23
Некоторые последователи Фрейда хотят видеть в терпении и выдержке альпиниста конфликт между неосознанным стремлением к смерти и сексуальными устремлениями. Для них ежедневные тренировки и десятикратные подтягивания на пальцах – всего лишь «временная невротическая защита от неудовлетворенного эдипова комплекса». Чихал я на неврозы и на Фрейда. Я предпочитаю видеть в альпинисте современного искателя приключений, с его достоинствами и недостатками, с его неприятием принуждения, с его поисками абсолюта, сдержанностью в чувствах и физической энергией. Это мужик, которому в конечном итоге ничего не нужно, только быть мужиком.
Из личных записок Жонатана Тувье
Больше не раздумывая, я снова бросился к Мишелю и схватил его за полу пуховика.
– Отстань!
Он влепил мне удар рукояткой пистолета, и я рухнул, схватившись за голову.
– Да не бесись ты так, приятель… Я тоже не с легким сердцем на это иду.
И тогда, стоя на четвереньках, я заорал что есть силы. Голос у меня сорвался, связки горели огнем, кожа под браслетом цепи стала красной. Я умолял Пока, я заклинал его вернуться. Без всякого стеснения или стыда Мишель спросил у Фарида, как правильно целиться, и тот ему объяснил. Того, что произошло дальше, я предвидеть не мог. Я испепелил Фарида взглядом и, вконец обессилев, сел, наблюдая за тенями в пещере.
Массивный приземистый силуэт Мишеля постепенно размывался по мере того, как он уходил к пещере. Со сложенными руками и длинными ногами он напоминал богомола. Мне хотелось бы отвести глаза, но я так и застыл не шевелясь. Я буду со своим псом до конца, я буду присутствовать при кошмаре его казни.
В следующие мгновения я увидел, как две тени сошлись и слились. И тут пещеру сотряс выстрел. Сгусток звука хлестнул по ушам и разлетелся, ударившись о стенку ледника. Звуковая волна прошла сквозь подземелье в долю секунды. Эхо обрушилось со всех сторон, сверху на нас посыпались сталактиты. Фарид с криком убежал в палатку, а я, сложив крестом руки на груди, вытянулся на земле и закрыл глаза.
Осколки льда и известняка хлестали меня по щекам. Я надеялся, что какая-нибудь глыба сейчас раздавит мое сердце. Но этого не случилось.
После выстрела раздался крик Мишеля. Подхватив с земли баллон с ацетиленом, он бежал к нам. Каска болталась сзади, вися на шланге, крутясь и подскакивая. Свет погас. Но мне показалось, что я коротко успел разглядеть силуэт Пока у входа в пещеру. В голове пронеслось: «Пок еще жив!»
Мишель промчался мимо меня, даже не повернувшись, и в ужасе устремился к палатке. Я подобрал горелку, баллон с газом и побежал за ним. Сталактиты всех размеров все еще разбивались то здесь, то там. И тут прямо передо мной человек в железной маске тяжело упал, придавив баллон. Тот сплющился, жидкий газ зашипел. Мишель поднялся и, с пустыми руками, шатаясь и задыхаясь, нырнул в палатку, куда не долетали куски льда. Он стащил с себя наполовину изодранную перчатку. Между указательным и большим пальцем зиял глубокий порез, с руки текла кровь. Мишель застонал, быстро схватил пригоршню льда, напа́давшего у входа, бросил его в кастрюлю и засунул туда руку.
– Я думаю… я его… ранил.
– Куда ранил? – спросил Фарид.
В глубине души меня раздирали противоречивые чувства: Пок жив… Пока подстрелили… Пок ранен…
– Не знаю. Наверное, в лапу, но точно сказать не могу. В тот момент, когда я собирался выстрелить, он на меня прыгнул. Я таких прыжков не видал…
Он рыкнул на Фарида:
– Задрай вход!
Фарид послушался и уселся посредине палатки, рассерженный:
– Да не так уж трудно было его прикончить!
– Я никогда не держал в руках оружие, это ты понимаешь или нет? И попробуй выстрелить, когда у тебя пальцев не хватает!
Он швырнул пистолет:
– На, забери свою пушку!
Потом обернулся ко мне:
– У твоего пса вся морда была в крови, и в нем не осталось ничего от собаки. Он лакомился нашим покойником.
Мишель быстро вытащил руку из кастрюли со льдом и обмотал полотенцем. Полотенце сразу окрасилось красным.
– Рана глубокая, надо зашивать. Для этого все есть. Игла от шприца, бутылка водки и… у меня там, в кармане, нейлоновые нитки. Фарид, отдай все это Жонатану, пусть он займется.
Я заколебался. Он это заметил и смерил меня долгим взглядом:
– Не хочешь зашивать, Жонатан?
Фарид разложил все передо мной, но я не отреагировал, а встал и уселся в углу палатки. Мишель, не шевелясь, пристально на меня смотрел:
– Нехорошо, Жонатан. И за это придется платить.
Он кивнул в сторону Фарида:
– Шей ты. И поскорее.
Фарид не возражал и взялся за «хирургический инструмент». У иглы не было ушка, и он минут пять провозился, чтобы заправить нитку в канал, предназначенный для инъекций жидкости. Мишель сначала залил алкоголь себе в горло, а затем плеснул на ладонь. Потом с рычанием плотно сдвинул края раны, как две губы. Укус был что надо, Пок цапнул от души.
– Давай! – приказал он Фариду. – Крои, не размышляй.
Стиснув зубы, Фарид старался изо всех сил. При виде ладони Мишеля и кустарного шва, который клал араб, я словно перенесся на несколько лет назад, в тот день, когда Пок покусал меня в блокгаузе. Когда игла вошла в ладонь в первый раз, тело Мишеля выгнулось дугой, следующие проколы он уже перенес легче. Ну и крепкий же он парень…
Дело было сделано. Четыре почти параллельных стежка… Фарид отлично справился. Мишель вытерся полотенцем. Шов вышел не очень ровный и эстетичный, но рука больше не кровила. Араб еще раз промыл рану водкой и закашлялся. Он был горд своей работой.
– Ну а теперь что делать?
Пока Мишель разглядывал свою ладонь, я взял баллон с ацетиленом, лежавший возле палатки, и занес его внутрь, чтобы посмотреть, насколько он поврежден. Наконечник, кремень, рефлектор, шланг – все вроде бы было цело, за исключением гайки при выходном отверстии для газа. Она треснула и сместилась от удара. Я ее поставил на место и как следует завинтил. Еще чуть-чуть, и…
Я повернул колесико, пламя вспыхнуло, и мне стало спокойнее. Забрав с собой лампу, я отошел от палатки. Возле красной линии я снова позвал Пока. Никакого ответа… Потом из пещеры донеслось рычание, в котором слышались резкие взвизги.
– Пок? Ко мне, Пок, иди сюда!
Лампа мигала, еле освещая стены галереи. Вдруг я зажмурился. Пок стоял у входа в пещеру, вся морда у него была в крови. Прихрамывая, он отступил назад. Рычание не прекращалось ни на минуту. Он злился и бегал взад-вперед, не сводя с меня глаз. Я похлопал руками по бедрам. И тут мой пес завыл, и из его раскрытой пасти вырвался пар. Это было жуткое зрелище: волк, воющий под ледяными сталактитами.
Мгновение спустя, он скрылся в темном зеве пещеры, а в ответ на его вой запела расселина. Я зажал уши ладонями.
Все было кончено. Пок перестал быть Поком, он снова стал тем существом, с которым я сражался в Лотарингии.
Чудовищем, способным напасть и убить.
Вот теперь я бы предпочел, чтобы он был мертв. Чтобы Мишель не промазал. В палатку я отступал, опустив руки, все еще надеясь, что вот сейчас Пок снова потрется об мои ноги и уткнется носом мне в ладонь. Войдя, я на всякий случай застегнул за собой молнию и с упреком посмотрел на Мишеля:
– Ты сделал только хуже. У нас больше нет пуль, мы не можем добраться до газа, и мой пес уже не мой пес. Что ты теперь предлагаешь, чтобы мы увязли еще больше?
Он поднял свою утыканную болтами голову:
– Убить его голыми руками.
Этот тип не отступит, он пойдет до конца в своих бредовых идеях. Я уже не знал, что и думать, я растерялся и плохо соображал. Фарид склонился над ящиком, притворяясь, что он что-то делает и кому-то нужен. Для чего нужен? Тысяча сто двадцать два, тысяча сто двадцать три, тысяча сто двадцать четыре…
– Убить его голыми руками? А ты не объяснишь, как его выманить из такой роскошной норы?
Мишель взял острый камень, сдвинул в сторону спальник и принялся чертить на коремате: с одной стороны пещера, посредине палатка, с другой стороны ледник.
– Еды у него хватает, а вот воды нет. Сейчас он устроил себе оргию, но очень быстро поймет, что после сытной еды, полной натуральных солей, хочется пить. Без еды продержаться можно, без воды – нет.
Фарид пожал плечами:
– Да ведь ты столько льда туда натаскал.
– Он ничего не сможет с ним сделать. Можно погибать от жажды на снежной равнине. Если не сможешь растопить снег, все равно умрешь. Это проще простого.
Здоровой рукой Мишель начертил крест между левой стеной и передней стенкой палатки:
– Вот тут, где падали сталактиты, есть небольшое углубление. В нем можно устроить лужу. Объясняю план. Надо натопить три-четыре кастрюли воды, ровно столько, чтобы образовалась жидкая поверхность, и поставить рядом фонарь, чтобы пес из своей галереи видел отсвет. А мы спрячемся в палатке и будем ждать, когда он придет пить. И тогда, в темноте, мы набросимся на него и убьем.
Это подло. Я представил себе отощавших, голодных львов, которые прячутся в саванне возле лужиц с водой, подкарауливая пришедших на водопой антилоп. Фарид нервно натянул рукавицы.
– Ну, представим себе, что все получилось. Как ты его убьешь? Пес ранен, а весит почти как я. Ты видел, какие у него клыки?
Мишель тряхнул перед ним моей цепью:
– А вот этим. Я ранен, поэтому выйду перед ним и отвлеку его внимание. А вы зайдете с боков или сзади. Один из вас будет его душить, а второй бить цепью повсюду, куда попадет. Если навалиться на него втроем, мы справимся без большого ущерба для себя. Ну, в худшем случае несколько укусов… Но я, как видишь, от этого не умер.
Я встал. Глаза застилали слезы. Не знаю, что на меня нашло, но мне никогда не было так страшно, как сегодня. Неужели я вот так исчезну и от меня останется только дата на мраморной плите? Этот ужас небытия стал осязаемым. Меня затошнило. Мы с Франсуазой даже никогда не рассматривали эту ситуацию с такой точки зрения. То есть что я уйду раньше ее. Даже представить себе было невозможно надпись на нашей могиле: «Жонатан Тувье, 1960–2010; Франсуаза Тувье, 1963–». Мой мозг слишком привык к обратному порядку. Мне хотелось завыть. Если я сейчас не заставлю себя действовать, жить любой ценой, то, наверное, засну и уже никогда не проснусь.
Сдержав вздох, я поднялся и бросил:
– Ладно. Сделаем, как сказал Мишель. Надо приготовить приманку.
Потом посмотрел Фариду прямо в глаза:
– А к Поку я выйду сам. И сам его убью.
