Глава двадцать четвертая
– Так кто же мать Си-Си? – спросил Бовуар.
Они вот уже полчаса проводили летучку в оперативном штабе, и Бовуар чувствовал, как силы возвращаются к нему и он становится прежним Бовуаром.
С одним существенным отличием.
Прежний Бовуар презирал агента Иветт Николь, но в это утро он вдруг обнаружил, что проникся к ней симпатией и даже не помнит, в чем была проблема прежде. Они позавтракали вместе в гостинице и потом истерически смеялись, когда она рассказывала, как пыталась согреть его грелку. В микроволновке.
– Вам, конечно, смешно, – сказал Габри, ставя перед ними яйца бенедиктин. – Вы не приходили к себе домой и не видели там микроволновку, в которой как будто взорвалась кошка. Никогда не любил кошек. Любил грелки.
Теперь они все сидели за рабочим столом и слушали доклады. Был продемонстрирован шар ли-бьен, с него сняли отпечатки пальцев. Нашлось три разных отпечатка, их передали в монреальскую лабораторию.
Николь доложила о своих находках. В Монреале она побывала в школе, где учится Кри.
– Я хотела получить нечто большее, чем характеристику. Похоже, ее считают умненькой девочкой, но не очень сообразительной, если вы меня понимаете. Усидчивая, аккуратная. У меня создалось впечатление, что в школе мисс Эдвардс не очень рады присутствию там Кри. Заместитель директора назвала ее Бри, правда, тут же поправилась. Ее любимый предмет – естественные науки, хотя она стала проявлять интерес и к театру. В предыдущие годы она пряталась, занималась технической частью постановки, но в этом году вышла на сцену. Правда, это обернулось катастрофой. Приступ сценобоязни. Пришлось увести ее со сцены. Другие девочки были недовольны. Да и родители тоже.
– А учителя? – спросил Гамаш.
Николь отрицательно покачала головой.
– Но там нашлось кое-что любопытное. Несколько раз они пропускали плату за обучение. Я поинтересовалась их финансами. Похоже, Си-Си и ее муж жили не по средствам. От полной финансовой катастрофы их отделяли всего два-три месяца.
– Си-Си была застрахована? – спросил Бовуар.
– На двести тысяч долларов. Ришар Лион происходит из скромной семьи. Получил техническую степень в Ватерлоо, но на работе никаких успехов не добился. На своей нынешней должности вот уже восемнадцать лет. Он там что-то вроде менеджера низшего звена. Составляет расписания. Неудачник. Зарабатывает сорок две тысячи в год, после уплаты налогов остается тридцать. Си-Си за шесть лет существования своей фирмы практически не имела никакого дохода. Выполняла небольшие дизайнерские проекты, но большую часть последнего года, похоже, провела за написанием книги и созданием собственной линии бытовых предметов. Вот. – Николь бросила на стол каталог. – Это прототип каталога, который она собиралась выпустить. Полагаю, фотограф как раз над этим каталогом и работал.
Бовуар понял. Мыла ли-бьен. Кофейные кружки «Безмятежность», халаты «Клеймите беспокойство».
– Си-Си договорилась о встрече на следующей неделе с руководством «Дайрект мейл», – продолжила Николь. – Это крупнейший распространитель товаров по каталогам в Соединенных Штатах. Она хотела продать им свою линию продуктов. Если бы ей это удалось, это стало бы огромным прорывом.
– И что они говорят? – спросила Изабель Лакост.
– Я собираюсь им позвонить, – сказала Николь, надеясь, что улыбка на ее лице говорит «спасибо за вопрос».
– Что слышно из фотолаборатории? – спросил Бовуар у Лакост.
– Я отправила туда агента, чтобы он забрал проявленные негативы. Вскоре он должен дать знать о себе.
– Хорошо, – сказал Гамаш, а потом рассказал им о никотиновой кислоте, «Льве зимой» и псалме 45, стих 11.
– Так кто же мать Си-Си? – задал ключевой вопрос Бовуар.
– В Трех Соснах есть несколько женщин подходящего возраста, – сказала Лакост. – Эмили Лонгпре, Кей Томпсон и Рут Зардо.
– Но только у одной из них фамилия начинается с Л, – заметил агент Лемье, впервые заговоривший в это утро.
Он внимательно смотрел на агента Николь. Он не знал почему, но она ему не нравилась. Не понравилось ее неожиданное появление, и определенно не понравилась ее новообретенная дружба с инспектором Бовуаром.
– Я их проверю, – сказала Лакост, и летучка закончилась.
Гамаш потянулся к деревянной коробке на своем столе и машинально перевернул ее, чтобы взглянуть на буквы на донышке.
– Это что? – спросил Бовуар, подтаскивая свой стул к стулу шефа.
– Вещдок из другого дела, – сказал Гамаш и передал коробку Бовуару.
И когда тот взял ее, у Гамаша вдруг возникло впечатление, что Бовуар сейчас увидит то, чего не заметил он. Посмотрит на буквы снаружи и внутри и поймет, что к чему. Инспектор покрутил коробку в руках.
– Одно из ваших рождественских дел?
Гамаш кивнул, боясь отвлечь Бовуара.
– Собрание букв? Дурь какая-то.
Он вернул коробку Гамашу.
«Вот тебе и прозрение», – подумал старший инспектор.
Когда Бовуар выходил, Гамаш наклонился к Лакост:
– Включи в свой список Беатрис Мейер.
Снаряд кёрлинга прогрохотал по неровному льду и громко ударился о камень в дальнем конце, а несколько секунд спустя этот звук гулким эхом разнесся по холмам, окружающим Лак-Брюм. Утро было очень холодное, самое холодное в текущей зиме, и температура все продолжала падать. К середине дня на таком холоде за несколько минут промерзнешь до костей. Солнце дразнило их светом, но не теплом, его лучи усиливались, соприкасаясь со снегом, и ослепляли всех, у кого не было солнцезащитных очков.
Билли Уильямс очистил для них площадку для кёрлинга на Лак-Брюм, и теперь Бовуар, Лемье и Гамаш наблюдали, как хрупкая Эмили Лонгпре распрямляется и дыхание вырывается у нее изо рта рваными облачками.
«Пора, – подумал Гамаш. – Если ее сейчас не увезти в тепло, она замерзнет. Мы все замерзнем».
– Ваша очередь, – сказала она Бовуару, который смотрел на нее с вежливым вниманием, не в силах относиться к кёрлингу серьезно.
Бовуар присел и посмотрел на другой конец расчищенной площадки в двадцати пяти футах от него, куда вот-вот полетит камень. Сейчас Бовуар удивит их своими природными способностями. Вскоре ему придется отбиваться от предложений вступить в олимпийскую сборную Канады по кёрлингу. Он, конечно, отвергнет их все – не хватало ему только тратить время на такие глупости. Хотя, конечно, если по возрасту он уже не может заниматься настоящим спортом, то стоит подумать о том, чтобы вступить в олимпийскую сборную по кёрлингу.
Клара погрузилась в ванну. Она все еще была зла на Питера за его подарок со свалки, но ей уже становилось лучше. Она опустилась в горячую ароматную воду, играя пальцами ног, за которые цеплялись комочки травы – рождественский подарок от матери Питера. Клара знала, что должна позвонить и поблагодарить ее, но решила, что это может подождать. Его мать упорно называла ее Клер и до этого Рождества дарила ей только кухонные принадлежности. Кулинарные книги, кастрюли, а один раз – передник. Клара ненавидела готовить и подозревала, что мать Питера это знает.
Клара делала движения руками, как пловец, и предавалась своей любимой фантазии. Директор Музея современного искусства в Нью-Йорке стучится в ее дверь. Двигатель его машины остановился в лютый мороз, и ему требуется помощь.
Клара представляла себе все это. Он заходит в ее дом, и она предлагает ему чай, но, когда она приходит с кружкой, оказывается, что его нет. Исчез. В ее мастерской. Она находит его там. Он стоит перед ее картинами.
Не просто стоит – рыдает. Он рыдает, видя красоту, боль и блеск ее искусства. «Чьи это работы?» – спрашивает он, даже не озаботившись отереть слезы.
Она молчит, давая ему понять, что этот великий художник – перед ним, скромный и прекрасный. Он объявляет ее величайшим художником нынешнего поколения. И всех других поколений. Самой талантливой, удивительной, блестящей из всех художников, какие когда-либо жили на этой земле.
Но она, будучи не только великой, но и благородной, приглашает его в мастерскую Питера, и главный куратор Музея современного искусства демонстрирует вежливость. Но сомнений нет: настоящий талант в их семье – она.
Клара замурлыкала себе под нос.
– Встаньте на колени, инспектор. Возьмитесь за ручку камня так, словно хотите с ней поздороваться. – Эм наклонилась над ним. – Оттяните правую руку с камнем назад, левая нога тоже уходит назад. Потом вы одновременно посылаете и то и другое вперед и скользите по льду следом за камнем. И запомните: вы не должны его подталкивать. Просто отпустите.
Бовуар посмотрел на площадку и увидел на другом ее конце камень Эм, который вдруг показался таким далеким. Он набрал в грудь побольше воздуха и оттянул назад правую руку. Из-за тяжести снаряда он уже рисковал потерять равновесие. Бовуар вспомнил про дурацкую метлу и оперся на нее, чувствуя, как заскользили его ботинки. Нет, что-то тут было не так.
Снаряд ударился об лед, и Бовуар тяжело вздохнул, понимая, что каким-то образом потерял инерцию, которую должен был набрать. Он выкинул вперед правую руку, не отпуская снаряда, его левая нога искала опоры. Он понял, что сейчас упадет.
Бовуар упал на лед, раскинув руки и ноги, но так и не выпустив камень.
– Бифштекс на китовом жире попался на крючок, – рассмеялся Билли Уильямс.
Клара размышляла о вчерашнем фильме. Она уже давно не смотрела видеофильмов. Почти вся их фильмотека была на дивиди, главным образом потому, что все любимые кассеты Питера погибли. Он постоянно останавливал их на любимых кадрах, смотрел снова и снова, отчего пленка растягивалась. Рвалась.
Клара сидела в ванне, среди веточек ароматных трав, липнущих к телу. Возможно ли, что дело в этом?
– Детка, мама звонит из Монреаля – благодарит нас за подарки.
Питер вошел в ванную с трубкой в руке. Клара махнула ему – «уходи», но было слишком поздно. Она вытерла руки, недовольно глядя на Питера.
– Здравствуйте, миссис Морроу. Не за что. И вам счастливого Рождества. Моя работа в аптеке? Там все идет прекрасно, прекрасно. – Она смерила Питера убийственным взглядом. Клара уже пятнадцать лет как не работала в аптеке. – И спасибо вам за подарок. Очень мило с вашей стороны. Я им сейчас пользуюсь. Да, bon appétit. – Клара отключилась и отдала трубку Питеру. – Кажется, она подарила мне пакетик с заваркой для супа. Овощного.
Клара посмотрела на пальцы своих ног и увидела всплывшую на поверхность горошину. Рядом с горошиной плавал кусочек оранжевой сушеной морковки.
– Я выиграл?
Бовуар отряхнулся и посмотрел на камень у своих ног.
– Это зависит от того, в какую игру вы играете, – улыбнулась Эм. – Вы определенно непревзойденный мастер игры с неподвижным снарядом. Félicitations.
– Merci, madame.
Невыносимый холод этого дня был милосерден к инспектору. Он скрыл любой румянец, который мог появиться на его щеках. Бовуар посмотрел на камень, одиноко покоящийся у его ног, и в нем родилось завистливое и тайное уважение ко всем игрокам в кёрлинг.
Гамаш достал фотографии, сделанные его криминалистами на месте преступления. Пять снарядов для кёрлинга лежали в снегу, после того как Матушка «очистила дом».
В голове у Гамаша забрезжила идея.
