Суббота, 12 июня 2004 года

Я увидела свет — яркий свет, он пробивался сквозь веки моих закрытых глаз. Во рту было так сухо, что я не могла его открыть.

Где я? Я что, спала?

Я не могла пошевелить руками, не чувствовала их, но вдруг поняла, что руки связаны у меня за спиной. Потом боль пронзила мои затекшие руки, от плеч до кончиков пальцев, — резкая боль.

Наручники.

От страха я все же смогла открыть глаза. Я лежала на боку, уткнувшись носом в ковер. Серый ковер, подозрительно знакомый. Ах, так я же дома, это гостевая спальня. Я попыталась повернуть голову, чтобы осмотреться, но не смогла — слишком затекла шея. Что случилось? Я куда-то ехала… и тут меня ударило: я же должна была лететь в Нью-Йорк! К свободе! Свобода была… так… близка…

Его в комнате не было, но я знала, что он находится где-то неподалеку. Я не представляла, когда он появится, поэтому заставила себя думать — надо было проанализировать ситуацию.

Но как тут будешь анализировать? Голова раскалывалась, — наверное, он здорово стукнул меня в машине… или от неудобной позы. Мысли тяжело ворочались в мозгу, отдаваясь болью в висках.

Так… что же произошло… Он вез меня домой в машине, но этого я не помню… Должно быть, мы ехали несколько часов… Ничего не помню…

А который час? День сейчас или ночь? В комнате горел верхний свет, а окна мне не было видно. Или занавески задернуты?

Я попыталась выпрямить ноги, но они, похоже, были привязаны к рукам. Больно-то как! Я попыталась перекатиться на спину, и боль стала невыносимой. Даже голова закружилась, и перед глазами все поплыло.

«Нет! Не надо. Постарайся сосредоточиться. Вспомни, что произошло. Это очень важно».

Он сказал, что я арестована… Все вокруг глазели, никто не вмешивался… А кто-то просто шел по своим делам, не обращая внимания. Он показал свой значок охранникам на входе… Я плакала, кричала: «Спасите!» — говорила, что это похищение, что он убьет меня… Но они наверняка решили, что я психованная наркоманка или что у меня белая горячка. Предлагали ему свою помощь. Я наверняка ведь сопротивлялась, и он тащил меня за собой… А что бы подумала я, если бы увидела такую сцену? Если бы я отправлялась в отпуск на Гавайи, в шортах и майке, и увидела… психопатку, которую арестовали в аэропорту? Возможно, за распространение наркотиков. Собралась в Нью-Йорк за товаром.

А что с моим чемоданом? Наверное, в конце концов его сняли с рейса… Наверное, и рейс задержали… Как скоро Джонатан хватится меня? Я должна выйти на работу через четыре дня, пока же меня ждет только хозяйка квартиры… Но она, наверное, тоже думает, что рейс задержали… Если вообще думает на эту тему — подумаешь, не приехала, мало ли что бывает!.. Четыре дня — большой срок. Ли может многое сделать за четыре дня.

Слезы полились на нос, с кончика носа капая на ковер.

А когда он вернется? Я не могу шевельнуть ни рукой ни ногой. Неужели он оставит меня вот так умирать? Нет, если бы он хотел убить меня, я давно валялась бы в какой-нибудь канаве. Скорее всего, у него припасено что-нибудь пострашнее.

Не успела я это подумать, как ступени заскрипели. Я хорошо знала этот скрип, я слышала его каждую ночь, когда лежала в постели и ждала его появления. Гадая, в каком он будет настроении и как долго будет измываться надо мной.

Вот повернулся ключ в замке. А я и не знала, что в гостевой спальне есть замок — никогда не запирала ее. У меня в ходу был только один ключ, от квартиры.

Он что-то делал с моим затылком, резко дергая за волосы. Было очень больно, но почему-то я не смогла крикнуть. Оказывается, это он развязывал полотенце. А я и не поняла, что рот у меня завязан каким-то полотенцем. Губы болели, я почувствовала вкус крови на языке. Я хотела что-то сказать, но изо рта вырвался лишь хриплый стон. Я не открывала глаз. Не хотела видеть его лицо.

— Я сейчас сниму наручники, но только если ты будешь хорошо себя вести, поняла? — Он говорил спокойно. Значит, не пьян. Уже хорошо.

Я кивнула, проехавшись щекой по грубому ворсу ковра, от которого до сих пор пахло магазином, совсем новенький. Ли стиснул одно запястье, отомкнул наручники, они, звякнув, упали. Руки так занемели, что когда я попыталась ими пошевелить, то вскрикнула от неожиданной боли.

— А ну заткнись, — приказал он, все еще спокойно. — Только пискни — и я снова тебя вырублю.

Я закусила губы, слезы неудержимо покатились по щекам. Теперь, когда наручники были сняты, я смогла вытянуть ноги, тоже преодолевая боль. О каком-то сопротивлении нельзя было и мечтать. Я не могла даже двигаться.

Пошевелив ногами и руками, я наконец смогла приподняться на локте и попыталась сесть. Я даже открыла глаза — комната поехала по кругу. Но я смогла увидеть свою руку — страшно распухшее запястье, ободранные костяшки пальцев.

Ли не торопил меня — сидел рядом и ждал, когда я смогу подняться. Наконец я смогла сесть и открыла глаза — Ли сидел рядом со мной на полу, прислонившись спиной к двери и вытянув ноги вперед. Он улыбался, довольный собой. Я вытерла рот рукой. Посмотрела на руку — в крови, но крови немного. В голове все еще шумело. Все-таки он крепко огрел меня.

На мне был все тот же темно-синий костюм — я специально выбрала из немнущейся ткани. Ха! Как же, теперь она была вся изжевана, как выброшенная бумажка, жакет на одном плече порвался, юбка сзади расстегнута. Он что, пытался меня раздеть?

Щиколотки были связаны голубой нейлоновой веревкой, довольно тонкой, конец ее сейчас болтался на полу. Наверное, он и был привязан к наручникам. Мне хотелось развязать ноги, но сил не было наклониться.

— Ты что… опоил меня чем-то? — спросила я сиплым голосом, горло было пересохшим.

Он расхохотался:

— Ну ты даешь! Это все, что хочешь спросить у меня?

Я чуть заметно пожала плечами. Секунду назад вопрос казался мне вполне уместным, но сейчас я поняла, что он не имеет смысла.

«Как ты нашел меня? Как узнал? Как ты смог так быстро доехать до Хитроу? И потом… почему?.. Почему мой план не сработал? Почему я не в самолете сейчас, где-нибудь над Атлантикой? Да нет, наверное, уже должна бы быть в Нью-Йорке…»

— Они меня быстро хватятся… — сказала я. — Если я не прилечу в Нью-Йорк, они заявят, что я не долетела. Кто-нибудь будет искать меня.

— Кто?

— Мой друг. Он взял меня на работу.

— Твой друг? Ты имеешь в виду — Джонатан Болдуин?

Услышав от него это имя, я вся похолодела:

— Что ты сказал?

Он полез в задний карман джинсов и достал оттуда визитку, затем бросил мне в лицо. Я взяла ее негнущимися пальцами. На одной стороне большими черными буквами на зеленом с золотом фоне значилось: «Джонатан Болдуин, старший консультант» — и название фирмы. Я перевернула карточку. На обороте моим почерком было написано: «Конференция „Новые тенденции в политике управления“, 5–16 июня 2000 года, Манчестер».

— Нашел в твоем органайзере, — усмехнулся Ли. — Боже, Кэтрин, я знал, что ты до смешного наивна, но не предполагал, что ты настолько тупа. Так легко купилась!

Значит, не было никакой работы в Нью-Йорке! И теперь никто не заметит моего отсутствия. Пройдут недели, месяцы, прежде чем кто-нибудь вспомнит обо мне. А к тому времени я уже буду мертва. Я почувствовала, как черная волна отчаяния накрыла меня с головой. Не может быть! Я же говорила с ним! Это был другой голос, другие интонации, акцент! Не мог Ли подделать свой голос. Ну не мог…

— Значит, ты подставил меня? — плача, спросила я. — Так подло, низко подставил!

— Подло? Низко? Кто бы говорил! Это ты готова была бросить меня и бежать куда угодно и с кем угодно. Да, шлюшка? Я постоянно играю в такие игры с преступниками, чтоб ты знала. Только обычно преступники — люди подозрительные, проверяют все по сотне раз. Но ты… ты кинулась на эту наживку с такой охотой, как будто тебя целый месяц не кормили.

Значит, это правда. Он обвел меня вокруг пальца, а я не поняла. Когда я уже видела голубое небо вдали, небо свободы, — это был всего лишь мираж. Я оставалась в своей мерзкой клетке.

Сквозь черный туман, окутавший мой мозг, на поверхность пробился один вопрос:

— И что ты намерен делать?

Тут он задумался. Я не хотела встречаться с ним глазами, но чувствовала, как он напрягся.

— Я еще не решил, — сказал он наконец.

— Ты мог бы меня отпустить, — сказала я.

— Нет, ни за что! — Его голос стал резок. — Ты принадлежишь мне, и сама знаешь это. Я дал тебе шанс, Кэтрин, много шансов, и не моя вина, что ты их все просрала. Все до единого.

— Но ты ведь не сможешь держать меня здесь вечно. Рано или поздно меня найдут. И ты потеряешь работу.

Он коротко хохотнул:

— Что ты хочешь сказать? Что если я собираюсь что-то еще с тобой делать, то лучше сразу тебя убить?

Я кивнула.

— Ты хочешь, чтобы я убил тебя? — спросил он с любопытством.

Я опять кивнула. Не могла я больше бороться, ничего уже не хотела — только бы все поскорее закончилось.

Он вдруг поднялся одним быстрым движением и встал надо мной. Меня затошнило.

— Вот это бесит меня в тебе больше всего! — резко сказал он, начиная заводиться. — Ты сдаешься сразу же, без боя. Где твой бойцовский дух?

Он толкнул меня ногой в грудь. Я повалилась на ковер, но снова попыталась сесть, размазывая по лицу слезы и кровавые сопли. Я ждала удара. Я ждала, что он ударит меня по голове или в живот. Я жаждала забвения, всем сердцем хотела этого.

Ли произнес сквозь стиснутые зубы с таким презрением и ненавистью, что у меня вспыхнули уши:

— Посмотри, на кого ты похожа. Лежишь тут в куче дерьма, да и сама дерьмо. Мерзкая, грязная, уродливая шлюха, вот ты кто, Кэтрин. Даже не знаю, то ли убить тебя, то ли выебать, то ли просто нассать тебе на голову.

Услышав треск расстегиваемой молнии, я закрыла лицо руками. А он действительно начал мочиться прямо на меня, обливая мне волосы и то, что осталось от моего дорогого костюма, на новый серый ковер. Я старалась, только чтобы моча не попала мне в глаза или рот. Но от запаха, от звука меня вырвало.

Ли застегнулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты, не закрыв дверь. Я поползла к ней, мечтая добраться до ванной, но через минуту он вернулся, неся ведро воды, губку, которой я обычно мыла ванну, и кусок мыла. Вода в ведре пахла хлоркой.

— А ну, приведи себя в порядок, сука! — прошипел Ли.

И вышел, заперев за собой дверь.

От отчаяния я завыла. Но наручники он на меня все-таки не надел.