Книга: Ключевая улика
Назад: 31
Дальше: 33

32

Ослепительно яркое солнце на размытом безоблачном небе и удушливая жара, охватившие район Низины, дружно опровергают оптимистические заявления Колина Денгейта. Побывав здесь, в них трудно поверить. Не всякий привыкает ездить в такую погоду без кондиционера, хотя Бентон прихватил для меня летнюю одежду, хаки, так что я хотя бы не жарюсь во всем черном.
Суббота, 2 июля, почти десять утра, и у сотрудников Колина выходной, за исключением тех, кто на дежурстве, так что ему пришлось поторговаться и пойти на определенные уступки своим коллегам, чтобы я получила все, что хотела. Потом он забрал меня из отеля, потому как передвигаться самостоятельно я не могу. Марино уехал, прихватив список медикаментов, которые мне нужно постоянно иметь под рукой, и только что высадил Люси в местном представительстве «Харлей-дэвидсон». Она во время пребывания здесь решила ездить именно на мотоцикле, а я, в свою очередь, не хотела оставлять без автомобиля Бентона, хотя сейчас он намерен остаться в гостинице. Когда мы расставались, он как раз звонил по телефону, и теперь агенты периферийного отделения ФБР уже на пути из Атланты в Саванну. Поэтому, пока мы с нетерпением ждем известий из Центра контроля заболеваний, он вполне может ввести их в курс дела.
В содержимом желудков Кэтлин Лоулер и Джейми Бергер подтверждено наличие ботулотоксина серотипа А. Кроме того, этот токсин обнаружен и в пустом контейнере из-под салата из морских водорослей, а также в остатках суши в холодильнике — из того самого пакета, который серийный отравитель доставил в дом Джейми в четверг вечером. Я не сообщила последнюю информацию Бриггсу, который сейчас возвращается с Ближнего Востока на военно-транспортном самолете. Но мне он пока не нужен, потому что я и без него знаю, что требуется в данной ситуации. А требуется от меня одно: ничего не предпринимать. Выслушивать одно и то же уже в который раз нет ни малейшего желания, тем более что я не намерена подчиняться его указаниям. Во всяком случае, не в полной мере.
Расследование остановлено в ожидании предстоящей передачи дела под юрисдикцию Министерства национальной безопасности или ФБР — в зависимости от того, что решит федеральное правительство, — но я, когда мне советуют не вмешиваться и держаться от этого дела подальше, руководствуюсь собственным правилом. Я не стану приближаться к делам с отравлениями и всегда смогу ответить, даже Бриггсу, что я отстранилась от расследования. Девятилетней давности убийство целой семьи в Саванне и признанная виновной в нем умственно отсталая девушка в данный момент не интересны ни ФБР, ни Министерству обороны, ни Пентагону, ни Белому дому и едва ли кому бы то ни было еще.
Те дела по-прежнему закрыты, а Лола Даггет все так же ждет смерти, потому что Джейми так и не подала ходатайство об аннулировании приговора и отмене обвинения, карающегося смертью. Новые результаты анализа ДНК до сих пор пылятся в одной из частных лабораторий, ожидая, когда к делу подключится очередной адвокат и доведет до конца то, что начала в свое время Джейми Бергер. Дело об убийстве Джорданов предано забвению, и все внимание сосредоточено на серийном отравителе, который может оказаться хладнокровным и безжалостным террористом, планирующим массовое убийство. Проанализировав все случившееся, я все равно не перестаю задаваться вопросом: почему? Вот только вопрос мой обращен не к террористу, чей план направлен на уничтожение невинных людей, как штатских, так и военных. К сожалению, в мире найдется немало ненормальных, которые ждут не дождутся, когда же им выпадет такой шанс. Мое внимание сосредоточено на другом.
Если прежние смерти в женской тюрьме были частью своего рода исследовательского проекта для отравителя, планировавшего намного более масштабную атаку, то как согласуются со всем этим убийства Кэтлин Лоулер и Джейми Бергер? Зачем убили их? Повторное расследование Джейми дела Джорданов не должно было касаться отравителя-террориста, если только Джейми не наткнулась на что-то, что сильно его встревожило и подтолкнуло к решению убрать ее со своего пути. Убив Джейми и Кэтлин и по неосторожности отравив заодно и Дону Кинкейд, убийца, остававшаяся прежде в тени, лишь привлекла к себе внимание. Целая череда смертельных отравлений ботулотоксином, возможное использование военных сухпайков, — и вот уже американское правительство готово обрушить всю свою мощь на голову убийцы. В конечном счете ей не выйти сухой из воды, а ведь это после долгих лет кропотливой подготовительной работы! Чем оправдан риск? Такой срыв нельзя списать на потерю самообладания или болезненную потребность мучить и убивать. Случилось что-то неожиданное, незапланированное.
Патологи — и определенно я сама — больше сосредоточены на причинах, нежели на следствиях. Меня не столько интересуют запекшаяся кровь и разбросанные повсюду куски плоти, сколько угол входного отверстия, указывающий на то, что курок могла спустить и не жертва; я думаю прежде всего не столько о симптомах драмы, сколько о вызванных ею страданиях. Мой метод заключается в том, чтобы выявить заболевание, отодвинуть все, что отвлекает, и резать, если потребуется, до самой кости или же, как в случае с Джорданами, постараться как можно лучше воспроизвести картину преступления. Я намерена изучить все фотографии и все улики так, как будто до меня их никто не исследовал. Может быть, я даже нанесу визит в бывший дом Джорданов, если я пойму, что там сохранилось нечто важное и заслуживающее внимания.
— Те же отчеты, которые ты просматривала вчера, — говорит Колин, когда мы вместе идем по пустынному коридору со свисающими с потолка летучими мышами и костями. — Ничего нового. Нож, обнаруженный на кухне. Одежда и еще кое-какие вещи, которые я собрал на месте преступления и отправил сюда вместе с телами. Все они были представлены в качестве улик на суде, но прокурор посчитал, что они не имеют никакого значения. С тобой в комнате останется Мэнди. Хорошо, что она согласилась приехать, а то ведь платить за сверхурочные уже нечем. Все остальное как раньше. Я буду у себя в кабинете. Ты ведь предпочитаешь смотреть сама и не прислушиваться к чужому мнению. Разбирайся с уликами, анализируй и, я уверен, придешь к тем же выводам, но я дышать тебе в затылок не буду.
В конференц-зале Мэнди OPТул, облачившись в халат и надев перчатки, раскладывает на столе, покрытом белой кровенепроницаемой бумагой, две детские пижамы; папки с документами, которые я просматривала вчера, убраны и лежат на стуле.
— Это детские вещи… так тяжело… — дрогнувшим голосом произносит она, а я уже узнаю большую часть того, что видела на фотографиях.
На белой плотной бумаге аккуратно разложены две детские пижамы, на одной — Губка Боб, на другой — сложная композиция из шлемов и щитков футбольной команды «Джорджиа Булдогс». Трусы-боксеры и футболка — вот в чем, должно быть, спал Кларенс Джордан в свою последнюю ночь, когда был заколот в постели. А длинная голубая ночная рубашка с кружевами, очевидно, принадлежала его жене. Вся одежда в темно-коричневых пятнах запекшейся крови и мелких разрезах и проколах, нанесенных неким колющим орудием. Многочисленные дырочки там, где для анализа ДНК брали кусочки ткани.
Я беру из коробки перчатки, надеваю их и собираю ярлычки, которыми улики помечали на суде. Нож: я рассматриваю его внимательно, не вынимая из пакета. Лезвие приблизительно шесть дюймов в длину, рукоятка деревянная, испачкана запекшейся кровью. Несколько белых, слегка размытых неполных и один совершенно четкий отпечаток пальца остались на гладкой стали и лакированном дереве рукоятки. Возможно, убийца и держал этот нож в руках, но только лишь для того, чтобы приготовить себе бутерброд на кухне.
Такой нож называют «бабулиным», острие у него срезанное. Им удобно вырезать «глазки» из картофеля, очищать кожицу с овощей и фруктов. Для колющих ударов он не слишком хорош, и выбирать его своим орудием убийца бы не стал. Кроме того, ширина лезвия в самой широкой части составляет почти два дюйма, и это не согласуется с тем, что я видела на диаграмме тела в отчетах о вскрытии.
Я перехожу к противоположному краю стола и просматриваю сложенные на стуле толстые папки, перелистываю документы, пока не нахожу то, что уже изучала вчера утром — подробное описание ран.
Причиной смерти во всех четырех случаях являются многочисленные колотые раны, нанесенные острым предметом. Меня особенно интересуют раны на груди и шее, потому что участки тела, где есть и толстые ткани, и полости, могут помочь в оценке размеров и особенностей лезвия. Рана на правой стороне груди у Кларенса Джордана составляет один дюйм в длину и имеет глубину до трех дюймов; лезвие прошло через околосердечную сумку и сердце. На правой стороне след от раны очень длинный, лезвие проникло внутрь на глубину до трех дюймов, перерезав сонную артерию.
Размеры ран у других жертв позволяют сделать вывод, что длина лезвия составляла максимум три дюйма, а ширина — один дюйм. Рукоятка имела что-то вроде гарды, оставившей четыре параллельных, но неровных отметины с интервалами в одну восьмую дюйма. Такие раны нельзя было нанести ни ножом со срезанным острием, ни кухонным, и на тот момент Колин пришел к выводу, что они оставлены каким-то неизвестным орудием и не соответствующим чему-либо, что обнаружено на месте преступления. Похоже, убийца захватил с собой какой-то необычный режущий инструмент, а потом с ним же и скрылся.
На теле Кларенса Джордана не обнаружено резаных или защитных ран, которые указывали бы на сопротивление или борьбу с предполагаемым убийцей. Впечатление такое, что он даже не проснулся. Токсикологический анализ, выявивший в крови присутствие алкоголя в концентрации 0,04 и клоназепама в количестве, соответствовавшем терапевтической дозе, говорит о том, что глава семьи выпил пару глотков спиртного и принял умеренную дозу, возможно, миллиграмм, бензодиазепина — в качестве успокоительного и снотворного. Я обхожу стол. В пластиковом пакете, не отмеченном судебным ярлыком, собрано с полдюжины пузырьков с рецептурными средствами, и лишь на одном значится имя Кларенса Джордана — на пузырьке с бета-блокатором пропранололом. На всех остальных стоит имя супруги: здесь и антибиотики, и антидепрессанты, и клоназепам. Случаи, когда кто-нибудь принимает чужое лекарство, не так уж редки, но меня удивляет, что это мог делать Кларенс Джордан.
Будучи врачом, он имел свободный доступ к любым необходимым ему препаратам. Пользоваться чужими, отпускаемыми по рецепту лекарствами незаконно. Это, конечно, не значит, что он не трогал клоназепам супруги вечером 5 января, когда ближе к обеду возвратился домой из мужского приюта, где работал волонтером. Но это также не исключает возможность того, что он принял успокоительное не по своему желанию. Измельчить пилюли, подмешать в чей-нибудь напиток совсем не трудно, и у меня по-прежнему не выходят из головы записи в журнале регистрации охранной компании, которые я просмотрела ранее.
Согласно фактическим данным, полученным из внутренних архивов охранной компании, в ноябре 2001 года Джорданы неоднократно включали и отключали систему сигнализации, но в декабре картина изменилась. Проблемой стали ложные срабатывания, виновниками которых, как предполагалось, были дети Джорданов. За последний в их жизни месяц компания зафиксировала пять ложных срабатываний, причем всякий раз это было связано с одним и тем же участком охранной зоны — c кухонной дверью. Полиция на это не прореагировала, потому что сам абонент после звонка оператора сообщал о ложном срабатывании. В праздничные дни ситуация, судя по данным журнала регистраций, обострилась, но по ночам сигнализация включалась регулярно. Вот почему данные за субботу, 5 января, показались мне несколько странными. Объект не ставили на охрану весь день, почти до восьми часов вечера. Потом, около одиннадцати, сигнализацию снова отключили и больше уже не включали. Данный факт противоречит тем выводам и предположениям, которых все эти годы придерживались журналисты и полиция.
Картина вырисовывается следующая: доктор Джордан вернулся домой после волонтерской смены, включил сигнализацию, но затем, три часа спустя, кто-то деактивировал систему, и эта деталь, в совокупности с приемом успокоительных, предписанных отнюдь не ему, серьезно меня беспокоит. Я раскладываю фотографии со сценами кровавой резни в спальне Джорданов, рассматриваю семейную пару на кровати, одеяла, натянутые почти до подбородка, и это тоже меня тревожит. Люди — не манекены, и когда их убивают, тела не укрывают аккуратно одеялами, если только убийца или кто-то другой не делает это намеренно, по каким-то причинам психологического свойства, чтобы либо восстановить некий порядок, либо скрыть содеянное. Колин высказался в том смысле, что убийца хотел поиздеваться над жертвами. Я просматриваю другие фотографии, сделанные после того, как одеяла сняли, чтобы он мог осмотреть убитых супругов на месте.
Кларенс Джордан лежит на спине, головой на подушке, уставившись в потолок, с открытым ртом. Руки вытянуты по бокам, через ширинку в трусах выступают гениталии. Сомневаюсь, что именно в такой позе он и умер. Кто-то уложил его именно так, и чем больше я смотрю, тем лучше понимаю, какую ненависть должны были испытывать к Лоле Даггет полиция, прокурор и другие, когда представляли ее в этой комнате — возбужденную, упивающуюся содеянным, демонстрирующую презрение к жертвам и собственную полную деградацию.
Футболка и резинка на поясе трусов у доктора Джордана пропитаны кровью, которая просочилась под покрывало и растеклась большим пятном по простыне, захватив край матраца. Простыня под телом миссис Джордан тоже залита кровью. Доктору в общей сложности нанесли девять ударов в грудь и шею — и при этом не заметно ни малейших признаков борьбы или хотя бы попыток отразить эти жуткие удары ножом, оставившим на коже параллельные ссадины. Миссис Джордан лежит на правом боку, подпирая руками подбородок, отвернувшись от мужа к окну, которое выходит на улицу и старое кладбище. Я, естественно, не верю, что она находилась в такой позе в момент смерти. Ее тело тоже переложили, придав ему почти благочестивую позу, будто она молится, но при этом ночная рубашка задрана к талии, а груди обнажены.
Я поднимаю ее фланелевую ночнушку — с длинными рукавами, пуговицами до самой шеи и кружевным воротничком, — вполне соответствующую образу скромной и серьезной женщины на рождественском снимке, сделанном менее чем за месяц до этой фотографии, где она в вульгарной позе лежит на пропитанной кровью постели. На белую бумагу, которой покрыт стол, падают хлопья запекшейся темной крови. Я внимательно изучаю каждое отверстие и каждую прорезь, оставленные смертоносным лезвием убийцы, нанесшего ей в общей сложности двадцать семь ударов — в лицо, грудь, спину, шею — и вдобавок располосовавшего горло. Ночная рубашка пропитана кровью спереди и сзади, притом так сильно, что лишь по некоторым участкам на рукавах и нижней кромке можно понять, что изначально она была голубой.
Мэнди OPTул сидит в кресле, придвинувшись к окну, чтобы не мешать мне. Она пристально наблюдает за мной, когда я раскладываю окровавленную ночную рубашку на бумаге, возвращая на то место, с которого взяла. От спекшейся крови некоторые участки ткани загрубели. Мэнди не произносит ни слова и не вмешивается, а я тоже не делюсь с ней своими мыслями, которые с каждой минутой становятся, как грозовые тучи, все мрачнее и тяжелее. Я снова просматриваю папку с материалами по Глории Джордан. Изучаю диаграммы тела, лабораторные отчеты по образцам крови, взятым с ее ночной рубашки и подтверждающим наличие ее ДНК. Однако здесь же обнаружены ДНК мужа и их пятилетней дочери. Откуда кровь Бренды?
Из замеров и описаний Колина я вижу, что рана на шее у Глории начинается за левым ухом, откуда уходит под подбородок, ниже мочки правого уха — фактически горло перерезали сзади. Если она не видела, откуда наносился этот удар, перерезавший сонную артерию, это объясняло бы отсутствие следов борьбы, о чем упоминал Колин. Но тогда вопросов больше, чем ответов. Я беру еще одну фотографию Глории на кровати, сделанную более крупным планом. Верхняя сторона ступней забрызгана кровью, ступни тоже в крови, что выглядит странно, если в момент, когда ее кололи и резали, она лежала в постели. Хотя… трудно сказать. Всюду так много крови… У меня перед глазами обезумевший убийца, перерезающий сзади горло Глории Джордан, которая крепко спит, приняв дозу клоназепама.
Я иду по следам крови, которая повсюду, которой все измазано, испачкано, забрызгано и залито. На лестнице — капли, лужицы, полосы и брызги. Некоторые предполагают артериальное кровотечение, открывшееся, скорее всего, от резкого и сильного удара ножом — возможно, в шею. Может быть, как раз в шею Глории Джордан. Рисунок соответствует ритму сердечных сокращений, постепенно слабеющему, поскольку сердце уже вот-вот должно остановиться. Но вот только чье сердце? И в каком направлении двигался человек — вверх или вниз, от двери или к выходу? Даже самые опытные криминалисты, такие как Сэмми Чанг, не могут взять мазок с каждой капли и полосы, исследовать каждую лужицу крови на месте преступления, а эксперты из лаборатории тоже, наверное, не в силах все это проработать.
Спускаюсь по ступенькам вниз, к лестничной площадке, и задерживаюсь неподалеку от передней двери, где умерла Бренда. Я пытаюсь придумать логичное объяснение тому, как ее кровь могла попасть на ночную рубашку матери, которая, по-видимому, встретила смерть в постели. Я ищу любое подтверждение, любой намек на то, что предпринимались хоть какие-то попытки смыть кровь в холле, на лестнице, в прихожей или в любом другом месте в доме, но ничего такого не вижу, как не видела ничего и в просмотренных отчетах. Я то и дело возвращаюсь к тому месту, у двери, к телу Бренды, к той картине, которая, должно быть, привела в ужас полицейских, когда те подъехали к дому после звонка соседа Джорданов, заметившего разбитое стекло в задней двери и тут же набравшего «911».
Ни один нормальный человек не в состоянии спокойно смотреть на мертвых детей, тем более вблизи. На полу у передней двери — хаотичный узор из кровавых капель, лужиц и брызг, оставленных оружием убийцы, кровавых отпечатков обуви, а также следов, оставленных босыми ногами. Следы от пальцев и пяток слишком велики для ребенка, и я снова приподнимаю пальцами детскую пижаму с Губкой Бобом. Штанишки с закрытыми пятками, а значит, следы, оставленные босыми ногами, не могли быть следами Бренды, когда та бежала вниз, в переднюю, к двери. Я снова возвращаюсь к прежней головоломке: откуда взялся порез на левой руке ее матери?
Колин предполагает, что миссис Джордан порезала большой палец, работая в саду, и я отрабатываю эту версию, рассматривая другие фотографии и мысленно возвращаясь на застекленную террасу и в сад позади дома. Я снова рассматриваю округлые капли высохшей крови с приблизительно равными интервалами, около восемнадцати дюймов, оставленные на терракотовой плитке, бетонной дорожке и кустах. Это кровь Глории Джордан, оставленная раньше, никак не связанная с убийством и исключенная из числа улик. Такова общепринятая версия. Если предположение Колина верно, хотя я лично так не думаю, то выходит, что она должна была поранить палец сразу после того, как начала заниматься подрезкой в саду. Но ни на одной из фотографий нет никаких инструментов, срезанных веток, отростков. Вообще, сад производит довольно унылое, запущенное впечатление и явно требует внимания.
Когда Марино расспрашивал Ленни Касперa, бывшего соседа, случайно заметившего миссис Джордан в саду в субботу днем, 5 января, он ничего не сказал о том, что Глория поранила палец. Возможно, просто не заметил, но вообще-то человеку, выгуливающему собаку, трудно не заметить того, кто, истекая кровью, торопится в дом. Случайное наблюдение со стороны соседа и капли крови Глории Джордан, не укладывавшиеся в контекст жестоких убийств, подтолкнули следствие к выводу о том, что женщина порезала палец днем ранее. Она вернулась в дом, забыла подтереть кровь на террасе и в коридоре, около гостевой ванной, не перевязала рану и даже не дала взглянуть на нее мужу-врачу, когда тот вернулся домой с работы. Я в это просто не верю.
Согласно токсикологическому отчету, на момент смерти Глории Джордан содержание алкоголя и клоназепама в ее организме превышало соответствующие уровни у ее супруга, и еще она принимала антидепрессант, сертралин. После убийств эти лекарства были обнаружены в ванной комнате, на раковине, и, снова рассматривая их в пластиковом пакете для вещдоков, я замечаю деталь, ускользнувшую от меня ранее.
— Можете помочь мне кое в чем? — спрашиваю я у Мэнди, которая все время пристально наблюдает за мной.
— Конечно. — Она тут же поднимается с места.
— Мне нужно дело Барри Лу Риверс. Полагаю, оно есть в электронной форме и не распечатывалось, поскольку она умерла уже после перехода на безбумажное делопроизводство.
— Хотите, чтобы я распечатала? — спрашивает Мэнди.
— Необязательно. Но меня интересует один документ, и если вы сможете его отыскать…
— Подождите минутку, я только возьму ноутбук.
— Хорошо, я пока выйду, — отвечаю я и выхожу из конференц-зала.
Назад: 31
Дальше: 33