Прошло уже несколько часов, а я все сидел в номере, не в силах совладать со своим гневом. Я позволил провести себя, как младенец. Я предоставил Интерполу все сведения, но почти ничего не получил взамен — во всяком случае в том, что касается расследования. Единственным моим утешением было то, что мои показания могут принести пользу Саре.

Кроме того, этим вечером я оказался в тупике. Я прослушал свой автоответчик: ни одного сообщения. Я позвонил доктору Варель, но не нашел ее.

В восемь тридцать раздался звонок. Этот голос я никак не ожидал услышать.

— Антиош? Это Риккель. Мне бы очень хотелось с вами поговорить.

— Когда?

— Прямо сейчас. Я внизу, в баре гостиницы.

Бар «Веплера» был обит темно-розовыми панелями и скорее напоминал альков, предназначенный для непристойных развлечений. Я нашел Симона Риккеля: он сидел в кожаном кресле, завернувшись в свой огромный пуловер. Он осторожно обгладывал оливки, перед ним стоял стакан виски. Я вдруг подумал о том, при нем ли сейчас его «Глок» и кто из нас сможет быстрее выдернуть пистолет из кобуры.

— Садитесь, Антиош. И прекратите разыгрывать из себя крутого парня. Вы уже все и всем доказали.

Я сел и попросил принести китайский чай. Несколько секунд молча наблюдал за Риккелем. Его лицо по-прежнему было надежно скрыто под толстыми выпуклыми стеклами и напоминало зеркало, верхняя часть которого запотела.

— Я пришел, чтобы еще раз вас поздравить.

— Поздравить?

— У меня, знаете ли, есть кое-какой опыт в раскрытии преступлений. И я могу по достоинству оценить то, что вам удалось раскопать. Вы проделали отличную работу, Антиош. В самом деле отличную. Мое недавнее предложение пойти служить к нам — вовсе не шутка.

— И все же вы не за этим пришли, правда?

— Разумеется. Мне понятно ваше сегодняшнее разочарование. Вы подумали, что я не очень-то поверил в вашу историю о хирурге-убийце.

— Именно.

— Ничего другого я сделать не мог. Во всяком случае, в присутствии Дельтера.

— Не вижу связи.

— Это его не касается.

Официант принес чай. Тяжелый терпкий аромат напитка напомнил мне запах земли в джунглях.

— Значит, вы верите моим словам?

— Да. — Риккель терзал оливки, насаживая их на кончик зубочистки. — Но я вам уже сказал: эта сторона дела требует самого серьезного расследования. Кроме того, вам следовало бы вести со мной честную игру.

— Честную игру?

— Вы сказали мне далеко не все. Невозможно раскрыть такие серьезные вещи, не оставив при этом никаких следов.

Глоток чая позволил мне на время скрыть тревогу. Я решил прикинуться простодушным.

— Я вас не понимаю, Риккель.

— Прекрасно. Сегодня днем мы упоминали о Максе Беме, Отто Кифере, Нильсе ван Доттене. Они настоящие преступники, но им по шестьдесят, и они довольно безобидны, вы согласны? Кроме того, этих людей охраняли. Был Дюма, но были и другие. Гораздо более опасные. У меня припрятано в рукаве несколько таких типов. Могу сообщить вам их имена. А вы мне скажете, о чем они вам напоминают.

Риккель насмешливо улыбнулся и проглотил оливку.

— Миклош Сикков.

Удар в солнечное сплетение. Я приоткрыл рот, потом произнес:

— Я такого не знаю.

— Милан Калев.

Должно быть, тот второй, что был с Сикковым. Я пробормотал:

— А что это за люди?

— Путешественники. Вроде вас, только не такие удачливые. Они оба погибли.

— Где?

— Тело Калева обнаружили тридцать первого августа в Болгарии, под Софией: ему перерезали горло куском стекла. Сикков погиб в Израиле шестого сентября. На оккупированной территории. Ему прямо в лицо всадили шестнадцать пуль. Оба дела закрыты. Первое убийство было совершено, когда вы, Антиош, находились в Софии. Второе — когда вы были в Израиле, причем в том же самом месте — в Балатакампе. Забавно, вам не кажется?

Я повторил:

— Я не знаком с этими людьми.

Риккель снова принялся мучить оливки. В бар вошла группа немцев, видимо, деловых людей. Они похлопывали друг друга по плечу и хохотали. Губы полицейского блестели от оливок. Он произнес:

— Я могу назвать вам и других, Антиош. Что вам говорят такие имена: Марсель Минаус, Йета Якович, Иван Торной?

Жертвы кровавого убийства на вокзале в Софии. Я внятно проговорил:

— На самом деле эти имена ничего мне не говорят.

— Странно, — сказал австриец и отпил глоток виски. — Знаете, Антиош, что меня побудило пойти работать в Интерпол? Вовсе не стремление к риску. И уж тем более не стремление к справедливости. Просто-напросто увлечение иностранными языками. Я с самого детства этим интересуюсь. Вы даже не представляете себе, какую роль играют языки в криминальном мире. Например, сейчас в Соединенных Штатах агенты ФБР вовсю стараются освоить диалекты китайского языка. Это единственный способ справиться с гангстерами из триад. Короче, так вышло, что я свободно владею болгарским. — Риккель опять улыбнулся. — Я очень внимательно прочел отчет, составленный доктором Миланом Джуричем. Очень поучительный и устрашающий документ. Также я изучил отчет болгарской полиции о побоище, устроенном вечером тридцатого августа на вокзале в Софии. Там поработали профессионалы. Во время этой бойни погибли три ни в чем не повинных человека — те, чьи имена я назвал: Марсель Минаус, Йета Якович и малыш, Иван Торной. Мать последнего дала показания, Антиош. Она без малейших колебаний сообщила, что целились в четвертого, европейца, по описанию очень похожего на вас. Несколько часов спустя Милан Калев умер на складе, зарезанный, как свинья.

Мне совсем расхотелось пить китайский чай.

— Я по-прежнему вас не понимаю, — пробормотал я.

Теперь уже Риккель отодвинул в сторону свои оливки и уставился на меня. В стеклах его очков отразился стакан виски, сверкающий рыжими искрами.

— Нашим службам известны и Калев, и Сикков. Калев был болгарским наемником — в какой-то степени медиком, — любившим пытать свои жертвы с помощью хирургической электропилы. Нет крови, почти нет следов, но человек испытывает невыносимые страдания: его режут самым аккуратным образом. Сикков был военным инструктором. В семидесятые годы в Уганде он обучал войска Иди Амина. Специализировался на автоматическом оружии. Обе эти птицы были опасны, каждая по-своему.

Риккель немного помолчал, потом бросил бомбу:

— Они работали на «Единый мир».

Я изобразил удивление:

— Наемники в гуманитарной организации?

— Иногда они нужны, чтобы охранять склады и обеспечивать безопасность персонала.

— К чему вы клоните, Риккель?

— К «Единому миру». И к вашей смелой гипотезе.

— И что?

— Вы полагаете, что Макс Бем жил, — вернее сказать, выживал, — под присмотром некоего хирурга-виртуоза, спасшего его от верной смерти в августе семьдесят седьмого.

— Совершенно верно.

— Судя по вашим словам, этот врач оказывал давление на Бема, используя «Единый мир». Поэтому старый швейцарец и завещал все свое состояние этой организации, так?

— Да.

Риккель сунул руку под необъятный пуловер, вытащил тоненькую папку и достал из нее листок, напечатанный на машинке.

— Тогда я хотел бы ознакомить вас с фактами, которые, надеюсь, утвердят вас в ваших подозрениях.

От удивления у меня даже дыхание перехватило.

— Я тоже собрал данные об этой ассоциации. «Единый мир» надежно охраняет свои тайны. Очень сложно получить точные сведения о роде их деятельности, о численности врачей, о дарителях. Однако, занимаясь Бемом, я обнаружил несколько смутивших меня фактов. Макс Бем перечислял большую часть своих сомнительных доходов «Единому миру». Каждый год он «дарил» ассоциации несколько сотен тысяч швейцарских франков. Думаю, эта информация неполная. Бем пользовался услугами не одного банка и, конечно, держал деньги на номерных счетах. Следовательно, практически невозможно подсчитать, какие именно средства он перечислял организации. Но один факт не подлежит сомнению: он состоял членом "Клуба 1001". Вы, наверное, знаете об этой схеме. Зато вы точно не знаете, что, когда создавался этот клуб, Бем положил на его счет один миллион швейцарских франков — без малого миллион долларов. Это было в восьмидесятом году: подпольная торговля алмазами осуществлялась уже около двух лет.

Изумление. Прозрение. Щелчок. Старина Макс переводил свои доходы «Единому миру», а не лично «африканскому лекарю». Либо организация платила жалованье этому чудовищу, либо, что еще проще, она от своего имени финансировала «опыты» хирурга. Риккель продолжал:

— Вы мне сказали, что Дюма так и не нашел место, где лечился Макс Бем. Он не обнаружил никаких следов орнитолога ни в швейцарских, ни во французских, ни в немецких клиниках. Думаю, мне известно, где этот человек с пересаженным сердцем проходил обследование с соблюдением полной тайны. В женевском центре «Единого мира», имеющем в своем распоряжении новейшее медицинское оборудование. Повторяю: Бем хорошо оплачивал их услуги, и организация не могла отказать ему в такой «любезности».

Я попытался глотнуть немного чая. Руки у меня дрожали. Вне всякого сомнения, Риккель разобрался во всем.

— Что, по-вашему, это означает?

— Что «Единый мир» определенно что-то скрывает. Что ваш «африканский лекарь» там не последний человек, и это позволяет ему нанимать людей вроде Калева и Сиккова, финансировать свои собственные эксперименты, оказывать услуги самому дорогому сердечному больному на всем белом свете — дрессировщику аистов.

Риккель тайно вел свою игру. Когда мы встретились днем, он был гораздо лучше осведомлен о деятельности «Единого мира», нежели об алмазной контрабанде как таковой. Словно прочитав мои мысли, он опять заговорил:

— Еще до встречи с вами, Антиош, мне было известно о странных отношениях, связывавших Бема с «Единым миром», но мне даже в голову не приходила версия о похищении сердец. Убийства Райко и Гомун — только два эпизода из огромной серии. Когда мы расстались, я полез в компьютер. С наших терминалов я отправил запрос об убийствах и несчастных случаях, при которых исчезало сердце жертвы. Вы представить себе не можете, сколько разной информации содержится в базах данных Интерпола. Похищение сердца у человека — редкое явление, и это значительно облегчило задачу. Список пришел сегодня вечером, в восемь. Он далеко не полный, поскольку ваш «похититель» орудовал преимущественно в проблемных или очень бедных странах, а из них мы зачастую не получаем сведений. Но и такого списка вполне достаточно. От него мороз по коже. Вот он.

Моя чашка упала и разбилась. Горячий чай вылился на руки, но я, как всегда, ничего не почувствовал. Я вырвал листки из рук Риккеля. Документ был на английском — зловещий список избранников похитителя человеческих сердец.

Список занимал несколько страниц и заканчивался 1981 годом, когда начали формировать базу данных. Вероятно, на самом деле его можно было продолжить еще на несколько лет. Десятки детей и молодых людей мужского и женского пола из разных стран были замучены до смерти только потому, что имели определенный тип HLA: Aw19,3-B37,5. Система функционировала настолько четко, что мне стало не по себе. То же самое я начал подозревать, сравнив группы HLA Гомун и Райко, только масштабы этого кошмара были просто невероятными. Риккель продолжал, произнося вслух то, о чем я думал:

— Вы все поняли, правда? Ваш зверь не занимается контрабандой, он даже не ставит случайные опыты. Его охота организована куда более тонко. Он ищет по всей планете сердца, относящиеся к одной и той же группе тканей.

— И это… все?

— Нет. Я принес вам еще кое-что.

Риккель порылся в своем безразмерном пуловере и выудил небольшой пластиковый пакет черного цвета. Я понял теперь, почему он ходил в вязаной кофте: чтобы прятать под ней любые предметы любой формы. В пакете находились обоймы для «Глока» сорок пятого калибра, обернутые серебристой лентой. Я вопросительно взглянул на офицера.

— Я подумал, что эти боеприпасы могут вам пригодиться. «Товар» завернут в липкую ленту с добавлением свинца, сквозь нее не проходят лучи рентгеновских установок в аэропортах. Ваше оружие — вовсе не секрет, Антиош. Пистолеты из полимеров — это новейшее оружие путешественников, в частности, террористов. У Сары Габбор тоже был девятимиллиметровый «Глок» парабеллум. И не забудьте о «несчастном случае» с Сикковым: шестнадцать пуль прямо в лицо.

Я осмотрел обоймы: как минимум сто пятьдесят пуль сорок пятого калибра — сто пятьдесят возможностей совершить насилие и убить. Симон Риккель закончил ровным голосом:

— Я вам уже говорил: Интерпол привык расследовать запутанные преступления. Также в случае необходимости, если не хватает времени, мы можем направлять кого-либо с особым заданием. Я уверен, что вы сможете найти похитителя сердец гораздо раньше нас. Нам сначала нужно завершить дело об алмазах, проверить ваши свидетельства, отыскать ван Доттена. Сегодня днем я вас обманул: ваши показания были записаны и сразу же занесены в компьютер. Они здесь, у меня в кармане. Подпишите их. И исчезайте. Вы один, Антиош. И в этом ваша сила. Вы способны проникнуть в «Единый мир» и обнаружить негодяя. Найдите его, найдите человека, причинившего такие страдания Райко, Гомун и всем остальным своим жертвам. Найдите его. И сделайте с ним все, что сочтете нужным.