Книга: Ограбление казино
Назад: 14
Дальше: 16

15

Черная девушка, тощая, выгнула спину и завела назад руки — застегнуть лифчик.
— Первая? — сказал Митч. — Неплохая была. Не сильно хорошая, но и неплохая. Нормальная. Хотя, похоже, куда-то ужасно спешила.
— Ну, в конце концов, — сказал Когэн, — ее, наверно, срочняком сорвали, все дела.
Черная девушка поправила груди в чашках лифчика. Затем по абрикосовому коврику зашла за спинку кресла, в котором сидел Когэн, и пяткой левой руки ткнула его в правое плечо.
— Платье, голубок, — сказала она. — Ты сидишь на моем платье.
Когэн подался вперед, не обернувшись. Черная девушка вытащила из-под него белое платье. Надела его через голову, расставив ноги на коврике пошире.
— Бля, — сказал Митч, — не в этом дело. То же самое, что с ними всеми. Никто уже ничего правильно не делает.
Когэн рассмеялся.
— Я серьезно, — сказал Митч. Взял стакан с журнального столика. — Пусто, — сказал он, глядя в него. — Хочешь?
— Мне рано, — ответил Когэн.
— Рано? — переспросил Митч. Встал — в одних трусах и футболке. — За полдень.
— Все равно рано, — сказал Когэн. — А ты валяй, если хочешь.
— И навалю, — сказал Митч. Ушел в ванную.
Черная девушка снова выгнула спину — застегнуть сзади молнию.
— Голубок, — сказала она, зайдя Когану спереди, и нагнулась задом. — Не можешь мне застегнуть?
— Нет, — ответил Когэн.
Митч в ванной пустил воду.
— Ебаться не сложнее чего угодно, — сказал он.
— Гад, — произнесла девушка, выпрямляясь. Затем повернулась и посмотрела на Когэна. — Я думала, ты пошутил.
— Я никогда не шучу, — сказал тот. Повел подбородком на ванную. — Пусть тебе клиент застегивает.
Митч вышел из ванной, в стакане — темный скотч с водой.
— Всем теперь насрать на качество, — сказал он. — Просишь кого-нибудь что-то сделать, заплатить готов, а они говорят, что все сделают, а делают лишь наполовину.
Девушка повернулась спиной к Митчу.
— Застегни мне платье, голубок, — сказала она. — А то твой милый дружок не хочет.
Митч застегнул ей платье.
— А белки им все нужны при этом, тут можно не сомневаться. Не половина — нет, сэр. Все целиком. — Он вернулся к креслу, отхлебывая из стакана. — Полработы. Зла не хватает.
Черная девушка села на кровать и надела красные туфли.
— Для чувака, который тут уже три дня как празднует, — заметил Когэн, — ты что-то многовато пиздишь и стонешь.
— Я плачу за все, — сказал Митч. — За все плачу сам. И пиздеть могу сколько захочу. Ты эту телку знаешь, Полли?
Черная девушка выпрямилась и оправила платье. Посмотрела на Митча.
— Голубочек?
— На комоде, — ответил Митч. Выпил. — Лопатник на комоде.
Черная девушка прошла по номеру, вращая бедрами.
— Полли все знают, — сказал Когэн.
— Телка, что ты прислал, то же самое сказала, — сказал Митч.
Черная девушка взяла бумажник.
— Внутри сто семьдесят три доллара, — сказал Митч. — Когда я встану, я хочу там найти сто сорок восемь, поняла?
— Ла-ды, — ответила девушка. Вытащила наличку, отсчитала и что-то положила назад. Вернула бумажник на комод. Взяла блестящую красную сумочку с комода, открыла и положила туда деньги. — На чай не будет, голубок? — спросила она.
— Не будет, — ответил Митч.
— Потому что, знаешь, голубок, — сказала она, — все это мне моему мужику отдавать. А девушке что-то и для себя нужно время от времени.
— На чай не будет, — повторил Митч.
— Настоящий дамский угодник, — сказал Когэн.
— Ну ее нахуй, — сказал Митч. Опять выпил. — Сейчас день. А она, тут ей медом намазано, правда, голубка?
— Лучше, чем папки перекладывать, — ответила девушка.
— Я про это ничего не знаю, — сказал Митч. — Папок никогда не перекладывал.
Девушка дошла до двери.
— Ну, — сказала она, — иногда оно не сильно лучше, чем папки. Но… но по большей части оно лучше. Иногда, знаешь, старик попадается, тогда просто быстрее. — Она открыла дверь.
— Знаешь, голубка, — сказал Митч, — настанет день, и какой-нибудь старый козел, которого ты только что выдоила, решит тебя чуточку порезать за такие базары. Как тебе это понравится?
— Господи, — произнесла девушка в дверях, — я даже не знаю. Думаешь, кончу?
— Могла б, так кончила, — сказал Митч. — Но скорей всего — нет, я вот чего думаю.
— Ну тебя в пизду, — сказала девушка, закрывая дверь.
— Вот это, — произнес Митч, — я примерно и имел в виду, когда ее сюда вызывал. Господи, ну и смешные у вас давалки в Бостоне. Мне ее чуть ли не уговаривать пришлось. А эта Полли там? То же самое. Только по-французски. «Иисусе Христе, — говорю, — я ебаться хочу. Ты разве не этим занимаешься?»
— Нет, не этим, — ответил Когэн. — Кого бы ни спросил, все тебе так скажут. Я б и сам тебе это сказал.
— Но не сказал же, — сказал Митч.
— Так а ты не спрашивал, — ответил Когэн. — Не я ж ее сюда вызывал. Та телка, что я прислал, — она ж ничего была, я понимаю? Парень мне сказал, нормальная.
— Не более того, — сказал Митч. — Я никак успокоиться не мог. Говорю ей: «Что значит — по-французски? Мне, по ходу, ебаться нравится. Кто кого тут снимает?» Вообще без разницы. Ее можно мацать, ей пистон вставлять можно, а вот ебать ее нельзя. Елки-палки. Только ебаный минет.
— Предполагалось, что это великолепный минет, — сказал Когэн.
— Когда хочешь ебаться, — сказал Митч, — великолепных минетов не бывает. Она мне рассказывает, чуваки две-три сотни за ночь башляют за то, что она делает. Это правда?
— Наверно, бывало, — ответил Когэн.
— Ага, — вздохнул Митч. — Ну а я знаешь что думаю? Я думаю, вы все тут ебнулись, раз телкам спускаете такое с рук.
— Триппера, видать, боится, — сказал Когэн.
— Ага, — сказал Митч, — ну да ладно. С такой работой, наверно, нельзя так говорить, но с ней мне не повезло. Она — она все равно не выебла никого из тех, о ком я мог бы тебе рассказать. Зубов не будет, чувак, вот и станет чудом света. А я нет. Знаешь чего? Я тебе кое-что скажу. — Митч допил. — Мне пизды настоящей не перепадало аж с самой Флориды.
— Там у тебя ништяк телка была, — сказал Когэн.
— Солнышко, — сказал Митч. — То была Солнышко. Наверно, ты ее тоже еб после того, как я уехал.
— Митч, — сказал Когэн, — когда мы с Диллоном туда приехали ночью, она была с тобой. Когда мы уехали, ты по-прежнему там оставался, и разве не с тобой она была? Ты там — сколько?
— Три недели, — ответил Митч.
— Три недели, — повторил Когэн. — А я там пробыл пять дней, как раз посередке. И как мне, нахуй, это было успеть?
— Не знаю, — ответил Митч. Взял в руку стакан. — Опять пусто, — сказал он. — Ты точно со мной не хочешь?
— По-прежнему еще рановато, — ответил Когэн.
Митч зашел в ванную. Коган услышал, как в стакан бросают лед. Как открывают кран — не услышал.
— Это Сэмми, — сказал из ванной Митч.
— Чувак из Детройта, — сказал Когэн. — Пронырливый такой на вид сольди.
— Сэмми жидяра, — сказал Митч.
— Ладно, — ответил Когэн. — Я не в этом смысле.
— Фигня, — сказал Митч. — На макаронника все равно похож. Ему тогда было б лучше, по-моему. А он еврей. Все годы, что я его знал, он по-прежнему. Сукин сын.
Когэн услышал, как из крана потекла вода. Вышел Митч с разбавленным темным скотчем. Рот он вытирал тылом левой руки.
— Это я сам лоханулся, — сказал он. — Вечером перед отъездом мы ужинаем, а он подваливает, я их знакомлю и все такое. Не знаю, чего оно меня не отпускает, понимаешь?
— Нет, — ответил Когэн.
Митч сел. Поставил стакан на журнальный столик.
— В смысле, я знаю. Когда я там — я там, а она со мной. Когда я уехал, там ты, и она с тобой.
— Ее не было со мной, — сказал Когэн.
— Я не имел в виду тебя, — сказал Митч. — Я в смысле — любой мужик. Любой, кто там есть, — она с ним. Ты уезжаешь, и она уже не с тобой.
— А-а, — сказал Когэн.
— Видишь, — сказал Митч, — вот я о чем. Я это знаю. Я ей дал, ну, в прошлом году, я там пробыл всего две недели. Нет, три. В общем, сколько это ночей?
— Двадцать одна, — ответил Когэн.
— Не, — сказал Митч. — Ай, ладно, в общем, я ее на себя записал. Четырнадцать ночей. Знаешь, сколько мне это стоило? Три тысячи долларов.
— Ну, — сказал Когэн, — вот уж нафиг. Я б телке не стал три штуки платить ни за что вообще. И плевать, что она там умеет. Я б не стал.
— Мне все равно было, — сказал Митч. — Я тогда еще в союзе был, и ребята, которые работы держали, со мной очень всегда порядочно. Никаких диких забастовок, ничего — понимаешь меня, в общем, да? Мне было плевать. В общем, это много. И я притом не люблю эту телку, да? Я ей просто башляю за то, когда я там.
— Она все равно отпадно выглядит, — сказал Когэн.
— Точно, — согласился Митч. — Ебаный этот Сэмми. В тот вечер, когда ты ее видел, на ней что было?
— Скажу тебе правду, — сказал Когэн. — Я не обратил внимания, в чем она была, скорее — на то, что было под этим. В чем-то желтом, кажется. Много чего видно.
— Там и есть что видеть, — сказал Митч. — В тот вечер Сэмми такой подваливает, да? А на ней такое серое. Как шелк, серое такое, и без спины, а у нее сиськи прямо слоновьи, что-то с чем-то, я тебе скажу. У меня такой стояк, что им пятерых уложить можно, а я — я все остальные ночи ее брал, да? И тут Сэмми такой подходит, я их знакомлю, и надолго ли я тут, надолго ли он тут, а я на самом деле не особо секу, что происходит, мы вина выпиваем себе, ну и я его пригласил к нам подсесть. И вскоре мне в сортир занадобилось. Я пошел, и меня довольно долго не было, потому что елдак торчит так, что хоть на голову становись, чтоб в толчок попасть, а не себе в рот, блядь, и все равно осторожней же надо, понимаешь. Так меня раскочегарило. По-моему, не моргнул даже. И кожи почти не осталось, наверно. Она зашибись — у Солнышка с таким все очень хорошо. Если у тебя на Солнышко не встанет, ты тогда жмур, вероятно. Но тут у нас последний раз, и ей не придется. Потому что я весь на изготовку, даже ужин перетерпеть могу. Друг мой, мне все равно, что ты скажешь, я всякое мясо видал, какое бывает, понимаешь?
— На этой неделе ты видал, — сказал Когэн. — Ты здесь сколько, три дня, и я слыхал, ты обсмотрел почти все пёзды, что есть в Бостоне.
— Мне нравится, — сказал Митч. — Вот в чем штука, мне это нравится. Это как — это у меня вместо хобби, понимаешь? Когда я дома, я нихера не делаю. Ни хе-ра. А поэтому езжу на бега. Раз в год еду на бега и там ебусь. Только вот в этом году, наверно, я на бега не поеду.
— Я б не смог, — сказал Когэн. — Меня заебывает. Ты — ты-то, наверно, в хорошей форме. Я б не стал — не смог бы три дня кряду ебаться, вот и все. Я бы не смог.
— В твоем возрасте, — сказал Митч, — я точно так же считал.
— Еще бы, — сказал Когэн. — Мне работу работать.
Митч отпил из стакана.
— Я раньше тоже так думал, — сказал он. — Потом, сам не знаю, когда это случилось, не знаю почему. А я просто начал. Поехал туда, в самый первый раз когда поехал, снял себе люкс. С Марджи у нас было все ужасно, она про это узнает и устраивает всяческий пиздец, у нее спросишь, так она скажет, что бухает из-за того, что я туда езжу. Ну, в общем, или она, или я. Но я тебе могу сказать, мальчик мой, если тебе надо кому вставить, бери себе, нет ничего лучше на свете, чем молодая еврейка, которая ходит.
— Я запомню, — сказал Когэн.
— Та телка, — сказал Митч, — она в Оберлине была, в колледже училась, да? И бросила. Что ты насчет скажешь? — Он выпил.
— У тебя все нормально, — сказал Когэн, — завтра или послезавтра вечером?
— У меня уже сейчас все нормально, — сказал Митч. — Ебаный в рот. Оставь меня уже в покое, а? В общем, она бросила. И пошла ходить. А когда у тебя такая телка, они ж сразу за дело берутся, знаешь? И они так — они, блядь, в натуре знают, что делают. Эта вороха, Солнышко, она — нет, она больше чем вполовину моложе моей жены, а знает такое, что если б Марджи так умела, пошла б в участок сразу на бровях. Точно тебе говорю… В общем, я к столу вернулся, — продолжал Митч, — наконец слил все это вино и себе на подбородок не нассал, блядь, при этом, а они там оба сидят, и Сэмми такой вежливый очень, и прочее, и вот он наконец свалил, а мы заканчиваем, и я думаю, господи, блядь, боже мой, да я до номера допрыгаю только на том шесте, который из меня торчит, и мы идем туда, и хочу тебе сказать, три штуки — это не баран чихнул, мне плевать, есть они у тебя или нет, это, блядь, дорого, но оно того стоит, честно — оно того стоило. Я дал ей треху за все время и ту одну ночь, все до цента отработала. Только ей я, конечно, так не сказал.
— Митч, — сказал Когэн.
— В общем, утром подымаюсь, — продолжал Митч, — ну и подымаю, но у меня самолет в полпервого, поэтому все наскоряк. А наскоряк с Солнышком — это раз в девять лучше целого, блядь, свидания с какой-нибудь другой телкой. А потом я спускаюсь, парку себе нагоняю, возвращаюсь опять наверх, и надо ей остаток хвороста отдать. Понимаешь, им половину сразу при заезде отдаешь, а когда заканчиваешь у них там, отдаешь остальное. В общем, я говорю — рассказываю ей, как очень ей благодарен, ценю, я знаю, что это значит, все это время одним куском и прочее. А она мне, понимаешь, рассказывает, из оборота же выпала и все такое, говорит мне: «Все в порядке», — никаких проблем, значит, и я отдаю ей хрусты и все такое, и она уходит — и, ну, в общем, на следующие две недели остается с Сэмми, и он за это башляет ей четыре. Вот хуесос же.
— Послушай, — сказал Когэн, — это потом, мне надо с этим пацаном встретиться, ладно? По-моему, у меня есть чувак, который тебя покатает и прочее.
— Я не могу наружу, — сказал Митч.
— Я не в смысле хуем по району трясти, — сказал Когэн. — Ты сюда приехал кое-что сделать. Вот за это. Я с ним собирался поговорить, и тогда, если мне все понравится, он сумеет что-то делать сам, братцу его за ручку держать не придется все время, я тогда сюда его приведу, и мы с тобой обо всем перетрем.
— Мне годится, — сказал Митч.
— Что ж, — сказал Когэн, — отрадно это слышать. Только мне вот не годится. Потому что ты просто не сумеешь, не сможешь сегодня нихера, а я не хочу, чтобы этот пацан слишком о чем-то думал, он братцу своему запросто побежит чирикать.
— Лана, — сказал Митч, — где он, нахуй? Подымай его сюда, мы ему вкрутим.
— Ты, — сказал Когэн, — я тебе скажу, что ты делаешь, да? Ты ложишься в кроватку.
— Я не устал, — сказал Митч.
— А по мне, так ты просто без сил, — сказал Когэн. — Ты идешь и ложишься, нахуй, в кроватку. И сейчас полтретьего, говнюк. Я тебе позвоню в полвосьмого, и лучше будет, если я тебя разбужу, потому что если я тебя не разбужу, придется мне звякнуть паре знакомых легашей, они тебя отвезут туда, где тебе полагается быть.
— Ну, — сказал Митч.
— Никаких пёзд, — сказал Когэн, — никакого больше бухла, ничего. Залезь под душ и ложись спать, а я тебя разбужу и скажу, где тебе надо быть, да?
— Да кто ты такой, засранец, чтоб мне приказывать, — сказал Митч.
Назад: 14
Дальше: 16