Едва они вошли в поезд, как Пассан заметил ряд странностей. Свет в вагоне едва горел, кондиционер не работал. Это могло означать только одно — его специально отключили. Здесь просто так ничего не ломается.

Фукусима. Ну конечно. После аварии, случившейся на атомной электростанции после мартовского цунами, в стране был введен режим строгой экономии электроэнергии. Япония пребывала в трауре и добровольно отказалась от некоторых удобств. Как бы то ни было, духота в вагоне стояла такая, что Пассану показалось, будто он шагнул в тропическую оранжерею.

Он мельком оглядел пассажиров. Обычный набор: заядлые путешественники, по виду — австралийцы или американцы, бизнесмены с равнодушными лицами, придерживающие чемоданы на колесиках. Японские стюардессы в темно-синих форменных костюмах — эти хихикали, поднося ко рту ладонь. Некоторые из пассажиров читали, одним и тем же жестом прикрывая свою книгу, словно изучали некий мистический труд, содержащий ответы на все жизненно важные вопросы или универсальный рецепт успеха. Другие дремали. Одной из сверхспособностей японца является умение засыпать в любых обстоятельствах. Какая-то женщина сидела с открытым ртом и храпела. Тощий мужчина в костюме дрых без задних ног, не просыпаясь даже тогда, когда вагон подпрыгивал на стыках рельсов.

Пассан протер тыльной стороной ладони запотевшее стекло. Сквозь мутную завесу дождя виднелись, убегая за горизонт, бесконечные скопления домов. Жилые здания теснились друг к другу, заполняя все свободное пространство, и подступали вплотную к железнодорожной линии. Над их серой массой возвышался лес спутниковых антенн, жестяных навесов и лаково блестевших под дождем крыш. Пейзаж напоминал старинный рисунок, на котором размытая тушь создает массу монохромных оттенков.

Июнь в Японии — сезон дождей. Его здесь называют «цую» или «баю». На протяжении нескольких недель идут затяжные ливни. Иногда они сменяются моросящим дождиком или водяной пылью, но полностью выпадение осадков не прекращается. Все вокруг пропитывается сыростью — люди и идеи. При этом царит жара — влажная, тягучая, удушающая. Невыносимая. Муссон — но без тропических ветров. Всемирный потоп — но без Ноя. Остается одно — ждать лета. Настоящего лета. И японцы ждут его — терпеливо, как посетители автоматической прачечной ждут, когда высохнет выстиранное белье.

Тиба. Фунабаси. Такасаго. Токио. Пассан и Сигэру ехали молча — не в поезде же разговаривать. Наконец экспресс добрался до центра города, длинной иглой вонзившись в его сердцевину.

— Возьмем такси, — сказал японец на станции «Сибая».

Сибая — один из самых современных районов Токио. Пестрота неоновых огней, стеклянные фасады, магазины электроники, девушки, при одном взгляде на которых в голове само собой всплывает определение «каваий», — стереотипы, знакомые каждому. Но сегодня все вокруг — башни, вывески, автомобили, зонтики — терялось за пеленой дождя. Стук капель перекрывал шум уличного движения, грохот поездов метро, музыку, доносящуюся из лавок, гомон толпы…

— Подожди меня здесь, — крикнул Сигэру.

Пассан встал под козырьком магазина, торгующего сотовыми телефонами. И снова ему в глаза бросились приметы экономии: витрины, обычно ярко освещенные, тонули в тревожном полумраке, автоматы для продажи прохладительных напитков стояли с потушенными огнями. Многие лавки были и вовсе закрыты. Токио словно медленно приходил в себя после тяжелой болезни.

Полицейский расправил плечи и полной грудью вдохнул воздух Японии. Со всех сторон его окружали зонты. Огромные, как купола, разноцветные, как пляжные зонтики, или прозрачные, как кислородные палатки. Под ними угадывались жители Токио — торопливо шагающие служащие, девчонки в мини-юбках и ажурных чулках, озабоченные матери семейств, похожие на огромных черепах, несущих на плечах весь свой дом с чадами и домочадцами, «содза» — молодые тощие парни с вытравленными желтыми волосами, в сапогах крокодиловой кожи, казалось накачанные «колесами» и окончательно потерявшие душу в лабиринтах информационных сетей.

— Оливье-сан!

Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.

Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.

Они ехали примерно двадцать минут. Родители Наоко жили в квартале Хироо — неподалеку от того места, где располагалось посольство Франции. У Пассана сосало под ложечкой от голода, кружилась голова, но, как ни странно, он чувствовал себя счастливым. Его самого поражало, почему Токио — гигантский мегаполис с населением более чем тридцать миллионов — всегда производил на него впечатление гостеприимного города. Куда бы он ни пошел, какая бы толпа его ни окружала, каким бы безумным ни было движение на дорогах, здесь, среди подвесных мостов и непонятных иероглифических надписей, на него нисходило ощущение порядка и безмятежности.

Такси остановилось. Пассан позволил Сигэру расплатиться — он не успел обменять валюту. Еще один минус ему.

Дождь утих, но жара не спадала. Смена декораций. Узкие, пустынные и тихие в этот час, улицы блестели мокрым асфальтом. Вдалеке виднелись клубы пара, поднимавшиеся над общественными банями, зеленело пятно бейсбольного поля, а над головой тянулись переплетения кабелей и проводов, накрывавших Токио рыбацкой сетью. Пассан нередко задумывался, почему страна, превращенная в рай высоких технологий, в области энергетики осталась на стадии развития Дикого Запада с его электрическими столбами. Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: в стране, подверженной постоянному риску землетрясений, не могло быть и речи о том, чтобы зарывать провода в почву, потому что самый слабый толчок привел бы к короткому замыканию в целой сети.

Такси затормозило перед выкрашенными в зеленый цвет чугунными воротами.

Родовое гнездо.