§ 76. Начало царствования. Принимаясь за трудное дело успокоения государства, царь Михаил, по своей молодости (17 лет), болезненности и душевной мягкости, не мог обойтись без руководства и помощи. Поэтому около него собрался круг приближенных придворных, среди которых первое место занимала семья Салтыковых, родственников государевой матери, инокини Марфы (урожденной Шестовой). В придворной жизни Салтыковы играли большую роль и злоупотребляли своим влиянием. В государственном управлении они также получили большое значение, оттеснив на второй план старейших бояр и вождей земского ополчения. Князь Д. Т. Трубецкой был удален на воеводство в Сибирь; князь Д. М. Пожарский лишился прежнего влияния на дела. Родовитые бояре, имевшие большое значение в смутное время (князья Мстиславский, Воротынский, Голицыны и др.), стояли далеко от молодого государя; влияние принадлежало не боярской думе, а кружку придворных любимцев молодого государя и его матери.

В первые годы своего царствования царь Михаил правил с постоянною помощью земского собора: собор действовал в Москве непрерывно в течение десяти лет и помогал царю Михаилу во всех важных и трудных делах. Собор не ограничивал царской власти; напротив, сам царь не хотел править без него. Страна была разорена, население напугано смутами и еще плохо подчинялось порядку. Для государя было необходимо, чтобы все важнейшие распоряжения московской власти были обсуждены и одобрены на соборе «всею землею», всеми земскими выборными людьми. Тогда только получалась уверенность, что принятая мера будет исполнена везде и всеми без прекословия. Поэтому царь Михаил устраивал так, что вместе с его указами посылались повсюду одинаковые указы и от собора, а вместе с его чиновниками ехали для важнейших поручений и соборные «послы».

§ 77. Борьба с врагами государства. На первом месте в начале царствования Михаила Федоровича была борьба с врагами государства, с казаками и иноземцами. Заруцкий, убежав вместе с Мариною Мнишек из‑под Москвы, захватил Астрахань и думал образовать там свое особое государство под главенством персидского шаха. Из Москвы послали на Астрахань войско и всячески просили казаков, сидевших на Дону, не помогать Заруцкому. Заруцкий из Астрахани, еще до прихода московского войска, убежал на север, на реку Урал (которая тогда звалась Яиком). Там догнали его московские воеводы и взяли в плен как самого Заруцкого, так и Марину с ее сыном, «царевичем» Иваном. Заруцкий и «царевич» были казнены в Москве, а Марина умерла в тюрьме. Казаки же Заруцкого разбрелись. Так миновала опасность от казаков, сосредоточенных на юге – на Дону и южной Волге. Но оставались мелкие казачьи шайки в самом государстве. Они бродили из области в область, живя грабежом и разбоем, и укрывались от погони. Когда же случайно казаков собиралось вместе большое число, они становились дерзкими и отваживались на открытый бой с царскими войсками. Так, в 1614 году атаман Баловень повел к самой Москве большие толпы «воровских» казаков. Царь и земский собор отправили на них целое войско под начальством знаменитого тогда воеводы князя Бориса Михайловича Лыкова-Оболенского. Лыков разбил казаков, поймал Баловня и привел в Москву тысячи сдавшихся ему «воров». После этого русские «воры» присмирели. Но продолжали еще действовать пришлые литовско-польские разбойники. Особенно отличался среди них старый тушинский воевода Лисовский. Напрасно гонялись за ним московские воеводы; даже сам князь Пожарский не был в состоянии его изловить. Только смерть Лисовского избавила от него Москву. Кроме этого литовского «вора», грабили Русь и другие литовско-польские выходцы, в особенности «черкасы» (казаки с Днепра), забиравшиеся далеко на север, даже к Белому морю. Много времени и усилий потребовалось для того, чтобы истребить этих «воров» и водворить некоторую безопасность в стране.

В то же время шла борьба со шведами и с королем Сигизмундом. Шведы продолжали занимать Финское побережье и Новгород. Москва не могла допустить утраты Новгорода; московские войска пытались добыть его от шведов, но неудачно. В свою очередь, шведский король Густав-Адольф наступал далее на Русь и осадил Псков (1615), однако же не мог его взять. При посредстве голландцев и англичан начались переговоры о мире между шведскими и русскими послами и, наконец, в 1617 году в селе Столбове (недалеко от Ладоги) был заключен мирный договор. По Столбовскому договору, Новгород и некоторые другие города были возвращены Москве; у шведов же осталось то Финское побережье (от Нарвы до г. Корелы), которое было уступлено шведам Василием Шуйским.

Король Сигизмунд не признавал Михаила Федоровича законным Московским государем и продолжал считать себя и своего сына обладателями Московского престола. Не имея сил опять завоевать Москву, он соглашался иногда на мирные переговоры, но они обыкновенно кончались неудачею. Московские послы считали Владислава лишенным Московского царства и требовали возвращения Смоленска и прочих городов, захваченных поляками. На эти условия поляки не шли, и переговоры сменялись военными действиями. В 1617–1618 годах королевич Владислав предпринял большой поход на Москву. Он подступил к московским стенам, но встретил мужественное сопротивление. После неудачного приступа к столице поляки отошли к Троице-Сергиеву монастырю. Там, в деревне Деулине (иначе Девулине), начались переговоры о мире. Обе стороны, утомленные долгою борьбою, проявили некоторую уступчивость, стало возможно достигнуть если не полного мира, то перемирия. Оно было заключено (на 14½ лет) с временною уступкою королю Смоленска и Северских городов и с условием, что поляки вернут из плена митрополита Филарета. Владислав не отказался от прав на Московский престол и от царского титула. Именно потому и невозможен был вечный мир между Москвою и Польшею, что Москва не могла навек отказаться от Смоленска, а король и королевич не могли отречься от Московского царства.

§ 78. Возвращение из плена Ф. Н. Романова. Его политика. Летом 1619 года возвратился из плена в Москву отец царя Михаила, Филарет Никитич. В Москве тогда не было патриарха, потому что патриарший сан, после смерти патриарха Гермогена (1612) и избрания на царство Михаила, берегли для государева отца. Тотчас по возвращении Филарета в столицу он был поставлен в патриархи и получил титул «великого государя», самый почетный в то время, которым именовали только царя. Таким образом в Москве стало два государя и установилось двоевластие. Превосходя сына твердостью характера и опытностью в делах, Филарет занял первое место в правительстве. По отзывам современников, он был очень властный человек, держал все дела в своих руках и пользовался таким влиянием, что и сам царь не выходил из его воли. До самой своей кончины (1633) он правил государством с редкою энергией и твердостью. При нем лишились своего значения Салтыковы и вообще не стало сильных фаворитов.

В первые же дни после приезда в Москву Филарет собрал земский собор и говорил с земскими людьми о дальнейшем порядке управления. Был предположен ряд мер для того, чтобы улучшить администрацию и достигнуть справедливой равномерности в службе и в податях для всего населения государства. То, что было постановлено на соборе, Филарет исполнял потом с большою твердостью и настойчивостью, хотя ему и не удалось достигнуть намеченных целей.

Что касается администрации, то главные заботы Филарета направлялись на улучшение управления местного, в уездах и городах. Со времени Ивана Грозного в областях было введено самоуправление: управляли выборные люди, «губные старосты» и «земские судьи» (§ 58). В смутное же время, когда война и грабежи охватили государство, во все города были посланы из Москвы военные власти, «воеводы», которым временно были вверены не только военные, но и все гражданские дела. Воеводы заменили таким образом самоуправление своим единоличным управлением. Они почти везде злоупотребляли своею властью, брали взятки, чинили насилия. Великие государи принимали разные меры против воеводского произвола и насилия; решено даже было вовсе отозвать воевод, а жителям в городах предоставить по‑старому выбирать себе губных старост из дворян. Однако эта попытка восстановить самоуправление не имела полного успеха. В городах было тогда мало годных к делу служилых дворян, так как все они обыкновенно бывали на государевой службе, в войске или в служебных посылках. Поэтому губных старост не из кого было выбирать, и горожане продолжали жаловаться на плохое управление. И в самой Москве не переводились злоупотребления дьяков: дела они тянули в бесконечной «волоките», требовали взяток и решали дело в пользу того, кто больше дал. Таким образом, несмотря на большие старания, вывести административные непорядки государям не удалось.

Равномерность в распределении государственных повинностей также не была вполне достигнута при Филарете и Михаиле. Вместе с земским собором (в 1619 году) великие государи постановили произвести полную опись всех населенных земель государства в «дозорных книгах» и «писцовых книгах» и на основании этих книг определить точно, какие повинности может нести в пользу государства каждый землевладелец. Совершив эту опись, постановили следить за тем, чтобы все городские и сельские жители служили и платили каждый в свою меру, по справедливости. Однако злоупотреблений в этом отношении было много. Служилые люди часто уклонялись от службы, а тяглые от платежей и повинностей, жалуясь на то, что они разорены смутою и не в силах служить и платить. Желая помочь населению и в то же время поставить как следует свое войско и финансы, государи принимали ряд мер для устройства сословий.

§ 79. Положение сословий. Иноземцы в Московском государстве. Служилые люди жаловались на то, что их поместья находятся в беспорядке: владеют ими часто люди, неспособные к службе или не имеющие права на поместное владение; крестьяне не сидят на местах и не работают на помещика, а бродят с места на место и мало пашут. Правительство заботилось о том, чтобы привести в порядок дворянское землевладение. Оно разбирало дворян по «статьям»; выбрасывало вон из службы неспособных и сгоняло их с поместий; исправным же увеличивало поместья и давало денежное жалованье. В конце концов, через 15–20 лет работы, поместное землевладение было более или менее устроено (1636). Отношения помещиков с крестьянами уладить было трудней, потому что ничем нельзя было заставить крестьян оставаться в разоренных поместьях и вотчинах. Они искали мест, где им было лучше, и шли в богатые имения бояр и монастырей или же убегали в казаки на Дон. Был тогда дан указ, что землевладельцы могут искать своих крестьян в продолжение не пяти лет (как было установлено при Борисе Годунове), а десяти и даже пятнадцати. Но это мало помогало, и дворяне не переставали просить о бессрочном прикреплении крестьян к их землям безо всякого права перехода.

Податные люди в городах и областях, как мы знаем (§ 55), составляли податные общины, которые сами собирали через выборных «земских старост» свои подати. При царе Михаиле, когда подати по необходимости были тяжелы, много тяглых людей, в особенности в городах, уходило из тягла или старалось так или иначе уменьшить свою подать. Одним из способов уйти из тягла было «закладничество». Тяглый человек «закладывался» за какого‑либо «беломестца», то есть вступал в зависимость от такого землевладельца (боярина, монастыря), который вовсе не платил податей со своих владений. Сделавшись боярским или монастырским человеком, такой «закладчик» продолжал жить на своем дворе, но уже не считался членом общины и не платил со своим «миром» никаких государевых податей. Закладничество было страшным злом для тяглых общин, потому что отнимало у них земли и плательщиков. Были и другие способы «избывать» тягла и если не совсем от него избавляться, то уменьшать его. Так как подать тогда собиралась с «паханой земли», то стоило лишь уменьшить свою запашку, чтобы платить государству меньше. К сокращению запашки располагали и смуты: как враги внешние, так и свои казаки постоянно топтали посевы, жгли и грабили запасы. Крестьяне поэтому стремились пахать возможно меньше и искали обеспечения в других промыслах. Правительство терпело от этого прямой убыток, потому что не получало такого дохода, на какой рассчитывало по старине. Чтобы выйти из затруднения и увеличить свои сборы, оно стало назначать подати не с земли, а с двора. Каждый крестьянский двор должен был уплачивать известную сумму, независимо от того, какая у него запашка. Так постепенно совершалась важная реформа: место поземельной подати заступала подворная.

Нуждаясь постоянно в средствах, московское правительство думало получить большие выгоды для себя и для народа от торговли с иностранцами в Архангельске. Чтобы привлечь иностранцев, особенно же англичан, в Белое море, царь Михаил дал им большие льготы (1614): англичане совсем беспошлинно, а голландцы с малою пошлиною могли торговать не только в самом Архангельске, но и в прочих городах Московского государства. Торговля от этого действительно оживилась; в государстве появилось много иностранной серебряной монеты (именно среднеевропейских талеров, которые назывались «ефимками» и ходили по полтине). Но все выгоды от этой торговли оказались на стороне иностранцев: они забрали в свои руки внутреннюю московскую торговлю и так затеснили русских купцов, что те не переставали горько жаловаться и просить о том, чтобы иностранцев удалили из государства. Однако государь не мог удовлетворить таких просьб. Необходимость заставляла его постоянно прибегать к иноземцам. Вместе с европейскими купцами в Москву приглашались с Запада всякие знающие люди. Иностранные офицеры обучали московских людей военному строю и устраивали в Москве регулярное войско, целые полки «солдат», «драгун» и «рейтар»: войны смутного времени показали необходимость такого войска. Иностранные техники устраивали заводы для обработки найденных ими железных руд (таковы заводы, оружейные и литейные, Виниуса и Марселиса в Туле). Иностранные доктора лечили царскую семью и московскую знать и завели в Москве первую казенную аптеку. Иностранные «мастера всякого дела» призывались в Москву ко двору на хорошее жалованье. (В Москву приглашали даже ученого астронома и географа голштинца Олеария, говоря, что в Москве и «такие люди надобны».) Словом, после тяжелых уроков смутной эпохи москвичи поняли необходимость практических заимствований с запада и все невыгоды прежней обособленности и отчуждения от иноземной культуры. В конце царствования Михаила в Москве, в подмосковной немецкой слободе, жило уже до 1000 протестантских семейств из разных европейских стран. (С католиками москвичи боялись иметь дело из‑за острой религиозной розни.) При таких условиях для царя Михаила было трудно решиться отнять торговые привилегии у англичан и голландцев.

§ 80. Война с Речью Посполитою и вопрос об Азове. После многих лет мирной работы над восстановлением порядка в государстве московские государи решились возобновить войну с Речью Посполитою за Смоленск. Московское войско, состоявшее из новых полков иноземного строя и из старых дворянских ополчений, осадило Смоленск (1632). Так как Смоленск был чрезвычайно сильною крепостью, то осада затянулась, несмотря на то что во главе московских войск стоял тот самый боярин Шеин, который в смутное время был воеводою в Смоленске, геройски защищал его от поляков и знал хорошо как город, так и его окрестности. На помощь Смоленску успел явиться вновь избранный (после смерти Сигизмунда) король польский Владислав Сигизмундович. Он не только отбил русских от крепости, но и окружил их самих в их лагере. Утомленные долгою войною, московские войска не могли выдержать натиска свежих войск Владислава, и Шеин вступил в переговоры с королем. Он согласился отдать полякам все свои пушки и обоз и уйти в Москву (1634). За это бесславное отступление он был в Москве казнен как изменник. Летом 1634 года начались переговоры о мире. На пограничной речке Поляновке съехались московские и польские послы и заключили «вечный мир». Смоленск и прочие города, захваченные Сигизмундом в смуту, остались за Речью Посполитою. Но Владислав отказался от всяких прав на московский престол и признал Михаила Федоровича царем. Вскоре затем поляки возвратили в Москву тело умершего в Польше царя Василия Ивановича Шуйского и тело его брата Дмитрия.

Только что окончилась война с Владиславом, как стала грозить война с Tурцией и татарами. Крымские татары не переставали тревожить южные границы Московского государства, а донские казаки при первом удобном случае выходили по Дону в Азовское и Черное моря и грабили турецкие и татарские поселения по берегам. Московский государь по этому поводу сносился с крымским ханом и турецким султаном; обе стороны жаловались на грабежи, но унять их не могли. Для того чтобы не пускать татар внутрь государства, московские власти на украйне и на диком поле продолжали строить города и укреплять границы, как делалось это до смуты при Грозном (§ 61). А турки, имевшие в устьях Дона свой город Азов, настроили около него укреплений и совсем закрыли казачьим ладьям выход в море из Дона. От Азова стало казакам тесно. Они собрались с силами и пошли на Азов войною (1637); город был взят и население в нем вырезано. Казаки несколько лет держались во взятой крепости и посылали в Москву послов с просьбою о помощи. Они молили государя принять Азов под его высокую руку и прислать им людей, денег и запасов. Дело было сложное. В Москве желали взять Азов: это был важный военный и торговый пункт. Но взять Азов значило навлечь на себя войну с турками, врагом сильным и опасным. Царь прибег к земскому собору (1642). Собор согласно высказался за то, что Азов надо бы было принять. Но в то же время все земские люди, и служилые, и тяглые, объясняли государю, что им очень трудно служить и платить, так как они разорены тяжелыми повинностями и угнетены дурною администрациею. Узнав настроение собора, государь отказался от мысли взять Азов и приказал казакам его покинуть. Те вышли из города, разорив его до основания, и Азов снова стал турецким. Так окончилось Азовское дело.