Глава восемнадцатая
– Сэр…
– Сэр…
– Сэр…
Когда Гамаш вернулся в оперативный штаб, там его ждала целая толпа желающих поговорить с ним.
– Сэр, на линии агент Лемье из Монреаля.
– Пусть подождет минутку – я возьму трубку там. – Он кивнул на свой маленький кабинет.
– Сэр, – обратилась к нему из другого угла комнаты агент Лакост. – У меня тут проблема.
– Сэр, – подошел к нему Бовуар. – Мы позвонили в лабораторию по поводу этих фотографий. Они их еще не получили, но, как только получат, дадут нам знать.
– Хорошо. Посмотри, сможешь ли помочь агенту Лакост. Я сейчас вернусь. Агент Николь?
Все в комнате замерли. Столь резкое прекращение какофонии звуков казалось невероятным, однако это случилось. Все взгляды обратились на Николь. Потом на Гамаша.
– Идите со мной.
Все взгляды и Николь последовали за Гамашем в его кабинет.
– Прошу садиться. – Гамаш кивнул на единственный стул в комнате и взял трубку. – Соедините меня с Лемье. – Он подождал несколько секунд. – Агент, где вы находитесь?
– В миссии «Олд бруэри». Только что приехал из управления. Он сделает то, о чем вы просили.
– И когда?
– Не сказал, сэр.
Гамаш улыбнулся. Он представил себе Лемье в этой жуткой комнате с блестящим, талантливым жутким человеком. Бедняга Лемье.
– Хорошая работа.
– Спасибо. Вы были правы. Им здесь известна эта бродяжка. – Он говорил возбужденным голосом, будто ему только что удалось расщепить атом.
– Они ее знали как Эль?
– Да, сэр. Другого имени они не знают. Но насчет второго пункта вы были правы. Здесь со мной директор миссии. Хотите с ним поговорить?
– Как его зовут?
– Терри Мошер.
– Oui, s’il vous plaît. Дайте мне месье Мошера.
После небольшой паузы в трубке раздался низкий властный голос:
– Bonjour, старший инспектор.
– Месье Мошер, я хочу, чтобы вы знали: это выходит за территорию нашей юрисдикции. Это убийство произошло в Монреале, но нас пригласили, чтобы навести кое-какие конфиденциальные справки.
– Я вас понимаю, старший инспектор. Отвечаю на ваш вопрос: Эль по большей части пробивалась сама. Большинство обитает здесь, поэтому я не очень хорошо ее знал. Да и никто из персонала ее не знал. Но я поспрашивал наших работников, и кто-то на кухне вспомнил, что на шее у нее был кулон, они говорят, какая-то серебряная старинная штука.
Гамаш закрыл глаза, молча молясь о том, чтобы услышать ответ на следующий вопрос.
– Никто не помнит, как он выглядел?
– Нет. Я спрашивал, и одна из поварих сообщила, что как-то раз что-то сказала об этом кулоне Эль, ну, просто чтобы разговор завязать, и Эль немедленно прикрыла его. Для нее эта штука вроде бы была важна, правда, для бродяг иногда важными оказываются самые странные вещи. У них появляются всякие навязчивые идеи, мании. Похоже, такой манией и был этот кулон для Эль.
– И больше ничего? Других у нее не было?
– Может, и было, но нам об этом неизвестно. Мы пытаемся уважать их личную жизнь.
– Пожалуй, я на этом закончу, месье Мошер. Вы, вероятно, человек занятой.
– Зима всегда напряженное время. Надеюсь, вы найдете того, кто ее убил. Обычно их убивает погода. Сегодня ночью мороз будет убийственный.
Оба повесили трубки, думая, что неплохо было бы познакомиться.
– Сэр… – Бовуар просунул голову в дверь. – Не могли бы вы посмотреть, что нашла агент Лакост?
– Через минуту.
Бовуар закрыл дверь, но перед этим окинул взглядом агента Николь, которая сидела на стуле, как статуя, в тусклой, плохо сидящей одежде, с прической, десять лет как вышедшей из моды, с невыразительным, серым лицом. Большинство женщин в Квебеке, особенно франкоязычных, были стильными и даже элегантными. Те, кто помоложе, нередко носили вызывающую одежду. Даже в Квебекской полиции. Агент Лакост, например, была лишь немногим старше Николь, но как будто жила в другую эпоху. Лакост умела себя держать, всегда причесывалась с небрежной элегантностью, носила простую одежду не без претензий на яркость и индивидуальность. Разумеется, манеры и одежда Николь тоже были неповторимы. Серость того и другого выделяла ее из остальных.
Когда дверь закрылась, Гамаш тоже посмотрел на молодую женщину.
Она его раздражала. Один ее жалкий вид, это выражение «ах, какая я несчастная» вызывал в нем протест. Она умела манипулировать людьми, была злой и самоуверенной. Он знал это.
Но еще он знал, что может ошибаться.
Именно об этом он и думал, обходя раз за разом деревенский луг. Он ходил и ходил кругами, но всегда возвращался в одно и то же место.
Он может ошибаться.
– Я прошу прощения, – сказал Гамаш, глядя ей прямо в глаза.
Она с опаской смотрела на него, ожидая продолжения. «Я прошу прощения, но вы уволены. Я прошу прощения, но вы отправляетесь домой. Я прошу прощения, но вы глупая, вы неудачница, и я не хочу, чтобы вы на милю приближались к этому расследованию».
И она оказалась права. Продолжение последовало.
– Я вас не замечал, и это было ошибкой с моей стороны.
Николь продолжала ждать, глядя на него, глядя в эти темно-карие глаза, такие строгие и задумчивые. Он тоже смотрел на нее, аккуратно подстриженный и причесанный, небрежно сложив руки на груди. В комнате слабо пахло сандаловым деревом. Запах был такой легкий, что сначала она подумала, он ей грезится, но потом решила – нет. Все ее чувства были обострены, она ждала наказания. Следующее предложение с позором отправит ее в Монреаль. Опять на наркотики. В крохотный безупречный дом на восточной окраине Монреаля с небольшим огородом под слоем снега, к отцу, который так гордится ее успехами.
Как она скажет ему, что ее снова уволили? Это был ее последний шанс. Слишком много людей рассчитывали на нее. Не только отец, но и суперинтендант.
– Я дам вам еще один шанс, агент. Я хочу, чтобы вы разузнали для меня предысторию Ришара Лиона и его дочери Кри. Школа, деньги, семья, друзья. Мне нужна эта информация к завтрашнему утру.
Николь поднялась словно во сне. На лице старшего инспектора Гамаша играла улыбка, а в его глазах появилось тепло – впервые с ее приезда сюда.
– Вы сказали, что переменились?
Николь кивнула:
– Я знаю, что в прошлый раз вела себя ужасно. Прошу прощения. В этот раз я буду стараться. Правда.
Он внимательно посмотрел на нее и кивнул. Потом протянул руку:
– Хорошо. Тогда давайте попробуем еще раз. Перезагрузка.
Она сунула свою маленькую руку в его ладонь.
Этот осел поверил ей.
Бовуар из помещения оперативного штаба видел это рукопожатие и отчаянно надеялся, что оно прощальное. Но сомнения у него оставались. Николь вышла из кабинета, и он поспешил туда.
– Вы этого не сделали.
– Не сделал чего, Жан Ги?
– Вы прекрасно знаете. Вы ведь не вернули ее в команду?
– У меня не было выбора. Приказ суперинтенданта Франкера.
– Вы могли бы и отказаться.
Гамаш улыбнулся:
– Выбирай свои сражения, Жан Ги. Здесь мне воевать не приходится. И потом, она, возможно, изменилась.
– Боже мой! Сколько еще раз вы будете пытаться играть этим мячом?
– Ты думаешь, я совершаю ту же ошибку?
– А вы так не думаете?
Гамаш посмотрел в окошко на Николь – та уже сидела за компьютером.
– Что ж, по крайней мере, я знаю, когда нужно угодничать перед начальством.
– Вы сейчас немного угодничаете перед ней, сэр. На самом деле вы ей не верите, да?
Гамаш вышел из крохотного кабинета и направился к агенту Изабель Лакост.
– Что у тебя?
– Я искала все утро и ничего не нашла о Сесилии де Пуатье или ее родителях. Ничего. Я прочитала ее книгу – кстати, довольно странная писанина, – думала, может там найдется зацепка. Вы говорили о Франции, и я отправила запрос во французскую полицию. Полчаса назад получила этот ответ.
Гамаш наклонился к компьютеру и прочел электронное письмо из Парижа:
Не отвлекайте нас от дела всякой ерундой.
– Что за чертовщина, – удивился Гамаш. – А ты что им написала?
– Я написала вот это.
Она показала ему другое электронное письмо:
Уважаемые, тупые недоумки, вы таскаете свои величественные задницы по великой парижской уголовной полиции, так глубоко засунув в них свои головы, что даже понятия не имеете о том, что такое настоящее расследование, и если вам вдруг повезет и попадется реальное дело, то вы с вашими тухлыми яйцами и не поймете этого. Мы здесь заняты расследованием настоящих преступлений, пока вы там мечтаете о том дне, когда у вас будет хотя бы половина нашего ай-кью, долбаные вы недоноски.
Искренне ваша
агент Изабель Лакост, Квебекская полиция.
– Да, это самый быстрый способ получить нужную тебе информацию, – улыбнулся Гамаш.
На Бовуара это произвело неизгладимое впечатление, и теперь он ждал новых фантазий.
– Я его не отправляла. – Лакост задумчиво посмотрела на письмо. – Я просто позвонила в отдел по расследованию убийств в Париже. Если они не ответят через несколько минут – позвоню еще раз. Я не понимаю их ответа. Вы когда-нибудь контактировали с ними, сэр?
– Случалось. Но такого ответа я никогда не получал.
Он снова прочел лаконичное послание из Парижа. В этом деле появился еще один аспект, в котором не было логики.
Почему они считают, что это ерунда?
Гамаш сел за свой стол и принялся перебирать ожидающие его стопки бумаг и посланий. Он натолкнулся на составленный Лемье список мусора, найденного в доме Си-Си де Пуатье. Проверка была рутинной и редко давала какие-то результаты, поскольку убийцы почти никогда не отличались такой глупостью – не выбрасывали улики в собственное мусорное ведро. Но Ришар Лион показался Гамашу если не глупым, то, по меньшей мере, туповатым.
Гамаш заварил себе кофе, сел и принялся читать:
Разная еда
Картонки с молоком и пиццей
Старый поломанный браслет
Две бутылки из-под дешевого вина
Газеты
Пустая коробка из-под фруктовых колечек
Видеокассета «Лев зимой»
Пластиковые контейнеры
Обертки от сладостей – шоколадки «Марс»
Подарочные обертки
Коробка из эскимосского магазина в Монреале
Да, эти люди явно не верили во вторичную переработку, подумал Гамаш. Он предположил, что видеокассета сломана, а в коробке из эскимосского магазина лежала обувь. Ничего такого, к чему можно было бы подключить обогреватель, не обнаружилось. Как не обнаружилось и пустого контейнера от незамерзайки.
Ну уж это было бы слишком.
Сол Петров расхаживал по гостиной снятого им шале. За окном начинал падать снег. Сказать ли полицейским о том, что ему говорила Си-Си? Она искала что-то в Трех Соснах – она этого не скрывала. Наверняка деньги. Нашла ли она то, что искала?
После разговора с полицейскими он посетил ее мужа – хотел попытаться почувствовать атмосферу, может, разнюхать что-нибудь. Ришар Лион встретил его холодно, даже неприветливо. Такая встреча удивила Петрова. Он и не думал, что этот человек способен постоять за себя. Лион всегда казался ему таким слабым, таким неловким. Но он ясно дал понять, что не желает видеть Сола.
У Лиона были причины не любить его, Сол знал это. А вскоре у него появится для этого еще больше оснований.
Сол Петров ходил из одного угла набитой вещами гостиной в другой, пиная попадавшиеся ему под ноги газеты, отбрасывая их к камину. Что он скажет полицейским? Что ему оставить для себя? Может быть, дождаться, когда проявят пленки? Полицейским он сказал правду. Он действительно отослал их в лабораторию. Но не все. Одну пленку он утаил. Пленку, которая, возможно, позволит ему заработать достаточно денег, чтобы отойти от дел и, может быть, купить этот дом, подружиться с людьми из Трех Сосен. И найти наконец того фантастического художника, портфолио с работами которого Си-Си выбросила в мусорное ведро.
Сол улыбнулся сам себе. Си-Си, может, и не нашла свое сокровище в Трех Соснах, а он нашел. Он взял маленькую кассету с пленкой и посмотрел на нее, черную и жесткую в его руке. Он был человеком нравственным, хотя его нравственность была ситуативной, а данная ситуация была очень многообещающей.
– Vous avez dit «l’Aquitaine»? J’ai besoin de parler à quelqu’un là-bas? Mais pourquoi?
Изабель Лакост с трудом сдерживала раздражение. Главным образом она злилась на себя. Чувствовала себя идиоткой. У нее нечасто возникало это чувство, но сейчас с ней разговаривал терпеливый и явно неглупый агент парижской полиции, и он рекомендовал ей позвонить в Аквитанию. А она даже не знала, что такое Аквитания.
– Что такое Аквитания? – пришлось спросить ей.
Не спросить было бы еще глупее.
– Это французская провинция, – ответил он с французским прононсом.
Но голос тем не менее был приятным, и человек, с которым она говорила, вовсе не пытался как-то унизить ее, просто хотел дать ей информацию.
– Но зачем мне туда звонить?
Это превращалось в какую-то игру.
– Из-за имен, которые вы мне называете, конечно. Элеонор де Пуатье. Элеонора Аквитанская. Вот номер местной жандармерии.
Он дал ей телефон и назвал фамилию полицейского. Тот тоже рассмеялся и сказал: нет, она не может поговорить с Элеонор де Пуатье, если только она не планирует умереть в следующую минуту.
– Что вы имеете в виду?
Ее уже стал утомлять этот смех на другом конце провода, стали утомлять одни и те же вопросы. Но она работала с Арманом Гамашем, который демонстрировал бесконечное терпение, и она понимала, что именно это от нее теперь и требуется.
– То, что она мертва, – сказал констебль.
– Мертва? Убита?
Снова смех.
– Если у вас есть что мне сказать, прошу вас, сделайте это.
Ладно, терпению она будет учиться завтра.
– Да вы подумайте сами. Элеонор де Пуатье. – Он произнес это очень медленно и громко, словно это могло помочь. – Мне нужно идти. Моя смена кончается в десять часов.
Он повесил трубку. Лакост машинально посмотрела на часы. Четверть пятого. В Квебеке. Значит, во Франции четверть одиннадцатого. Во всяком случае, этот человек ради нее задержался на работе.
Но каков результат?
Она оглянулась. Гамаш и Бовуар ушли. Агент Николь тоже.
Агент Лакост повернулась к компьютеру, вышла в Google и набрала «Элеонора Аквитанская».
