Поселение медленно приходило в себя после разрушительного нападения мапингуари. Люди разбредались наводить порядок, восстанавливать разрушенные строения. Кто-то организовал сбор погибших – их оттаскивали на край поляны, в тенистый уголок, под деревья. Женщины стирали кровь. Притихшие и напуганные детишки выглядывали из окон домов, щурились на солнце, разглядывали незваных путешественников.

Наша же небольшая компания собралась у пирамиды. Мы расселись на ступеньках. Дик, вытянув ногу, облокотился о каменный выступ и рылся в мешке, пытаясь найти что-нибудь из еды. Аппетит у него был всегда, независимо от настроения, пережитого стресса и других факторов.

Глеб все еще походил на зомби, пялился в одну точку, жуя губами. Леопольд тоже оказался немногословен. Только вздохнул несколько раз: «Эх, знал бы, куда лезу, ни в жизни бы не согласился. Затащили же меня…»

Только девушки были активны и болтливы. Они быстро нашли общие темы для разговора и о чем-то лепетали на английском.

– Надо выбираться, идти к деревне и оттуда в город, – начал я. – Пока до нас нет никому дела.

– А как же мапингуари? – спросил Дик, доставая из рюкзака фонарик. Повертел его в руках и убрал обратно. – Мы же не поймали редкое животное.

– Ты планируешь вернуться?

Дик неопределенно пожал плечами:

– Хотелось бы. У меня же нет трофея, как у твоего брата.

– А ты не завидуй, – отозвался Глеб. – У тебя был прекрасный шанс.

– Я, это, ни капли не завидую. Просто с удовольствием бы отправился обратно, нашел бы животину и сфотографировался бы с ней на фоне какого-нибудь красивого перуанского водопада!

В этом и был весь Дик. Он едва ходил из-за раны на ноге, вымотался, толком не ел два дня, а уже собрался отправляться в очередное приключение.

– Ни за какие коврижки, – произнес Глеб. – Не знаю, как вам, а мне не очень понравилось сидеть в клетке и ожидать, когда же меня отправят на съедение этой прожорливой твари.

– А я бы сходил к той воронке, края которой усыпаны пеплом, – внезапно произнес Леопольд.

Мы удивленно посмотрели на него. Даже Дик отвлекся от изучения внутренностей рюкзака.

– Я общался с вождем племени, – продолжил Леопольд. – Понимаете, это племя живет здесь уже несколько сотен лет. Прямые потомки инков, создатели великой империи. Их мир уменьшился до размеров поселения, в котором осталось не так уж много от истории. Многие эти дома строили еще во времена, когда здесь никто не знал о существовании других людей. Так вот вождь сказал, что котлован существовал уже тогда, когда сюда пришли инки, и считался древним алтарем бога ярости. Костей в нем видимо-невидимо. Они медленно сползают вниз и проваливаются под лед Вечного Озера – очень медленно, раз в десятки лет… А озеро тает всего раз в год, в самый жаркий день лета, когда над ним много часов светит палящее солнце. Эти кости – останки животных, которых мы с вами никогда не видели. Животных, которые пали жертвами мапингуари в те времена, когда человек едва научился обрабатывать камни. А еще я был у этой воронки много лет назад. И я прекрасно помню, как потерял свою мечту, едва на нее наткнувшись.

– Вы о сумчатом тигре?

– Мне надо побывать там, – решительно сказал Леопольд. – Понимаете, я выбрался из Москвы впервые за пятнадцать лет не для того, чтобы просидеть в клетке и трусливо сбежать. Мне надо, понимаете? Надо!

Я развел руками:

– Лев Игнатьевич, при всем уважении, но я совершенно не понимаю, как у вас это получится.

– Все очень просто, – сказал Леопольд и направился по тропинке в глубь поселения.

– Вы куда? – я бросился следом.

– К вождю племени. Пообщаться надо.

– От хотел отправить вас на съедение монстру!

– Человек руководствовался собственными критериями. Ему надо было защитить остальных.

– Это глупые критерии! Убивать одного человека ради спасения другого?

Леопольд остановился, ткнул мне в грудь указательным пальцем:

– Ради спасения сотен других, молодой человек. Это разные вещи. Мы много и долго с ним разговаривали. Всю ночь. Обстоятельно. Знаете что? Подобной мудрости я не слышал много лет. Если хотите знать мое мнение, я бы сам с радостью отправился в пасть к разъяренному чудовищу, если бы был на сто процентов уверен, что это поможет спасти древнее поселение от разрушения!

На это мне возразить было нечего. Леопольд удовлетворенно кивнул и продолжил путь. Я оглянулся на оставшихся друзей. Те тоже выглядели ошарашенными. От кроткого и доброго Леопольда никто такого не ожидал.

Тогда я снова его догнал. Зашагал рядом:

– Лучше ходить по двое, мало ли…

Нас все же привели сюда не по доброй воле.

Мы миновали площадь, где множество женщин тщательно подметали землю и вычищали пирамиду. Направились к высоким каменным домам, жмущимся в тени у огромного куска скалы. Скала эта давно покрылась густыми зарослями лиан и мхом. У двухэтажного дома с цельными ступенями, выбитыми из камня, мы остановились. На крыльце у двери нас поджидал вождь.

Он стоял, опершись о клюку, и разглядывал белокожих путников из-под широкополой шляпы. Полоски краски – белой, голубой, зеленой – размазались и осели разводами на морщинистых щеках, еще больше подчеркивая пожилой возраст вождя.

Он что-то негромко сказал. Леопольд кивнул, перевел:

– Спрашивает, как мы себя чувствуем.

– Лучше многих, – отозвался я.

Потом заговорил Леопольд. Кажется, он что-то объяснял. Люди за спиной вождя – два крепыша кечуа в темных одеждах – переглянулись.

Вождь снова что-то коротко сказал.

– Я объяснил ему, что хочу отправиться к воронке и найти останки старого зверя, которого видел там много лет назад, – перевел Леопольд. – А вождь сказал, что я безумец… и ему это нравится.

Теперь заговорил вождь. Он говорил минут десять, жестикулируя, показывая на меня кончиком клюки, размахивая руками над головой. Леопольд же объяснял, что вождь считает всех нас безумцами и отчаянными храбрецами. Только безумцы могут отправиться на поиски древних богов, бесстрашно вступить с ними в схватку и прогнать их. Еще Леопольд перевел слова вождя о том уважении, которое он испытывает ко всем нам.

– Признаться честно, – говорил Леопольд, – мы все должны были пойти в качестве ритуальных овец на корм богу ярости. Но уже когда отчаянный Дик спрыгнул с квадроцикла и в одиночку убежал в джунгли, стало понятно, что эти люди не так просты. Ну или как минимум отчаянно глупы. К тому же мы долго разговаривали с глазу на глаз. Я рассказал вождю племени о том, как огромен мир, какие чудеса есть в нем и какие боги теперь правят балом… Вряд ли он поверил, – шепнул Леопольд чуть слышно и продолжил: – А потом появился монстр, и в поселении воцарился хаос. Вождь решился на главную жертву. Бога мог утихомирить только самый важный из пленников, то есть я. Но тут вмешались остальные белокожие люди, храбро вступившиеся за своего друга, и бог был вынужден бежать. Это самый великий подвиг! Только храбрецы способны править миром!

– Спросите у него, почему никто не сопротивлялся?

Леопольд перевел и, выслушав ответ, сказал:

– Это же очевидно. Нельзя убивать священное животное. Его можно только отпугнуть. Но монстр никогда не нападал на это поселение, поэтому у стражей на башнях не было опыта. Они сами испугались, столкнувшись лицом к лицу с древним божеством. Страх сковывает и не дает мыслить рационально.

– Но мы же могли его убить.

– Тогда бы сейчас мы бы тут не стояли, – пожал плечами Леопольд. – А сейчас, молодой человек, не мешайте мне договариваться о котловане.

Я молча стоял и слушал непонятные разговоры между вождем племени и Леопольдом.

Храбрецы… кто из нас думал в тот момент, когда бежал наперерез к мапингуари, что это храбрый поступок? Задумался ли кто-нибудь, что он делает и для чего? Сомневаюсь. Храбрость ведь в том и состоит, что делаешь что-то без единой мысли в голове, подчиняясь инстинктам и внутренней какой-то логике. Опираясь о нормы морали и понятия человечности. Только так. Нет морали – нет и храбрости.

Леопольд шагнул навстречу вождю и коротко кивнул. Вождь кивнул в ответ. Ритуал соблюден.

– Каковы итоги? – спросил я.

На лице Леопольда сияла улыбка.