16
Я точно знала, что не могла оставить свет включенным, а потому решила, что погасить лампу позабыла горничная, приходившая сменить постельное белье и вытряхнуть пепельницу. Закрыв за собой дверь и негромко мурлыча что-то под нос, я направилась к ванной, когда вдруг почувствовала, что в номере есть кто-то еще.
Марк сидел на стуле возле окна. Перед ним стоял раскрытый кейс. Я нерешительно застыла на месте, наши взгляды встретились, и ужас сжал мое сердце.
Он был в сером шерстяном костюме и, судя по брошенной у кровати сумке, только что прибыл из аэропорта. Будь у меня что-то вроде счетчика душевного состояния, стрелка наверняка бы запрыгнула на красную отметку. Его прислал Спарачино! Я подумала о лежащем в сумочке «рюгере», но тут же отбросила эту мысль: никогда и ни при каких обстоятельствах я не смогла бы повернуть оружие против Марка Джеймса, а уж тем более спустить курок.
— Как ты вошел? — спросила я, не двигаясь с места.
— Назвался твоим мужем. — Он опустил руку в карман и вытащил гостиничный ключ с номерком.
— Негодяй. — Сердце колотилось все сильнее.
Он побледнел и отвел глаза.
— Кей…
— Боже, какой же ты негодяй!
— Кей, меня прислал Бентон Уэсли. Пожалуйста, выслушай. — Он поднялся и шагнул ко мне.
Не найдя, что ответить, я молча наблюдала за ним. Марк достал бутылку виски, прошел к бару, бросил в стакан льда. Все это он делал неторопливо, без резких движений, как будто поставил целью не провоцировать меня на крайние действия. Вид у него был усталый.
— Ты уже поела?
Оттолкнув предложенный стакан, я прошла к туалетному столику. Бросила рюкзак и сумочку.
— А я голоден как волк. — Он расстегнул ворот рубашки, стащил галстук. — Представь, было три пересадки. После завтрака только орешками и кормился.
Я молчала.
— Заказ я уже сделал, — продолжал Марк. — На двоих. Надеюсь, к тому времени аппетит у тебя появится.
За окном лилово-серые облака повисли над гудящими улочками Старого города. Марк пододвинул стул, сбросил туфли и положил ноги на кровать.
— Дай знать, когда будешь готова выслушать объяснение.
— Что бы ты ни сказал, я ничему не поверю.
Мой холодный тон, похоже, ничуть его не задел.
— Справедливо. Ты не поверишь, но вот я привык жить во лжи. К тому же за это неплохо платят.
— Да, — эхом откликнулась я. — И получается у тебя неплохо. Как ты меня нашел? Только не ссылайся на Бентона. Он не знает, в каком отеле я остановилась, а их на острове не меньше полусотни, не считая пансионов.
— Верно, отелей здесь хватает, но мне, чтобы найти тебя, хватило ровно одного звонка.
Я устало опустилась на кровать.
Марк вынул из внутреннего кармана пиджака сложенную вдвое брошюру и протянул ее мне.
— Узнаешь?
Это была памятка для туристов и гостей Ки-Уэста. Та самая, которую Марино нашел в спальне Берилл и фотокопия которой лежала в папке по ее делу. Я просматривала ее несколько раз. На одной стороне был напечатан список отелей, магазинов и достопримечательностей, а другая представляла собой карту городу, дополненную рекламными объявлениями, одно из которых приглашало именно в этот отель. Запав в память, именно оно и подсказало, где остановиться по прибытии в Ки-Уэст.
— Бентон дозвонился до меня только вчера после полудня. Был очень расстроен, сообщил, что ты умчалась сюда. Мы попытались вычислить, где тебя искать. Наверное, в деле Берилл есть копия этой памятки. Он предположил, что ты тоже ее видела и даже, может быть, сделала себе копию. В общем, мы решили, что начать поиски следует, ориентируясь на брошюрку.
— Откуда она у тебя?
— Купил в аэропорту. Рекламы других отелей не было, и я первым делом позвонил сюда. Номер ты заказала на свое имя.
— Все так. Похоже, заметать следы я еще не научилась.
— Да, беглянка из тебя никудышная.
— Ты прав, отель я выбрала именно из памятки. «Холидей инн» на Дюваль. Запоминается легко. К тому же я подумала, что Берилл, впервые приехав в Ки-Уэст, могла остановиться здесь же. По крайней мере, провести здесь первую ночь.
— И что? — Марк поднял стакан. — Берилл останавливалась здесь?
— Нет.
В дверь постучали. Марк неслышно скользнул к двери и вынул из-за пояса пистолет. Я сжалась от страха. Он посмотрел в «глазок», убрал пистолет и открыл дверь. Молодая женщина вкатила тележку с заказанным обедом и, получив от Марка деньги, приветливо улыбнулась.
— Спасибо, мистер Скарпетта. Надеюсь, вам понравятся наши стейки.
— Почему ты представился моим мужем? — раздраженно спросила я.
— Спать я буду на полу, но, по крайней мере, одна ты здесь не останешься, — ответил Марк, перенося подносы на столик у окна и откупоривая бутылку с вином. Потом снял пиджак, бросил его на кровать и, вынув пистолет, положил рядом с моей сумочкой и рюкзаком.
Лишь когда он сел, я спросила насчет оружия.
— Это маленькое чудовище — мой единственный друг, — сказал он, орудуя ножом. — Полагаю, ты свой «рюгер» тоже захватила. В рюкзаке?
— Ошибаешься, в сумочке, — усмехнулась я. — А теперь объясни, откуда ты знаешь, что у меня именно «рюгер»?
— Бентон сказал. И еще сообщил, что у тебя есть разрешение на скрытое ношение оружия и что в последние дни ты без этой штуки из дому не выходишь. — Он отпил вина. — Гм, неплохо.
— А размер моего платья Бентон тебе не сообщил? — поинтересовалась я, заставляя себя поесть, хотя желудок и просил воздержаться от этого.
— Ну, это я и без него знаю. Ты по-прежнему носишь восьмой и выглядишь так же хорошо, как и тогда, в Джорджтауне. Нет, даже лучше.
— Я была бы очень признательна, если бы ты прекратил разыгрывать из себя обольстительного мерзавца и объяснил, откуда тебе известно имя Бентона Уэсли и когда ты успел так близко с ним сойтись.
— Кей, с Бентоном я познакомился раньше тебя. — Он отложил вилку и, подняв голову, спокойно выдержал мой сердитый взгляд. — Неужели ты еще не поняла? Неужели тебе, как младенцу, надо все разжевывать?
— Да уж, разжуй, пожалуйста. И напиши большими красивыми буквами вот на этой стене. Потому что я не знаю, чему верить. Я не узнаю тебя. Говоря откровенно, я чертовски тебя боюсь.
Он откинулся на спинку стула. Таким серьезным Марка Джеймса я не видела еще никогда.
— Мне очень жаль, Кей, что все так получилось. Что ты боишься меня и не доверяешь мне. Но так и должно быть, потому что лишь очень немногие знают, кто такой Марк Джеймс на самом деле. Должен признаться, я и сам частенько забываю об этом. Объяснить тебе все раньше я не мог, но теперь, слава богу, имею на это право. — Он помолчал, потом добавил: — Бентон был моим наставником в академии задолго до того, как ты познакомилась с ним.
— Ты работаешь на ФБР? — изумленно спросила я. — Ты — агент?
— Да.
— Нет. — В голове у меня все смешалось. — Нет! На этот раз, черт возьми, я тебе не поверю!
Не говоря ни слова, Марк встал, подошел к столику с телефоном и набрал номер.
— Подойди сюда. — Он протянул мне трубку.
— Алло? — Я сразу узнала знакомый голос.
— Бентон?
— Кей? Ты в порядке?
— Здесь Марк Джеймс. Он меня нашел. И я в порядке.
— Слава богу! Ты в надежных руках. Уверен, он все объяснит.
— Не сомневаюсь. Спасибо, Бентон. До свидания.
Марк взял у меня трубку и положил на рычаг. Мы вернулись к столу. Прежде чем заговорить, он долго смотрел на меня.
— После смерти Джейн я оставил адвокатскую практику. Почему, сам не знаю, но это уже не важно. Занимался оперативной работой в Денвере. Потом ушел под прикрытие. Прикрытием послужил «Орндорфф и Бергер».
— Надеюсь, ты не собираешься открыть мне глаза на Спарачино? Что он тоже работал на федералов? — спросила я, чувствуя, что начинаю дрожать.
— Нет, конечно нет. — Он отвел взгляд.
— В чем он замешан?
— Из последних нарушений — обман Берилл Мэдисон, махинация с ее авторскими гонорарами. Обычные для него проделки. Как я уже говорил, он настраивал ее против Кэри Харпера, а Харпера против нее, готовил большой скандал, чтобы привлечь к книге нездоровое внимание. Ничего, в сущности, нового.
— Значит, то, что ты рассказывал о нем в Нью-Йорке, правда?
— Правда, но не вся. Всей правды я рассказать тебе не мог.
— Спарачино знал, что я прилетаю в Нью-Йорк? — Этот вопрос мучил меня несколько недель.
— Да, знал. Я все подстроил, чтобы вытащить побольше информации и склонить тебя к разговору с ним. Он понимал, что ты никогда не согласишься встретиться. Поэтому я согласился выманить тебя и доставить к нему.
— Господи…
— Думал, что все под контролем. Думал, что он не следит за мной. И только в ресторане понял, что все пошло к чертям.
— Почему?
— Потому что Спарачино посадил мне на хвост сынка сенатора Партина. Я давно знал, что этот парень у него на подхвате. Жизнь в Нью-Йорке недешевая, а роли дают не всегда, даже в рекламных роликах. Наверное, Спарачино заподозрил меня в двойной игре.
— Но зачем посылать Партина? Разве он не понимал, что ты его узнаешь?
— Спарачино не догадывался, что мне известно о роли сынка сенатора. Увидев парня в ресторане, я сразу понял: его задача состоит в том, чтобы удостовериться, что ты прилетела, что ты со мной, и известить об этом Спарачино. Этот проходимец любит загребать жар чужими руками. Как в случае с Джебом Прайсом, которого он отправил почистить твой офис.
— Хочешь сказать, что Джеб Прайс — еще один бедный, нуждающийся актер?
— Нет. Мы арестовали его в Нью-Джерси на прошлой неделе. Больше он уже никого не побеспокоит.
— Насчет Дайснера ты, надо полагать, тоже соврал.
— Он есть в моей легенде, но реально я с ним не знаком.
— Твой визит в Ричмонд тоже был частью игры? — сдерживая слезы, спросила я.
Марк подлил вина.
— Вообще-то я прилетел тогда из Нью-Йорка по поручению Спарачино. Добыть информацию по убийству Берилл.
Мы помолчали. Сердце уже не колотилось, слезы отступили.
— Он как-то причастен к ее убийству?
— Я поначалу так и думал. Предполагал, что Спарачино мог зайти слишком далеко, заиграться с Харпером и тот сорвался и убил Берилл. Но потом погиб сам Харпер, а каких-либо улик Спарачино найти не удалось. Думаю, он просто параноик и хотел, чтобы я выяснил все, что мог, о смерти Берилл.
— Может быть, его беспокоило, что полиция найдет в кабинете Берилл какие-то документы, подтверждающие факты махинации с ее гонорарами?
— Может быть. Что я точно знаю, так это то, что ему очень нужна рукопись. Насчет остального — не уверен.
— А его обвинения, заявления в суд, война с прокурором штата?
— Шум в прессе ему только на руку — дополнительная реклама. Этриджа он ненавидит и будет рад его унижению, а еще больше отставке.
— Здесь уже побывал Скотт Партин. Не так давно. Задавал вопросы о Берилл Мэдисон.
— Интересно, — только и сказал Марк, с аппетитом уминая стейк.
— Ты давно связан со Спарачино?
— Более двух лет.
— Господи…
— Готовились очень долго и тщательно. Бюро разработало подходящую легенду. Меня познакомили со Спарачино под именем Пола Баркера, юриста, охотника до быстрых денег. Все устроили так, чтобы он клюнул. Разумеется, Спарачино навел справки, а когда кое-какие детали не сошлись, вызвал меня на откровенный разговор. Потребовал объяснений. Я признался, что живу под чужой фамилией, что участвую в федеральной программе защиты свидетелей. Короче говоря, он поверил, что в прошлой жизни я имел отношение к нелегальному бизнесу в Таллахасси, был арестован, но дал важные показания, за что получил амнистию и шанс начать вторую жизнь.
— Ты действительно имел отношение к нелегальному бизнесу?
— Нет.
— А вот у Этриджа на этот счет другое мнение. Он даже уверен, что ты сидел в тюрьме.
— Удивляться нечему, Кей. Бюро тесно контактирует со Службой федеральных маршалов. Надо признаться, на бумаге Марк Джеймс, которого ты знаешь, выглядит изрядным мерзавцем. Преступивший черту закона, дисквалифицированный адвокат, отсидевший к тому же два года за решеткой.
— Сотрудничество Спарачино с «Орндорфф и Бергер», как я понимаю, тоже прикрытие?
— Да.
— Но для чего все это, Марк? Не могу поверить, что дело только в мошенничестве с договорами и раздувании публичных скандалов.
— У нас есть основания полагать, что он отмывает деньги для мафии. Деньги от наркоторговли. Связан с организованной преступностью, контролирующей казино. Тут завязаны многие политики, судьи, прокуроры. Масштабы этой сети ты даже представить себе не можешь. Кое-какой информацией мы уже располагали, но нам не хватало признательных показаний, верных улик. Поэтому в игру ввели меня. Чем больше я копал, тем больше открывалось. Три месяца растянулись до шести, а дальше счет пошел на годы.
— Не понимаю. Его фирма действует на вполне законных основаниях.
— В Нью-Йорке Спарачино чувствует себя как рыба в воде. У него там огромное влияние. У него власть. В «Орндорфф и Бергер» не имеют представления о его истинных делах. Я на них никогда не работал. Они обо мне даже не слышали.
— Но Спарачино ведь знает, кто ты. Я сама слышала, как он называл тебя Марком.
— Да, он знает мое настоящее имя. Как я уже сказал, Бюро разработало операцию очень тщательно. Всю мою жизнь переписали. Проследив бумажный след, ты найдешь Марка Джеймса, которого вряд ли узнаешь и который определенно не вызовет ничего, кроме отвращения. — Он нахмурился. — Со Спарачино мы договорились, что Марком он будет называть меня только в твоем присутствии. Все остальное время я для него — Пол. Я работал на него. Я даже жил у него дома. Он считает меня своим вторым сыном.
— Я знаю, что в «Орндорфф и Бергер» о тебе не слышали. Пыталась дозвониться, искала тебя в Нью-Йорке и Чикаго. Даже разговаривала с Дайснером. Везде одно и то же: мы такого не знаем. Пусть я никудышная беглянка, но и из тебя шпион не лучше.
Он немного помолчал.
— Бюро пришлось меня отозвать, Кей. На сцену вышла ты, и я многим рисковал. Я боялся за тебя и наделал немало глупостей.
— Не знаю, что и сказать.
— А ты и не говори. Пей вино, смотри на луну, любуйся пейзажем.
Но всего этого мне было уже мало — меня неудержимо влекло к Марку Джеймсу.
— Есть еще кое-что, чего я не понимаю.
— Ты многого не понимаешь, Кей, и никогда не поймешь. Мы на несколько лет потеряли друг друга из виду, и всего, что случилось, за один вечер не расскажешь.
— Подожди. Ты сказал, что Спарачино поручил тебе выведать у меня все, что я знаю об убийстве Берилл. Но откуда ему известно, что мы вообще были знакомы? Это ты рассказал?
— Разговор завел он. Вскоре после убийства Берилл Мэдисон. Тогда же прозвучало и твое имя как главного судмедэксперта Вирджинии. Я запаниковал. Не хотел, чтобы он втягивал тебя в свои сети. Решил, что лучше мне самому выйти с тобой на связь.
— Ценю твою галантность, — съязвила я.
— Спасибо, — кивнул он. — Пришлось сказать, что мы когда-то встречались. Я хотел, чтобы он сам предложил мне заняться тобой. И он клюнул.
— И это все?
— Ну, боюсь, я руководствовался и другими мотивами.
— Какими же?
— Наверное, соблазнился перспективой снова увидеть тебя.
— Это я уже слышала.
— Я не врал.
— А сейчас? Врешь?
— Не вру, Кей. Клянусь.
Я вдруг вспомнила, что так и не переоделась, что на мне рубашка поло и шорты, что волосы грязные, а тело липкое от пота. Извинившись, я вышла из-за стола и скрылась в ванной. Пока меня не было, Марк успел уснуть. На кровати.
Он застонал, когда я села рядом.
— Спарачино очень опасный человек. — Волосы у Марка остались такими же мягкими.
— Точно, — пробормотал он.
— Это он посылал сюда Партина. Но откуда ему знать, что Берилл вообще была в Ки-Уэсте?
— Она сама звонила ему отсюда. И сама же проговорилась.
Я кивнула. Да, Берилл до самого конца зависела от своего адвоката и полагалась на него, но, очевидно, и у нее появились сомнения в чистоте его помыслов. Иначе она передала бы рукопись ему, а не оставила малознакомому бармену по имени Пи-Джей.
— Что бы он сделал, если бы узнал, что ты здесь? — тихо спросила я. — Что бы он сделал, если бы узнал, что мы здесь? Вдвоем.
— Позавидовал бы мне.
— Серьезно.
— Возможно, попытался бы убить, если бы рассчитывал, что это сойдет ему с рук.
— Но ведь он не узнает?
Он обнял меня, притянул к себе и прошептал на ухо:
— Никто не узнает.
На следующее утро нас разбудило солнце. Мы занялись любовью, а потом снова уснули, не разжимая объятий.
Пока Марк принимал душ и брился, я стояла у окна, и никогда еще солнце не светило так ярко, небо не было таким голубым, а краски такими ослепительно свежими. Мы могли остаться здесь, на острове, купить домик и до конца дней любить друг друга. Я бы снова, как в детстве, ездила на велосипеде, играла в теннис и бросила бы курить. Помирилась бы с родными, принимала бы у себя Люси, пила бы пиво на террасе в «Луи» и подружилась с Пи-Джеем. Я бы любовалась закатами и возносила молитвы за упокой души Берилл Мэдисон, чья ужасная смерть придала моей жизни новое значение и вернула способность любить.
После завтрака я открыла рюкзак и на глазах изумленного Марка вытащила пакет с рукописью и четырьмя дисками.
— Это то, о чем я подумал? — спросил он.
— Да, это именно то, о чем ты подумал.
— И где же ты ее раскопала?
— Берилл оставила рукопись одному другу.
Через минуту мы уже сидели на кровати, положив перед собой рукопись, и я рассказывала Марку о встрече с Пи-Джеем.
Время шло, миновал полдень, а мы так и не выходили из комнаты, только вынесли в коридор грязную посуду и получили заказанные сэндвичи. Мы почти не разговаривали, увлеченные разворачивающейся на наших глазах невероятной историей Берилл Мэдисон. Не раз и не два я отворачивалась, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.
Рожденная в бурю певчая птичка. Яркий цветок, цеплявшийся за ветки страшной жизни, — вот кем была Берилл. После смерти матери отец привел в дом чужую женщину. Не в силах вынести жестокую реальность, Берилл научилась создавать для себя другую действительность. Литература стала для нее способом выживания, как живопись для глухих и музыка для слепых. Из слов рождался мир, который я могла осязать, обонять, представлять и чувствовать.
Отношения с Харперами складывались непросто, напряженно и путано. Все трое представляли собой стихию летучую, неуловимую, переменчивую и, собравшись вместе под крышей сказочного особняка над рекой извечных мечтаний, соединились в настоящую грозовую тучу. Именно для Берилл Кэри Харпер отреставрировал этот величественный дом, и именно там, в спальне наверху, где спала и я, он однажды ночью лишил ее девственности. В ту пору ей едва исполнилось шестнадцать.
Когда на следующее утро Берилл не спустилась к завтраку, Стерлинг Харпер сама поднялась к ней в комнату и обнаружила заплаканную девушку свернувшейся калачиком на кровати. Не находя в себе сил признать факт изнасилования Берилл знаменитым братом, мисс Харпер повела против демонов своего дома войска. Она не сказала ни слова Берилл, не стала вмешиваться в ее отношения с братом, но удалилась к себе, заперла дверь и легла спать.
Одним разом все не закончилось. Унижение продолжалось неделю за неделей, постепенно сходя на нет по причине дряхления Пулитцеровского лауреата, и в конце концов закончилось его импотенцией, чему немало способствовали злоупотребление алкоголем и наркотиками. Когда река доходов от издания его единственной книги превратилась в ручеек, а семейное наследство оказалось исчерпанным, Харпер попросил о помощи своего друга Джозефа Мактига. Последний, обратив внимание на плачевное состояние финансов знаменитого писателя, «не только устранил сомнения в его платежеспособности, но и обеспечил материальный уровень, позволяющий как удовлетворять потребности в самом лучшем виски, так и баловать себя кокаином».
После того как Берилл уехала, мисс Харпер написала ее портрет, который повесила в библиотеке, — портрет ребенка, лишенного невинности. Он стал вечным молчаливым укором брату. Он все больше пил, все меньше писал и к тому же начал страдать от бессонницы. У него вошло в привычку посещать «Таверну Калпепера». Стерлинг Харпер не возражала, используя свободное время для общения с Берилл по телефону. Последний удар по их отношениям последовал, когда Берилл, поощряемая Спарачино, начала писать, нарушая контрактные обязательства, книгу воспоминаний.
Книга дала ей возможность заново оценить собственную жизнь и, говоря ее словами, «сохранить красоту моей подруги Стерлинг, как сохраняют, положив между страницами, полевой цветок». К работе она приступила вскоре после того, как у мисс Харпер обнаружили рак. Связывавшие их узы выдержали все испытания, их любовь друг к другу пережила разлуку.
Разумеется, было в книге и другое: пространные отступления, посвященные написанным Берилл романам, истории их создания. Перечитывая отрывки из ранних работ, я вспомнила страницы, обнаруженные после смерти Берилл в ее спальне. Может быть, они содержали отобранные для автобиографии цитаты? Трудно сказать. Во многих отношениях Берилл оставалась загадкой, и, что было у нее на уме, приходилось только догадываться. И все же я понимала, что книга получилась необыкновенно интересная и достаточно скандальная, чтобы напугать Кэри Харпера и заинтриговать Спарачино.
Чего в книге не было, так это даже малейшего намека на Фрэнки, на тот ужас, который преследовал ее в последние месяцы. Может быть, Берилл просто не нашла сил рассказать о еще одном свалившемся на нее испытании. Может быть, надеялась, что беда со временем рассеется.
Мы уже приближались к концу, когда Марк тронул меня за плечо.
— Что? — не отрываясь от книги, спросила я.
— Кей, посмотри сюда. — Он провел пальцем по начальным строчкам двадцать пятой главы, которую я уже прочитала. Присмотревшись, я поняла, что он имеет в виду: страница была фотокопией, а не оригиналом, как все остальные. — Ты вроде бы сказала, что это единственный экземпляр, — напомнил Марк.
— Странно. Я именно так и считала.
— Может быть, она сделала копию, а потом просто перепутала страницы.
— Похоже, так и случилось, — согласилась я. — Но в таком случае где копия?
— Понятия не имею.
— Ты уверен, что у Спарачино ее нет?
— Если бы была, я б наверняка знал об этом. Я обшарил не только его офис, но и обыскал весь дом. К тому же Спарачино не удержался бы и обязательно поделился со мной такой новостью.
— Думаю, пора навестить Пи-Джея.
В ресторане нам сказали, что у Пи-Джея выходной. Дома его тоже не оказалось. На островок уже надвигались сумерки, когда нам удалось обнаружить бармена у «Неряхи Джо». К тому времени он едва держался на ногах. Я перехватила его у бара и за руку отвела к столику.
— Марк Джеймс, мой друг. — Мне было не до пространных объяснений.
Пи-Джей молча салютовал Марку бутылкой, пару раз моргнул и с нескрываемым восхищением уставился на моего мускулистого спутника.
— Рукопись Берилл. — В заведении было шумно, и мне приходилось чуть ли не кричать. — Вы не помните, она сделала с нее копию?
Покачиваясь в такт музыке и поглаживая горлышко бутылки, бармен покачал головой:
— Не знаю. Если и сделала, то мне, по крайней мере, ничего не сказала.
— Но она могла это сделать? — не отставала я. — Например, когда копировала письма, которые потом отдала вам?
Пи-Джей пожал плечами. Лицо его раскраснелось, по щекам катились капельки пота. Он был пьян, и мои слова просто не доходили до его затуманенного алкоголем сознания.
От Марка помощи было никакой, и я предприняла еще одну попытку:
— Берилл брала с собой рукопись, когда ходила делать фотокопии писем?
— …Как Боги и Баколл… — грубоватым баритоном подхватил Пи-Джей вместе с толпой. — Как Боги и Баколл…
— Пи-Джей! — резко крикнула я.
— Эй! — возмутился бармен, поворачиваясь к сцене. — Это ж моя любимая песня!
Мне ничего не оставалось, как оставить его в покое и терпеливо ждать, когда закончится песня, чтобы повторить свой вопрос. Пи-Джей допил пиво и с удивительной ясностью ответил:
— Я знаю только, что Берилл весь день таскала этот рюкзак с собой. Рюкзак дал я, ей же надо было положить куда-то свое барахло. Фотокопии она делала в «Копи-Кэт» или где-то еще. Вот так. — Он вытащил сигарету. — Может, книга была у нее с собой. Может, она и ее скопировала. Вместе с письмами. Не знаю. То, что Берилл отдала мне, я передал вам.
— Вчера, — напомнила я.
— Точно, вчера. Вчера… — Он мечтательно закрыл глаза.
— Спасибо, Пи-Джей.
Бармен лишь кивнул. Мы поднялись и, пробившись через плотную толпу, выбрались из бара на свежий воздух.
— Что называется, бесплодная попытка, — обронил Марк, поворачивая к отелю.
— Может быть. И все же, на мой взгляд, Берилл скопировала рукопись вместе с письмами. Трудно представить, что она оставила книгу Пи-Джею, не позаботившись о запасном варианте.
— Согласен. Тем более что твоего знакомого трудно назвать надежным хранителем.
— Вообще-то на него вполне можно положиться. Сегодня он просто немного увлекся.
— Увлекся? Да у него крыша поехала.
— Наверное, ты ему понравился.
— Если Берилл сделала копию и взяла ее с собой в Ричмонд, то, скорее всего, рукопись забрал убийца.
— То есть Фрэнки.
— Вот и объяснение, почему его следующей жертвой стал Кэри Харпер. В нашем приятеле взыграла ревность. Мысль о том, что Харпер сделал с Берилл, сводила его с ума. Из рукописи он узнал о привычке романиста посещать «Таверну Калпепера».
— Верно.
— Дальше все просто. Фрэнки оставалось только выбрать удобный момент и подкараулить Харпера у дома.
— Харпер под мухой, — подхватила я. — Он выходит из машины… темно… место уединенное…
— Странно только, что Фрэнки не добрался до Стерлинг Харпер.
— Может быть, отложил до следующего раза.
— Не исключено. Да вот только другого случая уже не представилось. Она его опередила.
Взявшись за руки, мы молча шли по тротуару. Стемнело. Ветер шуршал кронами деревьев. Я невольно замедляла шаг, страшась того, что ожидало нас впереди. И лишь когда мы поднялись в номер и открыли бутылку вина, я все же решилась задать мучивший меня вопрос:
— Что дальше, Марк?
— Я возвращаюсь в Вашингтон. — Он отвернулся к окну. — Мне нужно быть там завтра. Отчет и новое задание. — От его вздоха у меня едва не разорвалось сердце. — А что потом… не знаю.
— А что бы ты сам хотел?
— Не знаю, Кей. Даже не представляю, что меня ждет. — Он все так же смотрел в окно. — Знаю только, что ты из Ричмонда не уедешь.
— Нет, из Ричмонда я не уеду. По крайней мере, не сейчас. Работа — моя жизнь.
— Так было всегда. Моя жизнь тоже работа. Так что нам с тобой не до дипломатии.
Его слова рвали мне душу, но я понимала, что Марк прав. К глазам подступили слезы.
Мы лежали обнявшись, пока он не уснул. Осторожно встав, я подошла к окну и долго сидела на стуле. Курила. Думала.
Небо на востоке порозовело.
Я прошла в душ. Горячая вода помогла хоть немного расслабиться. Сомнения улеглись, решимость окрепла. Накинув халат, я вышла из окутанной паром ванной. Марк уже встал и заказывал по телефону завтрак.
— Возвращаюсь в Ричмонд, — твердо сказала я, опускаясь рядом с ним на кровать.
Он нахмурился.
— Не самая хорошая мысль, Кей.
— Рукопись у меня, ты уезжаешь, а оставаться здесь и ждать одной, пока появится Фрэнки, Скотт Партин или сам Спарачино, мне не хочется.
— Фрэнки еще не нашли, — запротестовал он. — Возвращаться в Ричмонд слишком рискованно. Я договорюсь, за тобой здесь присмотрят. Или переезжай в Майами. Так даже лучше. Поживешь с семьей.
— Нет.
— Кей…
— Марк, Фрэнки, может быть, уже умотал из Ричмонда. Сколько его будут искать, неизвестно. А если не найдут вообще? И что тогда? До конца жизни прятаться во Флориде?
Он молчал.
Я взяла его за руку.
— Не хочу ломать себе жизнь из-за какого-то мерзавца. Не хочу и не позволю. И запугать себя ему не дам. Я позвоню Марино, чтобы встретил меня в аэропорту.
Марк обнял меня за плечи и привлек к себе.
— Возвращайся со мной в Вашингтон. Или побудь какое-то время в Квантико.
Я покачала головой:
— Со мной ничего не случится.
Он вздохнул:
— У меня из головы не выходит Берилл. То, что с ней случилось…
Я тоже не могла об этом забыть.
* * *
Мы попрощались в аэропорту Майами. Я поцеловала Марка и, не оборачиваясь, зашагала к самолету. Сил уже не оставалось, ни физических, ни эмоциональных, и большую часть времени, за исключением пересадки в Атланте, я проспала в кресле.
Марино встретил меня в зале ожидания. Заметив мое состояние, он не стал приставать с расспросами, и мы молча направились к выходу. Яркие рождественские огни и предпраздничное настроение окружающих только усугубляли охватившую меня депрессию. Ничего хорошего праздники не предвещали. Я не знала, когда снова увижу Марка и увижу ли его вообще. Настроение совсем упало, когда, простояв с полчаса у лениво ползущей карусели, мы с Марино так и не дождались моего чемодана. За это время лейтенант успел провести короткий допрос. Терпение мое в конце концов лопнуло. Заполнив бланк, на что ушло почти столько же времени, я села в свою машину и поехала домой. Марино следовал за мной на своей.
Вечер выдался темный и дождливый, так что я не слишком огорчилась при виде своего разгромленного дворика. Марино уже поведал, что поиски Фрэнки пока ни к чему не привели. Свою миссию мой «ангел-хранитель» выполнил до конца. Сначала он с фонариком обошел дом и лишь тогда, когда окончательно убедился, что с домом все в порядке, позволил мне войти. Потом мы вместе проверили все комнаты. Марино всюду включал свет, открывал шкафы, а в спальне даже заглянул под кровать.
Завершив обход, мы прошли в кухню, собираясь выпить кофе, но тут на портативной рации лейтенанта замигал глазок вызова: «— Двести пятнадцатый, десять — тридцать три…»
— Чтоб тебя! — пробормотал Марино, выхватывая рацию из кармана пиджака.
Код десять — тридцать три означал «мэйдей», срочный вызов. Между стенами кухни рикошетом, как пули, запрыгали короткие, пронзительные радиосигналы. Патрульные машины, приняв призыв о помощи, срывались с места. Неподалеку от моего дома, в ночном магазине, ранили офицера полиции.
— Семь-ноль-семь, десять — тридцать три! — рявкнул Марино, уведомляя дежурного, что принял вызов. — Сволочи! Уолтерса подстрелили. Он же еще совсем мальчишка. — Лейтенант выбежал за дверь и, повернувшись, крикнул: — Запри дверь, док, и никому не открывай. Я пришлю сюда пару ребят в форме.
Вернувшись на кухню, я прошла из угла в угол, потом плеснула виски и села у окна. По крыше и стеклам уныло барабанил дождь. Мой чемодан потеряли, а с ним и револьвер. Я не стала говорить об этом Марино. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Хорошо еще, что рукопись Берилл лежала не в чемодане, а в сумочке. В ожидании обещанных полицейских я решила перечитать некоторые места рукописи.
Звонок прозвенел около полуночи, изрядно меня напугав. Я приникла к «глазку», но вместо полицейских увидела бледного молодого человека в темном дождевике и форменной фуражке. Повернувшись спиной к ветру, мокрый и продрогший, он прижимал к груди планшет.
— В чем дело? — крикнула я.
— Курьерская служба «Омега». Из аэропорта Бэрда, мэм, — отозвался он. — У меня ваш чемодан.
— Слава богу! — облегченно вздохнула я и, отключив сигнализацию, открыла дверь.
Ужас пронзил меня секундой позже, когда он, войдя в прихожую, поставил на пол мой чемодан. Я вдруг вспомнила, что, заполняя бланк, указала не домашний, а служебный адрес!
