– Сожалею, но я не получил никаких инструкций на этот счет.

– Фонтана, да пошел ты!

Я ору. Я мчусь по автостраде к Парижу на скорости сто восемьдесят километров и изо всех сил бью ладонью по рулю. Машина не ускоряется ни на йоту. Пользуюсь случаем и сигналю типу, который плетется передо мной на ста шестидесяти.

– Карты легли по-новому, слышишь, стервец!

В этот момент, даже если бы я захотел, мне было бы сложно вспомнить, какой ужас вызывал у меня Фонтана еще совсем недавно. Я знаю, что выиграю, я это чувствую кончиками пальцев, но хочу я одного, и больше всего на свете: Николь.

Я продолжаю:

– Приказы теперь отдаю я, понял, козел вонючий?

«Козел» молчит. При одном упоминании Паскаля Ломбара и «Юнион пат» Александру Дорфману потребовалось не больше сорока секунд, чтобы отдать приказ приостановить все действия, пока он не встретится со мной лично. Он ждет меня у себя в офисе меньше чем через два часа. Я мог бы позволить себе роскошь опоздать хоть на сорок минут: уверен, он сдвинул бы остальные встречи, чтобы меня дождаться. Я увеличил громкость телефона и выписываю зигзаги на скорости двести километров, пытаясь обогнать все, что движется, и продолжая орать:

– И могу тебе даже сказать, чем все кончится, питбуль! Через час ты отпустишь мою жену и уберешься к себе в конуру. И заверяю тебя: если с нее хоть волосок упадет, твои суданские подвиги покажутся приключениями «Бернарда и Бианки»!

Мне не хватает слов.

– Поэтому слушай мои инструкции, мудила, и выполняй. Мне нужны три фотографии моей жены немедленно. Первая – ее лица, вторая – ее рук, а последняя – во весь рост. Вся целиком. Сфотографируешь своим мобильником, и на каждом фото должно быть сегодняшнее число и время. Перешлешь мне на…

Я ищу номер. Придется покопаться в телефоне. Я отпускаю одну руку, тянусь к аппарату, жму кнопку, проходит секунда. «Как же эта дрянь работает?» Мощнейшая сирена взревела так, что в кабине все дрожит, и я вскидываю голову. Машина опасно отклонилась к правым полосам и на полной скорости летит в голландский полуприцеп, который изо всех сил давит на свой туманный горн в четыре тона, я едва-едва успеваю осознать ситуацию, резко выворачиваю руль в одном направлении, чтобы не врезаться в грузовичок, и сразу в другом, чтобы объехать машину, в которую устремляюсь со скоростью света. Мне даже в голову не пришло затормозить. Спидометр показывает сто восемьдесят три километра в час.

Я ору Фонтана номер бортового телефона.

– Даю тебе пять минут! И не заставляй меня перезванивать, не то, клянусь, все, что мне удастся вытянуть из твоего босса, я вложу обратно в дело и добьюсь, чтобы тебе оторвали яйца!

И снова начинаю слалом по четырем полосам. Надо успокоиться. Если меня засекут радары – плевать, но быть остановленным полицейскими – это нелучшая стратегия. Я перестраиваюсь на левую полосу. Притормаживаю. Сто пятьдесят километров в час. Благоразумно. Каждые десять секунд я бросаю взгляд на экран телефона. Мне не терпится увидеть фотографии Николь. Но мне не верится, что Фонтана бросится выполнять мои указания, чтобы доставить мне удовольствие. У меня еще есть несколько минут.

Чтобы расслабиться, осматриваюсь в салоне машины Кузена. Высший класс. Все лучшее, что только может быть. Истинное чудо французской технологии, абсолютное бесстыдство со стороны разрушителя целого промышленного центра. Я перебираю команды приемника, ищу какую-нибудь станцию. Попадаю на «Франс-инфо». «…Джон Арнольд, тридцатитрехлетний трейдер, получил в этом году от 2 до 2,5 миллиарда долларов. Следующим идет…» Я выключаю. Земля крутится в ту же сторону и с той же скоростью.

Я проверяю в опциях, что звонок по двум линиям вполне допустим, и набираю номер Шарля. Один гудок, второй, третий, четвертый.

– Алло!

Старина Шарль. Конечно, его дыхание не веет свежестью, зато все тот же спотыкающийся и великодушный тон.

– Привет, Шарль!

– А это ты блин вот не ожидал откуда звонишь-то?

Все это в один присест. Как он доволен, Шарль. И какое удовольствие говорить с ним по телефону, понимаешь, что не зря набирал номер.

– Я на автостраде, еду в Париж.

Информация должна прокрутиться в маленьком мозжечке, гребя кролем по киршу. Не дожидаясь следующего вопроса, я объясняю: Кузен, Фонтана, Дорфман.

– Ни фига себе! – зациклился Шарль в конце моего рассказа.

Он зачарован моей сноровкой. Я продолжаю отслеживать звонок Фонтана, и время мне кажется чудовищно растянутым. Спрашиваю Шарля, где он.

– Как и ты, на автостраде.

Господи, Шарль за рулем!

– Так поперло с приятелем, – продолжает он. – Позвонил я одному корешу, и представь, его зять живет в деревушке в каких-то двенадцати километрах от той заправки, где мы застряли, так он мне полный бак залил, вот это дружбан, скажи?

– Шарль… ты за рулем?

– Ну, как-нибудь доеду.

Я ошарашен.

– Я осторожно, не боись, – успокаивает меня Шарль. – Держусь правой полосы и не больше шестидесяти.

Лучше не придумаешь, чтобы тебе въехали в зад или чтобы замели полицейские.

– Но… ты на каком километре на автостраде?

– Тут я тебе ничего не могу сказать буквы на указателях такие мелкие сам понимаешь.

Могу себе представить. И ровно в тот момент, когда я ему отвечаю, я замечаю вдали перед собой его ярко-красную колымагу с ее огромными хромированными бамперами и за ней, как султан, плотную тучу белого дыма. Я слегка притормаживаю и, добравшись до него, начинаю сигналить. Он кажется совсем маленьким, словно осевшим, можно подумать, что руль выше его головы.

Ему требуется несколько секунд, чтобы оценить ситуацию.

– Это ты! Ну ни фига себе! – орет он, узнав меня.

Он вне себя от радости. Делает мне свой индейский знак. Ему жутко весело.

– Я не могу задерживаться, Шарль, меня ждут.

– За меня будь спок, – отвечает он.

Мне столько надо ему рассказать. Я стольким ему обязан. Я обязан ему неизмеримо. Если все кончится хорошо, Шарль, я изменю твою жизнь, я подарю тебе дом с подвалом, набитым киршем. Столько всего я должен ему сказать.

Давлю на газ. И мчусь. В несколько секунд белый султан и красный след его машины становятся двумя размытыми точками в моем зеркале заднего вида.

– Теперь все должно быть в порядке, Шарль.

– Ну еще бы, – говорит он, – просто в шоколадном ажуре!

«В шоколадном ажуре» – только он во всем мире еще употребляет подобные выражения. Я подвожу итог:

– Встречусь с Дорфманом, только чтобы приколотить ему яйца к столу, потом забираю Николь, и все кончено.

Он ошеломлен, мой Шарль. И счастлив.

– Я так за тебя рад, приятель. Ты это заслужил!

Услышать такое от Шарля… я в полной растерянности. Так искренне радоваться за другого – никогда еще я не встречал подобной самоотверженности.

– Ты ведь здорово его поимел того типа, как его там Монтана?

– Фонтана.

– Точно! – орет Шарль. И опять веселится вовсю, смакуя мой триумф.

Успех мне кажется несомненным. Встреча, назначенная Дорфманом, сама по себе является приказом об отступлении, едва закамуфлированной просьбой о перемирии. Я освобожу Николь, и мы вместе отправимся домой. Я все смогу ей объяснить. Мы получим компенсацию, на которую имеем полное право. Справедливая цена за все наши несчастья. Закончится наша собачья жизнь. Я хочу, чтобы Шарль был с нами. Николь он очень понравится.

– Вот уж нет, – говорит Шарль, – после такого ты должен побыть со своей дульцинеей, и тебе никто не нужен, чтоб держать свечку!

Я настаиваю:

– Я хочу, чтобы ты пришел, Шарль. Для меня это важно.

– Уверен?

Я роюсь в карманах, разворачиваю бумажку, которую мне дал Фонтана, и читаю ему адрес.

– Погоди, – говорит Шарль.

Потом:

– Эй, повторишь?

Я еще раз называю адрес, что заставляет Шарля взреветь:

– Скажи что это классно я жил в том квартале когда был пацаном ну не совсем пацаном когда был молодой.

Что ж, тем проще.

– Ладно погоди, – продолжает Шарль, – все ж я запишу номер дома а то я не уверен что запомнил.

Я представляю, как он медленно раскачивается справа налево, потом тянется к бардачку.

– Нет!

В его состоянии, если он не сосредоточится полностью на дороге, будет беда.

– Не заморачивайся, Шарль, я тебе пришлю эсэмэску.

– Как скажешь.

– Тогда сделаем так. Скажем, около двадцати тридцати, идет? А сейчас я тебя оставлю. Но я на тебя рассчитываю, ты обещал, да?

На первом фото ее руки, и я разглядываю их особенно внимательно. Наверняка потому, что мои собственные до сих пор очень болят, и, сидя за рулем впервые за много месяцев, да еще при таком вождении, я осознаю, что они уже никогда не будут прежними, некоторые пальцы останутся негнущимися до самой смерти и даже после. Я узнаю ее обручальное кольцо. У меня возникает неприятное чувство: две открытые, беззащитные ладони, словно ожидающие удара молотка. На второй фотографии стоит правильная дата и правильное время, только вот Николь неправильная. Ту, которую я знал, мою всегдашнюю Николь, подменили на женщину лет пятидесяти, с седеющими волосами, осунувшуюся, которая стоит перед камерой со смешанным выражением страха и безнадежности на лице. Николь, изнуренная испытаниями. За несколько часов она превратилась в пожилую женщину. У меня сжимается сердце. Она похожа на портреты заложников, такими их показывают по телевизору, – в Ливане, Боливии, Чаде, с невыразительным взглядом, опустошенные внутренним стрессом. Третья фотография: на ее левой скуле рана, вокруг которой уже наливается лиловый кровоподтек. Удар кулаком. Или дубинкой.

Николь сопротивлялась?

Или попыталась сбежать?

Я до крови прикусываю губу. Подступают слезы.

С криком бью по рулю. Потому что эту Николь сотворил я.

Я не могу себе позволить чувство вины. Я должен собраться. Не время отступать. Сосредоточиться на финальной прямой. Шмыгаю носом, вытираю глаза. Наоборот, пусть ее изображение на экране телефона придаст мне сил. Я буду биться до конца. К счастью, теперь я знаю: то, что я принесу ей, заставит примириться со всем, что произошло, залечит все раны, сотрет все стигматы. Я возвращаюсь за ней и везу ей жизнь с надежным радужным будущим. Я возвращаюсь с решением всех наших проблем, всех до единой.

Единственное, чего я сейчас хочу, – это чтобы время пролетело как можно быстрее, чтобы она получила свободу, вернулась и я смог сжать ее в своих объятиях.

Я должен позвонить ей. Едва прозвучал первый звонок, как Фонтана произносит «нет», жесткое и окончательное. Я собираюсь наорать на него, но он меня опережает:

– Вы не получите больше ничего, пока я не получу инструкций от моего клиента. – И тут же вешает трубку.

Ниточка, которая соединяла меня с Николь, только что оборвалась. Все теперь в моих руках. Освободить ее, спасти. Немедленно.

Я снова давлю на педаль газа.