Глава семнадцатая
Проснувшись утром Петр долго не решался встать с кровати. Он не знал куда в этот раз ему пойти и что делать. Впрочем, никуда и не хотелось. Как ни странно, но ему показалось, что видение ведьмы насколько поблекло и стало подтаивать. Быть может она и не прекраснее балерины Ольги, просто там, в ведьмином кругу у него было особое состояние, необычное настроение, взвинченность.
Петр лежал под одеялом и прокручивал в уме свои реальные и нереальные похождения. Но краем сознания он стал замечать, что в квартире было что-то не так. Когда эта информация от края сознания переместилась ближе к центру, Петр резко откинул одеяло и подбежал к окну. Ему было чему удивиться: на улице вместо солнца сыпал вчерашний мелкий дождь. Трясущимися пальцами Петр крутнул ручку динамика и дикторша бойким голосом сообщила, что сегодня четырнадцатого октября предполагается дождливая погода на весь день.
Петр шлепнулся на свою железную табуретку и ожидал, что сейчас заревет. Но слез не было. Он ни огорчился и не обрадовался. Просто сидел и сидел в неподвижности, прижимаясь боком к ребру ржавой давно не крашеной батареи, в недрах которой забулькала вода и она стала нагреваться.
Механически поставил чайник и уставился на полиэтиленовый пакет с продуктами, который Мария принесла вчера. И тут только до него дошло, что он вырвался!.. Для него наступил следующий день! Он прошел круги ада и попал в реальность, где его могут нечаянно толкнуть и этого не повторится, где его может переехать машина и он не воскреснет, где кадровик ищет старые кадры для своего поганого дела. И ему необходимо снова менять квартиру.
Автоматически напившись чаю, Петр решил сегодня никуда не ходить. Неожиданно он почувствовал счастье от того, что его нигде не ждут и он никому не обязан. С удовольствием завалился на кровать и уснул, будто провалился в бездну.
Проснулся вечером. И сразу вспомнил о сообщении дикторши. Но не поверил. Побежал на кухню, включил динамик и долго ждал, когда какой-то хрипатый мужик стал ерничать по поводу политиков, совершивших сегодня, четырнадцатого октября, скандальные проступки. Его не заинтересовали бои под ковром и на ковре в политике и за ее кулисами, его интересовала обычная жизнь. Петр вернулся в комнату и раскрыв комод стал искать свои доски с монетами. Но их не было.
«Значит все правильно! — лихорадочно подумал он: — Все сдвинулось!»
Подбежав к куртке, висевшей у двери, сунулся в карманы: пистолета не было. Вскрыл тайник — он был пуст: ни монет, ни спецприспособлений. Но его это не огорчило: по крайней мере в карманах остались деньги. Он насчитал три с половиной тысячи долларов и почти четыре тысячи рублей. Куда делись остальные, его не интересовало. Посмотрел на телефон, с мыслью позвонить Сергею Ивановичу, но отверг этот порыв: а вдруг!..
Вдруг опять Джебе! Лучше не надо. Поживем немного в нормальном мире, освоимся, а там посмотрим. Внезапно он ощутил, что провел в непонятном зависании более двух лет и сильно изменился. Но не мог понять в какую сторону. Все переплелось, он ощущал, что изменил отношение ко многим ценностям этого мира.
Посмотрел на свои руки и ничего не увидел — руки как руки. Ему совсем не показалось, что его правая собрана из атомов, прилетевших с противоположных границ Галактики. И левая была нормальной.
— Все хорошо… Все хорошо, — успокаивал он сам себя: — Если выжил и не свихнулся в таком кошмаре, то сейчас с ним не случится ничего плохого, — И неожиданно замер. Раньше он совсем не боялся за свою жизнь, даже хотел умереть. А сейчас ему очень хотелось жить, видеть людей, общаться с ними.
Он быстро оделся и бросился на улицу. Мельком глянул в сторону гаражей и в сером вечернем полумраке не увидел своего «Жигуля».
— Угнали, сволочи, — беззлобно буркнул Петр и быстро пошел к подвалу. Ему необходимо было встретиться со своими и чем-то помочь им.
На темных улицах прохожих было мало: рабочий день кончился да и водяная пыль не благоприятствовала прогулкам. Петр осторожно спустился под лестницу в подъезд и толкнул обитую железом дверь. В подвале было подозрительно тихо. Он по памяти прошел в лекционный зал и ширкнул зажигалкой.
В неверном и слабом свете крохотного огонька Петр увидел заблестевшие полотнища паутины, груду ящиков из-под бутылок, несколько сломанных стульев и два покалеченные стола в дальнем углу. Никого живого в подвале не было. А по его внутренним часам было более девяти вечера. Он обошел помещение вокруг, оставляя следы на толстом девственном слое пыли и погасил огонь. Ни одна мысль не шевельнулась в его пустой как колокол голове. Он не был обескуражен, но увиденное его не разочаровало и не обрадовало. Плотная тишина и темень обступили со всех сторон.
— Значит поезд ушел, — негромко сказал он сам себе. Но его слова, казалось прогрохотали, словно пропущенные через мегафон, в замкнутом пространстве.
Петр покивал себе головой, непонятно что подтверждая или отрицая и пошел на ощупь к выходу.
Домой вернулся опустошенный, будто потерял с канувшими в неведомое обитателями подвала все. Он так привык к коловращениям в одном и том же дне, что его сейчас пугала нормальная жизнь, которую раньше не замечал.
И тут навалилась усталость, наверное перенервничал. Не раздеваясь, лишь сбросив куртку, Петр упал на скрипнувшую пружинами кровать и снова уснул, будто провалился в пропасть.
Утром вскочил как на пружинах. Однако встав на ноги почувствовал слабость и присел на край кровати. Сразу все вспомнил. Осмотрел одежду на себе которую не снял, и, набравшись сил, поднялся с кровати, прошел на кухню, включать репродуктор. Пока молоденький диктор сообщал, что сегодня дождя не ожидается, но будет переменная облачность, поставил чайник.
Из дома вышел через час и решительно направился к метро. Час добирался до НИИ, позвонил из проходной в лабораторию. Ему ответила женщина, поинтересовалась кто он, откуда. Пришлось объяснять, что он хороший знакомый Терехова. Женщина попросила подождать и положила трубку. А Петр прошелся по тесному застекленному вестибюлю: от окошка выдачи пропусков к охраннику, равнодушно посматривавшему на него.
Неожиданно внимание Петра привлек большой плакат или фотография за тремя дверями в вестибюле института. Портрет бал виден смутно, но Петр узнал в нем Александра. И еще заметил сверху, перечеркнувшую угол черную полосу.
Из лифта в фойе вошли две женщины и двое молодых парней. Они торопливо прошли сквозь тройной кордон дверей и остановились напротив Петра.
— Мы раньше не встречались? — поинтересовалась одна из них.
Петр пожал плечами и кивнув на фотографию, тихо спросил:
— Это Александр?
— А вы не знаете?! — удивилась вторая женщина и махнув рукой на охранника, взяла Петра под ручку и провела в фойе: — Он вчера… — Она всхлипнула: — Вчера скончался…
Первая женщина и двое молодых парней молча топали сзади. Женщина подвела Петра к траурному портрету Терехова, очевидно увеличенному с какого-то документа. Присмотревшись, Петр заметил в нижнем углу огромной, метр на полтора, фотографии плохо заретушированный сегмент печати. Петр долго всматривался в молодые и задорные глаза Александра, совершенно не такие фанатичные, какие у него были в подвале, тяжело вздохнул и повернулся к женщине, продолжавшей держать его под ручку.
Она не стала дожидаться вопроса, коротко сказав:
— Умер за компьютером. Сердце, — и сделала попытку расплакаться, но у нее ничего не получилось.
— Вы давно с ним знакомы? — осторожно поинтересовался один из юношей.
— Прилично, — кивнул головой Петр, но поняв, что сейчас его засыплют вопросами, пояснил: — Здравствуй — прощай! Немного разговоров и все.
— А о программах вы с ним не говорили? — допытывался все тот же парень.
— Поверхностно, — вздохнул Петр. Он уже понял, что Александр надорвался.
— Мы все чуть с ума не сошли, когда увидели, что он за семь часов набрал две программы на двести пятьдесят килобайт и на триста тридцать. А вот третью… — парень разочарованно развел длинные руки в стороны: — Третья была колоссальная!.. Он успел набрать шестьсот килобайт. И я думаю, что это половина, — и внимательно взглянул на Петра: — Вы не знаете, что должны эти программы обеспечивать?
— К сожалению нет, — качнул головой Петр: — Я пользователь, в программах не смыслю.
— Жаль… — протяжно произнес парень и отошел в сторону. За ним отвалил его товарищ.
— Где сейчас Александр? — спросил Петр у женщины, отцепившейся от него и стоявшей рядом с подругой, обе скорбно сложили руки на животе.
— В морге, — почти шепотом произнесла та, которая держала Петра под локоть и замялась: — Мы вот тут собираем… Он же гол, как сокол… И родственников у него…
Петр сунул руку в карман и поймав три бумажки, вытащил их, протянул женщине. Она всплеснула руками и осторожно взяла триста долларов, не зная что сказать.
Петр опередил ее благодарность, резко бросил:
— Не говорите ничего, — еще раз взглянул на молодого, улыбающегося через стекла очков Александра и круто развернувшись, вышел на улицу, открывая бесчисленные двери.
Он не жалел Терехова, не горевал. Но и равнодушия не было. Обидно было лишь за то, что Александр не успел воплотить в жизнь свои наработки.
«Это не в человеческой власти и не по человеческим силам», — вертелась в голове мысль у Петра, пока он лавируя в плотным потоке пешеходов, пробирался к станции метро:-»Не по силам…»
— Молодой человек! Петр! Да остановитесь вы!.. — услышал он знакомый голос с проезжей части и остановился. Рядом, качнувшись на амортизаторах бесшумно замер большой иностранный лимузин. А из полуопущенного затененного заднего окна на него смотрела… Ну конечно Ольга! Балерина.
— Вы так бежали, что не догнать, — весело прощебетала она, открывая заднюю дверь: — Садитесь! Я подвезу.
Петр поколебался и нырнул в салон пропахший приятными духами, утонув в мягких сидениях. Петр отметил, что балерина очевидно была знаменитая, потому что ее возил личный шофер, даже не повернувший стриженый затылок, чтобы посмотреть на пассажира.
— Вы не против? — спросила Ольга, широко улыбаясь.
— Нет, — равнодушно ответил Петр.
— У вас что-то случилось? — балерина высоко страдальчески подняла брови, словно в театре на сцене.
— Умер хороший человек, — ответил Петр.
— Кто?! Родственник?
— Нет. Просто хороший человек. Вы его не знаете.
Балерина скорбно смотрела на Петра, слишком сильно выражая эмоции на своем лице.
— А вы знаете? — неожиданно улыбнулся Петр: — Я только сейчас понял, почему мне больше нравиться кино, а не театр.
Балерина молча изобразила лицом величайшую заинтересованность.
— В кино, для того, чтобы показать удивление, нужно всего-то приподнять брови, а в театре, для того чтобы дальним зрителям было видно, что герой на сцене удивился, необходимо сделать вид, будто на тебя нападает чудовище и вот-вот слопает.
Балерина осмыслила его фразу и звонко захохотала. Но неожиданно резко прервала смех:
— Это ничего, что я смеюсь, а хороший человек?..
— Это естественно, — успокоил ее Петр: — В нашем городе умирают каждую минуту, а может быть и чаще, и много хороших людей.
Балерина погрустнела:
— Вы правы — от этого никому не уйти, — немного помолчав, она объяснила: — Я только что с репетиции, поэтому кажется, что еще стою на сцене. Вы уж извините.
— Все нормально, — улыбнулся Петр и спросил: — В какую сторону вы едете?
— На Юго-Запад.
Петр немного подумал и согласно кивнул головой:
— Нам по пути, — помедлив, спросил: — Не знаете, где там находится двадцать второе отделение милиции?
— Рядом! — удивленно вскинула брови Ольга: — Будем проезжать мимо, — и задумалась, сомкнув длинные черные ресницы: — А вы не скажете?.. Это не секрет: где вы видели танец той женщины?
— Не секрет, — быстро ответил Петр, заранее догадавшись, что балерина обязательно об этом спросит.
— Не во сне?
— Я почти не вижу снов, — признался Петр: — И никогда мираж не путаю с реальностью.
Ольга недоуменно покачала головой:
— А вы можете показать мне эту женщину?
— Вряд ли, — усмехнулся Петр: — Она сейчас вне нашей досягаемости.
— Ну а где это было? — не отставала Ольга.
— Рядом с Дмитровским шоссе.
— А вы не против?..
— Да нет, — подумав ответил Петр.
— Ольга Дмитриевна! — подал голос водитель, не оборачиваясь: — Это на другом конце города, а сейчас сплошные пробки…
— Выезжай на кольцевую! — приказала балерина непререкаемым тоном. Водитель тяжело вздохнул и отвалив от тротуара стал разворачиваться в обратную сторону.
— Зачем вам это? — спросил Петр. Но в его голосе не было интереса. Поинтересовался только из приличия, чтобы не молчать.
— Не знаю… — почти шепотом ответила балерина, плавая в каких-то заоблачных высотах: — Меня поразило то, что вы сумели показать. А это, как я понимаю, всего лишь часть…
До окружной дороги ехали молча и довольно быстро: нормальные машины отъезжали от лимузина подальше, во избежании неприятностей.
— Вы давно знакомы с Машей? — вскользь поинтересовалась Ольга.
— Относительно.
— В театре?
— В метро.
— А она?.. — и балерина прикусила язык. Но Петр продолжил ее мысль:
— Отказалась ездить на «Форде», по моей «просьбе», — и он усмехнулся. Балерина понимающе кивнула головой, но тут же сообразила, что ничего не получается: если Мария раньше отказалась ездить на «Форде», то как они могли позже познакомиться в метро.
— Я что-то не поняла?..
— Я тоже, — подтвердил Петр.
Через несколько минут Ольга вновь задала вопрос:
— Дружили?
— Нет, — серьезно ответил Петр: — По чеховской формуле: сначала знакомые, потом любовники, но до дружбы как-то дело не дошло.
Ольга повернулась всем телом к Петру, долго и внимательно всматриваясь в его бесстрастное лицо.
— А вы странный человек… — задумчиво произнесла она, приняв прежнюю позу.
— Вы это тоже заметили? — без энтузиазма поинтересовался Петр.
— А кто еще — Мария? — вместо ответа спросила балерина.
— Да нет, — Петр хмыкнул: — Мы одного поля ягоды. Это заметил я сам.
— И гордитесь… Возвышаетесь над всеми? — с некоторой неприязнью поинтересовалась Ольга.
Петр отрицательно качнул головой:
— Совсем не так: наблюдаю и иногда удивляюсь.
— Чему?
— Что иногда выкидываю, — задумчиво проговорил Петр: — У меня даже страх стал проявляться, но любопытно.
Ольга надолго отвернулась к своему окну, не проронив ни слова, пока лимузин не съехал на Дмитровское шоссе, а водитель не спросил:
— Куда дальше?
— Скоро будет небольшой поворот направо, — предупредил его Петр: — Там и остановитесь, за упавшим деревом.
Когда машина замерла в тупике, Петр выбрался на улицу и почувствовал свежий воздух, сильно отличающийся от пропитанного духами салона. Он молча пошел вперед, не приглашая за собой Ольгу. Ему самому хотелось взглянуть на ведьмин круг.
— Вас сопровождать? — донесся до него голос водителя и ответ Ольги:
— Думаю, что не надо, — она шагала следом, по влажной от вчерашнего дождичка земле.
Вдали послышались перекликания грибников в лесу, но не на поляне, к которой Петр вышел, миновав крайние деревья. Все вроде оставалось таким же, как раньше, но того напряжения в воздухе и тяжести в душе Петр не испытывал. Он смело вошел на поляну и направился к едва различимому темному пятну в ее центре. Остановившись на границе, услышал сбоку легкое дыхание тренированной балерины. Решившись, Петр шагнул в круг и ничего не почувствовал, если не считать едва заметного покалывания в ладонях и в затылке.
— У меня голова закружилась, — пожаловалась Ольга и оперлась о его подставленную руку. — Здесь аномальное место, — уверенно заявила Ольга: — Я это чувствую всем телом.
— Капище язычников, — коротко объяснил Петр. — А под ним кладбище колдунов и ведьм.
— Откуда такие сведения? — удивилась Ольга, установив контроль над собой и оторвавшись от руки Петра.
— Из истории, — бесстрастно сообщил Петр, и прошелся вокруг центра, где была ямка: — Наверное здесь стоял Перун, Ярило или Даждьбог, — он ткнул пальцем в ямку: — Точнее — истуканы.
— И вот здесь вы ее видели? — удивилась Ольга: — Какая-нибудь охотница за грибами…
— Нет, — тяжело вздохнул Петр: — Это было ночью. А я сел на землю, — он пошарил глазами вокруг кольца: — Ну да! Вот здесь! Вцепился!.. Боялся что не выдержу, — и он показал ямки у темного круга, которые пробуравил своими руками, цепляясь пальцами за корни высохшей травы.
Ольга молча ходила по кругу, сметая лакированным сапожком желтые листья и сухую траву принесенную ветром.
— Вы верите в мистику? — неожиданно спросила она, в упор посмотрев в глаза Петра.
— Нет, — отрезал Петр: — Мистика — это выдумка. Я верю в реальность, в жизнь.
— Посмотрите, — подозвала она его к себе, откидывая мелкие листочки со спекшегося от высокой температуры камня: — Отпечаток ноги. Женской. И очень красивый, утонченной формы.
— Она и наследила, — усмехнулся Петр, принявшись разгребать листву дальше по кругу: — Вот еще один, — сказал он: — Вот еще, и еще…
Ольга задумчиво рассматривала следы босых ног, оставившие оттиски словно не на камне, а в глине.
— Это было очень давно, — медленно сказала она.
— Не очень, — опроверг ее Петр: — Ведьма ходила по расплавленной земле, потому и остались отпечатки.
— А как вы здесь оказались? — иронично поинтересовалась балерина.
— Я привез ее сюда, — не стал запираться Петр, подумав, что настоящая правда лучше любого отнекивания или вымысла: — По ее просьбе.
— Вы были с ней знакомы?
Петр немного подумал и скривив губы неохотно ответил:
— Шапошно.
— А почему она именно вас попросила привезти ее сюда?
— Потому что я один знал, где это место находится, — как само собой разумеющееся ответил Петр.
Ольга потерла лоб ладонью и растерянно сказала:
— Я никак не могу отделить правду от вымысла…
— Ну и не забивайте себе голову пустяками, — усмехнулся Петр, и грустно оглядел осветившуюся солнцем, выглянувшим из-за облаков, поляну: — Мало ли на свете шизофреников, которые любой скрип сучка на дереве воспринимают как веление свыше.
— Вы не из их числа, — отрицательно покачала головой Ольга, и неожиданно спросила: — А где сейчас Мария? Не знаете?
— В каком-то монастыре, — совершенно спокойно ответил Петр.
— В каком?
— В женском! — удивился Петр.
Ольга поняла сарказм и ирония тронула ее слегка подкрашенные губы.
— Я это поняла.
— Не знаю, — честно сказал Петр: — Говорила, что монастырь очень древний. Возможно один из первых, построенных после принятия православия.
— И вас это не удивляет? — подозрительно спросила Ольга.
Петр отрицательно мотнул головой и для убедительности выпятил нижнюю губу:
— Ни сколько!
Ольга поковырялась в принесенных ветром сухих листьях, нашла еще несколько отпечатков, и даже примерила их к своим сапожкам, искоса взглянула на Петра и тихо сказала:
— Я очень чувствительная натура… Мельчайшие изменения в человеке или в природе каким-то образом отзываются во мне. И как ни странно — я вам верю. И это место чувствую, словно камень на душе. Плохое место. И тайну, которую вы скрываете от меня, тоже чувствую, — она на секунду замолчала и двинувшись в сторону маячившего на опушке водителя, подхватила под руку Петра:
— Не знаю как с Марией, но с вами произошло что-то из ряда вон выходящее. А я любопытная!.. — она сделала неопределенный жест рукой в воздухе: — Ну в общем, вы поняли. Я от вас не отстану, пока вы хоть на миллиметр не приоткроетесь. И из-за этого пойду на все…
— Ведьма мне тоже предлагала все, — усмехнулся Петр.
Ольга резко остановилась и близко посмотрела в его глаза, будто пытаясь проникнуть сквозь них во все его мысли.
— И как вы поступили?
— Она у меня в долгу, — вновь усмехнулся Петр.
— То есть, вы можете просить у нее все, что пожелаете?
— Да нет, — Петр поддержал Ольгу, переступавшую через канавку, в которой недавно тешилась молодая пара: — Она уже далеко.
Ольга остановилась и пристально посмотрев на Петра, почти по слогам сказала:
— Ведьма, или Дива обязана расплатиться! Если она этого не сделает, то ей будет плохо.
— А мне ничего не нужно, — бросил Петр, подводя Ольгу к машине, спросив водителя: — Как зовут твою повозку?
Водитель неприязненно скривился, но ответил:
— «Линкольн», — и уселся за руль.
— Ей уже плохо, — сказала Ольга, усаживаясь в салон.
— Кому? — удивился Петр.
— Диве! От того, что вам ничего не нужно.
— Да ну?! — Петр хмыкнул и махнув рукой, упал на мягкое сидение: — Что-нибудь придумаем.
— Интимное? — ревниво скривив губы спросила балерина.
— Только не это! — возмутился Петр. — Что я — контуженный или с пулей в голове?..
Ольга довольно хихикнула:
— Если будет возможность, пригласите меня.
— А почему бы и нет, — ответил Петр и отключил мысли, как это делал раньше. Со стороны казалось, что он ушел в себя или медитирует. Ольга не приставала к нему до самого Юго-Западного округа.
Дежурный, капитан милиции, посмотрел на Петра и очевидно признав за своего, махнул рукой, показывая лестницу на второй этаж:
— Пройдите к секретарше. Может она что-то разъяснит, а может и вы, — и он хитро усмехнулся.
Молодая секретарша не то вспомнила Петра, не то как дежурный, признала за своего, таинственным полушепотом сообщила:
— Я вчера обнаружила на своем столе рапорт на имя начальника управления от Виктора Андреевича с просьбой уволить его и не искать, — женщина испытующе взглянула Петру в глаза: — Вам не кажется, что рапорт несколько странноват?
— Кажется, — согласился Петр. Немного постоял в задумчивости, он распрощался с секретаршей, а внизу раскланялся с дежурным.
— Никого! — сказал он на улице: — Все исчезают в неизвестных направлениях. Призраки.
— Что вы сказали? — поинтересовался мужчина, столкнувшись с ним на тротуаре.
— Я сам с собой, — объяснил ему Петр.
— Угу! — быстро согласился мужчина ловко обходя его: — Бывает, — и убежал по своим делам.
Петр шел медленно. Его обтекали спешащие граждане большого города, иногда задевая сумками, плечами, локтями. Но он не обращал на это внимания, отвернувшись сознанием от окружающего мира внутрь себя и ни о чем не думая.
Опомнился в каком-то автобусе. Узнав его номер у сердитой старушки, понял, что едет совсем в другую сторону, от своего дома. Сошел на следующей остановке, рядом со станцией метро и спустился под землю.
Во-второй половине дня Петр уже лежал на своей кровати и бессмысленно рассматривал серый с трещинами потолок комнаты. Внешний мир сдвинулся с места, а он никак не мог выйти из состояния коллапса. Перед тем как уснуть издалека пришло осознание того, что он в этом мире лишний. И слегка пожалел, что не рванул за демоном или ведьмой. Хотя… Четр его знает, чем все могло закончиться, а вдруг контакт с ними имел конец во времени.
Утром окна ярко освещались всходившим солнцем. Петр почувствовал по своим внутренним часам, что проспал. Сейчас было не меньше семи. Но он не двинулся с места, продолжая бревном лежать на кровати. Только сейчас к нему пришло четкое осознание того, что он в нормальном мире чужой. Судьба подарила некоторое время деятельности и на том спасибо. Ну чем заняться: опять монетами? Можно было на имеющиеся деньги купить хорошую коллекцию. Однако что-то изменилось в сознании и Петру сейчас монеты были ни к чему. Он удивился, что так долго занимался этим пустым делом и кажется ему оно нравилось.
Можно было пристроится торговать на рынке всякой всячиной, хотя бы прислуживая Кеше. Однако торговля и он были несовместимы, особенно в нынешнем ее варианте, когда на прилавках рынка на семьдесят процентов лежал краденый товар.
Найти какого-нибудь криминального авторитета и подвизаться к нему киллером? Боже упаси! Петр всеми силами старался даже пыль не поднимать со своего прошлого. Жизнь — улетевшая коту под хвост. Он не осуждал исполнителей, ликвидаторов, киллеров, но заниматься сейчас этим!.. Лучше с голоду умрет. А ведь есть еще кадровик, который наверняка позвонит куда-нибудь. И если Петр не появится у него — то все!
Нужно менять квартиру. За пенсией лучше не приходить! Сразу заметут или хлопнут. Скорее, привлекут. А он на дыбки, вот и хлопнут. Хорошо, что не прописался в квартире, остался жителем области. По прописке не найдут. С военного учета снят: не по возрасту, а в связи со спецработой и спецучетом, которого в природе не существует.
А на что тогда жить?
Хотя есть возможность прийти в театр к Ольге и попросить ее об устройстве — макеты таскать. Или как их там? Декорации с места на место переносить. Работа как работа, не хуже других.
В общем, не паниковать. Один выход уже найден.
Он снова уснул. Очевидно за долгих два года в одном дне слишком устал. Проснулся вечером. Поел и как лунатик побрел к подвалу. «Жигуля» на месте не было. Угнали капитально. Возможно уже разобрали на запчасти.
Но подвал его не порадовал: все было в паутине и в пыли. Полный порожняк. Значит «деньги за непрожитую жизнь не вернут». Поднялся наверх и пошел куда глаза глядят. Ходил долго, пока не устал и не продрог, потом определился, что сделал оборот вокруг своего квартала, возможно не один.
Вскипятил чайник, открыл пошире окно и резко выкинул остатки начавшей пованивать колбасы на газон, где выгуливали собак. Съел дежурную «сайру» и как сноп вновь завалился спать. Однако, как же я сильно переутомился, мелькнула у него мысль перед тем, как поплыл серый туман.
Снова утро и опять пасмурно: что поделаешь — осень. Петр встал на этот раз бодро, поставил чайник и включил динамик. Дикторша немного грустным голосом вдруг сообщила, что сегодня, четырнадцатого октября продолжатся осадки…
— Как так четырнадцатое?!. — заорал Петр, растерянно уставившись на динамик: — Должно быть шестнадцатое!
Но дикторша его не слышала, продолжала говорить о каких-то неполадках в Думе, в правительстве…
Петр зашагал по кухне, нервно почесывая руки:
— Ты что мелешь? — начал он дискуссию с динамиком: — Крыша поехала?! А может быть поскользнулась и головкой о троллейбус шарахнулась?
Но динамик молол свою чушь, не обращая на возмущенного Петра никакого внимания.
Чайник уже давно пузырился и шумел. Петр автоматически снял его с плиты и заварил покруче:
— Офонарели совсем! — сказал он немного успокоившись. Присел к столу и только сейчас заметил пакет с продуктами. Он вытряхнул из него все, однако колбаса была на месте.
Петр долго смотрел на то, что принесла ему Мария, в последний день и не хотел ни о чем думать. Это у него получалось отлично. Спохватившись через полчаса, выпил стакан чаю и засобирался, бормоча себе под нос:
— Сегодня-то я с тобой наверняка разберусь.
Одевшись, выскочил из дома и ринулся в сторону Синичкиной улицы, к тринадцатому дому, квартира шестьдесят шесть. Шел совсем безоружный, с голыми руками, но переполненный злом и каким-то отчаянным весельем. В глубине души ему хотелось, чтобы подобное случилось и он боялся, что повтор четырнадцатого октября — это его глюки от долгого зависания в одном и том же дне. Два чувства боролись в нем: злость и надежда. Но злость почему-то в основном была на самого себя: как же он мог забыть о Джебе?
Длинный коридор был темный и гулкий. Дневнушки не светили. Петр ширкнул зажигалкой и медленно пошел вдоль дверей, пока не заметил табличку с цифрой шестьдесят шесть. Потянул тяжелую дверь на себя и она подалась. За ней не было оштукатуренной стены, зиял темный проход, со слабо освещенным из комнаты дверным проемом. Петр по кошачьи вошел в прихожую и мягко прокрался к входу в комнату.
— Проходи, не прячься, — услышал он хрипловатый голос хозяина. — Отдохнул, я думаю?
Петр вошел в комнату, где как и в первый раз за широким полированным столом сидел монголоидный тип и что-то набирал на компьютере. Справа от стола окна были темнее ночи, а слева так и возвышались вмурованные в стену три сейфа.
— Я решил, что тебе три дня достаточно для отдыха, — с непонятным акцентом произнес Джебе и встав со стула, вышел из-за стола. — Садись, — пригласил он Петра на свое место: — А то у меня времени мало.
— Так это все вы делали? — без всякой неприязни поинтересовался Петр, не двигаясь с места.
Джебе нервно дернул верхней губой и коротко ответил:
— Нет. Я тоже исполнитель.
— А кто?..
— Не знаю, — Джебе направился мимо сейфов к стене, противоположной окнам. И только сейчас Петр заметил, что это вроде бы и не стена, а черная жидкость, по которой пробегала мелкая рябь, но поверхность этой жидкости располагалась неправильно — вертикально.
— Садись, садись, — хозяин показал рукой в сторону компьютера. — Ты же его освоил? Научился пользоваться?
Петр неопределенно пожал плечами.
— Ну, в этих программах разберешься. Раньше было хуже, без техники. Сложнее. А сейчас провода, электричество, компьютер вместо мантр и заклинаний, — Джебе усмехнулся. — Теперь ты здесь хозяин.
— А куда вы?
— Не знаю, — Джебе тяжело вздохнул: — Надеюсь, что не туда, где расшнуровывают память. В колодце я был, — задумчиво сказал он: — Но тебе там может не понравиться, и взглянув на Петра, почти приказал: — Набери на клавиатуре «Колодец»!
Петр неуверенно двинулся к компьютеру и набрал слово. В центре комнаты неожиданно разверзлась круглая дыра с клубящимся серым туманом в глубине.
— Нажми «Esc», — сказал Джебе.
Петр выполнил просьбу. Колодец исчез.
— Остальное в инструкциях, нажмешь F1, — усмехнулся Джебе и шагнул к черной стене из жидкости, но приостановившись, повернулся:
— Ключи от сейфов наверху, если вдруг понадобятся деньги. Но мне кажется, они тебе ни к чему, — и хотел было войти в жидкость, но Петр быстро спросил:
— Джебе… Это что — имя, или кличка?
Монголоид, не поворачиваясь, на мгновение замер и после секундного раздумья сказал:
— Мне это имя дал Темуджин. Потом его назвали Чингизханом, и шагнул в жидкую стену, исчезнув в ней. По смоляной поверхности побежали небольшие волны.
Петр уселся на вертящееся кресло у компьютера и долго сидел без мыслей. Потом запросил у компьютера помощь и узнал, как устранить жидкую стену. Стена стала нормальной, обклеенной какими-то старыми обоями. Жуткая смола, поглотившая Джебе, исчезла. Петр нашел программу под названием» Труба» и запустил ее. В той же стене образовалось отверстие диаметром около метра, в которое стало засасывать воздух из комнаты. Но ток был небольшим, лишь шевелил несколько бумажек, оставленных Джебе на столе. Вытягивая шею, но не поднимаясь со стула, Петр с удивлением заглядывал в бесконечную, извивающуюся и переливающуюся в глубине всеми цветами радуги, трубу. Поколебавшись, отменил программу. Дырка исчезла.
— Ладно, сказал он вслух, вставая с кресла, — завтра разберемся, — и усмехнулся: — У меня очевидно впереди целая вечность, — и хотел выключить компьютер, но не нашел ни одного выключателя или провода.
— Да и черт с тобой! — выругался Петр: — Жужжи и жди, — и потопал в прихожую. Ни о чем не думая, он отворил железную дверь и шагнул в коридор, страшно ударившись коленом и лбом об оштукатуренную стену. Выхода в коридор не было.
Назад: Глава шестнадцатая
На главную: Предисловие
