Уберите «Першинги» из Европы!
Фёдор тяжело дышал и обливался по́том. Уже полчаса он таскал на голове тяжеленный гипсовый бюст какого-то композитора, а снайпер всё не стрелял.
«А может, нет никакого снайпера? — устало спросил сам себя Фёдор. И сам же себе строго ответил: — Есть. Милиции без снайперов не бывает!»
И Сивцов продолжал, хромая на обе ноги и покачиваясь под тяжестью гипсовой болванки, самоотверженно прогуливаться перед окнами.
План Фёдора был предельно прост: продержаться до приезда жены из деревни. А тогда — Сивцов был в этом абсолютно уверен — его врагам не поздоровится! Продержаться оставалось, по прикидкам осаждённого, часов тридцать-сорок.
То, что он окружён со всех сторон, Фёдор понял ещё больше часа назад, выглянув в окно. Весь двор напоминал гигантский ночной клуб, как их показывали по телевизору — по стенам, земле и людям метались синие и красные сполохи проблесковых маячков, установленных на десятках милицейских машин. Под балконами возились какие-то люди.
«А я не верил, когда Ефим Бабурин говорил мне на работе, что вся милиция куплена на корню! — ужаснулся Сивцов. Теперь он видел в окно своими глазами, как прав был Ефим. — Надо же, не смогли сами меня достать — тут же наняли спецназ из Чечни и половину милиции города! И что характерно, они не смогли им отказать — примчались прямо посреди ночи, чтобы выкурить меня отсюда! Буду жив, расскажу Ефиму», — Фёдор отошёл от окна и стал думать, как быть дальше.
«Первым делом — дверь! — чётко определил себе задачу выкуриваемый. — Надо задвинуть её шкафом!» — решил он и пошёл смотреть, где у соседа находятся шкафы.
Почему дверь надо задвигать именно шкафом, Фёдор не знал, но подсознательно чувствовал, что это правильное решение. Шкафы у соседа были почти в каждой комнате и все, как один — встроенные, так называемые «купе». Фёдор знал это название, потому что, во-первых, его часто упоминали в телевизионной рекламе, а во-вторых, Амина очень хотела иметь такой шкаф в спальне и уже почти собралась заказать его в какой-то фирме, которым Фёдор не очень-то доверял.
«Надо сказать ей, чтоб не заказывала, — рассуждал он, расхрамывая по квартире Папанова. — А то, не дай бог, что случится — даже дверь задвинуть нечем!» — с этими слегка параноидальными мыслями Фёдор набрёл на бильярдную.
«Вот! — тут же сверкнула в его голове мысль. Сивцов увидел бильярдный стол. — Вот оно! Как раз то, что надо! Большой, тяжёлый и красивый. Как в кинофильме про „Неуловимых“, только лучше!» — Фёдор обошёл стол и упёрся в него плечом.
К его удивлению, стол поехал по паркету в нужном направлении. Не слишком легко, конечно, но Сивцов думал, что ему вообще не удастся сдвинуть с места это сооружение.
Через десять минут бильярдный стол работы неизвестного Сивцову мастера занял своё место согласно гениальной фёдоровской диспозиции. Между столом, придвинутым вплотную к дверному косяку, и противоположной стеной оставалось ещё много места.
«А ведь они этот бильярд в два счёта отодвинут, — имея в виду спецназовцев, тревожно подумал Сивцов. — Я один его досюда дотолкал, а их вон сколько приехало! Вмиг оттолкнут от двери…» — Фёдор задумчиво посмотрел на оставшийся проход между бильярдом и стеной.
Ещё через пять минут вакантную пустоту в прихожей занял настоящий рояль на колёсиках, который встал на своё место, как будто оно для него и предназначалось — зазор оставался не больше двух сантиметров. На верхней крышке инструмента сиротливо возвышался чей-то гипсовый бюст, приехавший сюда вместе с роялем, так как Сивцов не догадался оставить его в комнате.
«Моцарт, — взглянув на бюст, уверенно определил Фёдор. — Или Чапаев».
Создатель сей удивительной музыкально-спортивной баррикады удовлетворённо потёр руки. Тут его внимание привлекло свободное пространство над бильярдным столом, оставлявшее открытым доступ в квартиру в случае, если дверь всё же не выдержит. Фёдор видел в одной из комнат какие-то ящики, а потому, не медля ни секунды, пошёл за ними — в квартиру могли начать ломиться в любой момент.
Вскоре антикварное сукно стола было плотно заставлено какими-то жутко тяжёлыми промасленными ящиками, и верхняя часть двери была полностью закрыта для доступа.
«А снизу надо забить всё пространство каким-нибудь тряпьём, — азартно подумал разошедшийся баррикадостроитель, направляясь за очередной порцией „стройматериалов“. — Иначе они мне там каких-нибудь газов напустят!»
В то, что «каких-нибудь газов» можно напустить и сверху, а также из множества других мест, он, как обычно, предпочитал не задумываться.
Наконец новоявленный архитектор осмотрел своё теперь уже полностью законченное творение. Даже на первый взгляд выглядело это сооружение инженерного искусства впечатляюще и довольно-таки надёжно. Сверху всё это нагромождение ящиков, подушек и дублёнок Сивцов накрыл снятым с окна в одной из комнат большим голубым тюлем. Получилось очень красиво.
«Амине бы понравилось, — с грустью подумал Фёдор. — Жаль, что она сейчас меня не видит».
Его порезанная нога больше не кровоточила, но кровавые следы по всей квартире на непосвящённого навели бы жуть.
«Чёрт, холодно, — подумал комендант крепости. — Угораздило же меня тапочки потерять!»
Он нашёл и разорвал пополам какую-то простыню и соорудил себе некое подобие обмоток, популярных в солдатской среде в годы первой мировой войны и революции. Обмотки смотрелись с костюмом немного ужасно, но Фёдор остался доволен.
На улице стало чуть светлее, и революционный солдат решил ещё раз выглянуть в окно, чтобы оценить обстановку. Фёдор направился в сторону ближайшего окна и вдруг, не дойдя до него пары метров, он, как подкошенный, с диким воплем рухнул на пол и прижался к нему всем телом. Там же могут быть снайперы! Как он умудрился про них забыть? Казалось бы, столько фильмов пересмотрел за свою жизнь, и на тебе — расслабился. Дверь он, видите ли, забаррикадировал! Что им твоя дверь, Федя? Один выстрел через окно — и всё, пишите письма! Сивцову вдруг стало очень страшно и очень жалко себя. Неожиданно в голову пришла спасительная, как ему показалось, мысль — снайперов тоже можно обмануть! И он, Фёдор Сивцов, сейчас это блестяще проделает! Всё-таки просмотренные в своё время фильмы помогают ему сейчас, в трудной ситуации!
От избытка переполнявших его чувств лежащий на полу Фёдор захотел издать какой-нибудь индейский клич или, на худой конец, закричать болотной выпью. Сивцов, конечно же, не знал, что закричи он сейчас болотной выпью, то майор Сомов, находящийся в настоящий момент на улице внизу, заслышав из квартиры вопль этой редкой птицы, наверняка отказался бы от планов взять обороняющегося обычными методами. К счастью, у Фёдора не было достаточной голосовой практики, поэтому, издав из горла только хриплый куриный клёкот, он пополз по-пластунски обратно в глубину квартиры, искать необходимые для осуществления хитроумного плана предметы.
Обратно разведчик приполз в мохнатой меховой шапке на голове и бильярдным кием в руке.
— Сейчас, голубчики, — злорадно бормотал пластун. — Я вас выведу на чистую воду!
Выведение вражеских снайперов на чистую воду состояло в надевании меховой шапки на конец бильярдного кия и приподнимании всей этой конструкции над подоконником. Шапка, по замыслу Фёдора, должна была имитировать его голову и тем самым вводить снайперов противника в лёгкое заблуждение. Вообще-то в фильмах про войну, подсказавших Сивцову эту идею, наши бойцы на палку надевали каску, чтобы выставить её над окопным бруствером. По каске немедленно начинали со всех стволов лупить фашисты, и всем становилось ясно, что место это хорошо пристреляно врагом, и вставать здесь в полный рост не рекомендуется.
Однако, сколько Фёдор не поднимал шапку, никто по ней лупить не собирался. Либо место оказалось не пристрелянным, либо снайперы невнимательными. Разозлившись, Сивцов поднял шапку почти до потолка, благо кий это позволял. Никакой реакции.
— Уснули они там, что ли? — буркнул хитрец себе под нос.
Фёдор ещё несколько раз подряд плавно поднимал шапку до потолка и так же плавно опускал её обратно к подоконнику. Выстрелов не было.
«Что за чёрт, — думал Сивцов, начиная злиться, так как у него уже затекла спина, — слепым надо быть, чтоб такую здоровенную шапку не заметить!»
И тут до него дошло.
«Ну я дурак, блин! — выругал себя прозревший. — Ну конечно, что они — идиоты, что ли? Сразу раскусили, что это я их специально на выстрел выманиваю. Шапка-то зимняя! Кто ж будет в зимней шапке по квартире разгуливать? Сидят, поди, да посмеиваются надо мной, дураком!»
Сивцов даже плюнул с досады.
«Что же делать? — лихорадочно соображал раскушенный. — Свою ведь голову не будешь под пули совать. Стоп! А бюст Моцарта, то бишь этого, как его там? Чапаева! Чем не голова? По-моему, она почти что в натуральную величину».
И Фёдор, вторично издав воинственный клёкот, снова пополз в недра квартиры.
На этот раз он отсутствовал у окна дольше, чем в первый раз — ползать по-пластунски с бюстами известных людей до Фёдора не пробовал никто в мире. Отдуваясь, как выброшенный на берег кит, Сивцов привалился спиной к стене рядом с окном.
«Как же сделать так, чтобы они сразу поверили, что он — это я? — думал он, ласково глядя на гипсовую голову. — Если я заставлю их поверить, что это на самом деле моя голова, тогда они выстрелят в бюст, подумают, что убили именно меня и спокойненько разъедутся по домам… По-моему, неплохо! Хотя, наверное, надо сначала задёрнуть все шторы, чтобы был виден только контур головы. Иначе они сразу поймут, что это не я, а Чапаев. Вон они как быстро вычислили, что шапка зимняя».
Фёдор нежно погладил рукой гипсовый парик с гипсовыми же буклями на голове легендарного комдива и пополз задёргивать портьеры вдоль всей передовой линии обороны. Вернувшись через минуту на исходный рубеж, Сивцов сел на корточки, проверил, не торчит ли его макушка над подоконником и, крякнув от натуги, водрузил себе на голову многострадальный бюст. Поддерживая его на голове одной рукой, на манер восточной женщины с кувшином и помогая себе свободной, Фёдор начал медленное движение вдоль окна. Передвигаться, сидя на корточках, было жутко неудобно. Последний раз Сивцов передвигался таким образом в шестом классе, во время общегородских соревнований «Весёлые старты», но тогда у него не было на голове бюста композитора.
«Терпи, — приказывал сам себе спортсмен. — Чтобы они поверили, что это ты, надо двигаться. После шапки они настороже, могут сразу не клюнуть. Поэтому надо убедить их. Ходи, ходи!»
Фёдор и сам не замечал, что ходил он уже почти на прямых ногах, так как с каждым шагом они почему-то распрямлялись всё больше и больше. Кроме того, он бы очень удивился, если бы узнал, что пресловутый снайпер, ради которого и была затеяна вся эта контригра, уже давно имеет возможность лицезреть сивцовский силуэт в окнах квартиры и видит его почти по пояс. Но ещё больше Фёдор был бы поражён, увидев со стороны, что его «макет человека» ходит спиной вперёд — Сивцов по оплошности взгромоздил бюст задом наперёд, так, что лицо несчастного композитора грустно взирало на весь только что пройденный Фёдором путь.
Но Сивцов ничего этого не видел, не знал и знать не хотел. Он вообще уже плохо соображал, так как очень устал, болели ноги и хотелось пить. Он ходил уже минут пятьдесят, может, больше, а никто так ни разу в него и не выстрелил. Со стороны прихожей тоже было тихо.
«Блин, а может, они уже уехали? — подумал страдалец. — Поняли, что я их не боюсь, да и поехали себе по домам?»
Фёдор решил выглянуть в окно.
Сделав неуверенный шажок в сторону окна, он снял одну руку с бюста Чапаева-Моцарта и, собрав всю свою волю в кулак, резко отдёрнул портьерную ткань в сторону. В следующее мгновение Сивцов понял, что лучше бы он этого не делал.
…Прямо на Фёдора летел на верёвке молодой парень с автоматом, в пятнистой форме и в каком-то причудливом шлеме на голове. Одной рукой парень держался за верёвку, а в другой сжимал что-то, сильно напоминавшее гранату.
И тут Сивцову в первый и, наверное, последний раз в жизни удалось сымитировать вопль никогда им не виданной болотной выпи. И столько горечи и разочарования было в этом крике, что спецназовец, видимо, что-то почувствовав даже через двойное стекло, поднял глаза и столкнулся взглядом с орущим Фёдором.
Орущий Фёдор держался одной рукой за гипсовый бюст, находившийся у него на голове, а второй — за только что отдёрнутую им штору. Он был одет в приличный костюм-тройку, но при этом его ноги были замотаны белыми тряпками до колен прямо поверх брюк. В глазах парня за окном плеснулся ужас. В его взгляде ясно читалось желание оказаться как можно дальше от этого окна, но сила тяжести, инерция и центростремительное ускорение несли его прямо в ад. И он ударил ногами в страшное окно с явным намерением живым не сдаваться. Сивцов был настроен примерно так же.
Когда тяжело хрястнула оконная рама, Фёдор перестал кричать: у него кончилось дыхание. Не веря своим глазам, он смотрел на мгновенно покрывшееся белой сеточкой трещин стекло и только благодаря этим трещинкам заметил, что стекло это — толстое, многослойное, и треснул самый дальний от Фёдора слой. Он резко задёрнул штору обратно, чтобы не видеть этих страшных трещин. В соседние окна тоже что-то ударило, но Фёдор уже не обратил на это внимания.
«Вот это да! — мысли в голове Сивцова сменяли одна другую. — Они через окна хотели. А я дурак, снайперов тут выманиваю!»
Во дворе что-то грохнуло, яркая вспышка осветила окрестные дома даже сквозь шторы. Кто-то заорал, пару раз хлопнули выстрелы.
«Наверное, он гранату хотел мне в окно бросить, — не без доли логики предположил заново рождённый. — А стёкла оказались толстые. Граната и отскочила от стекла во двор. Ну, сосед, ну, молодец!» — Сивцов уважительно посмотрел в сторону ванной.
«Почему, интересно, во дворе кричали? — подумал он тут же. — Неужели кого-нибудь убило? Хорошо бы Евдокию Александровну!»
От приятных размышлений его отвлекло громкое шипение и приглушённый взрыв, раздавшийся со стороны баррикад в прихожей. Командир славного гарнизона снял, наконец-то, композитора с головы, взял его под мышку и осторожно проследовал в сторону входной двери. Бильярд не подвёл. Рояль тоже стоял на своём месте, разве что немного гудел, как от сильного удара. Из-под красивого голубого тюля, накрывавшего ящики, ползли тонкие струйки дыма, исчезая на глазах. Двери больше не было, как правильно догадался Фёдор, потому что густой трёхэтажный мат начинался сразу за бильярдным столом, в общем коридоре.
Сивцов похолодел. Если атакующие сейчас начнут разбирать ящики — сверху бильярда, или подушки и шубы — снизу, то через пять минут они будут уже здесь. Фёдор поставил бюст обратно на рояль и стал беспомощно озираться в поисках оружия. Как назло, ничего не попадалось на глаза. Но тут Сивцов услышал, что штурмующие удаляются. Ещё он услышал обрывок фразы о том, что они пошли думать, что делать с ним, Фёдором Сивцовым, дальше. Тут Фёдор с облегчением понял, что судьба даёт ему ещё один шанс, и решил подготовиться к новому штурму поосновательней.
Первым делом он осмотрел задвижки на всех окнах и балконах. Ещё тогда, когда ночью выходил на соседский балкон, он поразился их толщине и крепости. В квартире Сивцовых на двери задвижка была чуть тоньше, чем у их соседа — шпингалеты на окнах. Осмотрев все окна и выяснив, что с этой стороны опасность ему не грозит, Фёдор разумно предположил, что его противникам остаётся только дверь. На этом разумные мысли временно оставили гарнизон маленькой крепости.
«Первым делом, — решил для себя Сивцов, — нужно оборудовать засаду в одной из комнат. Бильярд они всё равно взорвут, — он с жалостью посмотрел на ставший ему родным стол и виртуозно довёл свою мысль до логического конца: — Раз уж они принесли с собой взрывчатку, не понесут же они её обратно?»
Вдруг его ударило, словно током:
«А если они решат взорвать меня вместе с домом?! — ахнул про себя организатор засады. — Ефим говорил, что для ФСБ пару домов взорвать — вообще не проблема! Бац, и всё! А Амина наверняка подумает, что я опять забыл газ на кухне выключить… Сядет на развалины и заревёт».
Сивцов всхлипнул.
«Ну ладно, хватит! — одёрнул он сам себя. — Разнюнился тут. А засаду кто делать будет — папа Римский?» — и Фёдор, живо представив себе сидящего в засаде престарелого понтифика, весело пошёл на разведку подходящих укромных мест.
Место для засады начинающий диверсант выбрал довольно-таки быстро. Это было нечто вроде большой закрывающейся антресоли, верхняя часть одного из бесконечных соседских шкафов-купе. Одно только было плохо — отъезжающая дверь была сплошной, от пола до потолка, то есть открывала сразу всё пространство шкафа вместе с антресолями, предназначенными для засады. Но Фёдор решил, что всегда сможет прижаться к задней стенке и снизу его не будет видно. И вообще, под словом «засада» Сивцов почему-то понимал такое место, где можно отсидеться, подождать, пока все нападающие разойдутся по квартире и, улучив момент, выскочить и пробежать мимо них на лестничную клетку, а потом — к себе домой. А там — позвонить Амине и всё будет в порядке.
О том, что жене можно было позвонить и отсюда, Фёдор понял только тогда, когда в квартире раздался телефонный звонок. Сивцов замер посреди комнаты с набором кухонных ножей в руках, который он тащил на антресоли в качестве оружия. Телефон стоял на журнальном столике и продолжал звонить. Ему вторили ещё два или три аппарата в разных концах квартиры.
«Кто бы это мог быть? — судорожно глотнув, подумал счастливый обладатель набора ножей всего за 199 долларов. — Может быть, Амина? Узнала, где я, и позвонила?»
Сивцов бочком подошёл к столику и осторожно поднял трубку. Трели смолкли.
— У аппарата, — противным канцелярским голосом сказал Фёдор. Голос, на удивление, не дрожал. — Кто говорит?
В трубке удивлённо помолчали.
— Это ты, Артист? — громыхнуло затем металлом.
— Нет, это не я, — сказал чуть не помешавшийся от страха Сивцов. И зачем-то добавил: — Он вышел.
— Ах, вы-ышел, — издевательски протянула трубка. — А Папанов Виктор Васильевич как? Тоже вышел?
— Н-нет, — проблеял вконец обалдевший Фёдор. — Дома.
— Дома? — удивились в трубке. — А могу я с ним поговорить?
— Н-ну, — протянул Сивцов, — он, знаете ли, в ванной…
— В ванной?! — перебила его трубка и голос в ней опять стал металлическим. — Хватит ваньку валять! Это говорит командир СОБРа майор Сомов. Слышал о таком?!
— Да, — зачем-то соврал Фёдор.
— Так вот, Артист, Альпинист или кто ты там есть на самом деле — сроку тебе даю ровно двадцать минут. Усёк?
— Усёк, — уже смелее ответил Фёдор.
— Молодец, — похвалил его невидимый собеседник. — Если в полдевятого я не буду наблюдать твоей фигуры в дверях подъезда и с поднятыми вверх лапками, я разнесу эту вашу блатхату к чёртовой бабушке! Вопросы есть?
— Есть, — отрапортовал Сивцов.
— Давай, — удивился неизвестный майор.
— Передайте товарищу жене, что я никого не убивал! — чётко произнёс Фёдор фразу, которую готовил несколько последних секунд. Это были слова из какого-то революционного фильма, но Сивцов ловко переделал «товарища Грача» в «товарища жену» и теперь тихо гордился собой.
В трубке изумлённо выругались и понеслись гудки отбоя. Фёдор аккуратно положил трубку на место и стал думать, что ему делать дальше. В том, что обладатель голоса действительно разнесёт «блатхату», сомневаться не приходилось. Сивцов решил, что одних ножей ему будет мало, и перетащил на антресоли с рояля так полюбившийся ему бюст.
«Надо чем-то отвлечь их внимание, — думал Фёдор, роясь в какой-то подсобке в поисках неизвестно чего. — Чтобы они первым делом подумали не обо мне, а о чём-то постороннем».
В этот момент он наткнулся на связку каких-то пожелтевших от времени бумаг. Развернув их, Фёдор пришёл прямо-таки в детский восторг. Это были старые агитационные плакаты, которые непонятно зачем лежали здесь. Возможно, бумага осталась со времён ремонта, а может и ещё с каких времён. Фёдор помнил эти плакаты ещё по своей юности: ему даже иногда приходилось их развешивать. По своей тематической направленности это были, в основном, антивоенные плакаты, разнообразные «Голодающие дети Африки», «Ястребы Тель-Авива», «Миру-Мир», «Нет войне» и «Уберите „Першинги“ из Европы!».
Последний особенно понравился Сивцову: симпатичная европейка, стоя на пороге дома с надписью «ЕВРОПА» на крыше, не пускает на крыльцо толстого человечка в чёрном цилиндре с нарисованным на нём знаком доллара. У человечка недовольная физиономия и две атомные ракеты под мышкой. У европейки — строгое и задумчивое лицо и такая же красивая грудь. Вокруг всего плаката идёт надпись — «Уберите „Першинги“ из Европы!».
«Вот так и я, — самоотверженно думал Фёдор Сивцов, волоча в прихожую ворох плакатов, — укажу им всем на дверь. Фигурально, конечно».
Он нашёл моток скотча и, высунув наружу кончик языка, начал обвешивать квартиру отвлекающими, как считал Фёдор, плакатами. В заляпанной кровавыми следами квартире агитки пацифистского толка смотрелись несколько нелепо, но Сивцов этого не замечал. Плакатов было на удивление много, особенно с надписями «Нет войне!», и Фёдор в знак протеста расклеил их по всем окнам изображениями наружу.
Снайперы тихо сходили с ума.
На обратном пути Сивцов лепил наглядную агитацию на все двери, которые встречались ему по пути, причём двери в ванную достался весёленькой расцветки плакатик с пожеланием: «Миру-Мир!»
Сосед не протестовал.
Дойдя до прихожей, Фёдор бросил оставшуюся типографскую продукцию на пол и пнул кипу плакатов ногой. Бумага разлетелась по всей прихожей.
«Вот так! — злорадно подумал пацифист. — Подумайте-ка, что всё это значит!» — и оглядел немного сумасшедшим взглядом заклеенное плакатами пространство.
Он взглянул на часы и, удовлетворённо хмыкнув, пошёл садиться в засаду.
Кое-как взгромоздившись на верхотуру, Фёдор задвинул за собой дверь и попытался устроиться поудобнее. Под ним затрещало.
«Э! — подумал Сивцов. — А перекрытия-то здесь совсем слабые, не провалиться бы! Денег он, что ли, на шкаф пожалел?»
Он взял в одну руку нож, а другой поставил на колени композиторский бюст (каждое движение сопровождалось громким треском) и стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Через две минуты ударил взрыв и по стенам замолотили обломки чего-то тяжёлого.
«Взорвали всё-таки бильярд, — закручинился на антресолях Фёдор. — Не пожалели красоты!»
Почти одновременно раздался грохот множества тяжёлых ботинок и страшные крики: «Всем лежать!!», «На пол, суки!!» и даже «Лапы в гору!»
«Интересно, с кем это они разговаривают? — искренне удивился Сивцов. — Ведь я здесь!»
В это время кто-то упал, видимо, поскользнувшись на разбросанных плакатах, а может быть, запутавшись в красивом голубом тюле, и громко заматерился. Крики постепенно стихали, ботинки дробно простучали по всем комнатам, в том числе и по той, где сидел Фёдор, и снова вернулись в прихожую.
— Командир, никого нет, — доложил кто-то.
— Спрятался где-то, гад, — сказал смутно знакомый сидящему в засаде Сивцову голос. — Перетрухал, видимо, в последний момент. Ничего, найдём… Только аккуратнее, ребята, шкафы, кровати, шторы — ну да вы сами знаете. Я ему покажу «товарища жену»…
Сивцов обмер. Он узнал своего телефонного собеседника.
— Командир, тут труп в ванной, — сообщил другой голос.
— Точно мёртвый? — спросил телефонный майор Сомов.
— Мертвее не бывает.
— Н-да, он мне говорил, что Папанов не может подойти, потому что он в ванной, — задумчиво проговорил майор, как бы вспоминая тот необычный разговор. — Шутничок, блин! Ладно, ничего там не трогай, оставь сыщикам, а сейчас все — быстро! — искать его!
В голосе майора Сомова было столько власти и бесконечной уверенности в своей правоте, что Фёдор понял — найдут. Он сидел в своём убежище по-турецки, скрючившись в три погибели, и боялся.
Дверь, за которой располагалась «засада», поехала в сторону примерно через полминуты и открылась до самого конца, обнажив посторонним взорам всё содержимое шкафа. Внизу Фёдор увидел обтянутые камуфляжем плечи и сферическую поверхность шлема. Майор, а это был именно он, опять верно вышел на цель. Он стоял по всем правилам военной науки — чуть в стороне, с автоматом наизготовку, напружинив ноги, и всматривался куда-то в глубины гардероба, шевеля висящую там одежду стволом своего оружия. Ещё один боец с автоматом, находившийся в комнате, смотрел совсем в другую сторону — контролировал большое кресло, за которым можно было бы спрятаться, и портьеры.
— Здравствуйте, — неожиданно даже для себя сказал Фёдор сверху.
Плечи майора как-то странно дёрнулись, а его голова медленно, как в рапиде, стала подниматься лицом кверху. Второй боец от неожиданности подпрыгнул и развернулся почти на 180 градусов, но, похоже, так и не запеленговал источник голоса. И здесь, в самый неподходящий момент, под Сивцовым треснуло сильнее обычного и он почувствовал, что проваливается. В панике он разжал руки, и увесистый бюст неизвестного композитора, а может быть, поэта, отправился в свой последний полёт.
Второй боец наконец сориентировался по треску и, не долго думая, послал в сидящего в засаде короткую очередь из автомата.
Туп-туп-туп! — ударили пули в заднюю стенку шкафа, не причинив Сивцову никакого вреда, потому что тот уже успел ловко куда-то провалиться.
Двигаясь вниз сквозь мягкое, Фёдор вспоминал серьёзное и задумчивое лицо европейки с плаката. Она как бы говорила ему: «Что же вы такое делаете, Фёдор? Ну куда вы опять падаете?» Сивцов хотел ей что-то ответить, но тут и в самом деле упал и потерял сознание.
Европейка грустно вздохнула и исчезла.
