2
На травке за окнами кафетерия нежились на солнышке упитанные сурки. Я ела салат, а Марино подчищал остатки жареной курицы — сегодняшнего блюда дня.
Небо выцвело до джинсовой голубизны, листва деревьев готовилась вот-вот заполыхать в полную силу, стоит только осени окончательно вступить в свои права. Я в какой-то степени даже завидовала Марино, у которого впереди была неделя изматывающих физических нагрузок. Это казалось меньшим злом по сравнению с тем, что предстояло мне, с тем, что висело надо мной, как ненасытный стервятник, раскинувший черные крылья.
— Люси хотела бы попрактиковаться с тобой в стрельбе, пока ты здесь, — сказала я.
— Посмотрим на ее поведение, — проворчал Марино, отодвигая от себя поднос.
— Забавно, но то же самое она говорит про тебя.
Он вытряхнул сигарету из пачки:
— Ты не против?
— Все равно ведь закуришь, зачем же спрашивать?
— Не веришь ты людям, док, — проговорил он. Сигарета заходила вверх-вниз. — Я, кстати, смолю уже поменьше. — Он щелкнул зажигалкой. — Признайся честно, что сама думать не перестаешь о куреве.
— Точно. Ежеминутно воображаю, как предаюсь этой отвратительной и антиобщественной привычке.
— Чушь собачья. Тебе страсть как хочется затянуться. И сейчас ты бы не отказалась быть на моем месте. — Он выпустил дым и посмотрел в окно. — Из-за чертовых сурков вся эта шарашка когда-нибудь провалится в тартарары.
— Почему Голт отправился именно туда? — спросила я.
— А почему этот ублюдок вообще делает что-либо? — Взгляд Марино посерьезнел. — Задай какой угодно вопрос, и ответ будет одним и тем же — «ему так захотелось». Эта девчушка — только начало. Засвербит у него опять в мозгах — и еще кто-то окажется не в том месте не в то время. Ребенок, женщина, мужчина — не важно, кто под руку попадется.
— Ты правда считаешь, что он до сих пор там?
Он стряхнул пепел.
— Да, думаю, он все еще на месте.
— Почему?
— Потому что для него веселье только началось, — ответил Марино. — Он сидит и наблюдает за самым, мать его, шикарным шоу на свете — как местные копы тычутся то туда, то сюда и никак не сообразят, что ж им, на хрен, делать! Вот, наверное, потешается — того гляди со смеху лопнет! В Блэк-Маунтин, между прочим, в среднем одно убийство в год.
В кафетерий вошел Уэсли и направился к стойке с готовыми блюдами. Налив супу и положив на поднос несколько крекеров, он оставил деньги в бумажной тарелке на прилавке — кассир куда-то отлучился. Хотя Бентон ничем не показал, что увидел нас, я знала, что он замечает все вокруг, до мельчайших деталей, даже когда кажется полностью погруженным в свои мысли.
— Кое-какие признаки навели меня на мысль, что тело Эмили находилось в холодильной камере, — сообщила я Марино.
Уэсли и впрямь направился в нашу сторону.
— Конечно, находилось. Когда лежало в больничном морге. — Марино как-то странно посмотрел на меня.
— Кажется, я что-то пропустил? — спросил Уэсли. Он отодвинул стул и присел за наш столик.
— Я предполагаю, что до того, как труп Эмили Стайнер оставили на берегу озера, его держали в холодильной камере, — сказала я.
— Основания? — Уэсли потянулся за перцем. Из-под рукава пальто показалась золотая запонка с эмблемой министерства юстиции.
— Кожа сухая и рыхлая, — объяснила я. — Тело хорошо сохранилось, практически никаких повреждений, которые могли бы оставить насекомые или хищники.
— Тогда получается, что мотели из тех, где дерут втридорога ни за что, отпадают, — заметил Марино. — Не запихал же Голт труп в мини-бар.
Уэсли, педантичный во всем, аккуратным движением от себя зачерпнул ложку супа с моллюсками и поднес к губам, не уронив ни единой капли.
— На экспертизу что-нибудь взяли? — поинтересовалась я.
— Ожерелье и носки, — ответил Уэсли. — И клейкую ленту. К сожалению, ее сняли в морге до того, как исследовали на отпечатки пальцев. Еще и всю изрезали.
— Вот черт, — пробормотал Марино.
— Но это все же самая многообещающая улика. Я, например, не припоминаю, чтобы видел когда-нибудь клейкую ленту ярко-оранжевого цвета. — Он взглянул на меня.
— Я такую точно не видела, — сказала я. — В лаборатории что-нибудь обнаружили?
— Пока ничего, кроме жирных следов. Видимо, края рулона были испачканы каким-то маслянистым веществом, но пока это нам ничего не дает.
— А что еще отправили в лабораторию?
— Тампоны с мазками, почву из-под тела, простыню и пластиковый мешок, которые использовали для транспортировки.
Он перечислял, а меня все больше брала досада. Можно было только предполагать, что еще упущено, какие микроскопические свидетельства утеряны навсегда.
— Мне понадобятся копии всех фотографий и отчетов по делу. И результаты лабораторных исследований, как только они будут готовы, — заявила я.
— Все данные тебе предоставят, — заверил Уэсли. — Лаборатория свяжется с тобой напрямую.
— Нужно точное время смерти, — сказал Марино. — Чтоб без всяких расхождений.
— Да, выяснить его крайне важно, — согласился Уэсли. — Можешь провести какие-нибудь дополнительные тесты?
— Сделаю все, что в моих силах, — пообещала я.
— Ну, я пошел. Пора пострелять по живым мишеням. — Взглянув на часы, Марино поднялся из-за стола. — И так уже, наверное, без меня начали.
— Я бы советовал переодеться, — заметил Уэсли. — Лучше во что-нибудь поплотнее и с капюшоном.
— Ага, чтоб меня тепловой удар долбанул.
— Все лучше, чем девятимиллиметровые шарики с краской, — ответил Уэсли. — Они тоже долбанут — не обрадуешься.
— Елки-палки, сговорились вы, что ли?!
Марино удалился, на ходу застегивая на объемистом брюшке блейзер, приглаживая редкие волосы и поправляя брюки. Он всякий раз по-кошачьи застенчиво охорашивался, появляясь в комнате или покидая ее.
Уэсли посмотрел на пепельницу с окурками, оставшуюся на месте Марино, затем перевел взгляд на меня. Потемневшие глаза, плотно сжатые губы — можно было подумать, что это лицо никогда не улыбалось.
— Кей, ты должна как-то повлиять на Пита, — сказал он.
— Если бы я могла, Бентон…
— Только ты и можешь изменить хоть что-то.
— Вот это меня и пугает.
— А меня пугает то, как он весь побагровел, пока шло совещание. Он ни черта не делает из того, что могло бы ему помочь. Вредная пища, сигареты, выпивка… — Уэсли отвел взгляд. — После развода с Дорис он совсем махнул на себя рукой.
— Ну, сейчас с ним все не так уж и плохо.
— Это ненадолго. — Бентон снова посмотрел на меня. — В общем и целом он просто загоняет себя в гроб.
В общем и целом Марино упорно трудился над тем, чтобы загнать себя в гроб, всю свою сознательную жизнь. И я не имела ни малейшего понятия, как это можно изменить.
— Когда собираешься обратно в Ричмонд? — спросил он, и я подумала о том, что скрывается за глухой стеной, которую он воздвиг вокруг себя. Я подумала о его жене.
— Не знаю пока, — ответила я. — Хотелось бы хоть немного побыть с Люси.
— Ей предлагают остаться — она тебе сказала?
Я пристально смотрела на залитую солнцем траву, на листья, которые шевелил ветер.
— Она просто в восторге, — сказала я.
— Но ты — нет.
— Нет.
— Я понимаю тебя, Кей. Ты не хочешь, чтобы твой мир стал и миром Люси тоже. — Выражение его лица едва уловимо смягчилось. — Что ж, хоть в чем-то ты не являешься образцом холодной логики и бесстрастия. Это не может не радовать.
Уэсли как никто другой знал, что я не была образцом логики и бесстрастия во многих отношениях.
— Я даже не представляю толком, чем она занимается, — пожаловалась я. — Как бы ты отнесся к такому, если бы дело касалось твоей семьи?
— Так, как отношусь на самом деле. У меня нет ни малейшего желания, чтобы мои дети служили в правоохранительных органах или в армии, чтобы они вообще брали в руки оружие. И все же я хотел бы, чтобы они занимались этим.
— Потому что хорошо знаешь изнанку жизни, — проговорила я, посмотрев ему в глаза и задержав взгляд дольше, чем следовало бы.
Он скомкал салфетку и положил на поднос.
— Люси нравится ее работа. А то, как она работает, нравится нам.
— Приятно слышать.
— Она действительно потрясающий специалист. Программное обеспечение, в разработке которого она принимает участие, совершит переворот в расследовании насильственных преступлений. Ведь сколько времени проходит, прежде чем удастся выследить такую вот гадину, которая забралась черт знает куда. Что, если бы Голт убил Эмили где-нибудь в Австралии? Думаешь, мы бы узнали об этом?
— Скорее всего нет, — ответила я. — Во всяком случае, не так скоро. Но мы не можем сказать определенно, что убийца — Голт.
— Зато совершенно определенно, что чем быстрее мы поймаем преступника, тем больше жизней сохраним.
Он протянул руку за моим подносом и поставил его поверх своего. Мы поднялись из-за стола.
— Думаю, нам стоит зайти к твоей племяннице, — предложил он.
— Не могу сказать, что ты меня вполне убедил.
— Хорошо. Тогда дай мне еще немного времени, и ручаюсь, что мы это исправим.
— Буду только рада.
— Так, сейчас час дня. Может, увидимся здесь снова в половине пятого? — спросил он уже на выходе из кафетерия. — Кстати, как Люси устроилась в Вашингтоне? — Уэсли имел в виду одно из тех малопривлекательных общежитий, где койки были узенькими, а полотенца больше походили на носовые платки. — Жаль, что не получилось предоставить ей отдельную комнату.
— Не о чем тут жалеть. Общение с соседями пойдет ей только на пользу, даже если она не особенно с ними сблизится.
— Гении часто плохо идут на контакт.
— Это единственный недостаток, который был в ее школьном табеле, — согласилась я.
Следующие не сколько часов я провела, пытаясь дозвониться до доктора Дженретта. Мои попытки не увенчались успехом — он, видимо, взял отгул и отправился играть в гольф.
В моем ричмондском офисе, к счастью, все было в полном порядке. Все поступления на данный момент требовали простого осмотра, то есть исследования внешнего вида тел и забора проб жидкостей. Убийств со вчерашнего вечера, к счастью, не произошло, а материалы для двух судебных слушаний, запланированных на эту неделю, были уже подготовлены.
В назначенное время Уэсли встретил меня в кафетерии.
— Надень вот это. — Он протянул мне бейджик для посетителей, который я прикрепила к нагрудному карману жакета рядом с наименованием своего подразделения.
— Сложно было получить? — спросила я.
— В общем, непросто, но мне удалось.
— Какое облегчение сознавать, что я выдержала проверку, — заметила я с иронией.
— Выдержала, но едва-едва..
— Ну спасибо.
Он немного помолчал, потом, пропустив меня вперед в дверях, легонько коснулся моей спины.
— Кей, я полагаю, излишне предупреждать тебя — все, что ты увидишь или услышишь в ТИКе, не должно покинуть его стен.
— Ты прав, Бентон, это совершенно лишнее.
Выйдя из кафетерия, мы оказались в помещениях магазина академии. Вокруг было полно слушателей из числа офицеров полиции, все в красных рубашках, с надписями «ФБР» на всех мыслимых и немыслимых местах. На лестнице подтянутые мужчины и женщины вежливо уступали нам дорогу. Среди разнообразных цветов одежды, много означавших для посвященного, не было только синего — новых агентов не готовили уже больше года.
По длинному коридору мы добрались до вестибюля. На электронном табло высвечивалась надпись, напоминавшая посетителям о том, что бейджики необходимо держать на виду. Мы вышли из здания. День был просто чудесным. Идиллию нарушал лишь постоянный треск выстрелов, доносившийся откуда-то издалека.
Технико-исследовательский комплекс представлял собой три бежевых здания — сплошь стекло и бетон — с массивными двустворчатыми дверями. От остальной территории академии его отделяло высокое проволочное ограждение. Ряды припаркованных машин свидетельствовали о немалом количестве персонала, хотя никого из них я никогда не видела. Можно было подумать, что в то время, когда комплекс поглощает своих сотрудников или исторгает их из своих недр, все остальные спят или находятся в отключке.
На входе Уэсли остановился перед сенсорным модулем и цифровой клавиатурой на стене. Он приложил большой палец правой руки к сканирующему элементу и, следуя инструкции на дисплее, ввел пин-код. Электронный замок с легким щелчком открылся. Он придержал дверь, пропуская меня вперед.
— А ты, по-видимому, уже здесь был, — отметила я.
— И не раз, — подтвердил он.
Мне оставалось только гадать, что прежде приводило его сюда, пока мы шагали по безмолвному, залитому мягким светом коридору дли ной в два футбольных поля. Под ногами стелилось ковровое покрытие все того же бежевого цвета. В лабораториях, мимо которых мы проходили, кипела какая-то неведомая мне — во всяком случае, на первый взгляд — работа. Мужчины и женщины в темных костюмах и белых халатах трудились в маленьких отсеках и за стойками. Все было уставлено неизвестного предназначения приспособлениями и аппаратами, компьютерными дисплеями и системными блоками. Из-за глухих двойных дверей слышалось завывание циркулярной пилы.
Отпечаток пальца Уэсли потребовался еще раз — у лифта, доставившего нас в разреженную тишину второго этажа, где Люси проводила большую часть дня. Здесь находился искусственный мозг ФБР, а все вокруг представляло собой, по сути, гигантскую черепную коробку с кондиционированным воздухом. Стены и пол были тут приглушенного серого оттенка, а все пространство четко разделялось на идеально равные отсеки — как кубики льда в морозильнике. В каждом отсеке стояли два стола модульной конструкции с ультрасовременными компьютерами, лазерными принтерами и кипами бумаг. Люси заметить было несложно — она единственная из всех сотрудников носила спецформу Бюро.
Моя племянница сидела спиной, разговаривая по телефону через закрепленную на голове гарнитуру. В одной руке она держала стилус и делала какие-то пометки в электронной записной книжке, а другая порхала по клавишам компьютера. Со стороны ее можно было принять за композитора, подбирающего мелодию.
— Нет, нет, — проговорила она. — Один длинный звуковой сигнал и два коротких — значит, что-то не так с монитором, например, не в порядке видеокарта.
Заметив нас боковым зрением, Люси повернулась на стуле.
— Да, если только один короткий — это совсем другое, — объясняла она кому-то на том конце провода. — Тогда дело в системной плате. Слушай, Дейв, давай попозже созвонимся, а?
На ее столе я заметила еще один дактилоскопический сканер, наполовину похороненный под грудой бумаг. На полке над столом и на полу громоздились огромные тома руководств по программированию, коробки с дискетами и магнитными лентами, стопки компьютерных журналов и переплетенных распечаток на бледно-голубой бумаге с ведомственным штампом.
— Хотел показать твоей тете, чем ты здесь занимаешься, — сказал Уэсли.
Люси стащила гарнитуру с головы. Непонятно было, рада она нашему появлению здесь или нет.
— У меня сейчас дел по горло. Пара четыреста восемьдесят шестых все время выдает ошибки, — пожаловалась она, добавив для меня: — Мы разрабатываем программу «Комплексный анализ инцидентов насильственного характера» — сокращенно КАИН.
— КАИН? — удивилась я. — Оригинальное название для программы, которая поможет выслеживать убийц.
— Считай это жестом запоздалого раскаяния со стороны первого из них, — пояснил Уэсли. — Если проще — его преступление может пролить свет на все подобные.
— Наша основная цель, — продолжала Люси, — создать автоматизированную систему, которая будет как можно более полно воспроизводить происходящее в реальном мире.
— Другими словами, — уточнила я, — она должна думать и действовать как обычные люди?
— Именно. — Люси снова принялась печатать. — Смотри: вот отчет с места преступления, с какими ты обычно работаешь.
На экране появились знакомые пункты пятнадцатистраничной формы. Такие отчеты я составляла из года в год, всякий раз, когда имела дело с неопознанными телами или жертвами преступника, который, вероятно, уже убивал прежде и будет убивать вновь.
— Я его слегка подсократила. — Она пролистнула еще несколько страниц.
— Но форма вроде бы всех устраивает, — заметила я. — Тому, кто ведет расследование, нужно только заполнить всю эту макулатуру и переслать отчет.
— А теперь у него будет выбор, — объяснил Уэсли. — В полицейском участке установят простейший терминал, и можно будет сидеть и вводить данные через сеть. Ну, для тех, кому компьютер — темный лес, сохраним бумажную форму в анкетном виде или стандартную. Ее можно будет отправить по факсу либо обычным путем.
— Мы работаем и над технологией распознавания рукописного текста, — подхватила Люси. — Детективы, где бы они ни находились — в машине, в помещении участка или в суде, — смогут использовать электронные записные книжки. А все бумажные носители — рукописные или печатные — можно сканировать и заносить в систему. Еще КАИН будет поддерживать интерактивный диалог с пользователем: если поиск по базе даст результат или потребуется дополнительная информация, он самостоятельно свяжется напрямую с детективом по модему либо перешлет ему голосовое сообщение или электронное письмо.
— Потенциал у системы просто громадный, — добавил Уэсли.
Я поняла, для чего он привел меня сюда на самом деле. Рабочее место Люси казалось таким далеким от патрулирования улиц в городских трущобах, ограблений банков и облав на наркодилеров. Уэсли хотел убедить меня в том, что, работая на Бюро, моя племянница будет в безопасности. Но я знала, что это не так, и его уловки не могли меня обмануть.
Скоро на пустых страницах формы и в девственно-чистом компьютере Люси появятся имена и описания. Насилие и жестокость обретут плоть и кровь. База, созданная моей племянницей, наполнится изувеченными телами, орудиями убийства, пытками и истязаниями, и когда-нибудь Люси начнет слышать немые крики жертв. Идя по улице, она будет видеть в людском потоке их лица.
— Полагаю, то, что касается полиции, затронет и нас? — спросила я Уэсли.
— Да, безусловно, учреждения судмедэкспертизы тоже включат в сеть.
Люси вывела на монитор еще несколько экранов программы, сопровождая демонстрацию чудес компьютерной техники потоком терминов, сложных даже для меня. Про себя я давно считала компьютеры современной Вавилонской башней: чем больше развиваются технологии, тем сильнее смешение языков.
— В этом вся прелесть SQL, — объясняла она. — Это не процедурный, а декларативный язык, то есть пользователь указывает, что он хочет найти в базе, а не как осуществлять поиск.
Я заметила какую-то женщину, направлявшуюся в нашу сторону. Высокою роста, она шагала грациозно и вместе с тем решительно, так что длинный халат развевался вокруг колен. На ходу она неторопливо помешивала что-то кисточкой в алюминиевой банке.
— Так на чем все-таки это будет реализовано? — Уэсли продолжал беседовать с Люси уже без моего участия. — Мейнфрейм?
— Вообще-то сейчас основной тренд — распределенные серверные решения с доступом клиентов к централизованной базе данных. Ну, вы понимаете, мини-компьютеры, локальные сети… Все уменьшается в размерах.
Высокая женщина вошла в отсек. Ее взгляд обежал все вокруг, задержавшись на мне, и какое-то мгновение — весьма неприятное — мы смотрели друг другу в глаза.
— Не припомню, чтобы на сегодня было назначено какое-то совещание, — проговорила она с холодной улыбкой, поставив баночку на соседний стол. Наше присутствие ей определенно не понравилось.
— Кэрри, извини, придется на время отложить то, над чем мы работали, — сказала Люси, добавив: — Кажется, ты знакома с Бентоном Уэсли. А это доктор Кей Скарпетта, моя тетя. Тетя, это Кэрри Гретхен.
— Очень приятно, — сказала мне Кэрри Гретхен. Ее взгляд вызывал у меня неприязнь.
Она опустилась на свой стул и рассеянным движением пригладила темно-каштановые волосы, уложенные в старомодную «ракушку». Ей было, по-видимому, около тридцати пяти. Гладкая кожа, темные глаза и скульптурная правильность профиля придавали ее лицу редкую, какую-то аристократическую красоту, поражавшую с первого взгляда.
Она заглянула в картотечный ящик, и я заметила, какой порядок царил на ее столе в отличие от рабочего места моей племянницы. Люси была слишком погружена в свой мир, доступный только посвященным, и не особенно задумывалась над тем, куда кладет книгу или лист бумаги. Несмотря на развитый не по годам интеллект, она все еще оставалась, по сути, обычной девчонкой из колледжа, со жвачкой во рту и вечным беспорядком в комнате.
— Люси, почему бы тебе не показать своей тете, что тут к чему? — предложил Уэсли.
— Да, конечно. — Она с некоторой неохотой вышла из программы и встала со стула.
— Кэрри, расскажите, пожалуйста, над чем конкретно вы работаете, — попросил Уэсли.
Люси, уже в дверях, оглянулась на говоривших, и меня поразило выражение, мелькнувшее на миг в ее глазах.
— Ну, в этой секции все и так понятно, — проговорила она. Ее мысли явно занимало что-то другое, и вся она была как-то напряжена. — Народ, компьютеры, все такое.
— Они все работают по насильственным преступлениям?
— Нет, в создании КАИН участвуют всего три человека. Здесь в основном занимаются специальными разработками. — Она снова оглянулась. — В смысле всякими компьютерными приспособлениями для спецопераций. Вроде роботов для обезвреживания взрывчатки и тех, которые используют подразделения по освобождению заложников.
Все с тем же отсутствующим видом она провела меня по всему этажу. В дальнем его конце опять была дверь с электронным замком.
— Сюда имеют доступ всего несколько человек, — сказала она, прикладывая палец к сканеру и вводя пин-код.
За серой, с синеватым отливом, дверью оказалось помещение со специально поддерживаемой низкой температурой, где в четком порядке располагались терминалы с дисплеями. Многочисленные модемы помигивали огоньками с полок. Пучки кабелей, отходившие от всей этой аппаратуры, исчезали под фальшполом. На дисплеях, выводивших ярко-синие изображения завитков и спиралей, красовались надписи «КАИН». Свет здесь был таким же холодным и стерильным, как воздух.
— Здесь хранятся все данные по отпечаткам пальцев, — объяснила Люси.
— С электронных замков? — Я огляделась по сторонам.
— Со всех сканеров для контроля физического и информационного доступа.
— А сама система ограничения доступа тоже создана в ТИКе?
— Мы ее здесь совершенствуем и отлаживаем. Как раз сейчас я работаю над одним проектом, который имеет к ней непосредственное отношение. Вообще забот с ней еще хватает.
Она наклонилась к одному из дисплеев, регулируя яркость.
— Со временем данные начнут поступать и из полиции. При аресте у преступника будут снимать отпечатки с помощью электронного сканера, — продолжала она, — и отправлять напрямую в КАИН. Если подозреваемый уже проходил по какому-нибудь нераскрытому делу и был внесен в программу, это тут же станет известно.
— Я так понимаю, она будет соединена с автоматизированными системами идентификации отпечатков по всей стране?
— И по стране, и, надеемся, по всему миру тоже. Ведь самое главное — чтобы все данные стекались сюда.
— Кэрри тоже связана с программой?
Мой вопрос, по-видимому, привел Люси в замешательство.
— Да.
— Значит, она входит в вашу тройку.
— Входит.
Не дождавшись продолжения, я пояснила:
— Она показалась мне какой-то странной.
— Думаю, тебе здесь все могут показаться немного странными, — ответила Люси.
— Откуда она? — продолжала расспрашивать я. Не знаю почему, но эту самую Кэрри Гретхен я невзлюбила с первого взгляда.
— Штат Вашингтон.
— А как она тебе вообще? — спросила я.
— В своей области она разбирается здорово.
— Но я ведь спрашивала не об этом, — улыбнулась я.
— Я никому здесь в душу не лезу. А почему ты ею так интересуешься? — В голосе Люси проскользнула настороженность.
— Она меня заинтриговала, только и всего, — сказала я просто.
— Тетя Кей, не надо так печься обо мне, хорошо? Тебе из профессионального предубеждения в каждом видится только плохое.
— Видимо, из того же профессионального предубеждения мне в каждом должен мерещиться мертвец, — сухо заметила я.
— Это просто смешно, — ответила племянница.
— Я всего лишь хотела бы, чтобы у тебя завязались здесь с кем-нибудь отношения.
— А я была бы тебе очень благодарна, если бы ты перестала беспокоиться, есть у меня друзья или нет.
— Люси, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Все, о чем я прошу, — чтобы ты вела себя осмотрительнее.
— Если бы. Ты вмешиваешься, и даже очень.
— Ничего подобного, — ответила я раздраженно. Люси была единственным человеком на свете, способным довести меня до белого каления.
— Еще как вмешиваешься. Например, ты не хочешь, чтобы я работала здесь.
— Разумеется, хочу. Кто, ты думаешь, выбил тебе эту чертову стажировку? — сказала я и тут же пожалела об этом.
Она уставилась на меня.
— Прости, пожалуйста. Давай не будем ссориться, — сказала я тоном ниже.
Я дотронулась до ее руки, но Люси тут же отпрянула от меня.
— Мне надо пойти кое-что проверить.
К моему изумлению, она стремительно вышла, оставив меня одну в секретном помещении, сухая и холодная атмосфера которого сильно напоминала окончание нашего разговора. На дисплеях закручивались цветные линии, огоньки индикаторов и цифры на электронных табло мерцали зеленым и красным, и в голове у меня так же монотонно и навязчиво роились непрошеные мысли. Люси была единственным ребенком моей единственной сестры Дороти, которая всегда заботилась только о себе. У меня не было детей, и все же моя любовь к племяннице объяснялась не только этим.
Втайне она стыдилась своей замкнутости и отчужденности от людей. Я хорошо понимала ее чувства, скрывая то же бремя под панцирем внешней успешности. Вникая в проблемы Люси, я, по сути, решала собственные, но не могла признаться ей в этом.
Я вышла из комнаты, удостоверилась, что дверь надежно закрылась на замок, и вернулась к Уэсли. Исчезновение моей сопровождающей, разумеется, не ускользнуло от его внимания. Люси так и не вернулась хотя бы попрощаться с нами.
— Что у вас произошло? — спросил он, когда мы возвращались в академию.
— Боюсь, мы в очередной раз поцапались, — ответила я.
Он взглянул на меня.
— Видела бы ты, как иногда мы с Мишель цапаемся.
— Вот были бы какие-нибудь курсы для матерей или тетушек, я бы, наверное, обязательно записалась. Причем уже давным-давно. Я всего лишь спросила, подружилась ли она здесь с кем-нибудь, а она вышла из себя.
— Что ты так за нее переживаешь?
— Она ни с кем не общается.
Кажется, мои слова его озадачили.
— Да, ты что-то такое уже говорила. Но у меня, признаться, совсем другое впечатление.
— Что ты имеешь в виду?
Мы остановились, пропуская машины. Низкое солнце ласково грело затылок и шею. Уэсли снял пиджак и нес его, перекинув через руку.
Он мягко тронул меня за локоть — дорога была свободна.
— Несколько дней назад я заходил вечером в паб по соседству и видел там Люси с какой-то подругой. Возможно, даже с этой ее напарницей, Кэрри Гретхен, хотя точно сказать не могу. В любом случае они весело проводили время.
Скажи Уэсли, что Люси угнала самолет, и то я не была бы так изумлена.
— И в кафетерии она, бывает, засиживается допоздна. Ты видишь только одну ее сторону, Кей. Для родителей или тех, кто их заменяет, всегда потрясение узнать, что есть и другая, неизвестная им.
— Для меня это действительно полная неожиданность, — проговорила я. Его слова нисколько не уменьшили мою озабоченность. Мысль о том, что в жизни Люси есть что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия, приводила меня в еще большую тревогу.
Мы некоторое время продолжали идти молча. В вестибюле я негромко спросила:
— Бентон, она… пьет спиртное?
— Она ведь уже совершеннолетняя.
— Это я понимаю, — сказала я.
Встревоженная тем, что услышала, я продолжала бы расспрашивать и дальше, но меня прервал сигнал его пейджера. Уэсли отцепил пейджер от пояса и нахмурился, увидев номер на дисплее.
— Давай-ка спустимся в кабинет, — сказал он, — выясним, что там еще стряслось.
