Эпилог

Семь лет спустя.

Урна с прахом Франсуазы покоится на моих усталых коленях. Утро нынче прохладное, но весна уже озаряет долину своим светом. Мы в последний раз вместе любуемся этими местами, исторгнутыми из чрева земли. Внизу, чуть в стороне, как на китайской картинке теней, вырисовываются горы, на которые я уже никогда не взойду. Мои горы… Я их так любил…

Семь долгих лет, проведенные в психиатрической клинике, кончились тем, что я все-таки признал, что все выдумал. И моя невероятная история была просто завихрением сознания по причине груза юношеских проблем и гибели друга на моих глазах на Сиула-Гранде. В 2011 году экспертная комиссия признала меня невменяемым. Процесс закончился закрытием дела за отсутствием состава преступления по причине психического расстройства подсудимого. Короче, специалисты, собранные по моему делу, пришли к заключению: «приступ острого бреда». И они же теперь признали меня «стабильным» и не представляющим опасности для общества.

Теперь, через семь лет, все видится таким далеким, размытым. Словно то подземелье и не существовало никогда, а действительно было чистейшей выдумкой, настолько вся эта история кажется мне нынче нереальной. Я часто перечитываю свой роман «Тьма», написанный в больнице. Он в общих чертах воспроизводит все, что память сочла нужным высветить с непонятной четкостью. Каждый день, каждую ночь, которые дает мне Бог, я цепляюсь за эти детали как за спасительный плот.

Мы с Максом – двое во всем мире, кто знает, что этот ужас действительно существовал. Мы существуем, и мы знаем. И это самое важное.

Ни медики, ни полицейские так и не смогли назвать реальных мотивов, побудивших меня убить, а потом съесть донора костного мозга для моей жены. Версии со страховкой и с какой-то непонятной местью отпали сами собой. У них не было никакого логического объяснения, кроме того, что предложил им я, но моему объяснению они не верили. Странно, но именно тот факт, что я сожрал Фреда Фонте, то есть донора, избавил меня от тюрьмы. Человек «нормальный» никогда бы такого не сделал.

Они несколько раз обозвали меня «каннибалом», и это было хуже всего.

Опершись на маленькую урну из орехового дерева, я с трудом выпрямился. Старею, явно старею. Легкий ветерок шевелил мне волосы и напоминал, что пора закончить с эти делом. Сделать последний шаг в надежде на то, что дальше будет лучше. Удостоверившись, что внизу нет туристов, я встал на четвереньки, как старая собака, которая когда-то искала в лесу трюфели, и подполз к обрыву. Лоб покрылся каплями пота, зубы скрипнули, движения замедлились, и я начал дрожать, застыв на месте, не в силах пошевелиться.

Невероятным усилием я добрался до края, два последних метра преодолев на животе. Это я-то, кто бросал вызов самым скверным ситуациям, кто прошел места с ужасающими названиями: «Гнилая расселина», «Ледяная кишка», «Бивак смерти»… И так далее.

Я сел и глубоко вздохнул. Вот я и у цели. Я в последний раз поцеловал урну и осторожно открыл крышку. Пепел рассыпался маленькими темными полосками, они крутились в воздухе и исчезали. Моя звезда вернулась на небо, которое боготворила. Я знал, что там ее ждет место…

– Я любил тебя, Франсуаза. Так любил…

Инстинктивно я потрогал правой рукой палец на левой, где было когда-то обручальное кольцо. Макс действительно разрушил все под корень. И тут громкий и настырный крик хищной птицы заставил меня поднять голову. Прямо надо мной кружил орел, благородная птица в золотом оперении с огненным узором. Орлы здесь большая редкость, мне никогда не доводилось их видеть. Я нахмурил брови, ощутив привкус тревоги на губах. Где-то я уже встречал эту птицу. Я прикрыл глаза и увидел татуировку на бедре тридцатисемилетнего отца семейства, кусочек чьей плоти я когда-то съел. У этого отца семейства Макс – или Мишель – украл обручальное кольцо и надел себе на палец. Я сожрал единственного человека, который мог спасти мою жену. И я все-таки сумел выжить со всеми этими ужасами в голове. Может, в этом и познаются великие альпинисты. Ведь мы из другого теста…

Орел явно волновался, и по тому, как четко он нарезал круги, я понял, что он чего-то ждет. Может, он побуждал меня прыгнуть вниз, как поступали все супергерои моего детства, кого-нибудь спасая? Я тоже когда-то прыгал с крыши нашего дома.

Я поднялся, губы скривились в гримасу, все мышцы окаменели. Вот сейчас, сию секунду все может кончиться. Надо сделать всего один шаг. Просто шаг – и завершится моя история, и прекратятся все страдания.

Но страдать мне нравилось.

Я поднял глаза: орла на небе не было. Тогда я отступил от края обрыва и двинулся в лес.

Мой старый пикап дожидался меня на пустынной стоянке. Я открыл машину, со вздохом сел за руль и вдруг заметил на пассажирском сиденье книгу, которую написал в психушке. «Тьма» вышла двенадцатитысячным тиражом, под псевдонимом, в очень солидном издательстве. Получился отличный саспенс. Но при чем тут пассажирское кресло моего автомобиля? Я быстро выскочил из машины и исследовал лес вокруг. Сосны подрагивали на ветру, и тишина накрыла все длинным живительным шлейфом.

Он опять объявился, я был уверен. Человек в железной маске. Но как он меня здесь выследил? И каким образом проник в автомобиль? Я что, забыл его закрыть?

Я забрался в машину и заперся в ней. Со спазмом в горле я схватил с сиденья книгу и заметил, что одна из страниц загнута. Кто-то подчеркнул красным одно место: мы все трое делим апельсин в день рождения Мишеля. В этот момент он постучал по своей маске пальцем и раздался странный звук, которого я никогда не забуду. «Безумие не отозвалось бы так гулко. Хорошенько запомните этот металлический звон. Пока он будет звучать у вас в голове, он будет доказывать, что вы не сошли с ума». Когда я листал книгу, из нее вдруг выпал маленький снимок, сделанный поляроидом. Я осторожно его поднял. С краю на снимке была дырочка, и я вспомнил, как мы нанизывали фото на веревочку, чтобы создать себе «ловушку для снов».

Снимок изображал Мишеля, Фарида и меня самого, сидящих в глубине палатки. Фарид протянул руку к объективу, я уписывал свою долю апельсина, а Мишель сидел как раз посредине, между нами.

Теперь у меня было доказательство того, что я не сумасшедший.