5

Как-то так получилось, что выпивка со Спарачино затянулась на целый час. Это было ужасно. Он вел себя так, словно понятия не имел, кто я такая. Но я прекрасно понимала, что встреча вряд ли была случайной. В таком мегаполисе, как Нью-Йорк, могло ли быть иначе?

— Ты уверен, что он не знал о моем приезде? — спросила я Марка.

— Не представляю, как он мог узнать об этом.

Мы возвращались по Пятьдесят пятой улице, и я ощущала тревогу Марка — так напряженно он сжимал пальцами мой локоть. Карнеги-холл уже опустел, прохожих почти не встречалось. Было около часа ночи, и мои мысли слегка путались от алкоголя, а нервы были натянуты до предела.

Спарачино проглотил несколько порций «Гранд Марнье» и после каждого пропущенного бокала становился все более разговорчивым и льстивым.

— Он своего не упустит. Думаешь, набрался и утром уже ничего не вспомнит? Черта с два. Всегда начеку, даже когда спит.

— Спасибо, успокоил.

Пройдя через фойе, мы направились к лифту. Поднимались молча, не глядя друг на друга, наблюдая за мельканием цифр на световом табло. Расстеленный во всю длину коридора ковер приглушал шаги. Переступив порог, я впервые за вечер испытала облегчение — сумка стояла у кровати.

— Ты где-то рядом?

— Через два номера от твоего. — Марк рассеянно огляделся. — Угостишь стаканчиком на ночь?

— У меня с собой ничего нет…

— Не сомневаюсь, в баре обязательно что-нибудь найдется. По собственному опыту знаю.

Стаканчик на ночь был мне нужен, как дырка в голове.

— Интересно, что же задумал Спарачино?

Бар представлял собой небольшой холодильник, заполненный пивом, вином и крошечными бутылочками с более крепкими напитками.

— Он видел нас вместе. Что дальше?

— Зависит от того, что я ему скажу.

Я подала ему пластмассовый стаканчик со скотчем.

— Хорошо, тогда позволь мне сформулировать вопрос несколько иначе. Что ты собираешься ему сказать?

— Что-нибудь совру.

Я опустилась на край кровати.

Марк пододвинул стул. Наши колени почти соприкасались.

— Скажу, что пытался выудить из тебя кое-какую информацию. Скажу, что хотел ему помочь.

— Что использовал меня. — Мысли рассыпались, как карточные домики. — Что у тебя есть ко мне подходы. Потому что когда-то мы были вместе.

— Да.

— И все это ложь? — вырвалось у меня.

Марк рассмеялся, а я вдруг вспомнила, как сходила с ума от одного лишь этого смеха.

— Не вижу ничего смешного. — В комнате было жарко. Лицо горело от выпитого скотча. — Если все это вранье, то что же тогда правда?

Марк все еще улыбался, и его глаза не отпускали меня.

— Кей, я всегда говорил тебе правду. — Он помолчал, потом наклонился и прикоснулся к моей щеке, а мне стало страшно — я жаждала поцелуя.

— Почему бы тебе не задержаться? Хотя бы до завтрашнего вечера? Утром мы могли бы поговорить со Спарачино.

— Нет. Именно этого он от меня и ждет.

— Как скажешь. Тебе решать.

Потом, когда Марк наконец ушел, я лежала на кровати, глядя в темноту и чувствуя прохладную пустоту рядом. В те давние дни он никогда не оставался на ночь, и по утрам я бродила по комнате, собирая разбросанную одежду, стаканы, тарелки, бутылки из-под вина и полные окурков пепельницы. Тогда курили мы оба. Засиживались допоздна, до двух-трех ночи, болтали, смеялись, ласкались, пили и курили. И еще спорили. Как я ненавидела эти споры, слишком часто переходившие в злобный обмен репликами, когда на удар отвечали ударом, на выпад — выпадом, на цитату из кодекса — философским высказыванием. И я постоянно ждала, когда же он скажет, что любит меня. Но не дождалась. По утрам я просыпалась с тем же ощущением пустоты, которое познала еще ребенком, когда после Рождества помогала матери собирать разбросанную упаковочную бумагу.

Я сама не знала, чего хочу. Может быть, не знала этого никогда. Эмоциональная разобщенность никогда не компенсировалась близостью, и тем не менее я не извлекла для себя никаких уроков и ничему не научилась. Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. Стоило Марку протянуть руку, и я бы потеряла остатки рассудка. Желанию чуждо благоразумие, и потребность в близости неистребима. Много лет я не позволяла себе вспоминать давние картины: горячие губы… жадные руки… ненасытный голод страсти… Теперь эти воспоминания снова мучили меня.

Накануне я забыла предупредить, чтобы меня разбудили утром, и не стала заводить будильник, но поставила свои внутренние часы на шесть и проснулась точно вовремя. Сидя на кровати, я чувствовала себя так же отвратительно, как и выглядела. Горячий душ и последующие процедуры не помогли спрятать темные мешки под глазами и замаскировать бледность. Яркий свет в ванной и зеркало явили меня самой себе с жестокой откровенностью. Я позвонила в «Юнайтед эйрлайнз» и ровно в семь уже стучала в дверь номера Марка.

— Привет. — Он неприятно поразил меня свежестью и бодростью. — Передумала?

— Да. — Знакомый запах одеколона в одно мгновение перетряхнул мои мысли, как кусочки разноцветного стекла в калейдоскопе.

— Я так и знал.

— Откуда ты мог это знать?

— Ты никогда не увиливала от драки, — сказал Марк, глядя на меня в зеркало, перед которым завязывал галстук.

Встретиться договорились в офисе «Орндорфф и Бергер» после ланча. Фойе фирмы производило впечатление безжизненного космического пространства. Над черным ковром высилась массивная черная консоль; солидный латунный блок служил столом, дополненным двумя черными акриловыми стульями. Никакой другой мебели не было — ни картин, ни растений в горшочках, только несколько гнутых, искореженных скульптурных форм, разбросанных по помещению, как куски ворвавшейся в пустоту шрапнели.

— Чем могу помочь? — Секретарша привычно улыбнулась из глубины своей рубки.

Прежде чем я успела ответить, неразличимая на фоне темной стены дверь бесшумно отворилась и Марк, забрав сумку, повел меня по длинному, широкому коридору. Мы проходили мимо просторных кабинетов с большими окнами, предлагавшими взглянуть на серую панораму Манхэттена. Ни одной живой души я пока не встретила — наверное, все ушли на ланч.

— Кто же проектировал ваше фойе? — прошептала я.

— Ты его увидишь, — пообещал Марк.

Кабинет Спарачино был вдвое больше остальных; эбонитовую глыбу письменного стола с разбросанными пресс-папье из полированного камня окружали стены книг. Сам адвокат звезд сцены и воротил развлекательного бизнеса в дорогом костюме а-ля Джон Готти, из нагрудного кармана которого выглядывал уголок кроваво-красного платка, совсем не отреагировал на наше появление. Мало того, он даже не взглянул на нас, пока мы не сели. «Не самый радушный прием», — подумала я.

— Вы, полагаю, собрались на ланч, — произнес наконец хозяин кабинета, закрывая папку и буравя меня холодными серо-голубыми глазами. — Обещаю, доктор Скарпетта, что долго вас не задержу. Мы с Марком уточняли кое-какие детали, касающиеся дела моего клиента, Берилл Мэдисон. Как ее адвокат и исполнитель завещания, я обязан прояснить некоторые вопросы и уверен, что вы окажете мне полное содействие.

Я молчала, безуспешно стараясь отыскать пепельницу.

— Роберту нужны ее бумаги, — тоном беспристрастного свидетеля добавил Марк. — В частности, Кей, рукопись книги, над которой мисс Мэдисон работала в последнее время. Я уже объяснил ему раньше, что служба судебно-медицинской экспертизы не хранит личные вещи, по крайней мере в данном случае.

Мы обсудили нашу тактику за завтраком и решили, что Марк «обработает» Спарачино до моего прихода. Сейчас же у меня появилось неприятное чувство, что «обрабатывают» как раз меня.

Я посмотрела Спарачино в глаза.

— Находящиеся в моем офисе предметы являются вещественными доказательствами. Среди них нет никаких бумаг, которые могли бы вам понадобиться.

— Хотите сказать, что у вас нет рукописи?

— Совершенно верно.

— И вы не знаете, где она?

— Даже не представляю.

Его лицо ничуть не изменилось.

— Что ж, похоже, у нас возникла проблема. — Он открыл папку и достал фотокопию документа, в котором я узнала полицейский отчет по делу Берилл Мэдисон. — Как явствует из отчета полиции, на месте преступления была обнаружена рукопись. И вот теперь мне говорят, что никакой рукописи нет. Как это следует понимать?

— Страницы рукописи действительно были обнаружены, — ответила я. — Но не думаю, что вас интересуют именно они, мистер Спарачино. Насколько я могу судить, они не являются частью последней работы Берилл, и, главное, мне их не передавали.

— Сколько там было страниц?

— Вообще-то я их не видела.

— А кто видел?

— Лейтенант Марино. И разговаривать вам следует с ним.

— С ним я уже разговаривал. Лейтенант сказал, что передал рукопись вам.

Невероятно! Я была уверена, что Марино не мог так сказать.

— Скорее всего, вы неправильно его поняли. Должно быть, лейтенант имел в виду, что передал часть рукописи в лабораторию Бюро судебной экспертизы, которая располагается в одном здании с моей службой. Переданные страницы предположительно являются частью более ранней работы. Добавлю, что Бюро судебной экспертизы — совершенно отдельное подразделение.

Я посмотрела украдкой на Марка — он сидел с каменным лицом и отчаянно потел.

Скрипнула кожаная обивка кресла — Спарачино наконец пошевелился.

— Буду откровенен с вами, доктор Скарпетта. Я вам не верю.

— Кому верить, а кому нет — дело ваше, — сдержанно ответила я.

— Я много размышлял над этим случаем, — столь же сдержанно продолжал адвокат. — По существу, рукопись не представляет ничего ценного, если вы не понимаете ее значимости для определенных лиц. Есть по меньшей мере два человека, не включая издателей, готовых хорошо заплатить за книгу, над которой мисс Мэдисон работала перед смертью.

— Все это не имеет ко мне никакого отношения. У меня нет упомянутой вами рукописи. Более того, ее у меня никогда не было.

— Но у кого-то же она есть. — Он повернулся к окну. — Я знал Берилл лучше, чем кто-либо другой, доктор Скарпетта. Знал ее привычки. Ее довольно долго не было дома, а с момента возвращения до убийства прошло всего несколько часов. Трудно поверить, что она вернулась без рукописи. Следовательно, рукопись была либо при ней, либо где-то рядом. В кабинете, в кейсе, в чемодане. — Холодные серо-голубые глазки впились в меня. — У нее не было сейфа в банке, и в другом месте она в любом случае хранить рукопись не стала бы. Уехав из города, Берилл взяла ее с собой, чтобы поработать над книгой. Очевидно, что при возвращении в Ричмонд рукопись находилась при ней.

— Вы уверены? — спросила я. — Не забывайте, что мисс Мэдисон отсутствовала довольно долго.

Марк на меня не смотрел.

Спарачино откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.

— Я знал, что Берилл нет дома, и несколько недель пытался с ней связаться. Она позвонила около месяца назад. Сообщила, что находится, цитирую, «в безопасном месте», но, где именно, не уточнила. Сказала, что работает над книгой. Допытываться я не стал. Берилл сбежала из Ричмонда из-за угроз маньяка. Где она скрывается, мне было не важно, лишь бы работала и выполняла условия контракта. Вы, возможно, считаете меня бесчувственным, но в моем бизнесе приходится быть прагматичным.

— Мы не знаем, куда уезжала Берилл, — пояснил Марк. — А Марино поделиться этой информацией вряд ли захочет.

Реплика неприятно резанула слух. Как будто он и Спарачино заодно.

— Мне понимать это как вопрос?

— Именно так. Мне нужно знать, где Берилл провела лето, — вмешался Спарачино. — В любом случае, рано или поздно, станет известно, что последние месяцы Берилл провела в Северной Каролине, Вашингтоне, Техасе или где-то еще. Но мне нужно знать это сейчас. Вы упорно пытаетесь убедить меня, что рукописи у вас нет. Полиция утверждает, что ее нет и у них. Чтобы прояснить этот вопрос окончательно, я должен знать, куда уезжала Берилл. Только таким образом можно проследить путь рукописи. Может быть, кто-то отвозил Берилл в аэропорт. Может быть, она завела друзей там, где скрывалась. Может быть, кто-то знает, что случилось с книгой. Например, была ли рукопись при ней, когда Берилл садилась в самолет?

— За такого рода информацией вам придется обратиться к лейтенанту Марино, — ответила я. — Я не вправе обсуждать с вами детали расследования.

— На это я и не рассчитываю. У вас могут быть две причины отказаться помочь мне: либо вы знаете, что книга была у Берилл, когда она вылетала в Ричмонд, либо рукопись передали вам вместе с телом, но потом она исчезла. — Спарачино выдержал паузу и вдруг, вцепившись в меня взглядом, резко спросил: — Сколько вам заплатили Харпер или его сестра, чтобы вы передали книгу им?

Марк по-прежнему сидел с отсутствующим видом, словно происходящее совершенно его не касалось.

— Сколько? Десять тысяч? Двадцать? Пятьдесят?

— Полагаю, мистер Спарачино, больше нам разговаривать не о чем. — Я потянулась за сумочкой.

— А вот я думаю иначе, доктор Скарпетта. — Небрежно перебрав бумаги, он бросил на стол пару сколотых страниц.

В груди похолодело. Я узнала фотокопии статей, появившихся в ричмондских газетах чуть более года назад. Глаза пробежали по хорошо знакомым строчкам.

Были и другие статьи, но читать их не имело смысла — все они на разные лады перепевали одну и ту же песню. Дело Смейзерса получило скандальную огласку, и на мою службу вылили не одно ведро помоев.

Я отдала бумаги Марку. Спарачино поймал меня на крючок, и все, что оставалось, это хотя бы не дергаться.

— Если вы прочли эти бумаги до конца, то знаете, что по данному случаю проведено полное расследование и мои подчиненные были освобождены от каких-либо подозрений.

— Да, расследование действительно проводилось, и вы лично сдали указанные ценности под расписку в погребальную контору. Но случилось это потом, а сначала вещи пропали. И миссис Смейзерс до сих пор придерживается того мнения, что сотрудники службы судебно-медицинской экспертизы обокрали убитого. Я разговаривал с ней.

— Обвинения с ее службы сняли, — подал голос Марк, успевший просмотреть остальные статьи. — Здесь сказано, что миссис Смейзерс получила чек на сумму, соответствующую оценочной стоимости заявленных вещей.

— Совершенно верно, — холодно добавила я.

— Но только вот ценника на чувства пока еще не придумали, — заметил Спарачино. — Вы могли бы выписать чек на десятикратно большую сумму, но и тогда не компенсировали бы причиненного безутешной вдове морального ущерба.

Иначе как шутку интерпретировать это замечание я не могла. Безутешная вдова — именно ее полиция и подозревала в организации убийства собственного мужа — горевала недолго, и не успела вырасти трава на могиле Тимоти Смейзерса, как она выскочила замуж за весьма состоятельного вдовца.

— К тому же, — продолжал Спарачино, — как следует из данных статей, ваша служба не смогла должным образом подтвердить соответствующей распиской факт передачи ценностей покойного в погребальную контору. Подробности мне известны. Квитанция была якобы утеряна вашим администратором, который перешел впоследствии на другую работу. Вы утверждали одно, погребальная контора — другое, а вопрос так и не был решен по существу. По крайней мере, насколько мне это представляется. Вас спасло то, что сейчас никому не хочется ворошить прошлое.

— Ты это к чему, Роберт? — вяло спросил Марк.

Спарачино косо посмотрел на него и снова перевел взгляд на меня.

— Дело Смейзерсов, к несчастью, не последнее из подобного рода обвинений. В июле прошлого года ваша служба получила тело пожилого джентльмена по имени Генри Джексон, умершего вследствие естественных причин. В момент смерти у него в кармане было пятьдесят два доллара наличными. Деньги опять-таки исчезли, и вам пришлось выписывать чек сыну умершего. Об этом факте молодой человек рассказал в телевизионной программе новостей. Видеопленка с записью его жалобы у меня есть, так что при желании ее можно посмотреть.

— Джексон действительно попал к нам с указанной суммой в кармане. — Я чувствовала, что начинаю заводиться. — К тому времени тело сильно разложилось и деньги провоняли так, что на них не позарился бы самый жалкий воришка. Не знаю, что случилось с ними потом, но полагаю, их сожгли вместе с протухшей и кишевшей червями одеждой Джексона.

— Господи… — пробормотал Марк.

— У вас проблемы, доктор Скарпетта, — улыбнулся Спарачино.

— Проблемы есть у всех, — бросила я, поднимаясь. — Хотите получить вещи Берилл Мэдисон, обращайтесь к полиции.

— Мне очень жаль, — заговорил Марк, когда мы вошли в кабину лифта. — Я и представить себе не мог, что этот мерзавец так за тебя возьмется. Тебе следовало рассказать…

— Рассказать? — Я недоверчиво посмотрела на него. — Рассказать что? О чем?

— О тех пропавших вещах, о статьях в газете. Ведь Спарачино как раз и кормится таким дерьмом. Я-то ничего не знал, и в результате мы оба попали в ловушку. Черт!

— Я ни о чем тебе не рассказала, потому что эта чушь не имеет ровным счетом никакого отношения к делу Берилл. Случаи, о которых ты упомянул, не более чем буря в стакане воды! — Мне пришлось сделать паузу, чтобы не сорваться на крик. — Подобное происходит постоянно, когда полиция сталкивается с разложившимися трупами и когда людям приходится часами возиться с тем, что от них осталось.

— Пожалуйста, не злись на меня.

— Я не злюсь!

— Послушай, Кей, я предупреждал тебя насчет Спарачино. И сейчас я хочу лишь защитить тебя от него.

— Может быть, Марк, дело в другом — я не уверена, что ты хочешь именно этого.

Мы продолжали спорить, пока не вышли на тротуар. Движение практически остановилось. Выли сирены, пищали гудки, ворчали двигатели, и мне казалось, что нервы мои вот-вот лопнут от напряжения. Наконец появилось такси. Марк открыл заднюю дверцу, поставил на пол сумку и протянул шоферу пару бумажек. И только тогда до меня дошло, что именно происходит. Он не собирался меня провожать. Он отправлял меня в аэропорт — одну и даже не угостив ланчем. Прежде чем я успела опустить стекло и сказать хоть что-то, машина тронулась с места.

Я приехала в Ла-Гуардиа за три часа до рейса. Злая, оскорбленная, униженная и растерянная. Такие расставания не по мне. Отыскав в баре свободный стул, я закурила и заказала выпивку. Сизый дымок медленно поднялся к потолку, рассеиваясь в прокуренном воздухе. Докурив, я направилась к телефону-автомату, бросила монету и набрала номер.

— «Орндорфф и Бергер», — ответил равнодушный женский голос.

Я представила черную консоль и сидящего за ней робота.

— Марка Джеймса, пожалуйста.

Пауза заняла пару секунд.

— Извините, но вы, должно быть, ошиблись номером.

— Он из чикагского офиса. Находится здесь временно. И должен быть на месте, потому что я встречалась с ним сегодня.

— Подождите, пожалуйста.

Минуты две из трубки доносились только звуки «Бейкер-стрит» Джерри Рафферти.

— Извините, мэм, — подала наконец голос секретарша, — но у нас никого с таким именем нет.

— Мы встречались с ним в вашем фойе примерно два часа назад, — теряя терпение, бросила я.

— Я проверила, мэм. Извините, вы, наверное, перепутали нас с какой-то другой фирмой.

Чертыхаясь про себя, я повесила трубку. Потом позвонила в справочную. Получила номер чикагского офиса «Орндорфф и Бергер». Ввела номер кредитной карточки. Я решила, что оставлю ему сообщение с просьбой позвонить в Ричмонд как можно скорее.

Секретарша в Чикаго разрушила мой план одним предложением:

— Извините, мэм, но никакого Марка Джеймса в нашей фирме нет.

У меня похолодело в груди.