11
Среда, 23 ноября
11:04
Рейс из Стамбула доставил их прямо в оживленный аэропорт Каструп. Вокруг снова был привычный мир. Странге схватил газету, как только они ступили на датскую землю. Все заголовки кричали о правительственном кризисе. Министр обороны Россинг был уволен за сокрытие убийства мирных граждан в Афганистане. Бука арестовали по обвинению в нарушении закона о неразглашении государственной тайны.
Лунд только глянула на передовицы, но ничего не сказала. На ее правом плече висела потертая плетеная сумка с коллекцией обгорелых костей, детским черепом и солдатским жетоном.
Весь путь до зала прибытия Странге говорил по телефону. Ее это устраивало как нельзя лучше.
— Биляль взял армейский «лендровер», — сообщил он, закончив переговоры с управлением. — Сейчас его ищут, объявлен розыск. Пограничные посты тоже предупреждены.
— Он думает, что в нем больше датского, чем в нас. Биляль не станет уезжать из страны. Что с Луизой?
Странге в задумчивости свел брови. Он не выглядел усталым. И в нем не было ни тени огорчения или удивления тем, что им удалось найти.
— Похоже, он похитил ее из части. Да, Рабен опять сбежал.
— О господи…
Она же чувствовала себя ужасно после долгого, трудного путешествия. Голова гудела от разных мыслей.
Странге только пожал плечами.
— Рабен скрылся, когда наши парни перевозили его в больницу, — сказал он. — Но теперь это не так опасно. Он слаб и в таком состоянии не будет нам помехой…
— Он прошел курс обучения в спецназе и способен на многое. Он считает себя бессмертным.
Говоря это, она невольно посмотрела на Странге.
— Я так никогда не думал, — простодушно сказал он. — Видно, мы с ним из разного теста. Тем не менее он ходит с дырой в плече, и это сделал я. Скоро мы его найдем.
Они вышли в зал прибытия. Сумка с каждым шагом становилась все тяжелее.
— В личном шкафчике Согарда нашли ключ, — продолжал делиться новостями Странге. — Он от мастерской, которую Биляль снял в районе Вестербро, там он и спланировал все пять убийств. В ней нашли станок для штамповки поддельных жетонов. И многое другое…
— Где Брикс?
— Мне-то откуда знать?
В его ответе слышался вызов, что было очень необычно для него.
— Мне нужно в туалет, — сказала Лунд.
На самом деле ей хотелось побыть одной. Но когда она пошла по направлению к туалетам, Странге последовал за ней.
— Сара? — позвал он ее. — Что с тобой? Ты за весь полет не сказала мне и трех слов.
Она остановилась, посмотрела на него, не зная, что ответить.
— Я устала… Долгая дорога…
— Дело только в этом?
Неожиданно рядом прозвучал такой знакомый, такой неуместный здесь голос:
— Привет, моя дорогая!
У Лунд чуть земля не ушла из-под ног: к ним шагали, взявшись за руки и лучась счастливыми улыбками, ее мать и Бьорн.
— Как мило, что ты приехала нас встретить! — воскликнула Вибеке и поцеловала ее в щеку.
От ее матери пахло духами. Лунд подозревала, что от нее самой пахло совсем иначе.
— Куда вы ездили? — спросила она, пытаясь перестроиться.
— В Прагу! Я же говорила тебе.
— Живем на полную катушку! — добавил Бьорн и изобразил правой рукой, как он опрокидывает в рот стаканчик.
Вибеке обняла дочь, прижала к себе, зашептала на ухо:
— Как твои дела, Сара? В гостинице мне приснился такой страшный сон. Как будто ты лежишь где-то далеко, совсем одна и не дышишь. Я пыталась оживить тебя, но ничего не помогало.
— Мама…
— Я плакала! И Марк плакал! Я видела все это так ярко, как в жизни.
Странге сказал, что пойдет за машиной.
— Я рада, что ты больше не занимаешься этой ужасной работой, — говорила Вибеке, не отпуская ее от себя. — Оставь это дело мужчинам. Мы с Бьорном решили навестить тебя в Гедсере. Там наверняка много интересных мест в округе.
Лунд сказала Странге, что она поедет вместе с матерью и Бьорном на такси. Он все не уходил.
— Ты уверена?
Она пожала плечами:
— А в чем проблема? Ты поезжай на своей машине.
— О! — восторженно вскрикнула Вибеке. — Какая миленькая сумочка! Откуда она у тебя?
Она уже щупала ткань, пыталась заглянуть внутрь.
— Да ничего особенного… не помню… — забормотала Лунд, пряча сумку за спину. — Честно, не помню. Поехали?
Лунд устроила их обоих сзади, а сама, сидя рядом с водителем, набрала номер Брикса и постаралась говорить как можно тише. Брикс явно торопился, но голос у него был довольным.
— Почему твой друг уехал без тебя? — спросила Вибеке, просовывая голову между передними креслами.
Лунд пальцем показала на телефон, прижатый к уху.
— Мне он нравится, — заявила мать. — Он кажется таким славным.
Лунд отвернулась к окну, чтобы закончить разговор с Бриксом.
— Мы нашли останки двух взрослых и троих детей.
— Это точно? Никаких ошибок?
Плетеная сумка с узором стояла на полу такси между ее кроссовками.
— Точно. Трупы сожгли в печи, а потом завалили печь мусором.
— Отличная работа. — На Брикса находка произвела впечатление.
— В черепе ребенка пробитое пулей отверстие. Выглядит как казнь, а не случайная смерть.
— Вы нашли что-нибудь на Биляля?
— Нет. Зато мы нашли жетон Мёллера. Рабен говорил правду. Мы получили от армии список людей из спецназа, действовавших в той зоне два года назад?
— Это больше не имеет значения. — В его тоне снова зазвучало привычное нетерпение. — Я же сказал вам: теперь мы ищем Биляля. А все убийства в Гильменде будут расследовать военные.
Ее мать на заднем сиденье напряженно прислушивалась, держась обеими руками за спинку кресла Лунд. Не было никакой возможности скрыть от нее разговор.
— Нельзя так все оставлять. Биляль не мог изображать Перка, он ведь был на базе, занимался радиопереговорами. Возможно, он как-то участвовал в сокрытии фактов, но ту семью он не убивал.
— Военные…
— Там тоже было что-то похожее на ритуальное убийство — как и здесь!
— Биляль…
— Биляль не убийца. Это кто-то другой. — Она помолчала, собираясь с духом, прежде чем сказать то, что должна была сказать. — Нам нужно еще раз подумать насчет Странге. Там, в Гильменде, он вел себя так… — Да, вот что не давало ей уснуть в самолете, бесполезно скрывать это от себя и от других. — Так уверенно. Как будто там его дом.
Теперь Брикс уже злился:
— Арильд однозначно заверил нас, что Странге не мог быть в Афганистане, когда это случилось.
— Вы думаете, ему можно доверять?
Долгое молчание на линии.
— Я собираюсь забыть вашу последнюю фразу.
Он назвал ей адрес в Вестербро и велел как можно скорее приехать туда.
— Брикс! Брикс!
Но он уже дал отбой. Такси сворачивало на улицу, где жила Вибеке.
— Нужно показать водителю, где остановиться, — сказал Бьорн, беззаботно развалясь на заднем сиденье.
Вибеке была бледна и больше не улыбалась.
— Мама, — проговорила Лунд и приложила руку к ее щеке. — Тебе просто приснился дурной сон. Все в порядке. Это моя работа. Это то, что я делаю.
— Я не знаю, что ты делаешь, Сара. И не хочу знать.
Она быстро приняла душ, переоделась и уже через несколько минут примчалась на такси к дому, стоящему рядом с Новым театром недалеко от Вестерброгаде. У входа ее ждал Брикс.
— Биляль оставил ключ в шкафчике Согарда вместе с мобильником, — сказал он, ведя ее через убогий вестибюль в небольшую мастерскую. — И еще половинки пяти армейских жетонов.
Полупустая комната с белыми кафельными стенами, повсюду желтые метки криминалистов. В высокие окна лился бледный холодный свет.
— Это здание предназначено для людей, начинающих частное дело, — сказал Мадсен, топая по комнате в голубых бахилах. — Остальные мастерские пока никто не арендовал, так что ему никто не мешал.
На столе стоял включенный ноутбук, с экрана на них смотрело искаженное ужасом окровавленное лицо Анны Драгсхольм.
— Может, дождемся Странге? — спросил Брикс.
— Давайте начинать без него.
Она не выпускала из рук плетеную сумку, привезенную с собой.
— Мы нашли видеокамеру, которой он пользовался, — сказал Мадсен, указывая на длинный верстак под окном. — И еще остатки взрывчатки, и компьютер. На жестком диске записаны личные дела солдат Рювангена.
— Все полностью сходится с уликами, найденными на местах преступления, — добавил Брикс.
На полках книги о Талибане и исламистском экстремизме, о терроризме и силах особого назначения.
— Ножи. — Мадсен поднял полиэтиленовый пакет с двумя лезвиями внутри.
Все улики были аккуратно выложены в ряд.
— Биляль — мусульманин, — продолжал Брикс. — Но все говорят, что исламистов он ненавидит.
Лунд взглянула на изогнутые острые лезвия с пятнами засохшей крови.
— Почему… — начала она.
— Потому что для него бойцы Рабена были изменниками, — не дослушав вопроса, ответил Брикс. — Биляль считает себя преданным гражданином Дании. Рассказы Рабена о том, что офицер расстрелял мирных афганцев, по его мнению, могли повредить репутации армии.
Стоя на месте, она оборачивалась вокруг себя, медленно впитывая каждую деталь, каждую мелочь. Пять криминалистов в белых костюмах занимались своей обычной работой.
— И все это он совершил один? Самостоятельно?
Брикс указал на стену, где висели распечатки с сайта Кодмани.
— Он придумал Мусульманскую лигу. Он представлялся Единоверцем. В почтовой программе сохранилась его переписка. Он хотел подставить Кодмани. — Брикс смотрел на нее с высоты своего роста. — И подставил бы, если бы не вы.
Это неожиданное признание ее заслуг не доставило ей удовольствия.
К той же стене, где висели распечатки с сайта, были прикреплены фотографии — старые, черно-белые, но некоторые из них были ей знакомы. Лунд видела их в Музее Сопротивления, когда они искали Сконинга. На них были запечатлены казни предателей во время войны: их преследовали, выслеживали, а потом на брусчатых мостовых долго лежали их окровавленные тела.
— Похоже, историю он изучил хорошо, — сказал Брикс, заметив, как внимательно она рассматривает фотографии. — Вот почему он отвел Драгсхольм в Минделунден.
Лунд терпеть не могла ложную логику.
— В Минделундене не убивали предателей! Там казнили героев. И это серьезная нестыковка.
Он недовольно поджал губы:
— Драгсхольм была его первой жертвой. Она хотела добиться пересмотра дела. Встретились они несколько месяцев назад.
Еще снимки: три столба в парке Минделунден на стрельбище; труп где-то в Южной Африке, сожженный с шиной на шее; молодой человек и девушка с невыразительными лицами неподвижно стоят, пока нацистский офицер накидывает на них петлю под деревянной виселицей. Затем портреты из армейских личных дел: один за другим бойцы отряда Рабена. И сделанный, очевидно, тайком снимок Драгсхольм, шагающей по городской улице.
— Вскоре после их встречи Биляль снял эту мастерскую.
— Вы знаете это наверняка? — спросила Лунд. — Вы можете доказать его присутствие здесь? У вас есть отпечатки пальцев? Анализ ДНК? Документы?
— Дайте нам время, бога ради, — устало вздохнул он. — Этот человек сбежал из Рювангена. Взял в заложники дочь Ярнвига. У нас достаточно свидетельств…
Ей становилось дурно от долгого разглядывания фотоснимков. Тут работал целеустремленный, одержимый, очень умный человек. Она просто не была уверена, кто этот человек.
— Его здесь кто-нибудь видел?
— Здание пустует. Кто его мог видеть?
Она подошла и встала перед начальником отдела убийств.
— То есть единственное доказательство того, что помещение арендовал Биляль, — это ключ из шкафа Согарда?
— Лунд! — Она умела быстро приводить его в раздражение. — Сначала он добивается отстранения полковника, потому что тот начал копаться в старых радиосигналах. Затем захватывает Луизу Рабен и уезжает неизвестно куда. Разве все это похоже на действия невинного человека?
— Он напуган. А Ярнвигу удалось разобраться с теми радиосигналами?
Он сложил руки на груди:
— То есть вы хотите сказать, что Биляль здесь ни при чем? И никто этого не понимает, кроме вас, естественно?
— Он связан с убийствами, — признала она. — И он мог бы помочь нам найти того офицера. Но это не делает его убийцей. Зачем Билялю прятать ключ и телефон в казарме? И кто подсказал вам проводить обыск именно там?
— Вы были в Афганистане…
— Драгсхольм говорила, что ей удалось найти офицера. Того, кто выдавал себя за Перка. Вот с чего все началось. Биляль же был на базе, когда Рабен отправился в селение, он следил за радиосигналами. Он не мог быть тем офицером. — Лунд обвела рукой мрачную выставку на стене. — Это ничего не доказывает. Рабен говорил правду с самого начала. Нужно было прислушаться к нему. Он обвинил Странге…
— Мы проверили и перепроверили Странге! — взорвался Брикс. — Он был демобилизован задолго до инцидента. Его не было в тот момент в Афганистане. Он тоже не мог быть тем офицером. Да что с вами такое?
Она подняла сумку и вывалила ее содержимое на стол: и маленький почерневший череп с пулевым отверстием, и кисть руки, и остальные сухие, законченные кости.
— Вот что со мной такое.
Криминалисты, заметила она, неловко потупились, хотя перед этим они с интересом следили за их спором, и искоса поглядывали на дверь. Лунд обреченно закрыла глаза, уже зная, кто там стоит.
Ульрик Странге. Свежая одежда, волосы вымыты, подбородок и щеки гладко выбриты, взгляд внимательный и невинный. Опять готов к работе.
Она же чувствовала себя усталой, грязной, несмотря на душ, и немного виноватой.
Брикс ничего не говорил. Странге тоже не сказал ни слова, молча повернулся и ушел.
Был яркий холодный день, не сильно отличавшийся от вчерашнего в Афганистане. В конце концов, солнце-то везде одно и то же. Странге стоял, прислонившись к своему черному «форду». Она стянула голубые бахилы и перчатки, подошла к нему, тоже оперлась о капот.
Странге наблюдал за ней. Выражение его лица трудно было понять. Сожаление? Неприязнь? Злость? Он казался абсолютно невозмутимым, надежно пряча внутри себя любое чувство, каким сильным оно ни было бы.
— Что с тобой? — спросил он негромко. — Почему ты так себя ведешь?
Она откашлялась, пожала плечами:
— Мало спала. Смена часового пояса. Не знаю.
Он проследил за тем, как один из полицейских понес в здание какое-то оборудование, поднырнув под натянутую заградительную ленту.
— Ты ведешь себя так, словно весь мир виновен, пока ты не докажешь обратное. Лично ты. — Он поймал ее взгляд. — Любой другой не считается.
А вот это довольно верное наблюдение, подумала Лунд. Или неплохая догадка.
— Иногда, — продолжал Странге, — мне кажется, что я тебе даже в чем-то нравлюсь.
— Да, нравишься!
— Тогда у тебя чертовски необычный способ выражать симпатию.
— Верно.
Она ждала, что он скажет дальше, но он молчал.
— Ну хорошо, — сказала Лунд и потерла замерзшие руки. — Теперь, когда мы все прояснили…
— Лунд! — закричал Странге так громко, что один из копов, охранявших здание, обернулся к ним.
— Прости меня. Так пойдет?
— Простить тебя? Это все, что ты можешь сказать?
Лунд нахмурилась:
— Чего ты еще хочешь? Я извинилась. Я была не права. Моя голова сейчас занята другим.
Молчание.
— Теперь все? — спросила она.
По-прежнему ничего.
— Ну чего еще тебе надо? Чтобы я пошла к Бриксу и спросила, когда отходит следующий автобус до Гедсера?
— Дождешься от тебя, как же, — сказал он с коротким смешком, который она не сумела расшифровать. — Что теперь будем делать?
— Разве непонятно? Нужно найти Биляля.
Говоря со Странге, Лунд оглядывала окрестности, пытаясь вообразить проходящего по улице солдата. Возможно, не в форме.
— И еще расспросить Согарда подробнее о радиосообщениях.
Она пересекла улицу, чтобы рассмотреть постеры в иммигрантской книжной лавке напротив.
— Биляль, похоже, действительно ненавидит экстремистов, — сказал Странге, следуя за ней. — Он выложил свое видео в самом конце Рамадана.
— Это важно? — спросила она без интереса.
— Не знаю. Может, он сам экстремист, только с положительным знаком.
Лунд указала на стены. Там висели плакаты, на датском и арабском рекламирующие какого-то подстрекателя-проповедника.
— Если это был Биляль, то ему не пришлось далеко ходить за вдохновением.
В витрине лавки были выставлены старые книги. Взгляд Лунд упал на заголовок одной из них: «Мусульманская лига».
— Эй! — окликнул их Брикс. Он выходил из здания в сопровождении Мадсена и других. — Биляль взял в части военный джип. Его видели на выезде из города, он движется на восток. Поехали!
Она не могла оторваться от книги за пыльным стеклом.
— Лунд! — крикнул шеф. — К вам это тоже относится. Вы едете?
— Еду, — сказала она и пошла за Странге к машине.
Военная прокуратура выпустила Торстена Ярнвига на свободу в полдень. Он сразу поехал в Рюванген. Там было полно полиции, но теперь уже никто не жаловался.
— У вас есть предположения, где сейчас может быть ваша дочь? — спросил Ярнвига молодой оперативник.
Для беседы они прошли в кабинет полковника. Там уже начал хозяйничать Согард — переставил кое-что, принес свой компьютер.
— Нет. Она пыталась разузнать что-нибудь, потому что верила Рабену, всегда верила. Может, и мне следовало…
Фотография Луизы, как и прежде, стояла на его столе. По-видимому, Согард планировал оставить ее.
Ярнвиг был в обычной солдатской форме, без знаков отличия. Может, они больше никогда не понадобятся ему, но в этот момент Ярнвиг не считал это существенной потерей.
— Нам нужно осмотреть все места, где Биляль хранил свои вещи.
— К черту все это! — выкрикнул Ярнвиг. — Пропала моя дочь. Что вы делаете, чтобы найти ее?
Полицейский пропустил его вопрос мимо ушей.
— Вы думаете, что Биляль знал больше, чем мы предполагали?
— Спросите в штабе! — гаркнул Ярнвиг. — Спросите генерала Арильда. Биляль был его любимчиком.
Оперативник нахмурился:
— Ваши крики нам не помогут. У вас есть предположения, куда он мог направиться?
Ярнвиг вперил в него яростный взгляд:
— Вас что, специально учат задавать тупые вопросы? Если бы у меня были предположения, я бы не торчал здесь с вами, а проверял бы их.
В дверь еле слышно постучали. На пороге стоял Йонас в зимней куртке и шарфе. Выглядел он потерянным.
— Я могу идти? — спросил Ярнвиг оперативника.
— Вы знали, что Биляль ненавидит исламистов?
Ярнвиг закатил глаза:
— А по-вашему, он их любить должен? Биляль трижды ездил в Гильменд сражаться с талибами. Он не понаслышке осведомлен о том, что делают эти люди. Как еще он может к ним относиться?
— Я спрашивал не об этом.
— Ну, думаю… — Вопрос-то был правильным, хотя Ярнвиг и не хотел признавать этого. — Я думаю, он всегда вел себя как идеальный солдат. Старательный, преданный, исполнительный. — Пауза. — Иногда даже слишком. Он никогда не поднялся бы выше лейтенанта. Он не умеет мыслить самостоятельно.
В кабинет заглянул другой полицейский, который обыскивал квартиру Биляля.
— Вот, посмотрите. Я вскрыл его тумбочку. Нашел кое-что интересное.
Вырезки из газет. Все, что касалось пяти убийств, с фотографиями, аккуратно приклеенными на картон. Десятки статей.
— Идеальный солдат! — повторил оперативник слова Ярнвига и расхохотался. — Ладно, пока все. Не забудьте связаться с нами, если что-нибудь узнаете о Биляле. Или о Рабене. Этот фокусник тоже должен ответить за свои выходки.
Когда они ушли, Йонас промаршировал через кабинет к деду, размахивая руками, как маленький солдат.
— Ты уже оделся, — сказал Ярнвиг, нагибаясь и застегивая верхние пуговицы на куртке мальчика. — Ходил играть на улицу? Один?
Йонас, как часто бывало в последнее время, не ответил, только смотрел на дедушку большими немигающими глазами.
— Сейчас за тобой придут Йоаким с родителями, и вы пойдете все вместе в кино. Здорово, правда?
— Где мама?
Ярнвиг улыбнулся. Улыбка всегда кажется необходимой, когда лжешь ребенку.
— Думаю, когда ты вернешься из кино, она уже будет дома.
Еще одна фальшивая ухмылка, и вдруг Ярнвиг осознал, что зря старается: улыбки на внука не действовали.
— Папа тоже так сказал, — тихо выговорил Йонас.
Мальчик потянулся к Ярнвигу, зашептал ему в ухо, все время оглядываясь, не идет ли кто-нибудь:
— Это секрет, дедушка. Он ждет тебя у забора за казармами. Там, где вышка. — Два огромных блестящих глаза заглядывали в самую душу. — Ты ведь никому не расскажешь?
Ярнвиг обнял мальчика.
— Я никому не расскажу, Йонас. Обещаю тебе.
Он ждал в кустах неподалеку от пожарного выхода и сторожевой вышки, редко используемой в последние годы. Ярнвиг отомкнул замок на воротах, сделал несколько шагов, и тут же перед ним как из-под земли вырос Рабен.
— Полиция делает что-нибудь? Они знают, где она?
— Ничего они не знают.
Рабен был в потрепанной синей куртке, которую, скорее всего, вытащил из мусорного контейнера. Одну руку он неловко прижимал к себе.
— Ты не должен был убегать, Йенс. Ты болен.
— В больнице от меня не было бы никакого толку. Куда он мог поехать?
— Мы проверили все военные базы в округе. — Пауза. — Обычно у тебя бывают неплохие идеи. Что ты думаешь?
Рабен покачал головой. Ярнвиг положил руку ему на плечо.
— Когда ты рядом, погибают люди. Я не хочу, чтобы это случилось с Луизой. Держись от нас подальше.
— Теперь мы на равных. Мы должны помогать друг другу.
— Все это случилось из-за тебя! — закричал Ярнвиг и добавил уже спокойнее: — Луиза хотела тебе помочь, задавала вопросы, совала нос туда, куда не следовало…
— Я с самого начала говорил вам правду. Почему вы не верили мне?
Ярнвиг на секунду закрыл глаза.
— Потому что не хотел. Ну вот, теперь ты доволен? Мы можем наконец забыть об этом и подумать о Луизе?
Рабена удовлетворили его слова.
— Биляль иногда ездил прогуляться на один старый военный объект возле Хиллерёда. Можно начать оттуда…
— Ты должен остаться здесь.
— Вы хотите, чтобы я положился на вас и этих идиотов из полиции?
Ярнвиг сдался, пошел обратно к своему «мерседесу» защитного цвета. Когда раздался звонок, он так торопился ответить, что чуть не выронил телефон.
— Алло? Алло?
Тихий голос с едва уловимым акцентом, далекий и отстраненный:
— Мы должны вместе бороться с врагом.
Ярнвиг попытался понять, откуда он звонит. Шума машин не слышно, только птичье чириканье. Должно быть, где-то за городом.
— Я вам не враг, — говорил Саид Биляль своим ровным, монотонным голосом. — И никогда не был…
— Где ты? — спросил Ярнвиг. — Я требую ответа.
— Вы мне больше не командир. Вас лишили звания. — В его интонации слышалась странная смесь страха и восторга.
— Где ты? — снова задал свой вопрос Ярнвиг.
Краем глаза он видел, что Рабен уже стоит возле него с горящими глазами и нетерпением на лице.
— Я исполнял свой долг. Это все. Я делал то, что мне приказывали. Как и следует солдату.
— Где Луиза? Она никак не связана с этим.
Какое-то время он молчал, потом заговорил снова:
— Я отказываюсь брать на себя вину. Ни за что…
Он опять замолчал.
— Биляль! Говори!
— Вы предали меня. После всего того, что я сделал. Я был верен, был честен. И все равно для вас я был недостаточно хорош, просто потому что я не такой…
— Никто тебя не предавал! Полиция нашла улики…
— Я не клал туда все эти вещи. Кто-то сделал это специально, чтобы свалить вину на меня. Как вы не понимаете?
Откуда-то вырвался ветер и заметался по этому заброшенному углу воинской части. Солнце пряталось за облаками, надвигалась непогода.
— С тобой моя дочь. Отпусти ее. Мы все обсудим. Я обещаю, что…
— Вы ничего не можете сделать, — перебил его Биляль. — Вам тоже конец. Свяжитесь с генералом Арильдом. Пусть он вытащит меня из этой истории. Если бы не…
— О чем ты говоришь? При чем тут…
Потерявший терпение Рабен здоровой рукой выхватил у Ярнвига телефон.
— Дай мне поговорить с Луизой, — с нажимом произнес он.
— Я говорю с Ярнвигом, а не с тобой!
— Мы ничего не будем делать, пока не услышим Луизу, Биляль. Ничего…
Саид Биляль пересек широкую поляну, подошел к угнанному «лендроверу», открыл заднюю дверь.
Она была там, куда он бросил ее вечером. Рот залеплен скотчем, глаза завязаны носком из армейского обмундирования. Биляль рывком сорвал полосу скотча, не обращая внимания на крик боли, вырвавшийся у нее. Дочь полковника. Она относилась к нему точно так же, как все остальные.
Он приставил телефон к ее уху.
— Луиза? Луиза? — звучал из динамика настойчивый голос Рабена.
Она тут же заговорила:
— Мы ехали часа полтора, где-то под землей…
Биляль убрал телефон и с размаха ударил ее в лицо. И еще раз, для верности. Ее стоны не произвели на него никакого впечатления. Когда она затихла, он поднес телефон теперь уже к своему уху.
— Не смей прикасаться к ней! — прорычал Рабен.
— Поздно. — Биляль оглянулся. Это место было ему знакомо, и здесь его не найдут, несмотря на болтовню Луизы. — Я позвоню вечером. Найдите Арильда. Одно слово полиции, и я убью ее.
Он снял заднюю крышку телефона, вытащил аккумулятор и бросил его на землю.
У Луизы из разбитого носа потекла кровь. Узкая красная полоса быстро достигла губ, по уголку рта стекла на подбородок.
— Биляль, отпусти меня, — хрипло проговорила она. — Что с тобой? Я не сделала тебе ничего плохого.
Молодой офицер захлопнул дверцу, как будто Луизы не существовало. Он опять посмотрел вокруг. Во все стороны простиралась покрытая пожухлой травой пустошь. Он забрался в машину и завел двигатель.
Бука продержали в полиции всю ночь. Его допрашивали по очереди несколько следователей службы безопасности — все как один хмурые, резкие, не слышащие ни слова из того, что он говорил. Около шести утра ему разрешили позвонить жене. Этот разговор оказался почти таким же тягостным, как и допросы.
Теперь время перевалило за полдень, на смену заступила новая команда следователей, таких же неприветливых, в одинаковых темных костюмах. Ни один из них толком даже не присаживался, они, очевидно, тянули время — и крали драгоценные часы у него. Бук не имел юридического образования, но он ни на миг не сомневался, что ничего преступного в его действиях не было.
— Расскажите нам еще раз свою версию событий, — вместо приветствия произнес очередной скучающий представитель службы безопасности. С ним был второй, более молодой сотрудник.
Бук утер рукой потное лицо.
— Это политическое дело, а не уголовное, во всяком случае пока. Премьер-министр понимал, что в моем распоряжении оказались свидетельства нарушений с его стороны. Министр обороны был готов поддержать меня. Каким-то образом премьер-министр обо всем узнал и попытался представить дело так, будто виноваты мы. — Бук улыбнулся следователю. — С вашей помощью. Вам нравится, когда вас так используют?
— Проблема в том, — сказал следователь, — что показания Россинга расходятся с вашими. Его, кстати, выпустили без предъявления обвинений.
— Это потому, что Грю-Эриксен договорился с ним! Предложил сделку, скорее всего. Но факты от этого никуда не делись…
— Откуда премьер-министр мог узнать о ваших будущих шагах? — спросил его более молодой следователь.
— Кто-то рассказал ему! Разве это не очевидно? Вы держите меня здесь без всяких оснований!
— По вашему, государственная безопасность — это не основание?
— Я ничем не навредил государственной безопасности. Наоборот, я защищаю ее.
На столике у окна лежала папка. Оба следователя отошли туда, взяли по несколько страниц.
— Давайте посмотрим, — сказал старший из них. — Во-первых, секретное письмо службы безопасности оказалось достоянием общественности.
— Я здесь ни при чем! — замахал указательным пальцем Бук.
— Вы встречались с сотрудником полиции, отстраненным от службы. Ее имя Сара Лунд. Зачем?
— Министр юстиции имеет право встречаться даже с уволенными полицейскими. К тому же, как я понимаю, ее снова восстановили в должности. Не вижу, в чем проблема.
Они не стали задерживаться на этом пункте.
— Вы навещали своего предшественника Монберга, и вскоре после этого он покончил с собой.
— Объясните мне, в чем я нарушил закон, навещая его?
— Ваш сотрудник получил доступ к секретной информации без соответствующих полномочий.
— Мой сотрудник! Не я!
— Вы препятствовали расследованию, проводимому службой безопасности. Вы защищали исламистские организации и их права. Вы инициировали встречу с журналисткой, которая снабдила вас сведениями, незаконно полученными ею во время работы в Министерстве обороны…
Бук не выдержал и уронил голову на сложенные на столе руки. Он не спал всю ночь, и у него не было сил выслушивать всю эту чушь.
— Ради бога, — взмолился он. — Неужели меня продержали здесь всю ночь только из-за того, что вам и вашему новому начальнику не нравится моя манера одеваться?
— Наша страна находится в состоянии войны! — провозгласил следователь помоложе и наконец-то сел за стол. — Есть слово, обозначающее деятельность, направленную на подрыв государства и демократии. Это слово — «измена». И не важно, что там или здесь убиты какие-то афганцы. Измена остается изменой. Это предательство интересов собственной страны.
Бук устало застонал, закрыл глаза и зевнул.
— Вы продолжаете настаивать на своих обвинениях против премьер-министра?
— Нет. — Бук поднял голову и посмотрел на следователей. — Вы это хотели услышать?
— Это хорошее начало, — сказал молодой следователь и подмигнул старшему товарищу.
— Отлично, — кивнул Бук. — Потому что я намерен уточнить их. Теперь я утверждаю, что Грю-Эриксен — изменник, и если бы вы не были такими безропотными слабаками, вы сейчас допрашивали бы его и ему светили бы в глаза лампой, ему не давали бы спать всю ночь, в надежде сломать и выжать признание. Он изменник, а вы его марионетки…
В дверь постучали, и дежурный сообщил, что прибыл адвокат. Вслед за этим появился высокий бесцветный человек и негромко переговорил с обоими следователями. Бук не услышал ни слова из их разговора.
— Эй! Что происходит? — Он стукнул тяжелым кулаком по столу. — Или я вдруг стал невидимкой?
Он подумал, что с марионетками, пожалуй, перегнул палку. За это ему лучше будет извиниться.
Но затем к нему обернулся сотрудник службы безопасности и сказал:
— К вам пришли. Ожидают внизу.
— Мне разрешены свидания?
— Конечно. Более того, вы свободны.
В круглом вестибюле управления у парадной лестницы его ждали Карина и Карстен Плоуг.
— Должен сказать, — произнес Плоуг, когда Бук спустился к ним, — что я впервые встречаю министра из тюрьмы.
— Все когда-то бывает в первый раз, — заметил Бук. — И, кроме того, я уже не министр.
— Да, и я уже не первый заместитель, — сник Плоуг.
— Главное, что вы свободны, — сказала Карина.
— Да, — согласился Бук. — Но почему?
— Лунд все-таки нашла кое-что в Афганистане. — У нее с собой была папка, полная фотоснимков. — Взгляните.
Маленький череп с дырочкой в виске. Армейский жетон, закопченный дымом.
— Вот что она искала, когда покинула контролируемую нами зону, — сообщил Плоуг. — Теперь полиция ищет датского военнослужащего. Они считают, что это он совершил все убийства, чтобы не допустить пересмотра гильмендского дела.
— А кто убил ту семью в Афганистане?
— Военные говорят, что теперь это их забота, — сказала Карина без особого энтузиазма. — Но если они даже тела убитых афганцев не сумели найти… — Она посмотрела на него. — Невозможно выиграть все битвы, Томас.
Эти двое не бросили его, несмотря ни на что. Теперь их карьеры, возможно, безнадежно испорчены, и все это из-за такой малости, как природное чувство справедливости.
— Спасибо, — искренне произнес Бук. — Могу я после всего, что вы для меня сделали, попросить вас созвать совещание парламентских партий? Только без Грю-Эриксена.
— Попробуем, — ответил Плоуг неуверенно.
Осторожность никогда не покидала его. Она была его частью.
— Просто скажи, что тебя беспокоит!
— У тебя ничего нет на Грю-Эриксена, — поделился своими сомнениями Плоуг. — Я уже тебе говорил. Тебе надо направить внимание на Россинга. Мы знаем, что он лгал. Мы можем это доказать.
Бук только засмеялся:
— А, старая песня…
— Кстати, тебя выпустили по приказу Грю-Эриксена, — добавил Плоуг.
— Если по его приказу меня задержали, это вполне естественно, ты не находишь? Ну так что насчет совещания?
Плоуг не трогался с места.
— Я не хочу, чтобы ты проиграл битву, находясь в шаге от победы. Обдумай все еще раз…
— Обязательно, — пообещал Бук. — А теперь давайте уйдем отсюда наконец.
К тому моменту, когда Бук прибыл на Слотсхольмен, новость уже облетела представителей прессы. Целая стая репортеров и телеоператоров заблокировала вход в здание министерства.
— Вы снова в правительстве?
— Вы поддерживаете премьер-министра?
— Вам предъявлены какие-либо обвинения?
— У вас есть доказательства вины премьер-министра?
Теперь он знал, как поступать в таких ситуациях: надо молчать, улыбаться и идти своей дорогой. Ночь допросов изменила его. Возможно, сделала наконец политиком.
В его бывшем кабинете, по-прежнему пустующем в ожидании большой реорганизации в правительстве, прохаживался министр внутренних дел Кан.
— А где все? — спросил Бук.
— Меня попросили поговорить с вами пока один на один, — сказал Кан. — Было бы неразумно поднимать сейчас большой шум.
Бук вдруг вспомнил, что он со вчерашнего дня не чистил зубы. Поэтому он прошел к своему бывшему столу, вынул щетку и маленький тюбик запасной пасты, которые держал там на всякий случай, налил в стакан воды. Плоуг и Карина держались в стороне, у книжных шкафов.
— Вчера мы поспешили, — промямлил Кан. — Мы не знали всех фактов. Нам нужно было защищать интересы партии.
— Любой ценой? В ущерб правде и справедливости?
— Хорошо, хорошо. У вас есть все основания упрекать меня. Но вы должны признать: поверить вашей истории на слово было трудно. Мы все приносим вам свои извинения…
— Принимаю, — кивнул Бук. — Теперь, когда мы вместе, нужно действовать быстро. У нас есть только два варианта.
Кан глянул на храпящих молчание Плоуга и Карину.
— Или Грю-Эриксен сам подает в отставку, — заявил Бук, — или мы заставляем его сделать это. Сначала предлагаю побеседовать с ним частным порядком. Посмотрим, поступит ли он как порядочный человек.
— После этого будут выборы. И мы их проиграем, — мрачно заметил Кан.
— И это причина не поступать так, как надо? — воскликнул Бук.
— Послушайте, Томас, — воззвал к нему Кан. — Премьер-министр хочет видеть вас. Он назначает сейчас новых министров. У вас есть хороший шанс получить повышение.
Бук отвернулся к окну, за которым извивались драконы, постоял, потом шагнул к двери и ткнул в ее сторону зубной щеткой.
— Убирайтесь!
— Вам нравится быть министром! — крикнул Кан.
— Вон!
Кан с кислым лицом двинулся к выходу.
— Краббе и премьер-министр одинаково смотрят на ситуацию. Россинг не поможет вам. Так что самое время расстаться с юношескими идеалами, Бук.
— А с Краббе я еще поговорю, раскрою ему глаза на кое-какие вещи. Спасибо! Большое спасибо! Прощайте! Живо, живо!
Бук с силой захлопнул за ним дверь. Карина и Плоуг смотрели на своего начальника, широко раскрыв глаза и не произнося ни слова.
— Что? — спросил Бук. — А что мне было делать? Краббе! — Он поднял пухлый палец. — Давайте найдем его.
Карстен Плоуг приложил ладонь к глазам, покачал головой и медленно побрел из кабинета.
Согард по-прежнему находился в полиции. Так решил Брикс. Ему не нравился этот человек, и выпускать его на свободу он не спешил.
Майор был в синей тюремной робе, ему грозило обвинение в пособничестве. Лунд и Странге сидели в комнате для допросов и смотрели, как он нервно ходит вдоль окна. Наконец на его лице проступил страх.
— Расскажите нам, с кем общался Биляль, — начала Лунд. — Были ли у него друзья? Семья?
Согард подтащил стул, сел у стола и с вызовом ответил:
— Я был его командиром, а не доверенным лицом. Почему меня здесь держат?
Она постучала пальцем по папке с материалами следствия:
— У нас есть несомненные доказательства того, что записи о некоторых радиосообщениях были удалены. Вам было поручено проверить это. Почему вы ничего не выяснили о корректировках в журнале учета радиосигналов?
Он молчал, разглядывая распечатки. Лунд кивнула:
— Разумеется, лично вы это не проверяли. Такие мелочи недостойны вашего внимания. Поэтому вы перепоручили задание. Позвольте мне угадать…
— Да, я попросил Биляля проверить! Тем более что это его зона ответственности.
Странге вскинул руки и засмеялся.
— И вы велели ему проверить самого себя? — сказал он. — Какое грамотное решение.
Она показала Согарду новые фотографии, полученные от криминалистов. Снимки черепов и костей, которые они привезли из Гильменда.
— Мы доподлинно знаем, что та афганская семья была расстреляна. Нет смысла отрицать это. Там действительно был офицер. Рабен говорил правду.
— Рабен бредит, он псих…
— Он говорил правду! Биляль скрыл подтверждающие это радиопереговоры. Ваши солдаты были свидетелями расправы над мирными жителями. Я ни на мгновение не поверю, будто вы не понимали, что там произошло нечто ужасное.
— Нет. — Он продолжал смотреть в записи журнала радиосигналов. — Меня заверили, что ничего не было. Я ничего не знал об этих сообщениях. Мы ничего не нашли в том доме.
— Это потому, что вы не искали, — бросила ему Лунд. — И подобные проколы никак не помогут вашему продвижению по службе…
Ее прервал стук в дверь. Странге пошел узнать, в чем дело.
— Я не могу отвечать за Биляля. — Согард устало откинулся на спинку стула. — Спросите его.
— Вы должны были знать о сообщении, полученном за пять дней до инцидента. То, в котором говорилось о передвижении подразделения спецназа в район той деревни. Что это было за подразделение?
Он сжал голову руками:
— Я никогда не видел того сообщения!
Она встала из-за стола, подошла к окну и стала смотреть на дождь, заливающий окна.
— Получается, что вы как командир ничего не стоили? — спросила Лунд, не оборачиваясь.
— Вы ничего в этом не понимаете…
— Слушайте, Согард. Ваше будущее в армии сейчас висит на волоске. Все зависит от того, как вы будете отвечать на мои вопросы. Человек, который расстрелял семью в Гильменде, пользовался именем Пера Кристиана Мёллера. Биляль мог знать Мёллера?
На этот раз Согард довольно долго молчал.
— Не уверен. Вряд ли.
— Биляль был рядом, когда погиб настоящий Мёллер?
— Кажется, нет.
— Тогда не было ли там, рядом с Мёллером, или в лагере кого-то из спецназа?
— Нет. Он был один, когда произошел взрыв. И после этого его отправили прямо в ближайший полевой госпиталь в Лашкаргах.
Лунд ухватилась за это:
— При Мёллере был его идентификационный жетон?
— Наверное. Где ему еще быть?
Она взяла фотографии, показала ему снимок обгоревшего жетона, который они нашли в заваленном очаге. Целый, не перерезанный.
— Объясните мне это.
— Даже пытаться не стану.
Лунд не сводила с него глаз.
— Если бы к вам пришел офицер спецназа и сказал, что ему нужен новый жетон для тайной операции…
— Этого никогда не было, Лунд! Не надо ничего выдумывать!
— Я сказала — если. Тогда вам достаточно было бы взглянуть на списки недавно погибших бойцов, выбрать имя и заказать новый жетон. — Она в волнении провела рукой по длинным темным волосам. — Или же Мёллер потерял свой жетон. Или кто-то забрал жетон у него. Но все равно, для тайной операции спецназовцу выдали бы новый жетон в любом случае, это же как поддельный паспорт.
Согард замер на стуле напротив нее.
— Но вы не в том звании, чтобы отдавать подобные распоряжения. Как и Ярнвиг, вероятно. Это должен быть кто-то повыше, то есть кто-то из штаба, здесь, в Копенгагене.
— Я в жизни не делал ничего подобного. Меня никогда о таком не просили.
— А если бы попросили?
И опять она вынуждена была отвлечься — вернулся Странге.
— Джип Биляля нашли возле Хиллерёда. Ни его самого, ни женщины там нет. Он наверняка угнал другую машину.
Лунд стала собирать документы.
— Эй, стойте! — закричал Кристиан Согард, когда она направилась к двери. — А что со мной?
— Ждите, — коротко ответила Лунд.
За дверью в основном помещении отдела убийств царила суета — Брикс собирал команду. Телефон Ярнвига прослушивался, поэтому его разговор с Билялем был записан.
— Что он сказал? — спросила Лунд. — И это все равно не доказывает…
— Он утверждает, что его подставили. Он хочет, чтобы ему помог Арильд.
Лунд села за ближайший компьютер, где работала сотрудница отдела, без спроса взялась за мышку, стала искать в Интернете карты местности.
— Биляль всегда был солдатом, и никем другим. Он захочет спрятаться на каком-нибудь военном объекте. Надо проверить место, где он бросил джип…
— Там во всей округе нет никаких военных объектов, — сказал Брикс. — Уже проверили.
— Сейчас нет, — сказал Странге. — А во время холодной войны у нас там было много баз. Мы думали, что вот-вот нагрянут русские, помните?
Лунд щелкала мышкой и водила пальцем по экрану, не обращая внимания на разозленную такой бесцеремонностью хозяйку компьютера.
— Что за базы?
— Самые разные, — ответил Странге. — Подземные казармы. — Его обычно спокойное лицо напряглось. — Планировалось, что мы спрячемся там и будем ждать. Во время вторжения нацистов погибло всего шестнадцать датских солдат. С русскими мы бы так легко не отделались.
— Пожалуй, — рассеянно проговорила Лунд, потому что не слушала Странге, а думала. — Эти заброшенные объекты тоже проверяли?
Она оторвалась от компьютера, встала, подошла к стене, где висели распечатки из материалов дела. Теперь рядом со снимками окровавленного тела Анны Драгсхольм и четырех солдат датского контингента в Афганистане появились фотографии обгоревших костей из Гильменда.
— Найдите Фредерика Хольста, — сказала она ближайшему оперативнику. — Он работает хирургом в военном госпитале в Лашкаргахе.
Она смотрела на изображение закопченного куска металла, который она вытащила из очага заброшенного афганского дома.
— Свяжитесь с ним и спросите, что случилось с именным жетоном Пера Кристиана Мёллера.
В отделе оживленно взметнулись голоса.
— Лунд! — крикнул Странге уже у выхода. — Мы поехали. Одевайся.
— Спросите его еще, не было ли в госпитале в то время каких-нибудь офицеров спецназа, — добавила она. — Уточните по возможности имена. Все понятно?
— Да, — закивал оперативник. — Все сделаем.
Она достала из шкафа куртку. Посмотрела на пистолет, лежащий там же, и после короткого раздумья сунула его в карман. Странге был прав: на второй полке лежал бронежилет. Она вспомнила, что он был там с первого же дня, как она вернулась из Гедсера. Никто не упоминал о нем. Никто не объяснил ей, как им пользоваться. Не то чтобы ее это волновало. Ведь она уже научилась.
Леса к северу от Хиллерёда были темными и густыми. Зеленый военный джип полз по извилистой узкой дороге. За рулем сидел Ярнвиг.
— Это бессмысленно, — раздраженно говорил он. — Мы ничего не найдем.
— Биляль раньше приезжал сюда, — убеждал его Рабен. — Это подземное убежище времен холодной войны. Он говорил мне о нем.
Он показал вперед, где виднелось ограждение из колючей проволоки, разорванной во многих местах. За ним лежала плоская зеленая равнина, в отдалении продолжался лес. Ни зданий, ни указателей.
— Нужно позвонить в полицию, — сказал Ярнвиг.
Они подъезжали к небольшому придорожному магазинчику.
— Едем, едем, — нетерпеливо отозвался Рабен.
— Теперь ты мне приказываешь? Нам лучше связаться с Арильдом. Биляль преклоняется перед ним. Если он и станет слушать кого-нибудь, то только генерала…
Магазин обслуживал туристов: фрукты и овощи, баллончики с газом, походная одежда, кое-какое снаряжение.
— Давайте зайдем сюда, спросим, — сказал Рабен.
Ярнвиг без возражений остановил машину. Они вошли в обветшалое здание. За прилавком стоял приземистый бородач.
— Здравствуйте! У нас сегодня свежий картофель…
— Мы из армии, — сказал Ярнвиг. — Ищем дезертира. Вероятно, он в форме. Может быть, слегка напуган. Он…
— Он болен, — закончил за него Рабен.
— В каком смысле болен? — спросил торговец, потянувшись к чему-то под прилавком.
— В прямом. Он молод, двадцать восемь лет. Темные волосы, смуглая кожа. Иммигрант. Он мог зайти купить еды или…
Продавец вытащил двуствольную винтовку, небрежно держа ее наперевес.
— В это время года у нас не много посетителей. А те, которые заглядывают… порой ведут себя странновато. — Он прищурился. — Так насколько он болен?
— Мы справимся сами, — сказал Рабен.
Мужчина кивнул на Ярнвига:
— За сегодня вы уже второй человек в форме с оружием на поясе. Если бы я стал разгуливать в таком виде, меня бы уже арестовали.
— Куда он пошел? — спросил Рабен.
Продавец засмеялся:
— Вы пришли в магазин, значит должны купить что-нибудь. А то невежливо получается. Все это знают.
Ярнвиг пробормотал что-то, кивком указал на сигаретную стойку и бросил на прилавок пятьдесят крон.
— Дайте мне пачку «Принца».
— «Принц» у нас стоит сотню, господин хороший, — заявил бородач, ухмыляясь во весь рот. — Транспортные расходы, понимаете ли.
Рабен готов был наброситься на него с кулаками, но Ярнвиг лишь молча положил еще одну банкноту.
— Куда он?.. — снова начал Рабен.
— Езжайте налево. Через пару сотен метров он съехал на старую грунтовку. Я уж и не помню, чтобы ею пользовались. Думаю, вы легко найдете его по следам от шин.
— С ним была женщина? — спросил Ярнвиг.
— Я не заметил. Хотите еще чего-нибудь купить?
Рабен уже бежал обратно к «мерседесу».
Джип с бешеной скоростью мчался по заброшенной тряской дороге, Торстен Ярнвиг сидел на пассажирском сиденье, вжавшись в спинку кресла и подпрыгивая на ухабах. Отпечатки протекторов действительно были видны, но Рабен прекрасно обошелся бы и без них. Его вела спецназовская закалка, как и Арильда много лет назад — в Персидском заливе, на Балканах и в других местах, о которых они никогда не рассказывали. Словно гончие псы, полагаясь лишь на собственное чутье, они не преследовали жертву — они загоняли ее.
Лес был хвойный, деревья стояли плотно, темно-зеленые и непроницаемые даже зимой. Судя по состоянию грунтовки, за сезон здесь вряд ли проезжал хоть кто-нибудь, кроме них самих и Биляля.
Перекресток. Рабен с ходу бросил «мерседес» круто влево и свернул на такой скорости, что джип едва не перевернулся. Ярнвиг уцепился за дверную ручку и молчал. Говорить что-либо было бессмысленно.
Дорога еще больше сузилась. Впереди, среди мохнатых еловых веток показался просвет. На скорости пятьдесят километров в час они въехали на небольшую забетонированную площадку, где был старый черный «лендровер». Справа стояла невысокая ржавая сторожевая вышка.
Рабен нажал на педаль тормоза так резко, что сработала антиблокировочная система.
В салоне «лендровера» никого не было. Вдоль окраины леса тянулся старый забор с кольцами колючей проволоки наверху. На воротах висел покосившийся желтый указатель: «Военный объект. Проход запрещен».
Рабен вытянул руку. Сколько времени думал Торстен Ярнвиг, прежде чем принять решение? Не дольше, чем в иракской пустыне, где он был вместе с Яном Арильдом и почти не надеялся выжить. Он вынул из кобуры на поясе пистолет и передал Рабену.
— Звоните в полицию, — сказал Рабен.
— Хочешь, я прикрою тебя?
В ответ он увидел тот же взгляд, которым его когда-то одаривал Арильд. Взгляд словно говорил: «Это шутка?»
— Там внизу места достаточно для пары тысяч солдат, — сказал Рабен. — Полицейские рации в убежище не работают. Меня будет трудно найти. — На мгновение он стал похож на обиженного ребенка. — Мне не хотелось бы снова получить пулю. Передайте это полицейским.
Затем он повернулся и полез через забор.
Потребовалось не больше минуты, чтобы найти вход. Убежище построили во времена холодной войны для защиты от ядерных бомбардировок. К тому году, когда Рабен начал служить в армии, оно уже покрылось пылью и паутиной. Но поговаривали, что бомбоубежища пока так и не списали. Чья-то умная голова сообразила, что окончание конфликта, даже если это было полувековое противостояние двух величайших держав, еще не означало вечный мир на земле. В будущем могло случиться все, что угодно…
Рабен постарался припомнить все, что слышал об убежищах, когда входил в незапертую тяжелую металлическую дверь, почти полностью скрытую зарослями терновника и бузины. С собой был фонарик, но он не понадобился. Укрытие было освещено не хуже городской площади под Рождество. Два ряда светильников под беленым потолком уводили вниз по каменной лестнице, которая казалась бесконечной. Значит, убежище все еще снабжалось электроэнергией. Оно по-прежнему дышало, по-прежнему жило.
Его ладонь привычно сжимала пистолет, взятый у Ярнвига. Он спускался медленно, ступень за ступенью, все глубже уходя в промозглое, сырое подземелье, где негде спрятаться. Ни ему, ни Саиду Билялю.
Бук нашел Эрлинга Краббе на главной лестнице здания парламента.
— Я оставил вам четыре сообщения…
Глава Народной партии вел себя еще более уклончиво, чем обычно.
— Да, я собирался перезвонить, но у меня встреча… Послушайте…
Депутаты парламента и чиновники, идущие вверх и вниз по лестнице, обходили их, бросая любопытные взгляды. Краббе дошел до ближайшей площадки и скрылся в полумраке коридора. Бук не отставал.
— Ответьте мне только на один вопрос, — говорил он, тяжело дыша. — Вы поддержите оппозицию, чтобы сместить Грю-Эриксена?
Эрлинг Краббе поджал бескровные губы, ничего не сказав.
— Проклятье! — рявкнул Бук. — Вы ведь знаете, что он не имеет права оставаться премьер-министром. Он нарушил все мыслимые и немыслимые законы. В Гильменде действительно была расстреляна мирная семья, полиция нашла доказательства!
— У вас нет ничего, кроме слова Россинга, а он решил взять всю вину на себя…
— Россинг — козел отпущения! Причем добровольный. Через восемнадцать месяцев он снова будет в правительстве. Вы же сами все понимаете.
Краббе глянул на часы, но так быстро, что не успел бы разглядеть стрелки на циферблате. Потом попытался уйти, но Бук огромной ладонью схватил его за плечо.
— Что вы задумали? — прошипел он. — Я имею право знать.
Краббе сбросил со своего пиджака руку Бука.
— Я не собираюсь ложиться в постель с Биргиттой Аггер, не взвесив все «за» и «против». Вы же не станете утверждать, что ею движут исключительно соображения справедливости?
— Политика тут ни при чем. Просто мы должны различать хорошее и плохое…
Эрлинг Краббе с искренним удивлением смотрел на раскрасневшегося Бука, как будто увидел его впервые.
— Для вас действительно есть только черное и белое? — Он даже засмеялся. — Пожалуй, когда-то я тоже был таким. Но есть и другие цвета, и это нужно понимать.
Он вернулся на лестницу, сделал несколько шагов вниз.
— Значит, это вы разболтали? — воскликнул у него за спиной Бук, да так громко, что все обернулись к ним. — Когда я рассказал вам о признании Россинга, вы тут же, как послушная собачонка, побежали к Грю-Эриксену и все выболтали?
Краббе развернулся, на лице его было изумление и, как показалось Буку, обида.
— Что вы хотите сказать?
— Я говорил о Россинге только вам!
Эрлинг Краббе поднял бровь, ни слова не говоря.
— И еще… своим сотрудникам, — уже тише добавил Бук. — Разумеется, только тем, кому полностью доверяю.
Краббе засмеялся:
— Томас, вы опять меня удивляете. Неужели неделя в кресле министра ничему вас не научила? Здесь нельзя доверять никому.
Его лицо смягчилось, и он почти дружелюбно протянул Буку ладонь.
— Я позвоню, когда приму решение, — сказал он на прощание.
Бук молча пожал его сухую холодную руку и больше не пытался остановить. Возвращаясь по бесконечным коридорам к себе в Министерство юстиции, он напряженно думал.
В кабинете была только Карина, сидела перед компьютером.
— Звонили от премьер-министра, просили о встрече, — сказала она, когда он вошел. — Я отказала. Надеюсь, это было правильно.
— Наверное. — Бук направился к своему столу. — Кто готовил документы к вчерашнему совещанию? После прихода Россинга?
— Плоуг, — ответила Карина. — Я хотела сама это сделать, но он настоял…
— А кто печатал? Кто-то из секретарей?
Она на секунду задумалась.
— Плоуг сам печатал. Он сказал, что все секретари заняты.
— А мог кто-нибудь увидеть готовые документы и потом предупредить премьера?
— Нет. Когда повестка дня и приложения были готовы, он все распечатал и отдал мне. Потом ему надо было сходить к премьер-министру…
Бук смотрел на нее.
— Томас, вы что! Его вызвали, чтобы обсудить альтернативы его назначению в Скопье. Вы же сами обращались к Грю-Эриксену с такой просьбой, помните?
— Его действительно вызвали? Или он сам просил о встрече?
— Я не помню. Лучше спросить у него, когда он вернется.
— И где он?
— Не знаю. Ну а теперь мы можем…
Он стал торопливо перебирать бумаги на столе, разбрасывая их повсюду.
— А кто предупредил Биргитту Аггер о том письме? Мы смогли это выяснить?
Она сложила руки на груди и неохотно сказала:
— Этим занимался Плоуг. Он не нашел никаких концов.
Бук передвинулся к горе документов на тумбочке и в спешке обрушил ее на пол.
— Да где же она? Та папка с личными делами «Эгира»?
— Томас! — Карина была не на шутку встревожена его словами и действиями. — Что происходит?
На тумбочке ничего. Бук собрал в охапку все, что уронил, бросил на диван и стал оглядываться, думая, где еще можно поискать.
— Успокойтесь! — велела ему Карина. — Я не буду говорить с вами, пока вы в таком состоянии. Мне придется уйти…
Он пнул стопку папок, сложенную на полу, побрел к столу. Разумеется, нужный документ нашелся там, лежал почти на самом видном месте. Список солдат в отряде Йенса Петера Рабена. С фотографиями и кратким досье на каждого.
Карина подошла к нему, надеясь воззвать к его рассудку:
— Послушайте, Томас. Я знаю, что Плоуг был зол на Россинга и никогда не любил его. Но он пытался отговорить вас идти против премьер-министра только потому, что не верил в вашу победу.
Бук перелистывал страницу за страницей. Мюг Поульсен, Рабен, Лисбет Томсен. Небольшая фотография, послужной список и краткая характеристика в несколько строк. Наконец он увидел лицо, на которое раньше едва бросал взгляд. До этого момента не было причин в него вглядываться.
— У Плоуга есть сын?
Она вздохнула:
— Был. Он погиб в прошлом году. Для Плоуга это стало тяжелым ударом.
— Это была авария?
Она кивнула.
— Плоуг, кажется, живет в Нёрребро. На какой улице?
— На Баггесенгаде. Зачем вам это?
— Если у меня еще есть водитель с машиной, — сказал Бук уже на пути к выходу, — пусть ждет меня внизу.
— А если нет?
Бук проверил свои карманы, раскрыл бумажник.
— Да… Карина, вы не могли бы одолжить мне денег на такси?
Карина Йоргенсен вручила ему двести крон и подошла к столу, на котором лежала папка с солдатскими досье. Она была раскрыта на странице с тем бойцом, о котором раньше никто не задумывался.
Ханс Кристиан П. Ведель. Погиб в автокатастрофе на Эресуннском мосту. Как установила полиция, это было самоубийство.
С фотографии смотрел серьезный молодой человек, ничем не примечательный, если не считать грусти во взгляде. Домашним адресом значилась улица Баггесенгаде.
— Томас… — начала она, но его уже не было.
Лунд и Странге были в первой машине, которую встретил Ярнвиг перед входом в подземное бомбоубежище.
Толстая железная дверь была открыта, вниз вела ярко освещенная длинная лестница.
— Биляль и Луиза там. Рабен пошел за ними, — сказал Ярнвиг.
— Он вооружен? — спросил Странге.
Полковник кивнул.
Лунд достала пистолет, Странге тоже. Подъезжали остальные машины, к ним уже бежали двое полицейских.
— Тут наверняка есть другой выход, — сказал им Странге. — Попытайтесь найти план или что-то в этом роде. Скажите Бриксу, что никто не должен спускаться, пока мы не проверим все сами.
Один из двух оперативников смотрел на него с сомнением.
— Через минуту он будет здесь, скажете ему сами…
— Там моя дочь! — крикнул Ярнвиг.
Лунд, держа пистолет наготове и прислушиваясь, уже спускалась по лестнице. В убежище пахло как в гигантском склепе — гнилью и сыростью, было трудно дышать. Вскоре ее догнал Странге. Первый, самый длинный пролет они преодолели почти бегом. Дальше вид подземелья менялся. Пол растрескался и потемнел от скопившейся влаги, стены казались высеченными прямо в скальном грунте. Через равные промежутки по обе стороны каменного коридора тянулись двери, которые, вероятно, вели в подземные канцелярии, хранилища, казармы.
— Это убежище очень большое? — спросила она Странге, когда он пошел вперед.
— Кто знает, — пробормотал он, поглядывая то направо, то налево.
Вдалеке послышался громкий звук шагов. Кто-то шел очень быстро, но в гулком пространстве было трудно определить точное направление.
Странге огляделся, прислушался, махнул вправо, и они побежали.
Рабен забрался в самую глубину подземной базы, проверяя по пути каждую дверь. Все были не заперты, пока наконец не попалась одна, которая не открывалась. Выкрашенная красной краской, с номером сорок четыре.
Он прижался к ней здоровым плечом, почувствовал, как треснул старый металл, затем ударил в дверь всем весом.
В следующую секунду он уже стоял, пригнувшись и держа перед собой пистолет. Отсюда начиналась другая часть тайного убежища, выстроенного в ожидании русских, которые так и не пришли.
Впереди раздался шум.
Вдруг он услышал родной голос. Ее крик, полный боли и страха…
Рабен вжался в сырую стену, которая здесь была выложена кирпичом. Затем медленно, беззвучно двинулся вперед, добрался до поворота, увидел яркие огни в просторном помещении справа.
Разведка длиной в один миг. Он быстро высунул голову из-за угла и сразу нырнул обратно. За эту долю секунды он увидел все. Луиза на коленях, руки связаны. Биляль с пистолетом у ее виска. Здесь размещалась генераторная подстанция, вдоль одной стены стояли огромные устаревшие механизмы. За ними можно укрыться. Но в этом уже не было необходимости. Биляль тоже хороший солдат, он заметил движение Рабена и понял, что обнаружен. Через некоторое время раздался его нервный голос:
— Выходи, чтобы я мог тебя видеть!
Рабен не шелохнулся.
— Вылезай оттуда, или я разнесу ей голову.
Он тут же вышел, опустив руки по бокам и направив дуло пистолета вниз.
Луиза смотрела на него измученными глазами. У нее был разбит нос. Пальцы Биляля вцепились в ее волосы, пистолет давил в висок.
Саид Биляль не проявлял признаков страха. Он по-прежнему казался образцовым солдатом — короткая стрижка, мальчишеское лицо, опрятная форма.
— Брось оружие! — велел он. — Живо!
И опять Рабен послушно опустился на корточки, положил черный пистолет на каменные плиты, затем толкнул его через пол, достаточно сильно, чтобы он остановился у самых ног Луизы.
— Где Арильд? — спросил Биляль. — Я же сказал вам не искать меня.
— Иногда не все получается, как хочешь, — спокойно ответил Рабен. — Отпусти ее. Теперь у тебя есть я. Не знаю, что у тебя за проблемы, но возьми меня, не Луизу…
Оружие отодвинулось от ее головы и нацелилось в лицо Рабену.
— Заткнись! Сколько можно болтать! Если бы ты держал свой большой рот на замке, ничего бы не случилось.
— Но это случилось. Я видел.
— Те люди не были мирными жителями. Они помогали талибам, снабжали этих бандитов информацией и деньгами.
— Дети этого не делали…
— Не смей читать мне лекции о детях! Не…
Сердце Рабена замерло. Палец Биляля на курке был тверд…
В следующую секунду в коридоре послышались торопливые шаги.
Лунд вошла первой. Встала рядом с Рабеном, глядя, как пистолет Биляля переместился на нее.
— Прекратите это, — сказала она со всем спокойствием, на которое была в этот момент способна. — Положите пистолет. Отпустите ее. Вы не должны…
Его пальцы только сильнее стиснули взмокшие волосы на затылке Луизы. Пистолет вернулся к ее виску. Она взвизгнула от боли и ужаса.
— Нет! — крикнула Лунд, делая шаг вперед и поднимая «глок» на вытянутых руках. — Выходите отсюда. Мы обо всем поговорим. Я хочу услышать…
— Мне не о чем говорить со штатскими, — процедил Биляль.
— Что вам нужно от Луизы? — воскликнула Лунд. — Оставьте ее…
— Вам не понять! Я выполнял свой долг. Делал то, что приказывали.
Еще на шаг ближе. Оружие вроде бы не дрожит. Но стрелок из нее неважный. Может, он догадывается?
— Я верю вам, Биляль, и я могу помочь. Но сначала вы должны отпустить Луизу.
Снова шаг вперед. Рабен за ее спиной тоже незаметно придвигался к Билялю.
Неожиданно дверь в другом конце помещения распахнулась, и вошел Странге, с пистолетом в руке и жестким, решительным выражением лица.
Биляль посмотрел налево, потом направо, зачем-то глянул наверх и потом остановил взгляд на Лунд. Его пальцы в волосах Луизы Рабен разжались, и он подтолкнул ее вперед.
— Иди, — приказал он.
Лунд не смотрела, как Луиза, едва не падая на затекших ногах, то ли ползком, то ли бегом, добралась до мужа и упала в его объятия. Лунд кожей чувствовала, что происходит что-то неладное.
— Уводите ее отсюда, Рабен, — сказала она. — Идите наверх и…
Лицо Биляля покрылось испариной. Капли пота перемешивались со слезами. Странге встал перед ним, контролируя каждое его движение, не сводя с него словно окаменевшего в руке пистолета. Пятясь и не отводя глаз, он медленно передвинулся к Лунд.
— Я только выполнял свой долг, — повторил молодой офицер, стоя навытяжку рядом с допотопным генератором.
— Расскажите, что вы сделали, — спросила Лунд.
— Вы не поймете, — сказал он снова, уже не так уверенно.
Пистолет он держал в опущенной руке. Лунд подошла ближе.
— Биляль, вы не совершили ничего ужасного. Удалили несколько записей из журнала радиосигналов. Вам кто-то приказал это сделать. Кто был этот офицер? И о чем говорилось в этих сообщениях?
Хотя его никто не просил, Биляль наклонился и положил пистолет на пол. Затем снова выпрямился, как на параде.
— Хорошо…
Он больше не слушал ее, глядя застывшим взглядом прямо перед собой.
— Лунд, — сказал Странге, — мне это не нравится. Что-то здесь не так.
— Что? Нет, все нормально, — убеждала она его, сама не веря в то, что говорит. — Отлично, Биляль, давайте уйдем отсюда. Мы поедем к нам в управление. Там вы будете в безопасности. Я найду для вас адвоката. Мы поговорим…
Он стал расстегивать куртку, и она почувствовала, как от ужаса холодеет сердце.
Широкий пояс был весь увешан связками с торчащими проводами. Розовые палочки взрывчатки напоминали праздничные хлопушки. Рядом висела граната в форме ананаса.
В ту же секунду Странге рванулся прочь от Биляля, на бегу схватил Лунд за куртку и потащил ее за собой к выходу.
Сзади раздался голос — громкий, твердый и отчетливый. И слова, такие знакомые многим поколениям солдат:
— За Бога, короля и родину!
Красная дверь была уже недалеко. Лунд могла даже различить цифры на ней: сорок четыре. Они мчались к ней сломя голову.
Громыхнул взрыв. Мир окрасился в цвет пламени. Мощная сила оторвала ее и Странге от земли, выбросила их в коридор и несла по воздуху до тех пор, пока гравитация не притянула их вниз и они со всего размаху не ударились о сырые каменные плитки пола.
Когда Лунд очнулась, она поняла, что Странге лежит на ней, укрывая ее собой, словно броней, и прижимая ладонью ее голову к полу.
Вокруг разлетались искры. Пахло кордитом и взрывчаткой, и чуть погодя Лунд почувствовала во рту солоноватый привкус крови.
Дом Плоуга был так же неприметен, как и сам хозяин: обычный коттедж, стоящий в конце длинной подъездной дороги, почти невидимый со стороны улицы. Уже подойдя к крыльцу, Томас Бук вдруг понял, что совершенно не представляет себе, что увидит внутри. Он не мог вообразить, как живет Плоуг, этот тихий, очень закрытый и одинокий человек.
В окнах первого этажа горел свет. Входная дверь была приоткрыта. Бук постучал и вошел внутрь.
Стол в кухне был заставлен картонками из-под готовой еды, в раковине громоздилась гора немытой посуды. В гостиной рядом повсюду были расставлены упаковочные коробки, заполненные наполовину. На стене висели книжные полки и большая карта мира.
На письменном столе стояли две плоские коробочки, обе раскрытые. Внутри — медали за военные заслуга в Афганистане.
Тут же сложены снятые со стен фотографии в рамках. Почти на всех одно и то же лицо — мальчика, юноши, молодого мужчины. В отличие от хмурого портрета в армейском личном деле, на этих снимках он улыбался.
Да, сходство определенно есть, подумал Бук, беря в руки ближайшую фотографию. Если бы Плоуг умел улыбаться искренне, он был бы очень похож на сына. Возможно, раньше он и умел. До того, как в его жизнь вошли Фроде Монберг, Флемминг Россинг и — надо быть честным — Томас Бук.
Ему не хотелось выпускать фотографию из рук. Бук невольно вспомнил о своих дочерях, задумался, не захочет ли какая-нибудь из них пойти в армию. Военная карьера означала надежный заработок, который в нынешние времена найти стало непросто. А еще это хороший способ расплатиться с кредитом на высшее образование, то есть своего рода страховка.
Бук услышал за спиной знакомые шаги и обернулся.
— Простите за вторжение, — сказал он Карстену Плоугу и положил рамку с фотографией на стол. — Я стучал, но никто не ответил. Дверь была открыта.
Плоуг был в рубашке в сине-зеленую клетку и в джинсах, и от этого казался совсем другим человеком.
— Ханс Кристиан Плоуг Ведель. Ведель — девичья фамилия моей жены. В армии его все звали просто Ведель. — Он подошел и посмотрел на снимок. — Из всего отряда Ханс единственный вернулся целым и невредимым. Это было настоящее чудо. По крайней мере так я думал.
Доброе лицо Плоуга пересекли горестные морщины. Он стал собирать лежащие на столе книги, складывая их в аккуратную стопку.
— Ханс говорил нам, что в деревне что-то произошло. Мол, был какой-то офицер, и погибли мирные жители. Потом было расследование военной прокуратуры, и его объявили лжецом. Сумасшедшим, вроде того парня Рабена. — На его губах мелькнула язвительная усмешка, которой Бук никогда раньше у него не замечал. — Да разве возможно, чтобы датский солдат совершил такое?
