16 декабря
Вчера Дора попросила меня после отбоя прийти к ней в комнату. Вечером она пыталась поговорить с Чарли по телефону, но мать Чарли отказалась передать ей трубку.
— Можно подумать, это я во всем виновата, — сказала Дора, — а ведь меня там и близко не было. А сколько раз я уговаривала Чарли не курить траву. Если бы она осталась с нами, то ничего бы не случилось.
— Я хочу спросить Чарли об Эрнессе, — сказала я.
— Да, она одна виновата во всем этом. Она думает, что умнее всех и может делать все, что хочет, и никто ей не помешает. Может быть, именно сейчас пора схватить ее за руку. Если дирекция узнает, что она толкает наркоту, ее выкинут в два счета, — сказала Дора.
— И как это ей удается всегда оказываться ни при чем?
— Представляешь, я ей предложила прочесть мою рукопись, так она заявила, что это ей неинтересно. Она сказала, что ей скучна беллетристика. Видите ли, она читает только поэзию. Какое самомнение! А ее идеи насчет Ницше — вообще сплошное невежество, — распалялась Дора.
Как я устала. Я сыта по горло этой игрой, что бы это ни было на самом деле. Послезавтра начинаются рождественские каникулы. Мне придется как-то ладить с мамой все эти три недели. Я ничего не ответила Доре. Я надеялась, что она отвлечется от темы. Но она не унималась:
— Надо расследовать, что она делает по ночам.
— Я не хочу.
— Зато я хочу.
Она подошла к окну и открыла створку. Мы выглянули наружу. Там было промозгло и ветрено. Зеленоватые лунные лучи сочились сквозь густую пелену облаков. Смутные очертания водосточного желоба были едва заметны.
— Там очень темно, — сказала я, — ты ничего не увидишь.
— Я могу передвигаться на ощупь.
— Не ходи. Я в прошлый раз чуть не упала. Больше в жизни туда не полезу — это слишком страшно. И если ее комната пуста, ты так и не…
— Смотри! — вскрикнула Дора, подтолкнув меня локтем.
Вместо желоба виднелась широкая зеленая полоса. Ветер швырнул мне в лицо прядь моих волос. На самом дальнем краю здания возле окна Клэр я увидела фигуру. Я прошептала:
— Это Клэр?
Фигура выпрямилась и двинулась в нашу сторону. Она шла по медному желобу ровно и уверенно, словно по земле, ни разу не споткнувшись, — вот так же безукоризненно она играла на фортепиано. Дойдя до своего окна, она шагнула внутрь прямо сквозь стекло.
Дора с грохотом захлопнула окно:
— Она заметила нас, как ты думаешь?
— Не знаю.
Утром за завтраком я спросила Дору: действительно ли мы с ней что-то видели этой ночью?
— Кажется, да. Но может быть, это было не совсем то, о чем мы подумали? Может, она, уходя, оставила окно распахнутым?
А о чем мы подумали?
Одного только я не могу понять. Зачем Эрнесса дает мне знать, что она не такая, как мы?
Так, нужно вздремнуть.
