Глава 4
До вчерашнего дня Энтони Нидэм был партнером Тома Ламберта по бизнесу в небольшом консалтинговом агентстве, расположенном неподалеку от Клиссолд-парка.
Нидэму за тридцать. Смуглая кожа, цветущий вид, волосы аккуратно уложены с помощью геля. На нем сшитая на заказ рубашка винного цвета и серые брюки. На руке дорогие часы. Этот человек совершенно не соответствует представлению Лютера о психотерапевтах. Рядом с ним Джон чувствует себя грубым и неухоженным.
Офис обставлен уютно и со вкусом: три удобных кресла расположены полукругом, навесные книжные полки. На глади письменного стола только ноутбук и несколько фотографий в рамках: Нидэм, участник соревнований «Айронмэн» по триатлону, оскалившись от невероятного напряжения, бежит изо всех сил с горным велосипедом через плечо.
Нидэм открывает окно (оно подается не так-то просто, приходится приложить усилие). В помещение незамедлительно врываются звуки города, запахи зимы и бензина. Лютер закидывает ногу на ногу и сцепляет перед собой ладони — так он обычно ведет себя, когда пытается скрыть нервозность. Хоуи наблюдает за Нидэмом с молчаливой сдержанностью. В руках у нее блокнот и ручка.
Нидэм выдвигает нижний ящик стола, вынимает оттуда завалявшуюся с давних пор сплющенную пачку сигарет. Порывшись, находит одноразовую зажигалку, неловко присаживается на подоконник и прикуривает, выпуская синеватый клочок дыма. Тихонько отрыгивает и прислоняется к раме, зажав двумя пальцами сигарету. Сделав первую затяжку, он тут же сминает сигарету и отбрасывает ее прочь. Возвращается с повлажневшими глазами — ему явно не по себе. Усаживается в крайнее кресло, засунув руки под мышки.
Лютер все это время молчит. Неторопливо переворачивает страницу своего блокнота, якобы сверяясь с записями.
— Боже правый, — выговаривает наконец Нидэм. Он австралиец.
— Прошу извинить, — говорит Лютер. — Я понимаю, это просто не умещается в голове… Но боюсь, эти несколько часов решают многое, если не все.
Нидэм берет себя в руки, чем вызывает у Лютера симпатию; сглотнув слюну, расцепляет руки и кивает: дескать, валяйте.
— Гм… — Лютер откашливается. — Насколько я понимаю, вы довольно часто имеете дело с весьма непростыми молодыми людьми. Проще говоря, буйными.
— Вам известно, что я не могу отступать от правил врачебной этики?
— Да, разумеется.
— Тогда я не понимаю, что вы хотите от меня услышать.
— Да я так, в общих чертах. Не относился ли мистер Ламберт к кому-либо из своих пациентов с опаской?
— Не больше, чем обычно.
— В каком смысле?
— Вы же сами сказали — мы имеем дело с уймой неуравновешенных молодых людей.
— Могу я быть с вами откровенным? Это не было случайным нападением. Налицо очень жестокое и очень личное преступление.
Нидэм ерзает у себя в кресле.
— Единственное, что я могу сказать, это то, что некоторые из пациентов действительно вызывали у Тома определенное беспокойство.
— Беспокойство по поводу чего?
— Пойдет ли им консультирование на пользу? Исчезнет ли с его помощью тяга к насилию? Не участятся ли у них приступы бешенства по сравнению с прошлым?
— А такое бывает? Они впадают в ярость прямо здесь?
— У этих молодых людей необузданный нрав. Рефлексия им несвойственна, и нам приходится сознательно подталкивать их к решению сложных личных проблем. А это бывает непросто.
— Вы имеете в виду проблему насилия?
— Да, и, как правило, это связано с жестоким обращением в детстве.
— Насилию и жестокому обращению подвергаются многие дети, — говорит Лютер задумчиво. — Но это не дает им права мучить других людей.
— Никто и не говорит, что дает. — У Нидэма бесконечно терпеливый вид человека, выслушивающего подобные высказывания тысячу раз на дню. — Суть жизни — в выборе собственного пути. Мы пытаемся дать им инструменты для успешного совершения этого выбора.
Чтобы прервать зрительный контакт, Лютер углубляется в свои записи.
— Значит, никаких существенных тревог? Ни угроз, ни звонков из разряда курьезных?
— Во всяком случае, ничего такого, что он бы счел нужным обсудить со мной.
— Может, он стал чаще выпивать? Позволять себе какой-нибудь другой допинг? Снотворное, сигареты?
— Да нет, что вы. Ничего такого.
Тут подает голос Хоуи;
— А женщины?
Нидэм смотрит на нее с недоумением:
— Чтобы Том?.. Да нет, что вы.
— Я имею в виду тех молодых женщин, с которыми вы, возможно, работаете у себя в агентстве.
— Вы считаете, это могла сделать женщина?
— Не исключено, — отвечает Лютер.
— Том бы сильным мужчиной, в прекрасной физической форме. Чтобы женщина, да так…
Камнем падает тишина. Тикают настенные часы.
— Вообще-то, с женщинами мы работаем, — говорит Нидэм. — Но это… Странно как-то. Почему вдруг женщина?
— Мы просто пытаемся рассмотреть все варианты. — Лютер прячет блокнот в карман. — Да, и еще. Вы не знаете, у кого могут быть ключи от дома Ламбертов?
— Боюсь, что нет. Извините. Может быть, у приходящей уборщицы? Больше ничего пока на ум нейдет.
Лютер благодарит и встает с кресла, Хоуи следует в метре за ним. Нидэм провожает их к выходу и уже в дверях говорит:
— Вы его поймаете, этого человека?
— Мы делаем все от нас зависящее.
— Прошу прощения за бестактность, но сейчас вы говорите со мной, как типичный лондонский «бобби».
Лютер приходит в некоторое замешательство, и Хоуи торопится ему на выручку.
— Мистер Нидэм, — спрашивает она, — а у вас есть основания опасаться за свою собственную безопасность?
— Объективно, пожалуй, не больше, чем всегда. Но у меня, знаете ли, жена, дети… Я всего лишь человек.
— Тогда вы, наверное, можете нам помочь. Позвольте взглянуть на учетные карты пациентов Ламберта.
— Вы же понимаете, я не могу это сделать.
— Мы знаем, — кивает Хоуи. — Безусловно, это вопрос врачебной этики. Но неужели вы считаете, что соблюдение этических правил в такой ситуации важнее безопасности ваших детей?
Нидэм бросает на нее укоряющий взгляд, Хоуи отвечает ему тем же.
— Кто бы это ни совершил, — вмешивается Лютер, — они проникли в дом, когда Том и Сара спали. Тому они отрезали гениталии и запихнули их ему в рот. Саре вскрыли живот и извлекли оттуда младенца. Возможно, он все еще жив. Мы все хорошо знаем, через что пришлось пройти мистеру и миссис Ламберт, чтобы зачать этого ребенка. Если вы хотели бы что-то сделать для них, доктор Нидэм, помогите мне найти его — пока те, кто его отнял, не сделали то, что задумали.
Нидэм рассеянно смотрит на свою руку, все еще сжимающую дверную ручку Ему приходится сосредоточиться, чтобы разжать пальцы. Он вытирает освободившуюся ладонь о рубашку.
— Я уже говорил вам, — произносит он, — ключ может быть у уборщицы. У кого же еще, верно?
— Логично, — кивает Лютер. — А вообще мистер Ламберт как-то обозначал круг людей, у которых есть доступ в его дом? Скажем, уборщицы, строители, кто-нибудь еще?
— Да, обозначал, — отвечает Нидэм. — Том был очень щепетилен, когда дело касалось финансовых расчетов.
— Где он хранил эти данные?
— У себя в компьютере.
— У вас есть его логин, пароль?
— Есть. Но поймите меня правильно, я очень надеюсь на то, что вы не станете входить в базу данных его пациентов или его рабочий дневник. Эти вещи относятся к конфиденциальной сфере.
— Конечно, — соглашается Лютер.
— Тогда я не вижу проблем.
Нидэм ведет их в кабинет Тома Ламберта. Планировка здесь примерно такая же, только на столе у Тома более старый ноутбук IBM. Кресла обиты темной кожей.
Нидэм садится за компьютер своего компаньона, заходит в него, после чего деликатно смотрит на часы.
— Мне надо сделать кое-какие звонки, отменить встречи у Тома, все такое… Я вернусь, э-э… минут через пятнадцать?
— Этого нам с избытком хватит, — заверяет Лютер.
— Отлично, — говорит Нидэм.
Общая пауза. Затем Нидэм, пятясь как прислуга, выходит из комнаты, оставляя своих гостей наедине с компьютером Тома Ламберта.
— Ну что, приступай, — бросает Лютер.
Хоуи стряхивает куртку, вешает ее на спинку хозяйского кресла и — приступает…
Уходят они, так и не дождавшись Нидэма. Напоследок кивают секретарше на ресепшен, заплаканной, явно еще не оправившейся после страшного известия.
Лютер думает о том, что нужно поговорить и с ней. Но не сегодня.
В то время как Хоуи лавирует в потоке транспорта, прикусив губу и вполголоса поругиваясь, Лютер проглядывает дневник и учетные записи Тома Ламберта.
Наконец он звонит Теллер.
— Что у вас? — осведомляется Роуз.
— Есть варианты, — сообщает он. — Несколько человек, на которых стоит взглянуть. Но в данный момент выскакивает одно имя: Малколм Перри. Последние год-полтора несколько раз угрожал Ламберту смертью.
— Есть какая-то конкретная причина?
— Ламберт пытался отучить его от полового извращения.
— Какого именно?
— Некрофилии.
— Очень мило. И разозлил его так, что тот стал угрожать своему целителю смертью… Неужели он разъярился настолько, что исполнил угрозу?
— Если верить заметкам Ламберта, именно из-за Перри они начали включать сигнализацию на ночь.
— В каком жестоком мире мы живем, — вздыхает на том конце Роуз Теллер. — И где же нам искать этого очаровашку?
