится в его супружеской постели, читая «Гала». Черт, про нее он забыл. При виде лица Шнейдера в клочках розоватой пены красотка начинает хохотать, что не улучшает настроения кандидата.
Наконец глава предвыборного штаба Шнейдера берет трубку.
— Ты слышал новости? Нет еще? Да чем ты там занимаешься? Один из экологов, разыскиваемых полицией в связи с убийством Субиза, найден мертвым… Не захотят ли они втянуть нас в это, как ты думаешь? Это очень серьезно, этакая бомба замедленного действия… Мне кажется, настало время встретиться с майором Парисом и получить информацию из первых рук… Ну конечно, ты должен этим заниматься, кто еще?
Нил встает рано. Он плохо спал. Его бросает от тоски к возбуждению, он чувствует себя в замкнутом круге навязчивых мыслей. «Спустись и сделай себе кофе. Включи радио в кухне. Поищи кофе, кофеварку». И тут он застывает. Франс Инфо: Жюльен Курвуазье, один из молодых активистов-экологов, разыскиваемых полицией, найден вчера в Марне. На теле обнаружены следы побоев, которые, по предварительным данным, могли стать причиной его смерти. Прокурор не сделал никаких заявлений. Только через несколько мгновений англичанин понимает, что стоит босиком на плиточном полу, в футболке и трусах, прямо на сквозняке, а на улице идет дождь. Он замерз, мысль о кофе забыта, он идет наверх будить Кука.
Не проходит и получаса, как на столе в гостиной уже сервирован плотный завтрак, радио включено и поставлено в центр стола. Нил поднимается, чтобы вытащить Скоарнека из спальни:
— Спускайтесь, послушайте с нами новости в семь тридцать. Это важно.
Они сидят втроем за столом, передают друг другу кофе. Сообщение о трупе Курвуазье, найденном в Марне, идет вторым в рубрике внутренней политики. Текст агентства Франс Пресс передается без комментариев.
Скоарнек роняет чашку. Он не может пошевелиться от потрясения.
Кук встает у него за спиной, опустив руки на спинку стула.
Сидящий перед Скоарнеком Нил склоняется к нему:
— Может, хватит валять дурака? Кто убил Курвуазье? Кому нужна твоя шкура? Почему?
Скоарнек, склонив голову на грудь, кажется, ничего не слышит.
Нил хватает его за запястье, трясет.
— Вы понимаете, что я говорю? Кто вас разыскивает? Почему?
Скоарнек поднимает голову, в течение нескольких секунд смотрит на отца Сефрон так, будто видит его впервые, потом, пошатываясь, встает и почти шепчет:
— Пойдемте.
Он поднимается на второй этаж, Кук и Нил поддерживают его с двух сторон.
В спальне, сев перед компьютером, Скоарнек вставляет флешку, скачивает короткую программу расшифровки из персонального ящика на Gmail, запускает ее, направив курсор на содержание флешки. Затем двойной щелчок на видео, появляется изображение.
Напряженная тишина.
На экране запись в среднем разрешении. Крупным планом лицо мужчины, он смотрит на камеру, потом опускает взгляд, почти не двигается. За его спиной — светлая комната, которая может быть как кабинетом, так и библиотекой.
— Субиз, — шепчет Скоарнек.
Журналисты уже все поняли: они следят за изображением, не в силах вымолвить ни слова.
Субиз встает, уходит. В течение долгого времени ничего не происходит. Какой-то далекий шум, еле улавливаемый микрофоном низкого качества. И тишина. Постепенно темнеет, и вскоре экран остается единственной слабосветящейся точкой в полной темноте.
Скоарнек перематывает видео, перемещая курсор.
Звук открывающейся двери. Шаги. Через несколько мгновений темный силуэт, какая-то тень приближается к компьютеру, что-то с ним делает. Проходит две, может быть, три минуты. Мужской голос уговаривает компьютер не тормозить. В комнате зажигается свет, тень выпрямляется: Вот черт! — оборачивается, его спина занимает весь экран, слышно: Подождите, потом что-то еще. Звук неотчетливый. Теперь другой голос: Не подходи… Отойди к окну… Силуэт удаляется, становится лучше видно. Очень высокий парень, просто верзила, черный капюшон, толстая черная куртка, черные перчатки.
У него за спиной Субиз, это он отдает приказания. Давай быстрее… Повернись… В руках у него какой-то предмет с металлическим блеском, Субиз вынимает мобильный телефон. Кто-то хватает его сзади за запястье, драка, тело Субиза ударяется о стену, камера теряет изображение, слышен хруст, вой. На экране появляется второй черный силуэт: человек в маске, крепко скроен, невысокого роста. Эпизод бурной драки, ругательства, перед объективом быстро мелькает какая-то темная масса, удар, толчки, изображение скачет, потом стабилизируется, затем появляются два запыхавшихся силуэта в капюшонах.
Силуэт пониже, тоже мужчина: Валим! Высокий не двигается, смотрит в пол, потом на компьютер, молчит. Невысокий: Да быстрее, сматываемся! Высокий как будто приходит в себя, бросается к компьютеру. Реплика второго летит ему в спину: Давай, топи-топи, делаем ноги! Потом ни звука, ни картинки. Видео останавливается.
Убийство в прямом эфире, максимум эмоций.
У Скоарнека, который не может прийти в себя от гибели Жюльена, в глазах стоят слезы, он падает на кровать, зарывается лицом в подушку.
Нил думает о Сефрон, видела ли она эту запись?
Первым приходит в себя Кук. Он садится перед компьютером на место Скоарнека, поворачивается к нему спиной, вынимает из кармана связку ключей на брелоке в виде флешки. Чистой. Эта флешка на всякий случай, всегда с собой, привычка старого бродяги-журналиста. Он вставляет ее и копирует все расшифрованные записи. Потом поднимается:
— Нил, пойдем!
Нужно торопиться, пока Скоарнек не пришел в себя, торопиться спрятать копию в надежном месте и посмотреть наконец, что записано еще на этой проклятой флешке. Тянет Нила за собой.
Скоарнек в полубессознательном состоянии остается лежать на кровати.
Кук захлопывает за собой дверь.
Эрван еще какое-то время не может выйти из прострации, его захлестывают волны образов, агрессивных желаний, обрывки мыслей. Постепенно он приходит в себя. Да, он, конечно, спасовал перед этими двумя старыми писаками, что чрезвычайно унизительно, но приходится признать. Нужно собраться. Он поднимается. Необходимо овладеть ситуацией. Но сначала, поскольку парижские активисты ненадежны, нужно посмотреть, что там, на Facebook’e, и попробовать связаться с Марсаном, alias Гупиль Леренар. Очень осторожно, конечно. Курвуазье мог заговорить. И Скоарнек усаживается за компьютер.
Гостиная на первом этаже. Нил вне себя:
— Я хочу задать ему несколько вопросов. Понять, почему он ничего не сделал с этим видео?
— Послушай, поскольку твоя дочь находится под стражей, она в безопасности. Но ненадолго. И если ты хочешь обезопасить ее от убийц, необходимо быстро разобраться в этой истории, пока девочка в полиции. И возможно, вся история здесь, на моей флешке. Не знаю, понимаешь ли ты всю важность… Помоги мне.
Они убирают со стола остатки завтрака, ставят свои ноутбуки напротив друг друга по обе стороны стола. Кук проверяет, читаемо ли содержимое флешки, и пересылает все Нилу. Затем переходит к первой проверке. Сначала видео. Сохранено. Одного достаточно. Затем копия жесткого диска Субиза. Он потрясает кулаком в воздухе в знак победы и своего почтения Курвуазье, хакер тот отличный. На рабочем столе три файла под названием «Trinity», «Бабло» и «Геспериды».
Нил берется за «Trinity», Кук — за «Бабло», и они принимаются за работу.
Через несколько минут Нил уже не замечает ничего вокруг: любопытство, возбуждение, наслаждение от взлома информации. На кону — обретение дочери, профессии, новой жизни. Работать нужно быстро, очень быстро, напротив него Кук, надежный друг, — и это прекрасно. Утро проходит так быстро, что они и не заметили.
Скоарнек так и не вышел из своей комнаты.
Набережная Рапе, Институт судебно-медицинской экспертизы. Кирпичные стены, потемневшие от бесконечного движения транспорта по близкой набережной. Двор серый, как раз в тон похоронному автомобилю и служащим похоронных бюро, ожидающим перед дверями. Они сопровождают семейство в трауре, пришедшее забрать тело своего родственника, погибшего накануне в автомобильной катастрофе.
Самое начало десятого, солнце то выглянет, то спрячется, и все это место буквально источает печаль.
Парис и Фуркад дышат свежим воздухом под надземными путями метро, которые проходят рядом с моргом. Заместителю генерального прокурора это необходимо после вскрытия Жюльена Курвуазье. Первого вскрытия в его жизни. Но подействовала на него не столько сама процедура, сколько те страдания, которые, по данным вскрытия, пришлось перенести хакеру, который был чуть моложе его самого.
— Возьмите. — Парис протягивает открытую пачку Фуркаду.
— Спасибо. — Рука молодого человека слегка дрожит, когда он подносит сигарету ко рту. Прикуривает и глубоко затягивается. — Плохие времена для экологов.
— И для полицейских в штатском. С Субизом, прежде чем он ударился о край своего стола, сделали то же самое.
— И ради чего все это?
Парис пожимает плечами:
— У Субиза они украли компьютер, Курвуазье был компьютерщиком. Они ищут или искали какие-то файлы с информацией.
— Я не это хотел сказать. Чем можно оправдать гибель двух человек? За что они заплатили такую цену? Субиз работал на Комиссариат по атомной энергетике и Министерство внутренних дел. Тогда что это — ядерные программы, государственные интересы?
Парис качает головой:
— Кардона, хотя и строил из себя этакого отрешенного большого государственного деятеля, был потрясен гибелью Субиза. Или же он очень хороший актер. — Полицейский затягивается последний раз и бросает окурок на землю. — В этой пьесе есть и другие актеры. Они старались сдерживать наше расследование и управлять им, они давно уже ставят общие интересы на службу своим собственным. Я не слишком далеко захожу?
Фуркад не отвечает, но смотрит Парису прямо в глаза.
— Поймите меня правильно: я совершенно не испытываю симпатии к типам вроде Скоарнека, Джон-Сейбер и Курвуазье, к их параноидальной борьбе и липовой революционности. Но еще меньше мне нравятся те, кто использует щедрость республики, использует ее в своих интересах и считает себя в безопасности, потому что до сего дня пока что никто не смог схватить их за руку.
— И они могут пойти на убийство для того, чтобы обезопасить себя?
— И они могут пойти на убийство, чтобы обезопасить себя.
— Такое нельзя допустить. Dura lex sed lex.
Парис смотрит на Сену и улыбается. «Еще совсем зеленый, этот прокурорчик. Совсем. Но это пройдет. Со временем все проходит. Или нет. У меня не прошло. Пока не прошло. Но я начинаю стареть».
— Вчера мне звонил генеральный прокурор.
— Ой-ой-ой! Нагоняй от высшего эшелона?
— Пока нет. Но может случиться. Он предложил мне подумать над возможностью сведения счетов среди радикальных экологов, это опасные люди, как он выразился. Курвуазье мог быть их первой жертвой.
— И откуда исходит эта чушь?
— Не знаю. Однако если мы хотим продолжать разрабатывать более интересный след, то есть ПРГ… Вы ведь именно о них думаете или нет?
Парис кивает.
— Тогда нужно продолжать ублажать начальство.
— И что же вы предлагаете?
— Найти Скоарнека и поместить его в безопасное место. Все говорит о том, что он что-то знает. И он где-то рядом. Доказательство — двое остальных далеко не уехали.
Парис снова кивает.
— И нужно, чтобы мадемуазель Джон-Сейбер рассказала нам все, что знает.
— Не так-то это просто. Она молчит. У нее в голове коктейль из нежных чувств к Эрвану Скоарнеку и политических убеждений. Это ее поддерживает.
— Скоарнек может стать тем потенциально слабым звеном, на котором нам нужно сыграть.
— Пока что она убеждена, что все полицейские — грязные убийцы. Сначала нужно, чтобы она изменила свое мнение на этот счет.
— Я доверяю вам, Парис. — Фуркад кладет руку на плечо полицейского.
Тот молча кивает. «Хотел бы я иметь возможность сказать то же самое».
— Сегодня утром, сразу после восьми. Гедеон Леканар, alias Эрван Скоарнек, вышел в Facebook. Нам это известно, потому что он написал свое имя на стене и добавил новую фотку к своему альбому. Никакой реакции со стороны Пласида Лешьена, оно и понятно, он мертв, молчит и Рудуду Лелапен. — Все это рассказывает бородач из Информационной социальной системы. Он сидит на заднем сиденье в машине Мишле, стоящей в подземном паркинге.
Жан на переднем сиденье, рядом с супрефектом, изо всех сил старается не замечать запаха пиццы. «Этот тип, что ли, с ней никогда не расстается? Или никогда не меняет свое шмотье?»
— Зато через четверть часа некий Гупиль Леренар выложил для Скоарнека свой комментарий. Абракадабра. Судя по всему, какой-то код. Я в восторге, обожаю такие шалости. — Смешок.
Мишель, который сидит рядом с компьютерщиком, сочувственно смотрит на него.
Смущенное покашливание, и рассказ продолжается:
— Я выделил выложенную Скоарнеком фотографию, поработал с ней и обнаружил внутри зашифрованное послание. Они не так просты, используют стеганографию. Я нашел похожую фотографию у Курвуазье с другим посланием, она была выложена четыре дня назад. Я попробую с ее помощью расшифровать, о чем они там договариваются.
— Когда? — Мишле очень напряжен.
Бородач пожимает плечами.
— Надо срочно.
— Как всегда.
— Что еще?
— Парень, который занимается флешкой Курвуазье, нашел, для чего нужна записанная на ней программа. Это некий специфический вирус, который создан для информационных систем, задействованных в трансляции телевизионных программ. Думаю, после обеда смогу сказать, что это такое. Так мы, может быть, выясним, на кого они нацелились. С первого взгляда кажется, что это для создания помех. По-моему, малоинтересно. Если только я не ошибаюсь, защитная оболочка подобного оборудования очень тонка, и его можно закоротить вручную в любой момент.
— Значит, это пустое.
— Я этого не говорил. Как только вирус активизируется, понадобится несколько минут, чтобы аппаратная восстановила работу. Особенно если это последняя аппаратная. То есть по крайней мере какое-то время экран будет черным. Если использовать вирус в подходящий момент, можно наделать неприятностей.
Мишле отпускает бородача, закрывает глаза, чтобы поразмыслить, и заявляет через несколько секунд:
— Наконец-то хорошие новости.
Жан вопросительно косится на Мишеля, который точно так же не понимает, отчего это префект так радуется.
— Это подтверждает то, что я вчера обнаружил. Три дня назад был забронирован билет на имя Сефрон Джон-Сейбер. В Мексику. Вылет в ближайший четверг утром. Только туда. Отгадайте, кто оплатил?
Мишель безапелляционно:
— Скоарнек.
Супрефект улыбается ему в зеркало заднего вида:
— Мимо. Карточка, использованная для заказа, принадлежит некоему Пьеру Марсану. А чем занимается этот Марсан?
— Работает на телевидении.
— «Франс телевизьон». Инженер аппаратной.
— Ну и что? — занервничал Мишель. — Чем нам это может помочь?
— У Курвуазье свидание с Сефрон для обмена флешками. Он приносит вирус. Для запуска в аппаратной. А девчонка общается с этим парнем, работающим в аппаратной «Франс телеком». А кто думает свалить вместе с ней? Ну что, есть связь или нет?
— Есть. Но проблема с видео остается. У меня никакого желания увидеть собственную рожу на YouTube!
Мишель качает головой, чувствуя на себе взгляд двух пар устремленных на него глаз.
— Думаю, надо прекратить паниковать. Если бы это видео существовало, малышка Джон-Сейбер выдала бы его вашим друзьям из Криминалки, которые держат ее у себя уже двадцать четыре часа. Чтобы снять вину с себя и с других. Ведь это видео было у нее, так? Тогда почему она его им не дала?
— Вы в этом уверены?
— У меня свои источники в тридцать шестом. Пока что она молчит.
— Я бы предпочел получить то, что у них есть. — Жан не может не высказать свои сомнения. — Чтобы точно знать, что там про нас ничего нет. — Его указательный палец настойчиво постукивает по плечу Мишле. — Всем нам есть что терять в этой истории.
— Все только об этом мне и напоминают в последнее время! — Мишле поворачивается к своим подручным. — Марсан — вот решение вопроса.
Жан и Мишель одобрительно кивают и переглядываются.
Супрефект заводит мотор. Уже готовясь выйти из машины, Мишель решается задать еще один вопрос:
— И все-таки я не просекаю одну вещь.
Мишле возводит глаза к небу. «Ну что еще выдаст эта рыжая образина?»
— Малышка же вроде скоарнековская баба?
— Ну и что? Что с этого? — звучит раздраженный ответ Жана, которому уже не терпится поохотиться.
— Тогда зачем она якшается с другим?
Около полудня англичане почти одновременно отрываются от компьютеров. Самое время перекусить.
Нил нарушает молчание. «Тринити групп» — итальянская компания, работающая в Неаполе. Сфера деятельности: вывоз и переработка промышленных отходов, управление грузами. Два главных акционера, держащих сорок процентов, еще одна итальянская компания, также располагающаяся в Неаполе, еще тридцать процентов у «Интура», место приписки — Виргинские острова. Субизу пришлось немало потрудиться, чтобы узнать, кто стоит за компанией «Интур», — она продавалась, переименовывалась, каждый месяц меняла прописку в различных офшорных зонах. Он перерывает все и находит! Два месяца назад он выясняет, что ПРГ является держателем тридцати процентов акций «Тринити групп». А кто в ПРГ занимался этим и обслуживал поток фиктивных сделок?
— Постой, я сам угадаю. Пресловутая Барбара Борзекс, упомянутая в «Журналь дю суар»? Любовница Субиза?
— Точно.
Мужчины через стол обмениваются рукопожатием.
— За несколько месяцев до этого, — продолжает Нил, — юридический директор ПРГ произвела целую серию маневров, чтобы как можно быстрее вывести капиталы «Интура». Множество служебных записок, присутствующих в деле, доказывают, что Борзекс прекрасно понимала, какого сорта проблемы возникли с «Тринити», и ей незамедлительно поступает распоряжение избавиться от этого филиала.
Наступает очередь Кука:
— Файл под названием «Бабло». ПРГ рассматривает возможность продажи своего медиасектора группе Мермэ. Об этом уже говорит весь Париж. Дело давно прошло стадию переговоров, есть соглашение о ценах, разработана процедура сделки. Называемая цена крутится вокруг пятнадцати миллиардов евро вместе с активами в телефонии и Интернете. Пока что ничего нового. Но — sic! — если Высший аудиовизуальный совет не дает своего согласия, транзакция не может состояться. Полгода назад мейл, отправленный Борзекс Элизой Пико-Робер, информирует о ее встрече с Мермэ и Гереном, в ходе которой Герен вызвался получить необходимое согласие совета, если он станет президентом.
— Каковы контрпредложения? — прерывает недолгую паузу Нил.
— Об этом ничего больше нет. Но есть кое-что получше. Третье досье. Компания под названием «Геспериды», здесь все тщательнейшим образом разработано. Прежде всего ее статус. Речь идет о компании, в которой государство является мажоритарным акционером, осуществляя управление через общественную организацию. Предлагаются различные схемы для начала процесса приватизации. Есть даже проект будущего статуса. Календарь мероприятий очень насыщенный, поскольку приватизация должна произойти в ближайшие полгода после выборов президента. Произведена оценка активов, кроме того, намечена переориентация промышленной политики, и названы возможные деловые партнеры. Есть множество служебных записок от высокопоставленных лиц в ПРГ, все они отправлялись некоему господину КГ, который их редактировал и комментировал, не один раз упоминается одобрение или неодобрение со стороны патрона этого КГ. Все материалы также завизированы многими высокопоставленными лицами из Министерства финансов. Думаю, что КГ — это, вероятно, Камиль Гезд.
— Серый кардинал Герена?
Кивок Кука.
— Какая неосторожность!
— Я бы скорее назвал это беззаботностью. Все происходит как бы среди своих. Если обобщить, то речь идет о том, что частные компании готовятся взять на себя контроль над огромным государственным сектором и сами для себя составляют контракт, который согласятся подписать в свое время, как только звезды займут благоприятную позицию. Сам себя все же понимаешь лучше всего. У меня есть даже предположение по поводу того, кто стоит за этими «Гесперидами». Об этом тоже поговаривают в Париже. Но нужны доказательства.
Журналисты поднимаются из-за стола, потягиваются, делают несколько шагов по комнате. На улице по-прежнему идет дождь.
— Позвать Скоарнека? Он, вероятно, проголодался, — спрашивает Нил.
— Оставь. Вечером поест.
Нил готовит пасту с томатным соусом из банки. Автоматически едят: все мысли журналистов заняты тем, что перед ними постепенно открывается.
— Следующий этап: уточнить и дополнить информацию о «Тринити групп». Почему вдруг ПРГ понадобилось заметать следы и скрывать собственную причастность?
— Это нетрудно. У нас прекрасный корреспондент в Риме. Я ему позвоню.
— Есть кое-что и посложнее. Необходимо удостовериться в реальности приведенных фактов, точно знать, что это не подделка.
— Сразу на ум приходят два человека, всплывают две фамилии людей, которые могут нам это подтвердить. Борзекс и Кардона.
— Кто это — Кардона?
— Начальник Субиза в Комиссариате по атомной энергетике.
— Предположим. Что бы то ни было, ни один ни другой не захотят с нами разговаривать — правда, по разным причинам. И потом, твой Кардона, возможно, не очень хороший выбор. Субиз был из Министерства внутренних дел. Не хочет ли его нынешний хозяин слить Герена?
— Не думаю, — качает головой Кук. — Об этом было бы уже известно. Теперь кофе — и за работу. Я беру «Тринити», ты занимаешься Кардона и Борзекс.
Нил бросает взгляд на лестницу, ведущую в комнату Скоарнека. Оттуда не доносится ни шороха. На улице по-прежнему идет дождь. Ворча, журналисты усаживаются перед своими ноутбуками.
Пьер Марсан — футболист-любитель. В эту субботу матч между командой Монтрё, в которой он играет, и Трамбл-ан-Франс. Матч тяжелый, команда из Монтрё с незначительным перевесом одержала победу. В три часа дня усталые, но счастливые игроки возвращаются в раздевалку под гвалт взаимных поздравлений и фанфаронских воспоминаний о ярких моментах встречи.
Когда Марсан выходит из душа, менеджер стадиона сообщает, что его ждут на паркинге. Шикарная брюнетка! Сефрон? После послания от Скоарнека он попытался найти ее, но безуспешно. Так что, Гедеон аннулируется? Вот мудаки! Но чего Сефрон-то сюда явилась? И о футболе они никогда не говорили. Да какая разница? Билеты на самолет у него заказаны, они сматываются после дебатов, как договаривались. А другие — как хотят. Марсан быстро одевается и торопливо покидает раздевалку под насмешки своих товарищей по команде.
У входа на стадион нет никакой женщины. Марсан делает несколько шагов по паркингу, и тут к нему как-то неожиданно подваливает черный верзила, показывает ему свое полицейское удостоверение и, не оставляя парню выбора, приглашает его сесть в «пежо» асфальтового цвета. За рулем — еще один, рыжий.
Незадачливый футболист забирается на заднее сиденье вместе с первым полицейским и уже через мгновение лежит в наручниках на сиденье с натянутым на голову мешком без прорезей для глаз.
— Да что вам от меня надо?
— Заткнись! И веди себя тихо!
Марсан было запротестовал, но тут же получил кулаком по ребрам. У него перехватило дыхание, но смысл сообщения он понял и перестал рыпаться.
Они едут минут двадцать. В какой-то момент машина съезжает куда-то, где звуки отдаются гулким эхом. Паркинг. Полицейские вытаскивают его из машины, проходят через одну дверь, потом через другую, идут по коридору, поворачивают направо, налево, снова направо.
Марсан дергается пару раз, но когда он снова пытается спросить, что происходит, то получает в ответ от своих сопровождающих лишь полное молчание. Наконец они усаживают его на стул в почти пустой комнате, перед столом. Теперь эти парни из полиции начинают его рассматривать.
— Плохо ты выбираешь себе друзей, Пьер, — первым прерывает молчание черный. — Я ведь могу называть тебя Пьером? Да?
— Кто вы? Что вы от меня хотите?
— Отвечай дяде! — Мишель отвешивает Марсану подзатыльник.
Марсан опасливо смотрит на него. «Это просто кошмарный сон, я сейчас проснусь».
— Ну, так что?
— Да… Да, вы можете называть меня Пьером. Думаю, да. — Он хочет добавить еще что-то, но тут черный поднимает руку, приказывая ему молчать.
— Мы знаем, кто ты, где вкалываешь, а главное, мы знаем, что ты заговорщик. И даже знаем цель заговора. И повторяю, ты плохо выбираешь себе друзей.
— Я не понимаю, что…
— Эрван Скоарнек, Жюльен Курвуазье… Эти имена тебе что-нибудь говорят?
— Нет. — «Им все известно».
Он снова получает затрещину.
— Ты ничего не путаешь? Подумай-ка получше.
Марсан с трудом поднимает глаза на Мишеля и встречает взгляд, от которого ему становится не по себе.
— Они убивают полицейских, эти твои друзья.
— Это ложь! Неправда! Они могут это доказать!
— Ага, значит, ты их знаешь. — Улыбка на лице Жана.
— Ты и правда мудак, мой бедный Пьер. Они не только убийцы, эти твои приятели, они уже начали убивать друг друга. Скоарнек отправил Курвуазье на тот свет.
«Как? Жюльен убит? Этого не может быть!»
— Когда? Где?
— Его выловили вчера в Марне. Похоже, он не очень хорошо плавал.
«Убит. Вчера. Эрван аннулировал операцию. И Сеф исчезла, которой нигде нет.
А это значит, что ты замешан в убийстве».
— Да нет! Все было задумано не так! Ничего такого не должно было случиться. Я не знал. Клянусь вам! Нужно найти Сефрон, она все объяснит.
— Эту Джон-Сейбер? Маленькую шлюшку, что ли?
— Не говорите так про нее!
— Да он, кажется, влюблен, — хохочет Мишель. Он поворачивается к Жану и показывает на Марсана пальцем. — Этот кретин влюблен! Тебя опустили, Пьер! И именно эта маленькая шлюшка, представляешь? Она арестована, эта твоя Сефрон. И она с нами побеседовала. Как иначе мы бы на тебя вышли?
— Она не могла этого сделать! Она… она любит меня.
— «Она меня любит…» — издевательски передразнивает его Мишель.
— Мы собирались улететь вместе…
— В Мексику, что ли? — перебивает его Жан.
«Им все известно. Она им все сказала».
— Видишь ли, в настоящий момент проблема в том, что твой приятель Эрван по-прежнему в бегах. — Жан наклоняется к Марсану и очень тихо сообщает ему: — Вот про него она ничего не сказала. Странно, правда? — Полицейский выпрямляется.
— Так что вляпался ты, Пьер, по самые уши! — Мишель.
— Да, по самую шею! — Жан.
По щекам Марсана текут слезы.
— Но ты можешь нам помочь. — Жан.
— Помоги нам найти Скоарнека. — Мишель.
День близится к вечеру. Эрван кружит по комнате. Он так и не спускался — никакого желания видеть этих двух старых мудаков. Ну вот он и убивает время, старается думать, правда без большого успеха, потому что мысли невозможно привести в порядок. И главное, он боится. И очень расстроен. Из-за «Гедеона». Он не любит проигрывать и не может решиться отказаться от операции. «Нанести такой удар! В самое сердце государственных средств информации! И все прахом? Да как такое могло случиться? И нет выхода? Думай, Эрван, думай».
Когда эти мысли переполняют его, он выходит в Интернет. Он уже с утра борется с соблазном выйти в Facebook! Он знает, что ждать здесь больше нечего. Жюльен убит, Сефрон арестована. И только Марсан, этот идиот Марсан, разгуливает на свободе.
С Facebook’ом покончено. Точно так же как и с Гедеоном. И все же, как наркоман, он не может устоять и выходит в Facebook в последний раз.
Гупиль Леренар входит в Сеть. Стена, альбом фотографий.
Пораженный Эрван не сразу решается скачать двенадцатую фотографию, нужную программу и расшифровывает письмо Марсана. Тот хочет встретиться.
«Ну нет, черт возьми!» Эрван встает, начинает расхаживать от кровати к столу и обратно.
Он знает, нужно сжигать мосты. Сжигать корабли. Но он отвечает и соглашается на встречу завтра утром. Предлагает место и время встречи, отправляет письмо и возвращается на страницу Гедеона Леканара.
— Наживка проглочена. — Бородач откидывается на спинку стула, подальше от экрана компьютера, и оборачивается к Мишле. — Он хочет увидеться с нашим парнем завтра утром.
— Отлично. Подтвердите. — И супрефект выходит из комнаты.
Жан ждет его во внутреннем дворе здания Информационных служб:
— Ну что?
— Сработало. Они встречаются завтра утром.
— Клево. Берем Скоарнека, он отдает нам видео и…
— И что?
— Делаем что положено.
Мишле отрицательно качает головой.
— У нас нет выбора, вспомните!
Снова это выканье, хотя тон при этом не становится менее агрессивным и угрожающим. Эти двое опасны. Супрефект соглашается.
— Знаю, конечно. А вот как вы оцениваете Марсана?
— Не понял…
— Он может сыграть на наших условиях?
— Да он трясется весь, все сделает — или заставим. К тому же ненавидит Скоарнека.
— Из-за девки?
— Ну да…
— А может, просто ломает комедию? Он сыграть-то хорошо может?
— А черт его знает. И мне на это плевать.
— А вот мне — нет. Я бы хотел завершить дело более… — Мишле подыскивает слова, — элегантно. И окончательно. Никаких следов.
— Важно только это гребаное видео. Я хочу знать, есть ли оно и что там.
— И еще, что эти поганые экологи поняли из досье Субиза, не забывай об этом. Изначально именно это и была наша цель. Понять, что известно другим.
— Ну и значит, нам нужна эта флешка.
— И еще сделать так, чтобы вопросов было поменьше. В частности, у наших друзей из Криминалки.
— И как вы этого добьетесь?
— Я тут кое-что придумал, — улыбается Мишле. Он заговорщицки берет Жана под руку и увлекает его на улицу. — Я позабочусь о прослушке в квартире Марсана. Вы его пасете. И ты следишь за тем, чтобы твой дружок с ним ничего не сделал. Он нам еще нужен. Увидимся вечером.
Эрван в своей комнате старается себя чем-нибудь занять, но ничего не получается. Каждые пятнадцать минут он выходит в Facebook. Читал ли Марсан сегодняшние газеты? Знает ли про Жюльена? Если да, то рассчитывать на него нечего. И Сефрон рядом нет, чтобы можно было держать его на привязи. Наконец приходит подтверждение. Телевизионщик соглашается, они увидятся завтра, ближе к полудню, в Париже.
Эрван растягивается на кровати, сердце готово вырваться из груди, он закрывает глаза, чтобы переварить эту новость. Безумная надежда вновь взять ситуацию в свои руки, спасти главное. Нанести удар. «Гедеон». И он снова у руля. Пусть гибель Жюльена не будет никчемной жертвой. А там посмотрим, как карта ляжет. К Эрвану возвращается самообладание, теперь он снова может увидеть этих двух старых пердунов, которые сидят там внизу и делают вид, что все знают, потому что долго живут. «Сказать им спасибо и до свидания. Завтра я отправляюсь на бой».
К ужину Скоарнек выходит из комнаты: он вымылся, переоделся и теперь с еле заметной улыбкой на губах являет собой пример самообладания и свободы в очень отрепетированной мизансцене.
Нил просто готов его убить.
Кук ставит на стол дымящуюся кастрюлю:
— Две банки говядины с морковью. Вы к нам присоединитесь?
— С удовольствием.
Попробовав этот шедевр консервированной кулинарии, Нил ощущает не только агрессивность, но и признаки тошноты и больше не может сдерживаться:
— Мы оба думаем, что вам нужно отдать полиции это видео.
— Если я это сделаю, они меня арестуют по целому ряду вполне весомых причин. Плюс еще несколько, которые они придумают.
— Возможно. И что? Вы боитесь?
— У меня нет никакого желания отправляться в тюрьму.
— И тем не менее вы в эти дни будете там в большей безопасности, чем где бы то ни было. Ваш приятель Курвуазье был бы сейчас жив, не погиб бы, сделай вы это раньше.
Скоарнека проняло.
Не упустить инициативу, надавить еще. Нил продолжает:
— Завтра рано утром я возвращаюсь в Париж. Уезжаю около семи. Я возьму вас с собой и высажу около Криминальной полиции.
Эрван встает:
— Нет вопросов. Я еду. — Он берет большой бокал вина, залпом выпивает его и с улыбкой ставит на стол. — Чтобы прополоскать рот после вашей говядины с морковью.
Когда за Скоарнеком захлопывается дверь его комнаты, Кук поворачивается к Нилу:
— Ты понимаешь, что есть большая вероятность, что он не пойдет в Криминальную полицию?
— Не пойдет он, так пойду я.
— Мы с тобой журналисты и не помогаем полиции, ты забыл?
— Первой моей задачей остается помочь дочери выбраться из всего этого дерьма. Я этого не скрывал. Конечно, никаких источников я не называю и даже ни слова не говорю о досье.
— Тогда другое дело, я согласен.
— Теперь я знаю, почему Скоарнек ничего не выложил в Сеть. Он боится, что его отправят в тюрягу.
— Если тебя это греет… — Скептическая мина. И Кук продолжает: — Однако вернемся к нашим баранам. «Тринити групп» является предметом расследования прокуратуры по борьбе с мафией уже в течение полугода. Есть подозрение, что группа принадлежит каморре и не всегда вела себя корректно, если не сказать иначе, в работе с отходами, которая была ей доверена.
— А какая связь с ПРГ?
— С две тысячи первого года по две тысячи шестой «Террай», филиал компании прекрасной Элизы, подписал большой контракт на ремонт и восстановление частных клиник во Франции и в Италии. А кто говорит «клиника», подразумевает рентгеновское оборудование, то есть радиоактивные материалы. Именно через проверку этих материалов Субиз вышел на «Тринити групп».
— Куда ни плюнь, попадешь в ядерные программы.
— Ничего удивительного, что они захотели выскочить из этого дерьма на четвертой скорости. Чертовски неудобно сидеть в тех же административных советах, в которых заправляет мафия. Рынкам это не понравится.
— Indeed! Ну а я накопал кое-что на Кардона. Он окончил Высшую политехническую школу в семьдесят втором. Я пролистал Ежегодники выпускников семьдесят первого, семьдесят второго и семьдесят третьего. И знаешь, кого я там нашел? Не старайся, ни за что не догадаешься. Жерара Бланшара, хозяина ресторана «У Жерара».
— Small world. Кто бы мог подумать!
— Его личный телефон на автоответчике. В воскресенье ресторан закрыт. Я пойду к нему в понедельник. А Борзекс попробую захватить завтра врасплох.
Сообщники удовлетворенно улыбаются, приятно снова работать вместе. Кук начинает зевать:
— Пойду спать, больше не могу.
Прежде чем подняться на второй этаж, Нил в последний раз проверяет почту. Письмо от мэтра Летерье. Содержание под стражей для его дочери продлено, как и предполагалось, на сорок восемь часов. Отец Сефрон с удивлением отмечает, что эта новость его скорее радует, чем печалит.
