Глава 20

— Садись, — велел Форман.

Я сел за кухонный стол, а он открыл холодильник, и за дверцей я увидел не коллекцию рук и голов, а вполне земной набор неприхотливого холостяка: виноградный сок, баночку с горчицей, полбуханки хлеба и пенопластовую коробку с остатками пищи, не доеденной в ресторане. В глубине стояла полупустая банка с рассолом. Я жадно посмотрел на коробку с ресторанной едой, но Форман вытащил пакет с хлебом и бросил на стол.

— Ем я немного. Предпочитаю получать удовольствие от еды, а не чувствовать все время, как грустят игрушки.

Я открыл пакет, вытащил кусок черствого черного хлеба и принялся есть, заставляя себя делать это медленно. Я не хотел, чтобы меня стошнило, если я съем все в один присест. Вкус у хлеба был великолепный, но я не сомневался, что это следствие голода.

Форман наклонился ко мне над столом, скрестив руки на груди и глядя, как я ем. Когда я проглотил несколько кусков, он снова заговорил:

— Итак, я полагаю, ты знаешь о Мхае гораздо больше, чем говоришь.

Вел он себя странно — внешне вроде бы злился, но на самом деле нет. Потом я вспомнил, что, пока не разозлюсь я, не начнет и он. Сейчас мы оба были спокойны, осторожны и готовы.

Он казался мне чистой страницей, и настало время писать на ней. Я хотел, чтобы он доверился мне, поэтому попробовал довериться ему, не притворно, потому что это не сработало бы, а по-настоящему, — я попытался заставить себя положиться на него, словно мы были подельниками. Я обнаружил, что, если сосредоточиваюсь на нем, ничего не получается, — я понимаю его, но не могу отождествить себя с ним. Раз проникнуться к нему сочувствием не вышло, я сконцентрировался на собственных реакциях, стараясь принимать как должное те рамки, в которые Форман вписал наши отношения. Я расслабился и стал воспринимать его как маму или моего друга Макса.

— Вы говорили в машине, что Мхай, по вашему мнению, вселился в тело мистера Кроули перед самым концом. И это логично, потому что тело Кроули так и не было обнаружено. Если бы Кроули умер своей смертью, тело бы нашли, но, если бы Мхай успел вселиться в него, Кроули превратился бы в слизь и исчез.

Форман кивнул:

— Похоже, ты знаком с его методами.

— Но вот чего вы не поняли. Мхай пробыл в теле Кроули целых сорок лет, в течение которых вы и не могли его найти.

Форман неожиданно улыбнулся:

— Из-за любви.

— Да, — подтвердил я. — Из-за любви. Сорок лет назад Мхай приехал сюда в новом, с иголочки, теле, готовый, как всегда, начать новую жизнь. Как долго он обычно оставался в теле, прежде чем поменять его?

— Максимум год. Если ты можешь быть кем угодно и где угодно, обычно нет причин задерживаться.

— Но он нашел причину. Ее зовут Кей.

Форман сухо, иронично рассмеялся:

— Кей Кроули? Мхаю несколько тысяч лет. Он повелевал королевами и императрицами, у него были рабыни и фанатички, жрицы и поклонницы. Что такого есть в Кей, чего не могли предложить за тысячи лет все красавицы мира?

— Любовь.

— У него и прежде была любовь!

— Ненастоящая, — сказал я, подаваясь вперед. — Вы даже не догадываетесь, что такое настоящая любовь. Если вас кто-то любил, Форман, вы питали в ответ те же чувства, а если вас переставали любить, то и вы тоже. В такой любви нет обязательств, а потому она бессмысленна. Она ненастоящая. Настоящая любовь — это боль. Настоящая любовь — это жертва. Настоящая любовь — это то, что почувствовал Мхай, когда понял, что Кей ни за что не примет его таким, какой он есть. У него появится шанс, только если он станет лучше. И он отказался от всего плохого, что в нем было, и стал лучше.

Форман внимательно смотрел на меня:

— Откуда социопат знает что-то о любви?

— У меня есть мать, всю свою жизнь отдающая детям, которые даже не замечают этого, не ценят и не могут отплатить тем же. Это и есть любовь.

Мы смотрели друг на друга, изучали, думали. Настал ключевой момент, когда мне требовалось, чтобы он вместо доверия проникся тоской. Мне нужно было, чтобы он почувствовал, будто обделен чем-то, поскольку я точно знал, как он поступит, — так же, как и всегда. Он выйдет из дома, отправится на поиски недостающей части и привезет ее сюда, чтобы пытками заставить подчиняться. По-иному общаться с миром он не умел. А пока он будет отсутствовать, я реализую следующую фазу моего плана.

Я вспомнил о людях, которых мне не хватало.

— Характер людей определяется не смертью, — сказал я. — И даже не тем, чего им недостает. Их характер определяется связями между ними.

Я вспомнил о матери и обо всем том, что она сделала для меня. Я вспомнил, как она защищала меня полгода назад, когда я убил демона, и никто не знал, что будет дальше. Я вспомнил, как она вывернула наизнанку свою жизнь, лишь бы подстроиться под меня, стать такой, какой нужно мне, как ей это представлялось. Я ненавидел все ее попытки, но она предпринимала их ради меня.

— Мхай знал это, — продолжал я. — Он понял в конечном счете, что жизнь — это нечто большее, чем бесконечная смена тел, переход от одной личности к другой, вечное бегство от всего на свете без возможности остановиться.

Я вспомнил о своей сестре, которая хотела защитить меня, но не знала даже, как защитить себя. Я вспомнил о ее синяках, испуге и представил, как она испугалась еще сильнее сегодня, когда поняла, что Курт исчез. Пусть она глупа, но она волновалась о людях.

— Мхай оставил ваше маленькое сообщество демонов, потому что больше не нуждался в нем. Тысячи лет бессмысленного существования — существования, но не жизни, — и вот наконец он освободился. Он шагнул вперед, и то, что он обрел, сделало его таким, какими вы никогда не будете. Вы называли его богом, но в конце он стал больше, чем богом. Человеком.

Я вспомнил о Кей Кроули, маленькой старушке в доме напротив, которая улыбалась, помогала всем и любила так бескорыстно, что приняла в дом демона, превратив его в человека. Еще я вспомнил об этом человеке, о старике-соседе, рядом с которым вырос, о демоне, с которого брал пример больше, чем с собственного отца. Какими были его последние слова?

«Вспоминай обо мне, когда я исчезну».

Я вспоминал, и мне его не хватало.

Утрата и тоска.

— Прекрати! — закричал Форман.

Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по кухне. Он не приближался ко мне, просто бесцельно метался туда и обратно. Это напоминало нервный тик.

Мой план работал.

— Ты здесь не для этого, — сказал он, размахивая на ходу руками. — Ты здесь не для тоски, не для этой тухлой эмоции.

Он прошел в гостиную, и оттуда до меня донесся его голос:

— Мне нет нужды тосковать по чему бы то ни было!

Он влетел обратно в кухню, обеими руками ухватился за столешницу и наклонился ко мне.

— Ты думаешь, я не чувствовал этого раньше? — выкрикнул он мне в лицо. — Ты думаешь, что можешь потрясти меня новой эмоцией, я начну страдать и…

Он выпрямился и отвернулся. Почесав лоб, он подошел к раковине и снова обернулся ко мне:

— Мне этого не надо. Я ухожу.

Он направился ко мне в обход стола, и я инстинктивно отпрянул.

— Я не… успокойся. Я тебя пристегну, чтобы ты не наделал глупостей. Я вернусь.

Под столом оказалась довольно длинная цепь с наручниками, и Форман захлопнул их у меня на щиколотке.

— Я вернусь, — повторил он, — и советую тебе чувствовать что-нибудь более интересное к моему возвращению.

Он вышел в гостиную, а оттуда на улицу, тщательно закрыв за собой дверь. Взревел двигатель, и машина уехала.

Настало время для второй фазы.

Форман вел себя так, словно спасался от моей тоски, но я-то знал, что это неправда. В тот раз, когда мы атаковали его тоской, он спустился в подвал и набросился на нас. Если его захлестнуло новое чувство, не требовалось уезжать, достаточно было вернуться в подвал к женщинам. Но нет, Форман уехал. Значит, как я и предполагал, он намеревался кого-то похитить, возможно Кей Кроули или мою маму. Когда я понял Формана, предвидеть его действия стало нетрудно. Я сказал, что он лишен чего-то, и он отправился за этим.

В моем распоряжении был час или меньше, если предположить, что он поедет прямиком к Кей. Мне следовало подготовиться к его возвращению, но просто напасть на него я не мог, потому что он почувствовал бы мои намерения. Даже когда эмоции переполняли его, как случилось в подвале, он умел мгновенно выходить из этого состояния. Мне удалось бы его победить, только косвенно заманив в ловушку. Я встал и проверил цепь — она держалась надежно, но давала футов двадцать свободы. Я надеялся, что этого хватит.

Кухня была удобным местом для ловушки, потому что здесь находился самый мощный электроприбор в доме — плита. Оставалось смастерить что-то, что ударит Формана током, когда он вернется. Вот только что? Звеня цепью, я прошел к шкафчикам, начав с самого дальнего, до которого позволяла дотянуться цепь. Шкафчики в основном были пустыми — несколько тарелок лежали в раковине и ждали, когда их вымоют. В одном из шкафчиков я увидел стопку одноразовых тарелок и коробку с пластиковыми вилками, в другом — пыльную керамическую кружку. Поиски в буфете оказались более плодотворными — там стояло несколько ржавых кастрюлек, кофеварка и непонятно откуда взявшаяся картонная коробка с газетами.

На самом буфете я нашел несколько полезных предметов: полупустую подставку с ножами, тостер и микроволновку. Я вытащил ящики и перебрал горку столовых приборов, старые упаковки с батарейками, какие-то инструменты и карандаши. Обнаружил две отвертки. Может, мне понадобится что-то развинтить…

На отвертках я увидел засохшую кровь.

Я пригляделся внимательнее — кровь была на всех инструментах. Это не просто ящик с полезными предметами, а набор для пыток. Я вытащил нож из подставки и внимательно осмотрел. Его помыли, но плохо: на зубчиках остался коричневатый налет крови.

Я, конечно, знал, что он начнет мучить того, кого привезет, но сейчас сообразил, что он, скорее всего, будет делать это на кухне. Подвал переполнен, пыточная занята; если он станет заниматься этим здесь, то, вероятно, заставит меня смотреть или даже помогать ему, не снимая наручников. На кухне у него полный набор инструментов: ножи, отвертки, пестик для колки льда, плоскогубцы, даже молоток. Мне оставалось только подвести ток к тому инструменту, за который он наверняка схватится, а потом спокойно сидеть, пряча все эмоции, и ждать. По моему возбуждению или тревоге он не должен ни о чем догадаться. Мне надо казаться мертвым.

Но куда подвести напряжение и как?

Наверное, мне удастся приладить провод к одному из инструментов в ящике и подключить его к розетке для плиты, но я не знал, какой инструмент Форман возьмет первым. Я огляделся в поисках часов, но их не было; я понятия не имел, когда он ушел и скоро ли вернется. Но действовать следовало быстро, а ничего другого придумать я не мог, и потому мой выбор пал на один из инструментов.

Я достал кофеварку и нож. Я надеялся, что трех-четы-рехфутового шнура кофеварки хватит, чтобы дотянуться от ящика до розетки. Ножом я обрезал шнур под самым днищем кофеварки и начал счищать изоляцию с проводов. В процессе я обратил внимание, что лезвие и рукоять ножа сделаны из цельной полоски металла с деревянными щечками. Ток, поданный на лезвие, ударит того, кто возьмется за ручку. Я вскочил и осмотрел подставку для ножей — снизу через отверстие виднелось лезвие самого длинного ножа. Это могло сработать гораздо лучше, и провод подвести к подставке было проще, и легче подстроить, чтобы Форман прикоснулся к тому ножу, к которому нужно. Я вытащил длинный нож, остальные бросил в раковину к грязным тарелкам и принялся за работу.

Прежде всего следовало подвести к ножу провод. Прижав нож к полу в дальнем углу, где любые царапины скроются под звеньями моей цепи, я приставил пестик для колки льда к кончику и ударил молотком. Безрезультатно. Я попробовал еще раз, еще и еще. Поменял пестик на отвертку «Филлипс», но ничего не добился — лезвие было слишком прочным. Тогда я взял нож и принялся колотить им о бортик тяжелой чугунной сковородки. Наконец сталь не выдержала. Когда вмятина показалась достаточной, я крепко обмотал вокруг нее оголенную проволоку.

Ножом поменьше я срезал со шнура вилку и пропустил его через отверстие в подставке, счистив оплетку приблизительно с четырех дюймов на конце. Я вернул подставку на буфет, свесил шнур за плиту и выглянул в окно.

Формана не было.

Я оттащил плиту от стены, выдернул вилку из розетки и намотал оголенный конец моего провода на один из штырьков вилки. Убедившись, что все в порядке, я сунул вилку в розетку, подведя таким образом ток прямо к рукоятке ножа, после чего задвинул плиту обратно и осмотрел плоды своих трудов. Все выглядело нормально, только несколько дюймов шнура, выходящего из подставки для ножей, лежало на виду у плиты.

Я поискал, чем бы прикрыть шнур, нашел в раковине влажную тряпку и бросил поверх шнура. Мне оставалось только надеяться, что Форман не обратит на это внимания.

Я снова выглянул в окно и увидел машину, съезжающую с дороги.

«Не паникуй, — сказал я себе. — Оставайся спокойным, но не слишком. Он всегда, заходя в дом, чувствует страх женщин. Слейся с этим страхом».

Я позволил себе подпустить немного страха в общую атмосферу, но никакой нервозности, никакого отчаяния. Я нарочито медленно прошелся по кухне, собирая инструменты, и уверенно, без всякой паники, разложил по местам.

«Достаточно страха, чтобы соответствовать ситуации, но недостаточно, чтобы выделяться на фоне остальных».

Я закрыл все ящики и подошел к холодильнику, вытащил виноградный сок и поставил на стол — мой слишком уж невинный вид покажется подозрительным. Я открыл бутылку и отпил прямо из горлышка — сок был терпкий, кисловатый, и я поморщился от резкого вкуса. Я услышал, как припарковалась машина и замолчал двигатель. Я сделал еще глоток и отер рот тыльной стороной ладони. Входная дверь открылась, я понял это по звуку.

— Еще раз спасибо, что согласились, — сказал Форман, проходя в дом. — Уверен, вы правильно понимаете требования секретности. Обычно мы так не делаем, но он очень просил, чтобы вы приехали.

— Вы уверены, что с ним все в порядке?

Нет! Нет! Я узнал голос — он не принадлежал ни Кей, ни маме.

Форман вошел на кухню, дьявольски ухмыляясь:

— Привет, Джон. Я привез нам новую игрушку.

Из-за угла показалась девушка. Это была Брук.