Книга: Полет летучей мыши
Назад: 18 Неприятность и прогулка по парку
Дальше: 20 Компьютер, Дамский залив и как на деле работает мобильный телефон

19
Два разговора с убийцей, птица кукабурра и быстрый сон

После аварии Харри часто спрашивал себя, хотелось бы ему что-то изменить. Оказаться на месте товарища – врезаться головой в столб на Серкедалсвейене и быть с честью похороненным в присутствии скорбящих родителей и почетного караула, а потом превратиться для всех в выцветшее, но дорогое воспоминание, в фотографию на первом этаже полицейского участка. Заманчивая альтернатива той лжи, с которой он обречен жить, того унижения, что хуже вины и позора.
Бессмысленный и мучительный вопрос. Но ответ, который Харри нашел, дал ему силы начать все заново. Нет, он ничего не стал бы менять. Он был рад, что выжил.
Каждое утро в больнице, сонный и одуревший от таблеток, он просыпался с чувством, что что-то не так. Обычно через секунду сознание возвращалось, он вспоминал, кто он и где находится. И все, что произошло. Но следующей мыслью было: «Ты еще жив, ты не конченый человек». Не так много, но тогда Харри хватало и этого.
Когда его выписали, то послали к психиатру.
– Поздновато, – сказал психиатр. – Ваше подсознание уже, очевидно, выбрало, как относиться к прошлому, и на первый выбор мы повлиять не сможем. Например, оно могло начать вытеснять прошлое. Но если все так плохо, надо попробовать что-то изменить.
Харри знал, что подсознание говорило ему одно: как хорошо остаться в живых. И он не хотел, чтобы психиатр это менял. Больше он к психиатру не ходил.
Потом он понял, что не надо пытаться справиться со всеми чувствами разом. Во-первых, он и сам толком в них не разобрался. По крайней мере, не до конца. Нельзя совладать с неведомым. Во-вторых, легче одолеть врага, если сражение разделить на несколько коротких схваток, чтобы противника можно было изучить, узнать его слабые стороны и наконец разбить. Это как когда кладешь бумагу в бумагорезку. Положишь слишком много – машина взбунтуется и тут же остановится. Придется начинать по новой.
Как-то коллега пригласила Харри на званый обед, и он познакомился с психологом. Когда Харри поведал ему, как он справляется с чувствами, психолог удивился:
– Война? Бумагорезка? – и с тревогой посмотрел на него.

 

Харри открыл глаза. Сквозь занавески пробивались первые утренние лучи. Он посмотрел на часы. Шесть. Рация затрещала:
– Говорит «Дельта». «Чарли», прием.
Харри вскочил с дивана и схватил микрофон.
– «Дельта», говорит Хоули. Что у вас?
– Мы нашли Эванса Уайта. Нам анонимно позвонила женщина, видевшая его в районе Кингз-Кросс. Мы послали за ним три машины. Сейчас его допрашивают.
– Что он говорит?
– Он все отрицал, пока мы не прокрутили запись телефонного разговора с мисс Энквист. Тогда он признался, что после восьми трижды проезжал мимо бара «Голодный Джон» в белой «хонде». Но, не увидев ее, вернулся к себе на съемную квартиру. Позже отправился в клуб, где мы его и взяли. Кстати, свидетельница, донесшая на него, спрашивала тебя.
– Так я и подумал. Ее зовут Сандра. Вы обыскали его квартиру?
– Да. Nada. Пусто. Смит узнал белую «хонду» и говорит, что она действительно трижды проехала мимо, когда он дежурил возле «Голодного Джона».
– А почему он был не в черном «хольдене», как договаривались.
– Уайт говорит, он соврал про машину из опасения, что мисс Энквист его обманывает, – in case of a set-up. Чтобы пару раз проехать незамеченным и убедиться, что все чисто.
– Хорошо. Выезжаю. Вы пока обзвоните и разбудите остальных.
– Они уже два часа как разъехались по домам, Хоули. Всю ночь были на ногах, и Уодкинс просил…
– Мне плевать, что просил Уодкинс. Звоните остальным!

 

Вентилятор снова повесили старый. Неизвестно, пошел ли отдых ему на пользу, но он протестовал, когда его вернули с заслуженного отдыха.
Совещание закончилось, но Харри остался в комнате. Он весь взмок. На столе перед ним стоял телефон. Харри закрыл глаза и что-то пробормотал себе под нос. Потом поднял трубку и набрал номер.
– Hello?
– Это Харри Хоули.
– Харри. Приятно, что я не один проснулся в воскресенье в такую рань. Хорошая привычка. Я ждал твоего звонка, Харри. Ты один?
– Да, один.
Пауза, сопровождаемая сопением.
– You’re on to те, aren’t у a, mate?
– Теперь я понял, что это ты.
– Хорошая работа, Харри. А сейчас ты звонишь, чтобы я тебе кое-что вернул, right?
– Угадал.
Харри отер пот со лба.
– Ты понимаешь, Харри, что я должен был так поступить?
– Нет. Нет, не понимаю.
– Ну же, Харри. Ты не так глуп. Когда я услышал, что кто-то начал копать, то понял, что это ты. Надеюсь только – ради тебя самого, – что у тебя хватило ума никому ничего не говорить. Я прав?
– Я никому ничего не сказал.
– Тогда у тебя есть еще шанс увидеть свою рыжеволосую подружку.
– Как ты это сделал? Как ты ее похитил?
– Я знал, когда она выйдет из бара, и ждал в машине рядом с «Олбери». Потом поехал за ней. Когда она вошла в парк, я подумал – надо предупредить ее, что вечером по парку ходить опасно. Выскочил из машины и побежал за ней. Потом дал ей понюхать свой платок, а после помог добраться до машины.
Харри понял, что про передатчик в сумочке он ничего не знает.
– Что я должен делать?
– Какой ты нервный, Харри. Расслабься. Я многого не попрошу. Продолжай работать. Биргитта сказала, что главный подозреваемый – торговец наркотиками, некто Эванс Уайт. Намеренно или нет, но он и ему подобные каждый год убивают больше людей, чем я за всю жизнь. А это немало. Хе-хе. Думаю, не стоит объяснять, что я хочу, чтобы Эванс Уайт понес наказание за все свои преступления. И за мои. Может быть, убедительным доказательством будут следы крови и частицы кожи Ингер Холтер в доме Уайта? Раз уж ты знаком с патологоанатомом, пусть он даст тебе доказательства, которые ты можешь подбросить на место преступления. Хе-хе. Шучу, Харри. А может, я сам могу их тебе дать? Может, у меня найдется кровь жертв, частицы их кожи, волоски? Может, они где-то хранятся, разложенные в пластиковые пакетики? На всякий случай. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Хе-хе.
Харри сжимал в руке холодную трубку и пытался думать. Очевидно, этот тип не догадывается, что полиция знает о пропаже Биргитты и пересмотрела личность подозреваемого. Значит, Биргитта не говорила ему, что полицейские рассчитывали задержать Уайта с ее помощью. Он схватил ее под носом у полиции, сам того не ведая!
Голос в трубке прервал его размышления:
– Заманчивое предложение, верно, Харри? Убийца помогает тебе упечь за решетку другого врага общества. Ладно, давай заключим договор. У тебя есть… скажем, 48 часов, чтобы все уладить. Надеюсь, вечерний выпуск новостей во вторник меня порадует. А пока обещаю обращаться с рыжей как истинный джентльмен, со всем уважением. Если ты нарушишь свою часть договора, боюсь, среду она не переживет. Зато во вторник гарантирую ей потрясающий вечер.
Вентилятор крутился с жуткими завываниями. Харри положил трубку и посмотрел на свои руки. Они дрожали.
– Как вы думаете, сэр? – спросил Харри.
Непоколебимая широкая спина перед доской пришла в движение.
– Надо брать этого дьявола, – сказал Маккормак. – Пока не собрались остальные, Харри, расскажи, когда именно ты понял, что это он?
– Честно говоря, сэр, понять было не так уж трудно. Но сначала, когда у меня мелькнула такая мысль, я в нее не поверил. После похорон меня подвозил Джим Конноли, старый товарищ Эндрю по боксу. С ним была жена. Когда они познакомились, она выступала в цирке. Он сказал, что целый год ежедневно приходил на ее выступления, прежде чем сделать ей предложение. Сначала мне это не пришло в голову, но потом я задумался: вдруг он говорил буквально? Другими словами, у них была возможность видеться каждый день. И тут до меня дошло – когда мы с Эндрю были в Литгау, команда Джима Чайверса выступала в большом шатре. Был там и парк аттракционов. Тогда я попросил Юна позвонить в билетную кассу Чайверса и проверить. И точно. Команда Джима Чайверса почти всегда гастролирует в составе цирка шапито или парка аттракционов. С утра Юну прислали сведения о прежних турне – оказалось, в последние годы Джим Чайверс гастролировал с цирковой труппой. Труппой Отто Рехтнагеля.
– Ясно. Значит, боксеры в момент совершения преступлений были где-то рядом. Но ведь у Эндрю в команде Чайверса много знакомых.
– Эндрю познакомил меня только с одним. Надо было сообразить, что в Литгау он меня возил вовсе не для того, чтобы расследовать банальное изнасилование. Тувумба был для Эндрю почти как сын. Они многое пережили вместе. Из всех его подопечных он один стал для Эндрю родным.
И хотя Эндрю Кенсингтон никогда бы не признался в теплых чувствах к своим соплеменникам, Тувумбу он, кажется, любил именно потому, что они оба были аборигенами. Поэтому Эндрю не мог арестовать его сам. Все его моральные принципы, врожденные и приобретенные, разбивались о преданность своему народу и любовь к Тувумбе. Никто не знал, какая страшная борьба шла у него внутри. Он должен был остановить маньяка и при этом не совершить детоубийства. Для этого ему и понадобился я, посторонний человек, которого можно было подтолкнуть к цели.
– Говоришь, Тувумба?
– Тувумба. Эндрю узнал, что все убийства – его рук дело. Возможно, ему рассказал об этом страдающий от несчастной любви Отто Рехтнагель, когда Тувумба его бросил. Возможно, Эндрю взял с него слово ничего не сообщать полиции, чтобы не участвовать в поимке преступника. Но, думаю, Отто готов был расколоться. Понятное дело, он опасался за свою жизнь, потому что понял: Тувумбе ни к чему живой экс-любовник, который может выдать его когда ему вздумается. Тувумба знал, что Отто общается со мной и что игра может кончиться в любую минуту. Тогда он решил убить его во время представления. Они и раньше гастролировали с похожей программой, так что Тувумба знал, когда лучше действовать.
– А почему не убить Отто у него дома? У него же были ключи?
– Я и сам над этим голову ломаю. – Харри умолк.
Маккормак помахал рукой:
– Харри, не бойся, высказывай свое предположение. Вреда от этого не будет.
– Тщеславие.
– Тщеславие?
– Тувумба не только психопат, он еще и фанфарон. Нельзя недооценивать тщеславие. Убийства на сексуальной почве были продиктованы одержимостью, но это убийство он собирался совершить по необходимости. Руки у него были развязаны, мания не вынуждала его следовать какому-то образцу. Появилась возможность совершить эффектное убийство, которое увенчало бы его жизнь. Можно сказать, это ему удалось – «убийство клоуна» будут вспоминать, когда про убитых девушек уже забудут.
– Хорошо. И когда Эндрю узнал, что ты собираешься арестовать Отто, то сбежал из больницы, чтобы нас остановить?
– Думаю, он поехал прямо к Отто, чтобы поговорить с ним, подготовить к аресту, сказать, как важно ему молчать о Тувумбе, чтобы ни Отто, ни Эндрю не оказались причастны к этому делу. Успокоить его, сказать, что Тувумбу все равно схватят, как Эндрю и планировал, надо только немного подождать. И чтобы я подождал. Но что-то пошло не так. Не знаю что, но не сомневаюсь, что Эндрю Кенсингтона в итоге убил Тувумба.
– Почему ты так уверен?
– Интуиция. Здравый смысл. И одна маленькая деталь.
– Какая?
– Когда я навещал Эндрю, он сказал, что на следующий день к нему придет Тувумба.
– И?
– В больнице Сент-Этьен посетителей записывают при входе. Юн позвонил в больницу, и они проверили, кто звонил или приходил к Эндрю после меня.
– Говори яснее, Харри.
– Если бы что-то случилось, Тувумба позвонил бы Эндрю в больницу и оставил сообщение. А раз он этого не сделал, то никак не мог узнать об отсутствии Эндрю, не доходя до регистратуры. Но тогда бы его отметили в книге посетителей. Значит…
– Значит, он сам убил его накануне вечером.
Харри развел руками:
– Зачем ему идти к тому, кого уже нет, сэр?

 

Воскресенье было долгим. Оно показалось Харри долгим с самого утра. Все собрались в комнате для совещаний и наперебой старались показать свою сообразительность.
– Итак, ты звонишь ему на мобильный, – сказал Уодкинс. – И проверяешь, дома ли он.
Харри покачал головой:
– Он осторожен и прячет Биргитту в другом месте.
– Может, у него дома мы найдем какую-нибудь подсказку? – предположил Лебье.
– Нет! – отрезал Харри. – Если он узнает, что мы побывали у него дома, то поймет, что я проболтался, и тогда Биргитте конец.
– Ну, для этого он должен сначала прийти домой, а мы уже будем наготове и схватим его, – не сдавался Лебье.
– А что, если он и это предусмотрел и сумеет убить Биргитту, не присутствуя при этом? – ответил Харри. – Вдруг она лежит где-нибудь связанная, а Тувумба не скажет нам где? – Харри обвел товарищей взглядом. – Например, он установил бомбу, которая взорвется через определенное время.
– Стоп! – Уодкинс хлопнул по столу. – Не надо все превращать в сюжет для комикса! Как это насильник вдруг превратится во взрывника? Время идет, и можно просто протирать штаны. Но я думаю, неплохо бы заглянуть к Тувумбе домой. И поставить там хорошую мышеловку.
– Он не такой дурак! – сказал Харри. – Вы понимаете, что так мы ставим жизнь Биргитты под угрозу?
Уодкинс покачал головой:
– Не хотел говорить этого, Хоули, но боюсь, твое отношение к похищенной мешает тебе сейчас мыслить трезво. Давай сделаем так, как сказал я.

 

Лучи вечернего солнца пробивались сквозь деревья на Виктория-стрит. На спинке соседней скамейки сидела птица кукабурра и прочищала горло перед вечерним концертом.
– Ты, наверное, думаешь, странно, как это люди могут сегодня ходить и улыбаться, – говорил Джозеф. – Что вот они возвращаются с пляжа, из зоопарка или от бабушки в Воллонгонге и думают только о воскресном ужине в кругу семьи. Ты, наверное, воспринимаешь как личное оскорбление то, что в листве играет солнце, когда тебе хочется видеть мир в руинах и слезах. Харри, друг мой, что я могу тебе сказать? Ты заблуждаешься. Воскресный обед ждет, и так и должно быть.
Харри сощурил глаза на солнце.
– Может, она хочет есть, может, ей больно. Но хуже всего – думать, как ей, должно быть, страшно.
– Если она это выдержит, то станет хорошей женой. – Джозеф свистнул кукабурре.
Харри вопросительно посмотрел на него. Джозеф утверждал, что воскресенье у него выходной, и сейчас был трезвым.
– Раньше у аборигенов, прежде чем выйти замуж, женщина должна была выдержать три испытания, – объяснил Джозеф. – Первое – терпеть голод. Два дня она должна была провести на охоте или в дороге без еды. Потом ее сразу же усаживали перед костром, на котором жарилось сочное мясо кенгуру или еще что-нибудь вкусное. Надо было удержаться и не набрасываться на еду, а поесть чуть-чуть, чтобы и другим осталось.
– Когда я рос, у нас было заведено что-то вроде этого, – заметил Харри. – Называлось столовым этикетом. Но думаю, сейчас такого нет.
– Второе испытание – терпеть боль. – Джозеф оживленно жестикулировал. – Молодой женщине иглами прокалывали нос, щеки и кое-где тело.
– И что? Сейчас девчонки за это еще и платят, – сказал Харри.
– Помолчи. А когда гас костер, на угли клали ветки, и она на них ложилась. Но самое сложное испытание – третье.
– Страх?
– You bet. После захода солнца племя собиралось у костра, и старейшины рассказывали молодой женщине ужасные истории про призраков и мульдарпе – дьявола дьяволов. Волосы от них вставали дыбом, по крайней мере от некоторых. Потом ее отправляли спать в безлюдное место или к могилам предков. А под покровом ночи старейшины подкрадывались к ней, вымазав лица белой глиной и надев деревянные маски…
– По-моему, это уж слишком.
– …и очень громко кричали. Извини, Харри, но слушать ты не умеешь.
Вид у Джозефа был раздраженный.
Харри потер лоб.
– Знаю, – сказал он после паузы. – Прости, Джозеф. Я пришел сюда, только чтобы подумать вслух и посмотреть, не оставил ли он следов, по которым я мог бы ее найти. Но кажется, мне опять не повезло, а ты – единственный, с кем я могу быть откровенным. Тебе, наверное, кажется, что я циничный, бесчувственный мерзавец.
– Мне кажется, ты думаешь, будто должен сразиться с целым миром, – ответил Джозеф. – Но если все время держать стойку, руки слишком устанут, чтобы бить.
Харри через силу улыбнулся:
– Ты уверен, что у тебя не было старшего брата?
Джозеф рассмеялся:
– Я говорил, что у моей матери уже ничего не спросишь, но думаю, если бы был, она бы мне сказала.
– Просто ты разговариваешь совсем как он. Будто вы братья.
– Ты уже говорил, Харри. Может, тебе нужно поспать?

 

Когда Харри вошел в гостиницу «Спрингфилд-Лодж», Джо расцвел в улыбке:
– Прекрасный вечер, мистер Хоули, не правда ли? Кстати, вы отлично выглядите. А у меня для вас посылка. – Он достал серый сверток с черными буквами: «Харри Хоули».
– От кого? – удивился Харри.
– Не знаю. Ее привез таксист пару часов назад.
Войдя в номер, Харри положил сверток на кровать и, развернув его, увидел коробку. Он уже догадывался, от кого эта посылка, а содержимое коробки развеяло последние сомнения: шесть пластиковых трубок с белыми наклейками. На одной из них Харри прочел дату убийства Ингер Холтер и надпись: «pubic hair». Нетрудно было догадаться, что в остальных – кровь, волоски, частицы кожи и так далее.

 

Через полчаса Харри проснулся от телефонного звонка.
– Получил посылочку, Харри? Я подумал, тебе захочется получить ее поскорее.
– Тувумба.
– К вашим услугам. Хе-хе.
– Да, получил. Значит, Ингер Холтер. Я любопытный, Тувумба. Как ты ее убил?
– Ничего интересного, – ответил Тувумба. – Даже слишком просто. Поздно вечером, когда я был у подружки, позвонила она.
«Подружка – Отто?» – хотел спросить Харри, но промолчал.
– У подружки есть, вернее, была собака. Ингер несла ей еду. Я заперся в квартире, а подружка вышла. И я сидел один. Как обычно.
Харри слышал, как сорвался его голос.
– Не слишком ли большой риск? – поинтересовался Харри. – Вдруг кто-то знал, что она идет к… э, подружке?
– Я у нее спросил.
– Спросил у нее? – не поверил Харри.
– Невероятно, какими люди бывают наивными. Отвечают не подумав, потому что уверены, что думать им не надо. Такая милая, невинная девочка. «Нет, никто не знает, где я, а что?» – спросила она. Хе-хе. Я чувствовал себя волком из сказки про Красную Шапочку. И сказал, что она пришла как раз вовремя. Или, вернее, не вовремя? Хе-хе. Хочешь узнать, что было дальше?
Харри хотел бы узнать не только это. Он хотел бы узнать все, до мельчайших подробностей: про детство Тувумбы, про его первое убийство, про то, почему у него не было ритуала, почему он иногда просто насиловал, а не убивал, как он чувствовал себя после убийства, испытывал ли после экстаза подавленность, как большинство маньяков, когда у них получается не как задумано. Он хотел знать все: место и время, способы и средства. И чувства, страсти, которые привели к безумию.
Но нет. Не сейчас. Сейчас Харри было неважно, была ли Ингер сначала изнасилована, а потом убита, или наоборот; было ли убийство наказанием за то, что они с Отто расстались; промыл ли он тело; убил ли ее в квартире или в машине. Харри не хотелось знать, как она умоляла, плакала и смотрела на Тувумбу на пороге смерти. Не хотелось потому, что он не мог не представлять на месте Ингер Биргитту, а это делало его слабым.
– Откуда ты узнал, где я живу? – спросил Харри, просто чтобы поддержать разговор.
– Ну, Харри! Ты, наверно, устал. Ты сам мне сказал, где живешь, в прошлую нашу встречу. Кстати, забыл тебя за нее поблагодарить.
– Послушай, Тувумба…
– Я все думаю, зачем ты тогда позвонил мне и позвал с собой в тот клуб, Харри? Ведь не только чтобы накостылять тем двум бугаям в смокингах? Весело, конечно, но неужели ты просто хотел поквитаться с сутенером? Может, я не слишком хороший психолог, Харри, но тебя я не понимаю. Ты расследуешь убийство, а время тратишь на драки в ночных клубах.
– Ну…
– Ну, Харри?
– Не только. Девушка, которую мы нашли в Сентенниал-парке, оказалась стриптизершей из того клуба, вот я и подумал, что убийца в тот вечер пришел в клуб, а потом ждал у выхода, когда она пойдет домой, чтобы увязаться за ней. Я хотел посмотреть, как ты отреагируешь на мое предложение. К тому же внешность у тебя примечательная, надо было показать тебя Монгаби и узнать, видел ли он тебя в тот вечер.
– No luck?
– Нет. Думаю, тебя там не было.
Тувумба рассмеялся:
– Я не знал, что она стриптизерша. Увидел, как она входит в парк, и решил ее предупредить, что ночью там ходить опасно. И показать, что может с ней случиться.
– Ну, тогда дело раскрыто, – сухо сказал Харри.
– Жаль, что, кроме тебя, этому никто не порадуется, – ответил Тувумба.
Харри решил попробовать:
– Раз уж все равно никто этому не порадуется, расскажи хотя бы мне, что случилось с Эндрю у Отто Рехтнагеля дома. Ведь твоя «подружка» – это Отто?
Тувумба помолчал.
– А ты не хочешь спросить, как дела у Бир-гитты?
– Нет, – ответил Харри, не слишком быстро и не слишком громко. – Ты сказал, что будешь обращаться с ней, как джентльмен. Я на тебя надеюсь.
– Не пытайся взывать к моей совести, Харри. Бесполезно. Я психопат. Ты знал, что я это знаю? – Тувумба рассмеялся. – Страшно, правда? Мы, психопаты, не должны знать, кто мы. А я всегда это знал. И Отто. Отто знал, что я иногда должен их наказывать. Но Отто не умел долго держать язык за зубами. Он рассказал все Эндрю и мог все испортить. Я должен был действовать. В тот вечер, когда Отто уехал в Сент-Джордж, я заперся в его квартире и убрал оттуда все, что могло нас связывать: фотографии, подарки, письма и все такое. Вдруг – звонок в дверь. Я осторожно посмотрел вниз через окно в спальне и очень удивился, увидев Эндрю. Сначала я не хотел открывать. Но потом подумал, что мой первоначальный план вот-вот рухнет. На следующий день я собирался прийти к Эндрю в больницу и принести ему чайную ложку, зажигалку, одноразовый шприц и маленький пакетик вожделенного героина собственного приготовления.
– Смертельную смесь.
– Можно сказать и так.
– Почему ты был уверен, что он его возьмет? Он же знал, что ты убийца.
– Он не знал, что я знал, что он знает. Понимаешь, Харри? Он не знал, что Отто выдал себя. К тому же во время ломки наркоман начинает рисковать. Например, доверять тому, кто, как он думает, считает его отцом. Но что теперь об этом говорить. Он сбежал из больницы и стоял внизу.
– И ты решил его впустить?
– Знаешь, как может работать человеческий мозг, Харри? Ты знаешь, что длинные, запутанные сны, которые, как нам кажется, длятся всю ночь, на самом деле проносятся в мозгу за несколько секунд с фантастической скоростью. Примерно так же мне в голову пришел новый план: представить все так, будто за всем стоит Эндрю Кенсингтон. Клянусь, до этого у меня и в мыслях такого не было! Я нажал на кнопку и открыл ему, потом подождал, когда он поднимется, а сам спрятался за дверью с платком…
– С ацетиловым эфиром.
– …потом я привязал Эндрю к стулу, достал наркоту и тот героин, что был у меня с собой, и вколол ему, чтобы до моего возвращения из театра он сидел спокойно. На обратном пути я достал еще героина и устроил для нас с Эндрю настоящий праздник. Да, мы здорово повеселились, а когда я ушел, он повесился на люстре.
Снова тихий смех. Харри старался дышать ровно и спокойно. Так страшно ему еще никогда не было.
– Что ты имел в виду, когда говорил, что иногда должен их наказывать?
– Что?
– Ты сказал, что должен их наказывать.
– А, вот ты о чем. Как тебе наверняка известно, психопаты часто страдают от паранойи или других маний. Моя мания – это то, что я должен отомстить за свой народ.
– Насилуя белых женщин?
– Бездетных белых женщин.
– Бездетных? – удивился Харри.
Так вот что объединяло жертв, вот чего они не заметили в расследовании. Неудивительно, что у таких молодых женщин не было детей.
– Конечно. Неужели ты этого не понял? Terra nullius, Харри! Когда вы пришли сюда, то решили, что раз мы не засеиваем землю, она нам не нужна. Вы отнимали у нас нашу землю, насиловали ее и убивали у нас на глазах. – Тувумбе не надо было повышать голос – и так было слышно каждое слово. – Ваши бездетные женщины – это моя terra nullius, Харри. Если никто их не оплодотворил, следовательно, они ничейные. Я только следую логике белых и делаю, как они.
– Но ты сам называешь это манией, Тувумба! Ты сам понимаешь, насколько ты болен!
– Конечно, я болен. Но мне нравится моя болезнь, Харри. Она избавляет меня от другой, опасной болезни, от которой организм перестает сопротивляться и разлагается. Не приуменьшай роль маний, Харри. Они важны в любой культуре. Ваша христианская вера, например, открыто говорит, как трудно верить, как сомнения терзают даже самых мудрых и праведных священников. Но разве признать сомнение не равносильно тому, чтобы допустить, что вера человека – его мания, представление, против которого борется его разум? Нельзя так просто отбрасывать свои мании, Харри. Может быть, награда ждет по ту сторону радуги.
Харри лег на кровать. Он пытался не думать о Биргитте, о том, что у нее нет детей.
– А как ты узнавал, что они бездетные? – услышал он свой собственный хриплый голос.
– Я спрашивал.
– Спрашивал…
– Некоторые говорили, что у них есть дети, – думали, я пожалею их ради детей. Я давал им тридцать секунд, чтобы это доказать. По-моему, мать, которая не носит с собой фотографию, где она снята с ребенком, – это не мать.
Харри стало не по себе.
– А почему блондинки?
– Ну, это не то чтобы правило. Просто так было меньше шансов, что они принадлежат к моему народу.
Харри старался не думать о белоснежной коже Биргитты.
Тувумба тихо рассмеялся:
– Понимаю, Харри, тебе многое хочется узнать, но разговоры по мобильнику – дорогая забава, а у таких идеалистов, как я, денег всегда в обрез. Ты знаешь, что делать. И чего не делать.
И он положил трубку. Пока они говорили, комната погрузилась в серый сумрак. Из дверного проема осторожно выполз таракан и остановился, будто разведывая обстановку. Харри съежился под одеялом. За окном начала свой поздний концерт птица кукабурра. Кинг-Кросс снова захлестнула ночная суета.

 

Харри снилась Кристина. Может быть, прошло несколько секунд быстрого сна, а может, и больше, потому что перед глазами пронеслось полжизни. Кристина, в зеленом халате Харри, гладила его по волосам и просила уехать с ней. Он спросил куда, но она уже стояла у открытой балконной двери, и детские голоса во дворе заглушали ее голос. Иногда его так слепило солнце, что все для него исчезало.
Он встал с постели и подошел поближе, чтобы услышать ее ответ, но она заливисто рассмеялась и убежала на балкон, залезла на перила и зеленым шариком слетела вниз. Медленно кружась над крышами, она кричала: «Приходите все! Приходите все!» Потом во сне он бегал по всем знакомым и спрашивал, где будет праздник. Но те либо не знали, либо уже уехали. Тогда он пошел во Фрогнербад, но ему не хватило денег на входной билет, и пришлось перелезать через ограду.
Оказавшись с другой стороны ограды, он понял, что сильно оцарапался: красная дорожка крови тянулась за ним по траве, щебенке и ступенькам вышки. Вокруг ни души, Харри лег на спину и стал смотреть в небо, слушая, как кровь капает на край бассейна, далеко внизу. А далеко вверху, возле солнца, он заметил кружащуюся зеленую фигурку. Он посмотрел из-под ладони и отчетливо увидел ее, прекрасную и почти прозрачную.

 

Ночью он просыпался – один раз, от громкого звука, похожего на выстрел. Он лежал и слушал, как идет дождь и гудят улицы Кингз-Кросс, а потом снова заснул. И весь остаток ночи видел во сне Кристину. Только иногда у нее были рыжие волосы и говорила она по-шведски.
Назад: 18 Неприятность и прогулка по парку
Дальше: 20 Компьютер, Дамский залив и как на деле работает мобильный телефон