ГЛАВА 16

Джей-Джей проснулся на рассвете, и на него сразу же накатилась новая волна страха. Дело было не в грозе. Дождь давно закончился, небо очистилось, и теперь сквозь щели в ставнях пробивались лучи восходящего солнца. Вилла дышала легко и спокойно. Она спала рядом, положив голову Джей-Джею на грудь. Во сне ее губы чуть изогнулись в легкой улыбке.

В его голове вертелась единственная мысль: «Что я наделал?»

«Она будет ненавидеть меня всю жизнь, — думал он. — Еще немного — час, два, может быть, полдня — и об отмене регистрации рекорда станет известно всему городу. Вилла меня никогда не простит. Что же до прочих жителей Супериора — они будут иметь полное право просто выставить меня вон. Еще хорошо, если без рукоприкладства обойдется.

И кстати, куда мне потом деваться? После очередной неудачи Писли наверняка выполнит свое обещание и уволит меня из издательства. И что мне после этого, спрашивается, делать?

Зря, зря я нарушил свое золотое правило. Нельзя было уезжать вместе с Виллой куда-то в ночь, нельзя было оставаться в этом трейлере. Ох и дорого же я за это заплачу. И тем не менее…»

Тем не менее выбора у него по большому счету не было. Он, как мальчишка, влюбился в Виллу. Он хотел быть с нею, быть рядом, ласкать ее и заботиться о ней. Эта женщина наполняла его существование смыслом. Если она когда-то сможет простить его, если снова впустит его в свою жизнь, он наберется смелости и откроет ей свою тайну: под броней чужих рекордов он всячески скрывает от окружающих свою посредственность и заурядность. Практически всю свою сознательную жизнь он жил чужими мечтами. К сожалению, в последнее время это удавалось ему все хуже. В общем, откровенно говоря, Джей-Джей прекрасно понимал, что спящая с ним рядом женщина достойна лучшего — по крайней мере, более яркого и интересного — человека. Ее мужчина должен ставить свои рекорды в ее честь, а не разматывать рулетку, чтобы зафиксировать чужие достижения.

Нужно будет уехать из города по-тихому, пока никто ничего не узнал. Если удастся, нужно попробовать сбежать из этого трейлера прямо сейчас, пока она не проснулась.

Вилла ткнулась носом в его шею, положила руку ему на грудь и плотнее прижалась к нему всем телом. Ей явно снился какой-то приятный и радостный сон. В следующее мгновение она проснулась в его объятиях и подставила ему губы для поцелуя.

Вилла. Теплая, мягкая кожа, восхитительный запах, золотистые волосы.

Джей-Джей провел пальцами по ее губам и на мгновение забыл обо всех неприятностях и тревогах. Устоять перед этой женщиной не смог бы ни один мужчина на свете.

Он стал целовать ее в губы. Сначала мягко и нежно, а затем все сильнее. Потом настал черед шеи и груди. Так, покрывая поцелуями каждый дюйм ее тела, он дошел до ее коленей. Затем сильным, но ласковым движением он повернул Виллу на живот и так же, поцелуями, стал подниматься от ее ног вверх. Бедра, восхитительная ямочка чуть ниже поясницы, лопатки, плечи… Отбросив в сторону длинные золотистые волосы, он припал долгим поцелуем к основанию ее шеи. Вилла вздрогнула и стала двигаться под ним в такт его дыханию.

Энергично выгнувшись всем телом, она потребовала себе свободы, а затем, мгновенно развернувшись, подставила обе ладони к его лицу. Он целовал эти ладони долго-долго, от запястий до подушечек пальцев.

Они вновь слились друг с другом, впились один в другого и, буквально став одним целым, смели последние преграды и расстояния, быть может еще разделявшие их. На какое-то время мир снова перестал для них существовать.

Он храпел.

Храпел по-настоящему — так, что стекла дрожали.

От этого открытия ей вдруг стало невероятно хорошо и весело. Она уже окончательно проснулась и была открыта окружающему миру. Может быть, даже слишком открыта. Ох уж эти чувства. Не в первый раз в жизни они заводили ее в такую ловушку. Сама того не желая и уж никак ничего не планируя, она впустила этого практически незнакомого мужчину в свой город, в свой дом, в свою постель и теперь — в свое сердце.

Она аккуратно прикоснулась ступней к ноге Джей-Джея. Затем она взяла его за руку и стала разглядывать его длинные тонкие пальцы. За эту ночь и за это утро он успел прикоснуться ими к каждой точке на ее теле. Она и сейчас ощущала на коже эти любовные прикосновения.

Джей-Джей прокашлялся.

— Не спишь? — спросила Вилла.

В ответ он пробурчал что-то нечленораздельное.

— Господи, как хорошо, — вздохнув, произнесла она. — Как замечательно. И ты — ты такой замечательный!

Он молча сжал ее руку ладонью, а затем деловито заметил:

— Это все гормоны, Вилла, гормоны. В данном случае в тебе говорит окситоцин.

— Окси-что?

Он сел на кровати и протер глаза.

— О-кси-то-цин. Гормон такой, — повторил он и снова рухнул на подушку. — Провоцирует родовые схватки, инициирует лактацию, а в психологическом отношении привязывает женщин к собственным детям и к мужчинам, с которыми они спят. Кроме того, окситоцин стимулирует мозговые рецепторы, отвечающие за формирование определенных эмоций. В мужском организме этот гормон тоже присутствует, но в гораздо меньших количествах и, следовательно, не играет такой роли в формировании нашего эмоционального фона. А еще…

Сработало.

— Ну все, хватит, — перебила его Вилла. — Считай, что лекция прослушана. Извини, что спросила. Сама уже не рада.

Она выпустила его руку из своей и, отвернувшись, уткнулась взглядом в тикающие часы, стоящие на полочке под окном.

Не сговариваясь, они решили вести себя так, словно ничего не случилось, словно между ними ничего не было. Джей-Джей почувствовал, что Вилла снова держится настороженно. Что ж, она имела на это полное право: он уже успел обидеть ее. Глупо получилось с этой нравоучительной лекцией о гормонах.

Она выпустила кошку на улицу и приготовила завтрак: хлопья, фрукты и кофе. Джей-Джей сидел в выставленном из фургона кресле и наблюдал за тем, как Вилла накрывает завтрак на маленьком чугунном столике, который терялся в ее изрядно разросшемся саду.

Раза два он замечал, что она пристально смотрит на него.

— О чем ты думаешь? — задал он дежурный вопрос.

Отрезав себе кусок дыни, Вилла с готовностью ответила:

— Да так, ни о чем.

После этого она встала из-за стола и ушла в трейлер. Оттуда она вернулась с полной кружкой кофе для Джей-Джея. Вилла решила сменить тему разговора и на всякий случай сделать вид, что у нее по-прежнему отличное настроение.

— Знаешь, я так тебе завидую, — сказала она с преувеличенно слащавыми интонациями в голосе. — Я всегда думала, что в один прекрасный день соберусь и уеду отсюда. Буду путешествовать по всему миру… Кстати, именно поэтому я и трейлер так поставила — носом к выезду на дорогу.

— На всякий случай — в полной боевой готовности, — с пониманием отозвался Джей-Джей. — Будет повод — собираться тебе недолго.

— Ну, повода, положим, до сих пор как-то не возникало, — призналась Вилла, убирая со стола. — Впрочем, кто его знает, как все повернется в будущем…

— Да, кто его знает, — задумчиво проговорил Джей-Джей.

Он с удовольствием разглядывал пространство вокруг себя: при дневном освещении этот садик был просто очарователен. Длинные стебли томатов карабкались вверх к солнцу по заботливо подставленной проволочной сетке. Трехцветная Молния, пушистая и откормленная, в свое удовольствие каталась по грядке. Целая стая самых разных птиц, отталкивая друг друга, вилась у кормушки. Вдоль старомодной деревенской изгороди росли кусты жимолости. У калитки гордо возвышался вкопанный в землю столбик с табличкой, на которой от руки было написано: «ДВА СЧАСТЛИВЫХ АКРА».

Джей-Джей понимал, что ему нужно срочно уезжать отсюда.

Чтобы не терять времени, он помог Вилле убрать со стола и вымыть посуду, а затем чуть не запрыгнул на пассажирское сиденье «форда». По дороге Вилла слушала радио: передавали новости, посвященные сельскому хозяйству. Говорить им было не о чем, да и незачем. Пикап пересек город, проехал мимо мельницы и направился по шоссе в сторону фермы Уолли.

К Джей-Джею то и дело возвращались воспоминания о том, как глупо и грубо он оборвал ее со своими нравоучениями по поводу роли окситоцина в эмоциональной жизни человека. Ну как теперь ей объяснить, как много она для него значит, как извиниться, как загладить свою вину? Наверное, нужно сказать…

Джей-Джей по-прежнему ехал молча.

Перед самым поворотом на проселок, ведущий к ферме, он уже совсем было собрался сказать Вилле: «Давай пообедаем вместе, заодно и поговорим», — но, повернувшись к ней, увидел, что на ее лице застыло совершенно бесстрастное выражение. Приглашать куда бы то ни было девушку в таком настроении было просто бессмысленно. Затем он заметил, как у нее удивленно приподнялись брови, а в глазах появилось сначала недоумение, а затем испуг. Обернувшись в ту сторону, куда смотрела Вилла, Джей-Джей и сам обомлел: через толпу журналистов, возвышаясь на голову над самыми высокими из них, к ним шел Уолли. Он направлялся прямо к машине Виллы. Сомнений в этом не было.

Уолли Чабб был явно чертовски зол.

Мачты телевизионных антенн падали одна за другой, как срубленные деревья. Рабочие снимали рекламные плакаты с шестов, а затем убирали и сами шесты. Полотнища шатров и палаток наматывали на фрагменты опор, обвязывали веревками-растяжками и куда-то уносили. Ничего не понимая, Уолли наблюдал за тем, как журналисты и представители компаний-спонсоров сворачивают свой лагерь, разбитый вокруг его фермы. В какой-то момент он вдруг увидел хорошо знакомую машину — старый зеленый пикап подъехал к его участку и остановился прямо посреди давно вытоптанного гостями поля.

За рулем «форда», как и следовало ожидать, Уолли увидел Виллу, а на пассажирском месте, к своему удивлению, разглядел Джей-Джея. Эти двое приехали к нему вместе. Здесь что-то явно было не так.

Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, Уолли зашагал в их сторону.

Джей-Джей открыл окно и поздоровался.

— Куда это все собрались? — спросил у него Уолли.

— В каком смысле? — переспросил Джей-Джей, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь.

— Вокруг посмотрите! Все собирают свое барахло и сваливают отсюда.

— Понятия не имею, что случилось, — солгал Джей-Джей, вылезая из машины.

— Не увиливайте! Говорите правду: что происходит?

Джей-Джей помялся и наконец заставил себя сказать:

— Руководство нашего издательства, наверное, разослало пресс-релиз, в котором говорится, что регистрация рекорда откладывается. Не быстрое это дело. Ну а с журналистов какой спрос? Они приехали на открытие мероприятия, а потом вернутся к самому интересному моменту. Не волнуйтесь, Уолтер, все будет в порядке.

— А на это вы что скажете? — произнес журналист, выскочивший из-за спины Уолли.

В руках он держал свежий номер газеты «Омаха геральд». Едва ли не половину первой страницы занимало набранное огромными буквами сообщение:

КНИГА РЕКОРДОВ НАМЕРЕНА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ РЕГИСТРАЦИИ ПОЕДАНИЯ «БОИНГА»

Уолли выхватил газету из рук журналиста и, нависая над Джей-Джеем, как великан над карликом, стал читать — медленно, едва ли не по слогам: «В силу обоснованных сомнений в законности происходящего, руководство Книги рекордов объявило о том, что попытка съесть „Боинг-747“ не будет рассмотрена в качестве заявки на мировой рекорд. Найджел Писли, высокопоставленный сотрудник издательства, обратился ко всем претендентам, намеревающимся поставить рекорд в категории поедания неорганических материалов, с настоятельной просьбой прекратить эти вредные для здоровья эксперименты и отказаться от своих замыслов».

Вокруг Джей-Джея и Уолли собралась целая компания репортеров.

Один молодой корреспондент помахал свежим номером «Чикаго трибьюн», чтобы привлечь к себе внимание, и задал Джей-Джею интересовавший всех вопрос:

— Когда об этом было объявлено, почему вы сразу нам ничего не сказали?

— Почему-почему… — произнес Уолли. — Да потому, что ему на нас на всех наплевать. Для него это рабочий момент. Просто очередной сорвавшийся мировой рекорд.

Вилла слушала этот разговор, стоя рядом с машиной. По ее щекам текли слезы.

Уолли подошел к ней и спросил:

— А почему ты с ним приехала? Что случилось? Почему ты плачешь?

«И вправду, — подумал Уолли, — почему она так расстроилась? Неужели ей так важен этот мировой рекорд? Или, может быть… это она из-за меня так переживает?»

Вдруг Уолли все понял. Ему стало ясно, почему плачет эта прекрасная женщина. Он обернулся к Джей-Джею, протянул к нему свою огромную лапу и схватил его за плечо. Легким, едва уловимым движением он развернул Джона Смита на сто восемьдесят градусов.

— Что ты с ней сделал? — прокричал Уолли.

Оставлять Джей-Джею время на то, чтобы тот сформулировал ответ, не входило в планы фермера-великана. Широко размахнувшись своим пудовым кулаком, он обрушил его на обидчика Виллы.

Хрустнула кость, брызнула кровь, Джей-Джей отшатнулся и рухнул навзничь на землю.

— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Уолли, — не будет теперь у тебя идеально симметричного носа.

— Ты же еще вчера знал, что рекорд не будет засчитан, — сказала Вилла, сверля Джей-Джея уничтожающим взглядом.

Она резко дернула рычаг переключения передач, и пикап запрыгал по проселочной дороге. Даже поворот под прямым углом Вилла прошла, не снижая скорости, отчего Джей-Джея всем телом швырнуло на дверцу кабины.

Нос у него буквально горел. В месте перелома ощущалась болезненная пульсация.

— Я не был до конца уверен, — попытался оправдаться он.

Голос Джей-Джея был приглушен грудой бумажных полотенец, при помощи которых удалось приостановить бивший из его носа фонтан крови. Каждая яма и кочка на дороге, каждый попавший под колесо корень дерева отзывались острой болью у него в переносице.

— Брось, я же помню тот звонок за ужином, после которого ты стал сам не свой. Почему ты мне все не сказал?

Джей-Джей с трудом дышал от стыда и боли.

— Прости, — прошептал он, старательно взвешивая даже не каждое слово, а каждый слог. — Я очень хотел, чтобы все получилось. Я сделал все, что было в моих силах. Я отстаивал рекорд Уолли до последнего. К сожалению, решение в издательстве принимаю не я, и на этот раз оно оказалось не в мою пользу.

Помолчав с минуту, он вдруг признался:

— А теперь меня отправляют в командировку в Грецию.

— Когда?

— Ехать нужно уже сегодня.

— Ты использовал меня, — сказала Вилла.

— Нет, ты не права…

— Ты обманул меня. Не сдержал обещания, которое дал мне и всему городу.

Она не хныкала и даже не плакала, просто слезы против ее воли текли по щекам. Джей-Джей поднял руку и осторожно прикоснулся к ее плечу. Вилла вздрогнула и сбросила его руку.

— Неужели ты думаешь, что я хотел, чтобы все так получилось? — взмолился Джей-Джей. — Я и молчал вчера лишь потому, что не знал, как сказать тебе об этом. Я надеялся на чудо. Вдруг начальство передумает, и с утра…

Они выехали из города по шоссе 8. Двухполосная дорога была абсолютно пуста. Вилла резко затормозила перед небольшим зданием, выстроенным из серых шлакобетонных блоков. Табличка над входом гласила: «Ветеринарная клиника». Машина замерла на месте, и Вилла объявила:

— Все, приехали. Тебе сюда.

— Вилла, пожалуйста, пойми меня…

— Убирайся.

Она даже не посмотрела на него. Джей-Джей открыл дверцу пикапа и чуть не вывалился на землю. Он стоял на асфальте и смотрел вслед удаляющейся машине.

— Вилла! — прокричал он в отчаянии во весь голос.

Машина лишь прибавила скорость, и у Джей-Джея впервые в жизни заболело сердце. Заболело сильнее, чем сломанный нос.

Висевший на стене плакат с петухами в красках расписывал основные признаки респираторных заболеваний, свойственные домашней птице. Другой образец наглядного справочного материала содержал не менее важную для Джей-Джея информацию о пяти признаках, по которым можно безошибочно определить появление грыжи у крупного рогатого скота. Приемная ветеринара представляла собой довольно просторное помещение, стены и пол которого были выложены белой кафельной плиткой. Посреди комнаты стоял высокий стол из нержавеющей стали.

Джей-Джей сел на холодную столешницу: для этого ему пришлось подпрыгнуть, и теперь его ноги болтались в воздухе, не доставая до пола. На докторе Нуджине был по-больничному стерильный белый халат. На шее у него висел вполне обычный на вид стетоскоп.

— Если бы мы имели дело с переломом коровьего носа, — изрек доктор Нуджин, завершив первичный осмотр, — я бы, наверное, поступил вот так. — С этими словами он аккуратно положил свои здоровенные ладони на лицо Джей-Джея, прикрыв таким образом ему глаза. — Корове, наверное, было бы больно, но, выбирая из двух зол меньшее…

Резким, явно отработанным движением он изо всех сил крутанул нос пациента в сторону, одновременно вытягивая его вниз.

Джон Смит издал истошный вопль, заглушивший все звуки как в самой клинике, так и в примыкающих к ней загонах и вольерах для животных, находящихся на излечении и карантине. Судя по тому, что ни одна скотина и ухом не повела, можно было предположить, что подобные экзекуции здесь были не редки.

— Ну вот, — удовлетворенно сообщил доктор Нуджин, — будь это коровий нос, я бы сказал, что он выправлен и поставлен на место.

Джей-Джей даже боялся подумать о том, как он будет выглядеть, когда спадет опухоль. У него были веские причины опасаться, что этот обонятельный аппарат, некогда способный уловить экзотический аромат печеного бедуинского верблюда, никогда больше не сможет функционировать должным образом. Его безупречно симметричный нос!

— Как насчет болеутоляющих? — превозмогая боль, осведомился Джей-Джей.

— Ну… — Доктор на несколько секунд задумался и как-то неуверенно стал теребить свою бороду. — Предположим, корова со сломанным носом принимала бы — разумеется, по моему предписанию — фенилбутазон. Проблема, пожалуй, заключается в одном — в дозировке. Очень уж большие таблетки делают для крупного рогатого скота.

Ветеринар заглянул в стоявший у стены шкафчик и вытащил из него здоровенную пилюлю, размером едва ли не с сардельку.

— Давайте прикинем. На первый взгляд по весу вы тянете примерно на пятую часть коровы. Если хотите вычислить более точную пропорцию, то считайте сами.

Джей-Джей понял, что с такой болью в лобной и лицевой части черепа ни о каких точных расчетах речи быть не может. Пришлось согласиться с предложенной ветеринаром приблизительной дозировкой.

— Через несколько недель все как рукой снимет, — донесся сквозь пелену боли голос доктора. — Впрочем, должен вам сообщить, что та корова, о которой шла речь выше, еще некоторое время после выздоровления вряд ли могла обоснованно претендовать на участие в конкурсах красоты.

Джей-Джей с ужасом посмотрел в зеркало. Он с трудом узнал себя. Его глаза превратились в две узкие щелки, вокруг которых расплылись огромные черно-синие круги.

— Спасибо, док, — сказал Джей-Джей гнусавым из-за вмятого в череп носа голосом.

Он слез с железного стола, зажал в руке огромную таблетку и молча пошел к выходу. По дороге из ветеринарной лечебницы в город облаять его посчитала своим долгом каждая собака. Ни одна машина не притормозила, чтобы предложить помощь или подбросить до мотеля. Наоборот, Джей-Джею казалось, что местные водители его демонстративно объезжают и лишь прибавляют скорость.

На углу Центральной и Четвертой улиц он остановился и осторожно прикоснулся к носу. Было больно, но эту боль Джей-Джей считал вполне заслуженной. Она была наказанием за те страдания и мучения, которые он причинил другим людям.

В его голове вдруг послышался голос отца: «Иди по жизни прямо, сынок. Выбери себе дорогу и с нее не сворачивай. Не прыгай из стороны в сторону. Держись своей полосы». Впервые в жизни он ослушался отцовского завета и, съехав со своей полосы, тотчас же стал виновником серьезной аварии, в которую из-за него попали сразу несколько машин. Ну как, как получилось, что, сам того не желая, он сумел безнадежно все испортить?

Простит ли он себя когда-нибудь, сможет ли искупить свою вину?

Настало время уезжать из этого захолустья, из этого забытого богом места, где небо чаще бывает серым, чем голубым, и где дуют сильные, сбивающие с ног ветры. Джей-Джей окинул взглядом так внезапно опустевшую главную улицу. Все флаги и рекламные растяжки были уже сняты, сувенирные прилавки убраны с тротуаров. На какое-то мгновение Супериор ощутил себя большим и знаменитым городом, но теперь все возвращалось обратно, к привычной, неторопливой жизни. Все было как раньше — и все же неуловимо изменилось.