Куско – очень старый город. И очень атмосферный. Только представьте себе – существует легенда, что этот город основал первый инка Манко Капак, который заложил основы великой империи инков. А Куско был столицей этой империи. Для того чтобы заложить город в долине среди гор, пришлось уничтожить парочку враждебных племен, но времена были такие, что не поспоришь.

Атмосферой древности тут пропитано все. Еще бы – три тысячи лет с момента основания! А в шестнадцатом веке сюда приехали испанцы, которые отстроили город по своему усмотрению (тоже уничтожив парочку агрессивных племен), соединили испанскую архитектуру с архитектурой инков. Взрывная смесь! А если подумать о том, что кладка под ногами, фундаменты домов, дороги и тропинки сохранились с древних времен, что в самом городе, куда ни посмотри, можно наткнуться на наследие древних жителей, дух захватывает (дело, конечно, и в том, что город находится на высоте трех с половиной тысяч метров над уровнем моря, но это не самое главное, поверьте).

Больше всего встрече с городом радовался Леопольд. Пожилой ученый хватался за сердце, приглаживал ладонью непослушные волосы, вертел головой и то и дело восклицал:

– Ах, какая красота! Ах, как я долго здесь не был! А ведь ничего не изменилось! Время застыло здесь! Времени некогда тратить силы на Куско!

Время действительно застыло. Едва мы отошли от автовокзала (в сопровождении осторожных перуанцев), как угодили в переплетение улиц, дороги которых были выложены каменной кладкой, а над головами нависли старинные дома с узкими окнами и высоченными башнями. Несколько раз мимо проехали люди на настоящих, живых ламах! Эти чудные животные вели себя так, словно это не их оседлали, а они позволили жалким людишкам набросить на себя сбрую. Всюду сквозь камень прорастала трава, торчала пучками, тянулась к голубому небу. Из окон доносилась музыка, кто-то весело переговаривался, а каждый прохожий – будь то низкорослый перуанец в трико от «Адидас» или женщина с длинными, заплетенными в косу волосами – останавливался на почтительном расстоянии от нас и улыбался, провожая взглядом.

– Скоро привыкнете, – говорил Леопольд, раздавая улыбки направо и налево. – А через неделю вас начнет все это раздражать. Высокие белокожие люди вызывают у местных комплекс неполноценности и острое желание быть похожими на нас. Перуанцы любят европейцев ровно до той степени, пока не начнут завидовать. А зависть, гхм, как известно, штука заразная. Вы начнете ненавидеть местных, а они вас. Но при этом все будут друг другу улыбаться.

– Но это если прожить тут достаточно долго, – заметил Дик. – Годика два, например!

У меня не было опыта жизни в Перу, поэтому я скромно молчал и продолжал наслаждаться местным колоритом. Через пару минут мы вышли на широкую площадь, где древние постройки, испанская архитектура и современный шик и блеск смешались в кучу. В центре площади высилась арка, под которой расположились палатки. В небо устремилась пика, на конце которой развевался флаг. Официальный герб Куско – радуга. Поэтому флаг был окрашен в знакомые семь цветов.

– Жители Куско прекрасно осведомлены, что означает радуга в некоторых других странах, – заметил Леопольд. – Но это их, гхм, ни капли не смущает. Радуга – она и есть радуга! Прекрасный символ света после дождя!

– А что она означает в других странах? – спросил наивный Дик, которого, кроме приключений, больше ничего в жизни не интересовало.

Глеб, посмеиваясь, принялся объяснять. Дик покраснел и пробормотал:

– Не, это же радуга! Чего они?..

Мы пересекли площадь, миновали палатки и арку и оказались около здания с панорамными зеркальными окнами в первых двух этажах. В зеркалах играли блики солнца.

– Отель «Мачу Пикчу», – прочитал Леопольд на вывеске. – Оригинальное, гхм, названьице. Четыре звезды!

– До вечера мы отдохнем здесь, – сказал Дик, останавливаясь под козырьком у входа. – А ночью отправимся в деревню, на встречу с вашей именитой обезьянкой!

– Почему ночью? – спросил я.

Дик понизил голос, будто кто-то здесь из местных понимал по-русски:

– Там заповедная территория, знаешь ли. Это тебе не туристические джунгли, а самая настоящая дикая природа. Ее охраняют. Особенно от белокожих искателей приключений на свои задницы.

– То есть таких, как мы, – нахмурился Глеб. – Предупреждать надо было, что все не просто так…

– А я о чем и толкую, братцы! Думаете, эти обезьяны вот так по городу шастают? Скажите спасибо, что добрые люди вообще помогли.

Глеб покачал головой:

– У тебя все то добрые, то темные! Как в книжках. Не нравится мне эта затея все больше. Ехать куда-то ночью…

Один из наших проводников-перуанцев взял Дика под локоть и что-то шепнул. Они отошли в сторону.

– Настенька, милая! Поможешь? – попросил через плечо Дик. – Ни черта не понимаю. Придумали же разные языки…

Мы втроем остались в тени козырька разглядывать площадь. Тут стеклянные двери отеля бесшумно разъехались в стороны и нам навстречу выбежала Анна Вэствейч собственной персоной.

На самом деле ее следовало бы называть Анечкой, Аннушкой, Аней, но никак не Анной. Для столь серьезного имени она была слишком юна и несерьезна. Ане недавно исполнилось девятнадцать лет, она училась в Лондоне и была абсолютным ребенком своего времени. То есть носила бесформенную одежду, рюкзак ее был набит всевозможными гаджетами, а любимыми средствами общения являлись «Фэйсбук», «Скайп», «Вибер» и «ВатсАп».

Вдобавок Аня была крохотной, щуплой девушкой с тонкими чертами лица, от чего ей едва можно было бы дать даже пятнадцать. Дик рядом с Аней смотрелся стариком, которого потянуло на малолеток.

Увидев нас, Аня бросилась обниматься, что-то лепеча на английском. Меня и Глеба она знала, а вот на Леопольда посмотрела с некоторой осторожностью. Видимо, старик с всклокоченными волосами и усами, как у кота, показался ей чрезвычайно странным.

Я собрал в кулак весь свой словарный запас английского и спросил, как у нее дела, живет ли она хорошо, учится ли и правда ли, что Лондон все еще «кэпитал оф Грейт-Британ»? Старую советскую шутку Аня не поняла и ответила на полном серьезе, что я не ошибся. Все верно. Лондон на месте. Куда же он денется.

К нам вернулись Дик и Настя.

– Все отлично, – сказал Дик. – Выезжаем в полночь. Я договорился.

В следующую секунду Аня повисла на его могучей шее и осыпала поцелуями.

– Расскажи подробности, – попросил я у Насти. От Дика в ближайшие пять минут вряд ли что-нибудь можно было бы добиться.

– И пойдемте внутрь, пожалуй, – добавил Глеб. – А то стоим, как остолопы, перед дверями.

Мы подхватили багаж и отправились в отель. В фойе было прохладно и свежо. Тихо журчал в углу огромный аквариум с рыбками – юркие рыбешки самой разнообразной расцветки сновали туда-сюда, разглядывая посетителей. За стойкой регистрации улыбался молодой перуанец, непривычно одетый в костюм с галстуком. Я уж было подумал, что здесь никто так не одевается. Дресс-код в туристических странах вообще штука редкая. Вдоль стен стояли диваны, на которых примостились туристы. Белокожих европейцев здесь оказалось человек десять.

– В общем, эти наши спутники предложили поехать в деревню на двух машинах, в объезд пунктов проверки. Не то чтобы здесь строго следят за перемещением туристов, но могут остановить. Всякие военные перевороты, смены власти, сами понимаете. Плюс ко всему, они постоянно говорили, что темные люди могут нас выследить, поэтому нужны деньги на маскировку.

– Ох уж эти мифические темные люди… – проскрипел зубами Глеб.

– Я тоже в них не верю, – пожала плечами Настя, – но Дик загорелся конспирологией. Не переубедить его. Прямо как ребенок.

– И что в итоге?

– В итоге он отдал им кредитку, чтобы купили что хотели. Я спросила, сколько там денег, а он отмахнулся, мол, хватит. Развод чистой воды. Чувствую, заселят нас в отель, а сами исчезнут с концами. На доверчивых, знаете ли, воду возят.

– Может, того, пообщаться плотно с этими товарищами? – предложил я. – Объяснить, что да как, прижать к стенке.

Глеб поморщился. Как всякий семьянин, да еще и умный человек, он не любил насилия.

– Подождите ночи, – вставил Леопольд. – Если они мошенники, то, гхм, для вашего друга это будет неплохим уроком. А если говорят правду, то и проблем нет.

В отель следом за нами вошли Дик с Аней в обнимку. Они подбежали к стойке регистрации, принялись болтать с администратором, объяснили ему, что мы гости и на нас забронировано. В итоге через десять минут нас заселили в три номера на втором этаже.

– Отдыхайте, пока есть время! – весело произнес Дик, провожая нас с Настей по длинному коридору. – Ночью ждут великие дела!

– А обед здесь включен? – спросила Настя с надеждой.

В последний раз мы ели в ночном отеле. Нас потчевали сомнительного вида блюдом, похожим на соус с перемолотыми листьями и острыми специями. Хотя еда эта оказалась удивительно вкусной, насыщение прошло быстро. А когда Настя напомнила об обеде, в желудке тревожно заурчало.

– Можно спуститься хоть сейчас. Тут готовят на заказ, – ответил Дик и был таков.

Из окон нашего номера открывался вид на внутренний двор отеля. Там расположился большой бассейн с шезлонгами и пляжными зонтами. До ужаса захотелось окунуться в воду и проплыть от бортика до бортика…

У нас же есть время до ночи. Так что не все потеряно!

– Пойдем кушать! – потянула меня за рукав Настя, едва мы положили вещи.

– А потом купаться!

– Это же не пляжный город, а исторический. Тут бродят по улицам, ищут памятники архитектуры, наслаждаются древними видами. Музеи, артефакты, все дела.

– Музеи, – выдохнул я. – Скукотища.

На самом деле я любил музеи. Просто в данный момент мне по душе был пляж.

Мы спустились на первый этаж и отыскали столовую. Это было небольшое и уютное заведение, стилизованное под шалаш древних индейцев. Я сразу вспомнил старый мультик, в котором пес Шарик с умным видом говорил: «Вигвам называется». Так и было. Вместо дверей – тканевые занавески, раздвинув которые, мы увидели увешанный тканями и стилизованными под шкуры убитых животных коврами обеденный зал. Под потолком горели лампы-свечи. Под ногами стелился туман. Пахло чем-то приторно-сладковатым. За массивной деревянной стойкой стоял форменный индеец с сигаретой в длинном мундштуке в зубах. Он, как и все перуанцы, улыбался. Зубы у него были длинные и желтые.

В зале царил полумрак. Столиков оказалось немного, а незанятых было всего два. Мы уселись в мягкие плетеные кресла. Как-то неловко даже было класть руки на стол – он был укрыт скатертью с рисунками, на которых плоские индейцы ловили плоскую ламу при помощи плоских же топоров и стрел. Рисунки были сделаны так, чтобы ни у одного туриста не возникло сомнений, что их нарисовали несколько тысяч лет назад.

Перед нами возник тот самый перуанский индеец (или как их вообще звать?) с сигаретой и на чистейшем испанском (как впоследствии рассказала Настя) объяснил, что до обеда еще три часа, но если милейшие люди желают, он может приготовить им омлет с ветчиной и помидорами, а за отдельную плату угостить национальным перуанским блюдом. Также есть чудеснейший перуанский кофе со специями.

Я захотел кофе и омлет, а Настя была не прочь отведать национальное блюдо. Пока нам все это готовили, она залезла в Интернет через планшет и начала вслух зачитывать названия блюд:

– Могут приготовить, так, сальтадо. Это рагу из овощей по-нашему. Или, вот, смотри, уанкаина папас. Папас – это картофель по-испански. Выглядит неплохо, кстати.

– Как что?

– Как картофель с луком. Или еще такая штука – аррос-кон-чокло. Как будто я в вестерне каком-то, а это названия вождей племени краснокожих, да? Карапулькра! Смешное название. Мясо какое-то. Может быть, мне мясо пожарят? Неплохой такой кусок перуанского мяса! Еще есть ко-ко, кинуа, палта а-ля хардинера, касса-реллека. Прямо чувствую, как на языке эта «реллека» перекатывается. Прелесть, а не язык!

Я растянулся в плетеном кресле, вытянув ноги. Принесли кофе – надо заметить, очень вкусный кофе! В двери столовой вошел Леопольд. Он переоделся – надел белые брюки, белую же рубашку и туфли. Причесал и уложил волосы (кажется, даже усы слегка причесал). В нагрудный кармашек рубашки вложил какой-то пышный красный бутон. Оглядевшись, Леопольд увидел нас, приветливо взмахнул рукой и подошел.

– Разрешите?

– Всегда пожалуйста.

Ученый пододвинул кресло, сел, положил руки на стол и принялся нервно перебирать пальцами предметы на столе: взял солонку, повертел, взял перечницу, потом достал зубочистку, отложил, помял салфетку.

– Вы выглядите так, будто собрались на свадьбу, – заметила Настя, отрываясь от чтения. – Как персонаж книги Габриэля Гарсии Маркеса. Одинокий влюбленный диктатор…

– Скорее, одинокий ученый, – усмехнулся Леопольд. – Так и есть, гхм. Почти на свадьбу… Так сказать…

– Роза Ивановна! – воскликнул я, догадавшись. – Ну, конечно! Она где-то здесь? Вы договорились встретиться?

Настя непонимающе посмотрела на нас. Я торопливо объяснил:

– Первая любовь Льва Игнатыча. Он много о ней рассказывал в университете. Именно здесь, в Куско, они познакомились. Представляешь, два русских человека встретились? У нее отец эмигрировал когда-то давно в Нью-Йорк из СССР, нашел себе молодую американку, взял в жены…

– Да, да, – подхватил Леопольд. – У них родилась дочь, а спустя девятнадцать лет я познакомился с ней в одном из заведений города. Я – дипломат, ученый человек, житель Советского государства. А она – дочь эмигранта, журналиста, отправившаяся вместе с отцом в Перу в путешествие.

– Как же это романтично! – пробормотала Настя.

Тут мне принесли омлет, а ей колоритное национальное блюдо – рис со специями в горшочке. Настя, отвлекшись, полезла в Интернет, выяснять, как это блюдо называется на местном наречии, и выяснила, что это и есть, ни много ни мало, рис в горшочке. Нахмурившись, она сказала:

– Как-то жиденько у них с колоритом. – И принялась уплетать за обе щеки.

А Леопольд тем временем самозабвенно продолжал:

– Роза… Какое чудесное имя! Лучшая история в моей жизни! Мы влюбились друг в друга с первого взгляда и несколько дней практически не разлучались. Гуляли по площадям Куско, ездили на экскурсии, побывали в Мачу Пикчу и еще на десятках, нет, на сотнях развалин, исторических местах исчезнувших цивилизаций! Понимаете, гхм, тут атмосфера! Воздух, воздух какой! Все пропитано историей! Любовь здесь вспыхивает мгновенно. Одной искры достаточно!..

– И что же? – жуя, поинтересовалась Настя.

– Потом обо всем узнал ее отец, – нахмурился Леопольд. – Времена были такие, что эмигранты не сильно любили свою бывшую Родину. Вернее, то, что в ней творилось. А я был настоящим воплощением советского человека и был настроен несколько, эээ, враждебно по отношению к тем, кто бросил страну… В общем, тут еще всплыло, что мне тридцать четыре, а ей девятнадцать. Ее отец был старше меня всего на шесть лет. Мы встретились с ним в небольшом ресторанчике с прекрасным видом на пушистый лес и горный серпантин. Я, гхм, как сейчас помню, что вокруг было необычайно тихо. Только где-то за окном шелестела птица. Она не пела, а именно шелестела. Как будто кто-то быстро-быстро перелистывал тетрадь на ветру.

– Вы подрались? – Глаза Насти загорелись.

Я слышал эту историю несколько раз. Что поделать, Леопольд любил предаваться воспоминаниям на лекциях. Его истории раз за разом обрастали подробностями, становясь похожими на литературное произведение, которое постоянно редактируют.

Леопольд пожал плечами.

– Увы мне, – сказал он. – Я был ученым, ценил ум, а не силу. Мне казалось, что сила знаний ставит меня выше остальных. На самом деле все было не так.

– Вас избили?

– Грубо говоря, да, – пожал тощими плечами Леопольд. – Не очень сопротивлялся, знаете ли. Бывают мгновения, когда лучше не давать сдачи… Да я и не умел… Одним словом, гхм, рассчитывать на что-то серьезное при таком отношении было сложно… Я принял решение встретиться с Розой и все ей объяснить. Мы не могли быть вместе, и дело с концом.

– И вы правда расстались? – округлила глаза Настя. – Господи, как романтично! Это, наверное, место располагает! Разбитые сердца и все такое!

– Ага. Синяк под глазом, сломанное ребро, гематомы на бедре и на правом боку, – невесело усмехнулся Леопольд. – Роза, увидев меня, решила, что к отцу не вернется. Это действительно было, гхм, несколько романтично. И еще безумно. Я подло и почти коварно сбежал из посольства, а она ушла от отца. Мы вместе отправились в небольшую деревеньку под Куско, где сняли домик и прожили в нем… четыре незабываемых дня! – на последних словах Леопольд запнулся и мечтательно закатил глаза. Было видно, что эти четыре дня он помнит в мельчайших деталях, по минутам, и уже не первый год мысленно возвращается в прошлое, желая остаться в нем навсегда.

– Что было потом? – поинтересовался я. Финалом истории Леопольд никогда не делился перед аудиторией.

Пожилой ученый моргнул. Мне показалось, что в глазах его застыли слезинки.

– А потом приехал ее отец и сказал, что он, как известный журналист, может забросить в газеты столько информации обо мне, что я больше никогда не смогу вернуться в Союз. А если и вернусь, то вряд ли когда смогу обелить собственное имя. Он умеет писать так, чтобы ему верили. Я, кстати, гхм, читал его статейки позже. Здорово пишет…

– И вы уехали?

– О, не сразу. Разразился скандал. Роза грозилась наложить на себя руки. Она готова была уехать вместе со мной. Да много чего было придумано, решено, рассыпалось в прах и никогда не осуществилось. Времена были такие, что, знаете, вам не пожелаю. Ее отец… он ведь действительно мог одной статьей разрушить много судеб. Поэтому я, гхм, принял решение отступить. Мы расстались, пообещав не терять друг друга из вида. Расстались влюбленными, чтобы никогда не увидеться.

– И с тех пор вы не выбирались из Москвы?

Леопольд криво ухмыльнулся:

– Легенды бегут впереди меня… Нет, моя дорогая. Я еще долгое время жил и работал здесь, в Перу. Сначала в Куско, потом в Лиме. Просто, гхм, я больше не видел Розу. Никогда. Мы переписывались несколько лет. Ее отец не запрещал, знаете ли. Потом связь прервалась. Последний раз я получил от Розы письмо двенадцать лет назад. Она сообщила, что перебралась жить в этот город. Устроилась экскурсоводом и возит людей в горы, показывает города инков.

– Как романтично! – в очередной раз восхитилась Настя. – И вы знаете, где она живет сейчас?

– О, только приблизительно. Постараюсь потратить оставшееся до отъезда время с пользой, – Леопольд перевел дух, провел по бутону в кармашке ладонью и добавил: – Можно вас попросить об одолжении?

– Каком?

– Вы не хотите прогуляться со мной? – голос его задрожал от волнения.

– Вы хотите?..

– Боюсь, я могу, гхм, немного перенервничать, ну или не решиться… знаете… стариковские причуды. Мне не тридцать лет все же.

Настя возбужденно отодвинула опустевший горшочек из-под риса:

– С огромнейшим удовольствием прогуляемся! Фил как раз говорил о том, что хочет прогуляться! До ночи еще уйма времени!

На самом деле я собирался прилечь отдохнуть. Глаза слипались от усталости. Но не отказывать же в столь деликатном деле.

– С удовольствием, – улыбнулся я. – Вам очень идет белая рубашка, кстати.