Глава 6

В конечном счете жертву опознали как Викторию Чатам. К нам на бальзамирование ее не доставили, и я не видел ни тела, ни повреждений на нем. Я ничего не смог узнать об убийце по нанесенным им ранам, поэтому пришлось начать с другого места.

До каникул оставалось еще несколько недель, и я вынужденно торчал в школе, так что «другим местом» оказалась столовая, где я вел с Максом односторонний разговор.

— Главный вопрос при составлении психологического портрета преступника: что убийца делает такого, чего не должен делать? — провозгласил я.

— Бога ради, не начинай сначала, — сказал Макс, закатывая глаза.

— Но это работает, — не отступал я. — И работает лучше, если есть на ком проверить идеи. В прошлый раз ты мне здорово помог.

— Если я тебе помог, почему ты не поймал злодея?

«Вообще-то, поймал».

— Агент ФБР вызвал меня в участок и показал фотографии с места убийства еще до того, как они стали широко известны. Он просил помочь.

— Заткнись.

— Я серьезно.

— Джон, мы сидим в двух столах от потрясающих красоток в потрясающе коротких шортах, у меня нет времени на аналитические разговоры.

Я закрыл глаза. В двух столах от нас сидела Брук с двумя подружками, Марси и Рейчел, но я уже использовал один разрешенный разговор и два разрешенных за ленчем взгляда. Волосы Брук убрала в хвостик, перехватив розовой ленточкой или резинкой. На ней была розовая футболка в белую полоску и джинсовые шорты, почти не скрывавшие длинные стройные ноги. Я даже думать о ней больше не имел права, поэтому все, что мне оставалось, — рассуждать об убийце.

Пальцы зудели от желания спалить что-нибудь.

— Тело было покрыто ранами, — гнул я свое. — Об этом сообщили в новостях, а я видел фотографии. Убийца мучил ее, прежде чем убить. Пытал. Зачем?

— Не знаю, — сказал Макс, — ты такой чудик. А зачем бы ты это делал?

— Это оскорбительно, но да, поставить себя на его место — это то, что мы пытаемся сделать.

— Я серьезно. Если бы ты собирался кого-нибудь прикончить, предварительно замучив, — а я не исключаю такой вариант, — то зачем?

«Что ж, это лучше, чем ничего».

— Предположим, мне что-то нужно. А убивая ее таким способом, я это получаю.

— И что тебе нужно?

— Не знаю. Это мы и пытаемся вычислить. Мы должны восстановить ход событий.

— Хорошо, — согласился Макс, уставившись в потолок и медленно водя руками. — Что ты… получаешь, когда… убиваешь кого-нибудь таким способом, который… позволяет тебе получить то, что ты хочешь?

— Что я получаю, убивая людей таким способом? — переспросил я.

— Именно.

— Я получаю… удовлетворение.

— Отпад, — сказал Макс.

— Но я же не про себя. Удовлетворение получает убийца.

— Все равно отпад. Что еще?

— Убийца обретает отмщение. Обретает силу.

— Обретает мир и покой, — добавил Макс.

— Может, и нет, — заметил я. — Если тебе просто нужно заткнуть кому-то рот, есть более легкие способы, чем запытать до смерти.

— А если этот человек доставал тебя всю жизнь и ты уже не в силах терпеть и хочешь, чтобы он сперва помучился? Тогда твое вознаграждение — мир и покой.

— Вообще-то, твоим вознаграждением будет сила, месть и удовлетворение. Ты обретешь контроль над своей жизнью и отомстишь человеку, который лишил тебя этого контроля.

— А когда насытишься, — настаивал Макс, — получишь мир и покой. Я тебе говорю, к этому все и приходит.

— Ты так думаешь? — спросил я. — Если мне нужен мир и покой, то я в последнюю очередь буду подбрасывать покойника в разгар следствия по делу серийного убийцы. Этой смерти уделено больше времени, внимания и сил, чем любому другому мертвецу, обнаруженному в занюханном городке у черта на куличках.

— Ну все, — признался Макс. — Я сдаюсь. Я не получу мира и покоя. Я получу… войну и шум. Шумную войну. Я террорист.

И тут пазл сложился у меня в голове.

— А если ты и есть террорист? — проговорил я, в волнении подаваясь вперед. — Я имею в виду, не обычный террорист, но мысль примерно та же: ты прибегаешь к насилию, чтобы привлечь внимание.

— Мне что, четыре года?

— Ты делаешь это специально, — пояснил я, — ты хочешь, чтобы люди обратили на тебя внимание. Ты жестоко убиваешь человека и оставляешь труп в людном месте, таким образом отправляя миру послание.

— Почему на месте убийцы вдруг оказался я, а не ты?

— Пусть буду я. Все равно. Убийца. Он пытается что-то сказать. «Я ненавижу женщин». Или: «Я лучше вас». Или еще что-нибудь в том же духе.

— Я могу делать что захочу.

— Именно.

Макс впился зубами в сэндвич.

— И кому он это говорит?

— Я не знаю. Наверное, всем. Полиции. ФБР. К нам прислали агента, который зарабатывает на жизнь такими расследованиями. Может, убийца обращается к нему.

— А если это Клейтонский убийца?

— Нет, почерк другой.

— Я имел в виду: что, если он обращается к Клейтонскому убийце?

Я уставился на него. Клейтонский убийца умер, но Макс этого не знал. Никто не знал. Включая нового убийцу.

— Что, если один убийца говорит другому: «Эй, теперь я хозяйничаю в этом городке»?

— Мама дорогая, она идет к нам, — сказал Макс.

— Кто?

Я вскинул голову и увидел, что в нашу сторону направляется Брук. Это был уже третий взгляд за ленч — больше, чем я мог себе позволить. Я должен строго следовать правилам, даже если Брук сама толкает меня нарушать их. Это моя первая и последняя защита против мистера Монстра, ведь если я позволю себе делать все, что душе угодно, то позволит и он. Нельзя этого допустить.

— Если она спросит, о чем мы говорим, пожалуйста, скажи, что о машинах, — взмолился Макс.

Брук подошла к столику:

— Привет, Джон.

— Привет.

Мне не разрешалось говорить с ней за ленчем после обмена приветствиями на пути в столовую.

— У тебя следующий английский? — спросила она.

— Да.

Я старался отвечать как можно вежливее, глядя на стену за ней, чуть правее ее лица.

— Миссис Барлоу сказала, мы начинаем тот же раздел, что и ваш класс. Беовульф и Грендель .

— Да, — повторил я, надеясь, что на этом разговор закончится.

И все-таки мне ужасно не хотелось выглядеть грубым.

— Должно быть, интересно, — вымученно добавил я и заскрежетал зубами.

«Не стоило это говорить».

— Да, интересно, — согласилась Брук.

Краем глаза я видел, что она улыбается. Я перевел взгляд на стол, потом в пространство за другим ее плечом.

— Думаю, будет здорово обсудить это, — предложила она, — ну, по дороге в школу. Раз мы все равно каждый день ездим вместе.

— Конечно, — сказал я.

Не надо было поддерживать разговор, но… что еще мне оставалось?

— Пригодится, мы ведь в разных классах.

— Вот именно, — подхватила Брук. — Мы сможем делиться друг с другом тем, что звучало на уроках, и будем казаться настоящими гениями.

Я снова уставился в стол:

— Да.

«Пожалуйста, уходи».

— Отлично! Так что, увидимся в машине?

— Да.

— Тогда до встречи.

Она ушла.

«Наконец-то».

Макс посмотрел ей вслед:

— До свидания, хорошенькая попка. Мне будет тебя не хватать. — Он повернулся ко мне и тихо захлопал в ладоши. — Офигенная, кстати, мысль. Никогда бы не подумал, что ты такой дока в сердечных делах.

— Ты о чем? — спросил я, тряхнув головой.

Меня окутывало противное липкое чувство, словно я попал в паутину.

— Ты ее классно отбрил. Если бы ко мне подошла вторая горячая штучка школы в таких шортиках и попросила позаниматься с ней, я бы не вел себя как бревно. Думаю, никто бы не вел.

— Вторая?

— Ну, она не чета Марси. Нет, кроме шуток, ты меня поразил. Ты ее здорово провел.

— Вообще не понимаю, о чем ты.

— Не скромничай, чувак. Классный план.

Макс откинулся на спинку стула и развел руками:

— Ты уделяешь ей ровно столько внимания, чтобы она поняла, какой ты милый парень, а после отстраняешься и предлагаешь самой проявлять инициативу. Похоже, начинает работать. Ты делаешь вид, что такой недоступный, и это приносит свои плоды.

— Ничего подобного у меня и в мыслях не было.

— Да брось, — сказал Макс. — Думаешь, никто не видит? Ты каждое утро привозишь ее в школу, тоскливым взглядом смотришь вслед, а потом избегаешь в течение дня. Вчера во время ленча ты поболтал с ней — это надо же! — о ее туфельках, а на следующей перемене прошел мимо, сделав вид, будто не заметил, как она тебе улыбнулась.

Это была перемена между пятым и шестым уроком, английским и математикой. Ее класс находился как раз на моем пути из одного кабинета в другой, и обычно я делал круг по другому коридору, чтобы не столкнуться с Брук. В тот день я задержался, разговаривая с учителем, у меня не оставалось времени, и я пошел напрямик, уставившись в пол, чтобы не видеть ее.

И ей это нравилось? Нет, я никогда не научусь понимать людей.

Пора остановиться. Я не мог подпустить ее ближе, чем теперь. Ее слишком хотел мистер Монстр.

— Это ничего не значит, — сказал я. — Я просто отвожу ее в школу.

— Зачем ты морочишь мне голову? Я думаю, с другой планеты видно, что ты в нее втрескался.

— Я и без того провожу с ней слишком много времени.

— В смысле? — не понял Макс. — Она тоже хитрая, имей в виду. Когда я говорю, что она вторая горячая штучка в школе, можешь поверить, я провел подробнейшее сравнение. Нет, ты должен преодолеть себя и пригласить ее на свидание.

Я уставился на него:

— Ты спятил?

— Нет, — ответил Макс. — Это ты спятил. Я думаю, ты перебарщиваешь со своей игрой. Смотри отпугнешь ее. Она, может, уже бы тебя пригласила, если бы ты не изображал саму неприступность.

— Ты это к чему?

— К тому, что я не слепой. Я уже говорил, она очень горячая. Пока ты игнорируешь ее, она постоянно стреляет в тебя глазками. Кажется, она считает тебя загадочным, а я вот начинаю думать, что ты просто идиот.

Это было нужно мне меньше всего. Я и так с трудом контролировал мистера Монстра: ночами жил его фантазиями, днями сооружал клетку из правил и запретов, чтобы не дать фантазиям стать реальностью. Мистер Монстр хотел калечить людей, иногда сильно, а то, что он собирался сделать с Брук, вообще не укладывалось ни в какие рамки. Он мечтал завладеть ею целиком и полностью, а значит, только после ее смерти. Внутри меня клокотали черные желания, и я только и мог себе позволить, что изредка поглядывать на Брук и улыбаться. А тут передо мной сидел мой друг, единственный друг, и говорил, что я должен уделять ей больше внимания: проводить с ней время, чаще думать о ней и всячески ее завлекать.

Что-то должно было измениться, и очень скоро. Иначе никто вокруг меня не будет в безопасности.