Водитель выключил зажигание серебристого «торонадо» и подождал, пока Когэн не перейдет трамвайные пути за «Кронином» в Кембридже. Когда тот сел в машину, водитель сказал:

— Знаешь, очень не хотелось бы никого этим грузить, но жизнь у меня была бы намного легче, если б ты смог себя заставить время от времени пользоваться телефоном, чтобы о чем-нибудь разговаривать. Сейчас появились платные, они для всех. Я наверняка смогу сообщить тебе пару номеров только в Провиденсе — это телефон-автоматы, и если тебе захочется меня вызвать и поговорить со мной о чем-нибудь, надо будет просто сказать, по какому. А бегать взад-вперед всякий раз, как у кого-нибудь из носа потечет, адски неудобно. У меня жена болеет, один ребенок болеет, практика в жопе, а тебе и это нипочем, у нас, наверно, последняя хорошая суббота, потом долго таких не будет, а я вынужден отказаться от девяти лунок и переться сюда, с тобой разговаривать. Я в последнее время, похоже, только этим и занимаюсь — отменяю встречи и езжу сюда разговаривать с тобой.

— Тебе надо с мужиком поговорить, Альберт, — сказал Когэн. — Мне сдается, ты такой человек, заслуживаешь повышения. Скажи ему, чтоб со мной связался. Я за тебя замолвлю словечко.

— Ты добрый, сил нет, — ответил водитель. — Ладно, вот он я. Выкладывай новости. Что у нас плохого?

— Ну, — сказал Когэн, — похоже, у нас проблемка.

— У нас больше не должно быть проблемок, — сказал водитель. — Вообще никаких. Я с ним разговаривал, мы сделали все, о чем ты просил. Никаких проблем, ни больших, ни маленьких. Скажи мне хоть одно, о чем ты просил и мы не выполнили.

— Ничего, — ответил Когэн. — Только возникла парочка такого, о чем я не знал.

— Выкладывай, — сказал водитель.

— Митч, — сказал Когэн. — Он не в состоянии. Я все примерно срастил на сегодня на вечер. Знаю, где будет Амато, и должен до темноты выяснить, где будет тот пацан, в котором я уверен. Но мы, по крайней мере, срастили Амато. Могли бы устроить двойную, если все пойдет правильно, или хотя бы молотнуть Хорька, он все равно тут маз. Но Митч не может.

— Сам его просил, — сказал водитель. — Вы с Диллоном оба его просили. Ты сказал, что сам не можешь, а Диллон не будет само собой. Мы достали то, что ты просил.

— Я просил, — ответил Когэн, — да, я ж не знал, понимаешь? Я хотел Митча, каким он был год, пару лет назад. Теперь он, блядь, ни на что не годен.

— Что с ним такое? — спросил водитель.

— Первое, что я слышал, — ответил Когэн, — у него этот залет в Мэриленде. Думает, будет ходка, и боится, потому что думает, его жена бросит, если загремит. Судя по тому, что говорит, так она и сделает, а если б и не кинула его, он все равно не уверен, что чалиться ему понравится.

— Не понимаю, какое отношение, — сказал водитель.

— Вроде бы никакого, — ответил Когэн, — только ему без разрешения никуда нельзя, кроме Мэриленда, а он, само собой, не спрашивал, так сюда приехал, поэтому наружу выходить боится, сидит все время в номере. Потому что его заметут за одно то, что он тут… В общем, — продолжал Когэн, — он ныкается и ебет все, что скачет.

— Он сказал, — сказал водитель, — когда я ему сказал, что тебе нужен Митч, говорит, нормально, только лучше всего, наверно, будет, если ты найдешь способ не выпускать чувака из ванной все то время, что он тут. Ну и что он? Не выйдет?

— Выйдет, если мы захотим, — сказал Когэн. — А я думаю, мы не. Когда приземлился, он сразу потребовал телку, и я подумал, а мне какое, нахуй, дело? Ну хочет он себе телку. Позвонил одному парню, он ему телку срастил. Красота. А он чего — он раскрутил эту телку на имена других телок, а это, учти, бляди не из Лоуренса на ночь. Эти девки много кого видят и много с кем разговаривают, и все уже теперь знают, что он в городе, а нам это совсем ни к чему. Телка, которую я ему срастил, я просил такую, кто начинает только, не знает никого, ей все — что ссаки на снегу. А он еще и Полли нашел, говорит, а в городе нет таких, кто Полли бы не знал, и этот тупой гондон, елки-палки, с ней посрался. А эта телка с легавыми вась-вась.

— Он совсем без мозгов? — спросил водитель.

— Думаю, да, — ответил Когэн. — Мне кажется, на чувака говно лопатой можно валить лишь от сих и до сих, а Митч свой лимит уже выбрал. Когда мы встретились, он бухал вчерную, и я ему что-то сказал, а он мне — ему до усрачки-де страшно, когда надо летать, ночь не спит перед вылетом, поэтому надо что-то в себя влить, чтоб уснуть. В общем, ладно, и я же вижу, у него много заморочек. Пусть чувак делает что хочет… В общем, — сказал Когэн, — это было три дня назад, и что он за эти три дня не выеб, то выпил. Я уходил, он был бухой. Полтретьего, а он заканчивает сраться с какой-то кистярой, где взял, хуй знает. Сам в жопу, пиздит и прочее, не помнит, в каком году что было, елки-палки, я ему насчет этого по ушам-то поездил, а он хоть сейчас в одних трусах готов идти работу работать. И не затыкается.

— Ты с Диллоном разговаривал? — спросил водитель. — Диллон-то в состоянии разговаривать?

— Рассказывал, вчера гулять ходил, — ответил Когэн. — Говорит, чувствует себя крепче, вчера хорошенько поужинал, телик посмотрел. Ну. Диллон думает, как я. Если мы чего-нибудь не сделаем, этот чувак все просрет. Цапнет себе туда еще одну шмару и баллон, и если кто из бывших еще по всей улице не разнесла, следующая начирикает. Нам его из города вчера надо было убрать, вот что нам надо.

— Ну, — сказал водитель, — ты его сюда пригласил. Отправь назад.

— Не поедет, — ответил Когэн. — Ему хрустов надо, говорит, на самом деле, очень надо. Работу потерял или как-то, и все остальное. Если я ему скажу, не поедет. По-моему, он вообще ничего не станет делать, если я ему скажу, если только не нажрется так, что не сообразит, что еще сделать можно. А он, наверное, уже.

— Я на него сегодня не могу выйти, — сказал водитель.

— Я не про это, — сказал Когэн. — Я чего подумал: устрою, чтоб его свинтили.

— Сдай его, — сказал водитель, — шары не погонит?

— Если поймет, что это я звякнул, может, — ответил Когэн. — А я как прикинул, у меня чувак знакомый есть, так у него одна жаба, лучше хипесницы нет. Она с ними срется за всю, и они все зубы ей готовы отдать, лишь бы свалила из номера, пока легавые не грянули. Я думал ее туда послать, понимаешь, ему-то сказал, никакой пизды больше, работать пора, но он так набухался, что не вспомнит, просил кого-то ему кого-то подогнать или нет, и по-любому напрыгнет. А эта гостиница — ну, там они клиентов не очень пасут, но место хорошее, им не с руки срач с блядьми, а он за это загремит, вскорости заклад отзовут, и поедет он обратно.

— Крутенько ему придется, — сказал водитель.

— Вообще-то нет, — ответил Когэн. — На самом деле, мне кажется, так ему же лучше. Ему пиздец, если он и дальше так будет. В ломбарде ему не столько самосвала подгонят, чтоб загнулся, а не в ломбарде — так он нас всех грохнет.

— По-моему, ему очень надо потолковать с людьми Митча, — сказал водитель.

— Альберт, — сказал Когэн, — как они узнают?

— А, — ответил Альберт, — я ему, наверно, могу сказать.

— Если хочешь, — сказал Когэн. — Пусть сам решает.

— Ладно, — сказал водитель. — Давай. Так, у нас теперь остается Амато.

— Что-нибудь, наверно, придумаю, — сказал Когэн. — Мне кажется, сам его заземлю.

— Мне казалось, ты не можешь, — сказал водитель. — Он же вроде тебя знает.

— Знает, — кивнул Когэн. — Но и пацана он знает, из тех, кого припахивал. И пацан, я прикидываю, будет знать, где будет Амато следующие пару вечеров.

— А сделает? — спросил водитель.

— Я тебя ждал пока, — сказал Когэн, — начал думать. В общем, по-моему, я знаю способ.

— Нормально с ним будет? — спросил водитель.

— О, — ответил Когэн, — поди пойми.

— Ну, значит, серьезно, да? — сказал водитель. — Вопрос тогда серьезный.

Когэн уставился на водителя.

— На некоторое время, — сказал он. — Ненадолго, на чуть-чуть. Поговори с мужиком.