Книга: Исчезнувшая
Назад: Ник Данн
Дальше: Ник Данн

Эми Эллиот-Данн

Спустя одиннадцать дней.

 

Вечером я дожидалась разрекламированного интервью Шэрон Шайбер с Ником. Хотела посмотреть его, приняв ванну и откупорив бутылку хорошего вина, попутно записывая передачу, чтобы не пропустить ни малейшего вранья. Надо запечатлеть каждую выдумку, каждую недоговоренность, каждую гребаную хитрость, которая проскользнет в его словах. Так я смогу подпитать свою ненависть к Нику. Она начала затухать после интервью в Сети — одно случайное интервью в пьяном виде! — и я не могу позволить, чтобы она исчезла окончательно. Я же не полная дура! И еще мне очень хочется услышать его оправдания по поводу Энди, которая во всем призналась. Как он будет выкручиваться?
Смотреть телевизор я хочу в одиночестве, но Дези весь день увивается вокруг меня. В какую бы комнату я ни отправилась, он появляется там, неизбежный, как смена погоды. Я не могу попросить, чтобы оставил меня в покое, ведь это его дом. Пыталась намекнуть, но ничего не вышло. То он поясняет, что ему просто необходимо проверить трубы в подвале, то должен заглянуть в холодильник, узнать, какие еще понадобятся продукты.
«Так и будет продолжаться, — думаю я. — Вся моя жизнь будет так продолжаться. Он станет навязывать свое общество, когда сочтет нужным, приходить, когда захочет, и уходить, когда ему заблагорассудится. Усядется, кивком предложит присоединиться, откроет бутылку вина. Мы будем ужинать вместе, и я не знаю, как положить этому конец».
— Я в самом деле устала, — говорю я.
— Ну, будьте благосклонны к своему защитнику хотя бы еще немного, — просит он и проводит пальцем по стрелке на брючине.
Он знает о предстоящем интервью Ника, поскольку уходит и возвращается с моей любимой едой: сыр манчего, шоколадные трюфели, бутылка охлажденного «Сансера». И даже, выгнув бровь, приносит «Фритос» с сыром и чили, который я ела, когда играла роль Эми из Озарка. Наливает вина. У нас негласный договор: не упоминать о моем ребенке. Мы оба хорошо помним, сколько выкидышей было в моей семье и не к чему бередить рану.
— Интересно послушать, что же эта свинья намерена сказать в свое оправдание, — говорит Дези.
Он редко ругается вслух, предпочитая слово «свинья», которое в его устах звучит очень едко.
Спустя час нас ждал легкий ужин, который Дези приготовил, и вино, которое Дези принес. Он дал мне ломтик сыра и один трюфель. Отсчитал ровно десять чипсов, а остальные запрятал глубоко в сумку. Утверждает, что ему не нравится запах, раздражает его, но я догадываюсь, чем он недоволен на самом деле, — моим весом. Потом мы сидим на диване, откинувшись на подушки и укрыв ноги теплым пледом, — Дези включил кондиционер на полную мощность, у нас тут осень в июле. Полагаю, он это сделал нарочно, чтобы иметь повод разжечь камин и пристроиться рядом со мной под одеялом. Похоже, ему грезится бархатный сезон в моем обществе. Даже подарок для меня приготовил — мохнатый свитер-водолазку фиолетового цвета. Я замечаю, что он гармонирует с пледом и насыщенно-зеленым свитером самого Дези.
— Знаешь, так было на протяжении многих веков: жалкие мужчины издевались над сильными женщинами, поскольку видели в них вызов своей псевдомужественности, — говорит он. — У них столь хрупкая психика, что просто необходимо иметь власть над…
Я задумываюсь о жажде власти иного рода. О жажде власти под видом заботы. «Вот тебе свитер, моя дорогая, согрейся, и заодно будешь выглядеть так, как хочется мне».
Ник так не поступил бы. Ник, по крайней мере, позволял мне делать то, что я сама хочу.
А сейчас я хочу, чтобы Дези сидел молча. Он нервничает и суетится, будто его соперник где-то рядом, в одной комнате с нами.
— Тсс, — говорю я в тот миг, когда мое симпатичное фото появляется на экране.
За ним еще одно и еще. Коллаж Эми.
— Любая девушка мечтала бы оказаться на ее месте, — слышен за кадром голос Шэрон Шайбер. — Красивая, остроумная, яркая и очень богатая. Он был парнем, которым восхищались все мужчины…
— Вот уж не все, — бормочет Дези.
— …Красивый, интересный, яркий, обаятельный. Но пятого июля их казавшийся идеальным мир рухнул. Эми Эллиот-Данн исчезла в день пятилетней годовщины собственной свадьбы.
Информация, информация, информация. Мои фотографии. Фотографии Энди, Ника. Сканы теста на беременность и счетов с кредитной карточки. Я действительно проделала отличную работу. Это все равно что написать картину, отойти, посмотреть и сказать: «Идеально!»
— А сейчас, эксклюзивно, Ник Данн нарушит молчание. Он расскажет не только об исчезновении жены, но и о своей измене, и обо всех прочих слухах…
Я испытываю прилив теплого чувства по отношению к Нику — он надел мой любимый галстук, который я сама и купила, а муж все время считал его по-девчачьему ярким. Он и правда вызывающе-фиолетовый, и рядом с ним глаза Ника приобретают фиолетовый оттенок. За минувший месяц он растерял брюшко откормленного засранца. Живот стал почти плоским. Щеки не такие пухлые, да и подбородок он перестал выпячивать. Волосы подрезаны, но это не дело рук парикмахера. Перед моим мысленным взором возникает образ Го, глубоко вошедшей в роль мамы Мо. Она суетится вокруг Ника перед выходом на публику, напоследок даже стирает что-то с его подбородка наслюнявленным большим пальцем. На нем подаренный мною галстук, а когда Ник поднимает руку, здороваясь, я вижу, что и часы на запястье те, что покупала ему я. Винтажные «Булова спейсвью», полученные от меня на тридцатилетие. Раньше он не носил их, считал, ему не идут, хотя, на мой взгляд, идут идеально.
— Он слишком тщательно следит за собой для человека, у которого внезапно исчезла жена, — кривится Дези. — Надеюсь, не пропустил очередной маникюр.
— Ник никогда не делал маникюр, — отвечаю я, покосившись на отполированные ногти Дези.
— Давайте во всем разберемся, Ник, — начинает Шэрон. — Скажите, вы как-то причастны к исчезновению вашей супруги?
— Нет. Никоим образом. Сто процентов, нет, — говорит Ник, твердо глядя в камеру. — Я не имею права заявить, что я идеальный муж, или безупречный муж, или даже просто хороший муж. Но если бы я не переживал так за Эми, то мог бы сказать, что от ее исчезновения есть определенная польза…
— Простите, Ник, но большинству наших слушателей трудно будет осмыслить последнюю фразу, тем более что ваша жена пропала без вести.
— Это самое ужасное чувство из тех, что я когда-либо испытывал. Больше всего на свете мне хочется вернуть ее. Я пережил отвратительнейшее саморазоблачение. Обычно никто не желает признавать, что он не самый хороший человек, пока не случится нечто ужасное и не вырвет из замкнутого круга эгоизма, не сбросит пелену заблуждения, — и тогда ты понимаешь, как же тебе, скотина, повезло. У меня была женщина, не уступавшая мне ни в чем, а то и превосходившая меня, с какой стороны ни посмотреть. А я позволил своим слабостям — безработный, неспособный содержать семью, немолодой — все это затмить.
— Скажи на милость… — начал было Дези, но я шикнула на него.
Ник заявил на весь мир, что он не такой уж хороший парень?! Да это маленькая смерть для него, нет, в самом деле микросмерть.
— Но позвольте об этом сказать открыто, Шэрон. Позвольте сказать прямо сейчас. Я совершил измену. Я проявил неуважение к жене. Мне не хотелось оставаться тем, в кого я превратился, но вместо того, чтобы работать над собой, я предпочел легкий путь. Поэтому я изменил ей с девчонкой, которую едва знал. С ней я мог притворяться тем мужчиной, которым мечтал быть, — решительным, сильным, успешным, — потому что ей было не с кем сравнивать. Эта девочка не видела, как я плакал посреди ночи в ванной и утирал слезы полотенцем, когда потерял работу. Она не знала о моих недостатках и слабостях. Я, как последний дурак, убедил себя, что если не стану идеальным, то жене будет не за что любить меня. Мне хотелось выглядеть героем в глазах Эми, а когда я лишился работы, то утратил и чувство собственного достоинства. Если я не герой, то меня вообще нет больше. Шэрон, я умею отличать хорошее от плохого. И я… я поступил плохо.
— Что бы вы сказали вашей жене, если бы она, предположим, могла увидеть и услышать вас сегодня?
— Я скажу: Эми, я тебя люблю. Ты самая замечательная из всех женщин. Ты заслуживаешь лучшего, нежели то, что я давал тебе прежде, поэтому возвращайся, и остаток жизни я проведу в попытках искупить вину перед тобой. Мы вместе отыщем способ, как оставить в прошлом весь этот ужас, а я стану твоим верным спутником на жизненном пути. Вернись домой, Эми, вернись ко мне.
На секунду он прижимает фалангу указательного пальца к ямочке на подбородке — наш секретный знак. Так мы давали понять друг другу, что не врем, — мол, платье в самом деле идет, а статья и впрямь получилась удачной. Знак означал: сейчас я искренен на сто процентов и не собираюсь дурить тебе голову.
Дези тянется к «Сансеру», чтобы отвлечь меня от происходящего на экране:
— Еще вина, дорогая?
— Тсс!
Он выключает у телевизора звук:
— Эми, у тебя доброе сердце. Я знаю, как ты восприимчива ко всем этим… оправданиям. Но каждое его слово — ложь.
— Нет, Ник говорит то, что я всегда хотела услышать. Наконец-то.
Дези поворачивается ко мне анфас, полностью закрыв собой телевизор:
— Ник устроил спектакль. Хочет выглядеть в глазах общественности милым раскаявшимся парнем. Должен признать, он отлично справляется со своей задачей. Но это не имеет ничего общего с действительностью — он даже не подумал прощения попросить за то, что избивал тебя, оскорблял. Я догадываюсь, что за власть этот парень приобрел над тобой. Что-то вроде стокгольмского синдрома.
— Знаю, — отвечаю я. Хотя на самом деле имею в виду, что всегда знаю, какие слова нужно говорить в присутствии Дези. — Ты прав. Ты целиком и полностью прав. Я давно не чувствовала себя в безопасности, Дези, и я все еще… Я вижу его и… борюсь с этим, но он столько лет меня подавлял…
— Может, не следует больше смотреть? — говорит он, гладя мои волосы, наклонившись слишком низко.
— Нет, оставь. Мне не избежать встречи с этим. Но с твоей помощью я смогу преодолеть себя.
Я вкладываю в его ладонь свою кисть. Только бы ты, мать твою, заткнулся.
«Ты самая замечательная из всех женщин. Ты заслуживаешь лучшего, нежели то, что я давал тебе прежде, поэтому возвращайся, и остаток жизни я проведу в попытках искупить вину перед тобой».
Ник меня прощает — я обидел тебя, ты обидела меня, давай вместе отыщем путь к примирению. А что, если его раскаяние чистосердечно? Ник хочет, чтобы я вернулась. Ник стремится снова обрести меня, чтобы ухаживать за мной. Ник мечтает провести оставшуюся жизнь в заботах обо мне, как я того заслуживаю. Звучит заманчиво. Мы могли бы вернуться в Нью-Йорк. После моего исчезновения продажи серии «Удивительная Эми» поползли вверх — три поколения читателей вспомнили, что любят меня. Мои жадные, глупые, безответственные родители снова положат деньги в мой «стабилизационный фонд». Все отдадут, и с процентами.
На самом деле, мне хочется вернуться к прежней жизни. Точнее так: к прежней жизни с новым Ником. С Ником, осознавшим понятия «любовь», «честь» и «долг». Возможно, он усвоил урок. Возможно. Я мечтала (в тесной комнатушке в Озарке, в особняке-западне Дези хватало свободного времени, чтобы помечтать) о том Нике, каким он был в первое время нашего знакомства. Раньше я думала, что буду мечтать о том, как Ника трахнут в задницу в тюрьме, но, оказывается, желание мести постепенно отступало. Я вспоминаю те далекие-далекие дни, когда мы лежали рядом в постели — обнаженные тела на прохладной простыне. Ник смотрит на меня не отрываясь, его палец легонько скользит по моей челюсти, от подбородка к уху, вынуждая меня извиваться; щекочет мочку, а потом пробегает по всем изгибам уха и касается волос. Ник захватывает одну прядь, как сделал, когда мы поцеловались в первый раз, и дважды нежно дергает, как будто звонит в колокольчик. И он говорит: «Ты удивительнее любой книги, ты удивительнее всего, что может быть создано человеческими руками».
Ник «приземлял» меня. Он не походил на Дези, который доставлял мне все, что пожелаю (например, вино или тюльпаны), вынуждая сделать так, как хочется ему, — полюбить его. Ник просто хотел, чтобы я была счастливой, и больше ничего. Может, я заблуждаюсь, конечно, и все дело в его лени. «Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эми, — просто потому, что это облегчит мне жизнь». Возможно, я несправедлива к нему. Ну ладно, справедлива, но слегка ошибаюсь. Ни один человек, который любит, не действует согласно утвержденному плану. Так с чем же мне сравнивать?
И вот в чем заключается правда. Пришлось пройти через страшные испытания, чтобы это осознать. Мы с Ником дополняем друг друга. Чего у меня легкий переизбыток, того у него — небольшой недостаток. Я, как шиповник, ощетинилась колючками из-за лишка родительской заботы, а у него миллион колотых ран от отцовских обид. И мои шипы идеально сочетаются с ними.
Я должна вернуться домой.
Назад: Ник Данн
Дальше: Ник Данн