46
Утро я провел как на пожаре. Я без конца звонил по телефону: в международную справочную службу, в посольства, в суды. Рассылал факсы с просьбой дать мне разрешение на свидание с Сарой, помещенной в женскую тюрьму в Гаусхорене, пригороде Брюсселя. К полудню я предпринял все, что мог. Нескольким чиновникам я намекнул на то, что располагаю важной информацией, способной пролить свет на дело Сары. Это была рискованная игра: либо меня примут всерьез, и тогда последствия моего решения могут обернуться против меня, либо меня примут за сумасшедшего и мою просьбу никогда не удовлетворят.
В одиннадцать часов я в очередной раз позвонил в международную справочную. А еще через несколько секунд набрал двенадцатизначный номер больницы в Монтре, где двадцатого августа произвели вскрытие тела Бема. Я попросил к телефону доктора Катрин Варель и вскоре услышал энергичное «алло!».
— Доктор Варель, это Луи Антиош. Вы меня не помните?
— Нет, — ответила женщина.
— Мы встречались месяц назад, в вашей клинике. Я тот человек, который обнаружил тело Макса Бема.
— Ах да. Кажется, орнитолог?
Я не понял, о ком она говорит: обо мне или о Беме.
— Совершенно верно. Доктор Варель, мне нужны некоторые важные сведения, имеющие отношение к этой смерти.
Я услышал, как щелкнула металлическая крышка зажигалки.
— Я вас слушаю. Если в моих силах вам помочь…
Собравшись было начать разговор, я внезапно понял, что мои слова могут показаться полным абсурдом.
— Мне трудно все вам объяснить по телефону. Лучше встретиться, и как можно скорее.
Катрин Варель была женщиной хладнокровной. Она ответила без малейших колебаний:
— Что ж, приезжайте сегодня после полудня, если сможете. Самолет в Лозанну вылетает примерно в час из аэропорта Орли. Я буду ждать вас в клинике в три часа.
— Я приеду. Спасибо, доктор.
Прежде чем уехать, я позвонил доктору Джуричу в Софию. Безуспешно промучившись четверть часа, я наконец услышал четкие сигналы. После семнадцати гудков мне ответил сонный голос:
— Алло?
Это был Милан Джурич, должно быть, пробудившийся от послеобеденного сна.
— Доктор, это Луи Антиош, человек с аистами.
Несколько мгновений доктор молчал, потом произнес густым голосом:
— Антиош? Я много думал о вас с тех пор, как мы встретились. Вы по-прежнему расследуете смерть Райко?
— Еще усерднее, чем раньше. Думаю, я нашел убийцу.
— Вы знаете…
— Да. По крайней мере, я напал на его след. Смерть Райко — на счету отлично налаженной системы, истинные цели которой мне пока не ясны. Однако я абсолютно уверен в том, что ее сети раскинуты по всему миру. В других странах имели место точно такие же убийства. Чтобы остановить резню, мне нужна ваша помощь.
— Я вас слушаю.
— Мне необходимо знать группу HLA Райко.
— Это просто. Отчет о вскрытии по-прежнему у меня. Не кладите трубку.
Я услышал, как он открыл ящик и зашелестел бумагами.
— Вот. По международной классификации, его тип HLA — Aw19,3-B37,5.
Мое сердце сжалось. Та же группа, что у Гомун. Это не может быть простым совпадением. Я пробормотал:
— Это какая-то редкая группа, или она имеет какую-то особенность?
— Даже не представляю. Я не специалист в этой области. Кроме всего прочего, существует огромное количество групп тканевой совместимости, и я не понимаю…
— Вы сможете откуда-нибудь отправить факс?
— Да. Я знаком с директором одного научного центра, и…
— Вы не могли бы прямо сегодня прислать мне копию вашего отчета?
— Конечно. Но что происходит?
— Сначала запишите мои координаты, доктор.
Я продиктовал номера телефона и домашнего факса, потом продолжил:
— Послушайте, Джурич. Некий хирург ухитряется воровать сердца у людей, живущих в разных концах планеты. Я лично принимал участие во вскрытии одной девочки: ее тело искромсали так же, как тело Райко, и произошло это в самом центре Африки. Человек, о котором я вам рассказываю, — чудовище. Он кровожадный зверь, но я думаю, Джурич, в его действиях есть некая скрытая логика, понимаете?
И услышал в трубке басовитый голос:
— Вы знаете, кто он?
— Нет. Но вы оказались правы: он исключительно талантливый хирург.
— Какой он национальности?
— Француз. Может быть, и нет, но точно франко-говорящий.
Судя по всему, карлик задумался. Потом заговорил:
— Что вы собираетесь делать?
— Продолжать поиски. Вот-вот я должен узнать новые важные детали.
— Вы предупредили полицию?
— Еще нет.
— Антиош, я хочу задать вам один вопрос.
— Какой?
В трубке затрещало. Карлик заговорил громче:
— Когда вы были в Софии и заезжали ко мне, я сказал, что ваше лицо мне кого-то напоминает.
Я ничего не ответил. Джурич продолжал настаивать:
— Я долго думал об этом сходстве. Думаю, речь идет о враче, с которым я познакомился в Париже. Никто из ваших родственников не занимается медициной?
— Мой отец был врачом.
— Его фамилия тоже была Антиош?
— Конечно. Джурич, у меня очень мало времени.
Карлик продолжал:
— Он практиковал в Париже в шестидесятые годы?
Мое сердце стучало где-то в горле. Очередное упоминание об отце вызвало у меня глухую тоску.
— Нет. Мой отец всегда работал в Африке.
Издалека вновь послышался голос Джурича:
— Он жив? Ваш отец сейчас жив?
Опять начались помехи. Я поспешил закончить наш разговор, отвечая резко и отрывисто:
— Он погиб в последний день шестьдесят пятого года. Во время пожара. Вместе с моей матерью и братом. Все трое погибли.
— Этот пожар и опалил ваши руки?
Я опустил ладонь на рычаг и оборвал связь. Когда кто-то упоминал о моих родителях, мне становилось страшно, меня охватывал безотчетный ужас. Я не понял, к чему клонит карлик со своими расспросами. Как он мог познакомиться с моим отцом в Париже? Джурич учился на медицинском факультете, на улице Сен-Пэр, но в шестидесятые годы он ведь был еще ребенком.
Одиннадцать тридцать. Я поймал такси и помчался в аэропорт. В самолете я прочитал еще несколько газет. В большинстве из них были напечатаны небольшие заметки о происшествии с алмазами, но ничего нового не сообщалось. В основном они писали о дипломатических сложностях, связанных с этим запутанным делом: жертва — швейцарский полицейский, убийца — израильская девушка, преступление совершено в бельгийском городе. Также цитировались высказывания послов Швейцарии и Израиля в Брюсселе: они выражали «недоумение» и «искреннее желание как можно скорее выяснить причины этой трагедии».
В Лозанне я взял напрокат автомобиль и отправился в Монтре. После разговора с Джуричем меня все еще мучило какое-то тревожное чувство. Меня тяготила неопределенность, но в то же время я боялся того, что мне предстояло узнать, и как можно быстрее. Кроме того, меня не отпускали воспоминания об Африке. Лучезарная ночь в объятиях Тины, кружева лиан вдоль тропинки, ведущей в Байангу, искрящиеся струи дождя — и тело Гомун, лицо Отто Кифера, отец и сын Бемы с их общей страшной судьбой, сестра Паскаль… А на заднем плане, за всеми ними, — тот самый хирург. Без имени, без лица.
Доктор Варель уже ждала меня в клинике. Я снова увидел ее лицо в красноватых прожилках, почувствовал запах крепких французских сигарет. Я начал без обиняков:
— Доктор, после смерти Макса Бема вы сотрудничали с инспектором Дюма, кое в чем ему помогая.
— Да, это так.
— Я тоже работал с инспектором. И теперь мне нужна определенная информация.
Женщина поморщилась. Она зажгла сигарету, выпустила струю дыма и спросила:
— С чего бы это? Вы ведь не из полиции.
Я выпалил:
— Макс Бем был моим другом. Я пытаюсь разобраться в его прошлом, пусть даже после его смерти. И некоторые детали имеют для меня очень большое значение.
— Почему инспектор Дюма сам мне не позвонил?
— Эрве Дюма нет в живых, доктор. Его застрелили, и обстоятельства его гибели напрямую связаны со смертью Макса Бема.
— Что вы говорите?
— Купите сегодняшние газеты, доктор, и вы сможете сами убедиться, что я сказал вам правду.
Катрин Варель замолчала. Прошло какое-то время, прежде чем она произнесла уже не таким уверенным голосом:
— Какова ваша роль во всей этой истории?
— Я действую в одиночку. Рано или поздно полиция обязательно начнет следствие. Вы согласны мне помочь?
Изо рта доктора вылетело целое облако дыма. Наконец она спросила:
— Что вы хотите знать?
— Вы, наверное, помните, что Макс Бем перенес трансплантацию сердца. Хирургическое вмешательство, судя по всему, имело место более трех лет назад. А между тем вы так и не нашли никаких упоминаний об этой операции ни в Швейцарии, ни где-либо еще. Вы также не смогли узнать имя врача, лечившего орнитолога.
— Совершенно верно.
— Похоже, я напал на след хирурга, сделавшего эту пересадку. Его личность весьма необычна. Более того, она ужасна.
— Объясните, что вы хотите сказать.
— Этот человек — специалист в области кардиохирургии, настоящий виртуоз. Но вдобавок он еще и опасный преступник.
— Послушайте, мсье Антиош, не знаю, почему я вообще вас слушаю. У вас есть доказательства, или это одни слова?
— Доказательства есть. Со времени нашей первой встречи я много путешествовал по миру, стараясь воссоздать жизнь Макса Бема. Так я и раскрыл обстоятельства сделанной ему пересадки.
— Где и как ее сделали?
— В Центральной Африке, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. Бему вшили сердце его собственного сына, убитого ради такого случая.
— Господи! Вы это серьезно?
— Доктор, вспомните об исключительной совместимости тканей реципиента и донорского органа. Вспомните также титановую капсулу: с помощью нее хирург специально оставил свой «автограф», чтобы держать Бема в своей власти.
Катрин Варель закурила очередную сигарету. Пока еще хладнокровие ей не изменило. Она спросила:
— Вы знаете, кто этот человек?
— Нет. Но он продолжает оперировать — то в одной стране, то в другой. По непонятным причинам он уже похищал и продолжает похищать сердца у живых людей в разных концах планеты. Он располагает колоссальными возможностями.
— Вы хотите сказать, речь идет о торговле человеческими органами?
— Не знаю. Интуиция подсказывает мне, что здесь что-то другое. Тот человек безумен. И фантастически жесток.
Варель выдохнула дым.
— Что вы имеете в виду?
— Он режет свои жертвы по живому.
Доктор опустила голову. Несколько раз переложила сигарету из одной руки в другую, с трудом разжимая пальцы. Наконец вытащила из кармана халата записную книжку и прошептала:
— Что… что я могу для вас сделать?
— Этот хирург в августе семьдесят седьмого работал на границе Конго и Центральной Африки. В то время у него было что-то вроде лечебницы, прямо в джунглях. Я думаю, он уже тогда скрывался — но волей-неволей непременно должен был оставить какие-нибудь улики. Ведь ему нужно было закупать оборудование, лекарства… Я уверен, вы сможете отыскать его след. Позвольте еще раз напомнить вам, что речь идет о высококлассном специалисте, человеке, сумевшем произвести пересадку сердца посреди джунглей, да еще в те годы, когда удачные операции такого рода были редкостью.
Катрин Варель подробно записала все, что я ей сообщил. Она спросила:
— Какой он национальности?
— Он франко-говорящий.
— Вам известно, с какого времени он жил в Африке?
— Нет.
— Как вы считаете, он все еще там?
— Нет.
— Вы хотя бы приблизительно представляете, где он сейчас может находиться?
— Полагаю, он связан с «Единым миром».
— С гуманитарной организацией?
— Я думаю, он использует ее структуры, чтобы осуществлять свои дьявольские эксперименты. Доктор Варель, уверяю вас, я говорю правду. Каждый следующий день оборачивается новым кошмаром. Этот человек продолжает действовать, вы понимаете? Возможно, сейчас, когда мы с вами беседуем, он мучает невинного ребенка где-нибудь на другом конце земли.
Варель проворчала:
— Не обольщайтесь. Я сделаю несколько звонков. Надеюсь, что получу для вас информацию, может, сегодня вечером, или завтра, или позже. Я ничего вам не обещаю.
— Как вы думаете, вам удастся получить список врачей «Единого мира»?
— Это сложно. «Единый мир» — организация очень закрытая. Посмотрю, что можно будет сделать.
— Если я прав, доктор, — и если, конечно, убийца не сменил имя, — то данные должны совпадать. Постарайтесь все разузнать поскорее.
Внезапно Варель уставилась на меня своими черными глазами. Мы стояли в углу коридора, на блестящем линолеуме. Я тоже посмотрел на нее напряженно, но доверчиво. Я знал: она не станет звонить в полицию.
