ЧАСТЬ II
Глава 16
Крыса-мама лизнула металл. На вкус он был соленым. Она вздрогнула, когда холодильник проснулся для свершений и задребезжал. Церковные колокола не умолкали. Существовал еще один не опробованный ею путь в нору. Она не решалась воспользоваться им, потому что человек, который преграждал ей путь домой, еще не умер. Но высокочастотный писк малышей приводил ее в отчаяние. И она решилась. Она устремилась вверх по рукаву человека. Он слабо пах дымом. Дымом не от сигареты или костра, а от чего-то другого. Чего-то газообразного, впитавшегося в одежду, которую потом выстирали так, что от первоначального запаха между внутренними нитями материи осталось всего несколько молекул. Она добралась до локтя, но там было слишком узко. Она остановилась и прислушалась. Вдали раздался звук полицейской сирены.
Все дело в маленьких мгновениях и в нашем выборе, папа. В мгновениях, которые казались нам неважными, типа сегодня они здесь, а завтра их нет. Но они накапливаются. И прежде чем ты это замечаешь, они превращаются в реку, уносящую тебя с собой. Она принесет тебя туда, куда тебе надо. А мне надо было сюда. Блин, в июле. Нет, мне сюда было совсем не надо! Мне надо было совершенно в другие места, папа. Когда мы развернулись перед главным зданием, Исабелла Скёйен уже ждала нас посреди своего двора, широко расставив ноги в узких брюках для верховой езды.
— Андрей, жди здесь, — сказал старикан. — Петр, проверь все вокруг.
Мы вышли из лимузина, и нас окружили запах хлева, жужжание мух, отдаленный звон коровьих колокольчиков. Она сухо пожала старикану руку, не обращая на меня внимания, и пригласила нас внутрь на чашечку кофе, сделав ударение на слове «чашечку». В коридоре висели фотографии лошадей с лучшими родословными, кубки с большинства известных скачек и хрен знает что еще. Старикан шел мимо фотографий лошадей и спрашивал, принадлежат ли они к чистокровным английским скакунам, восхищался их стройными ногами и мощными торсами, и я начал задумываться, о ком он говорит: о лошадях или о ней. Так или иначе, это подействовало. Взгляд Исабеллы немного смягчился, а ответы стали более развернутыми.
— Давайте присядем в гостиной и поговорим, — предложил он.
— Думаю, мы устроимся на кухне, — ответила она голосом, в котором снова звякнули льдинки.
Мы сели, и она поставила кофейник посреди стола.
— Налей нам, Густо, — сказал старикан, выглядывая в окно. — Какая у вас хорошая ферма, фру Скёйен.
— Здесь нет никаких «фру».
— Там, где я вырос, ко всем женщинам, способным управлять фермой, обращались «фру», невзирая на то, были ли они вдовами, разведенными или незамужними. Это обращение считалось почетным титулом.
Он повернулся к ней и широко улыбнулся. Она встретилась с ним взглядом. И на пару секунд воцарилась такая тишина, что единственным звуком было жужжание мухи, бьющейся в окно в попытках вырваться на свободу.
— Спасибо, — произнесла Исабелла.
— Хорошо. Давайте на время забудем об этих фотографиях, фру Скёйен.
Она застыла. Во время нашего с Исабеллой телефонного разговора, когда я сказал, что у нас есть фотографии, которые мы можем послать в газеты, она сначала попыталась обратить все в шутку. Да, она незамужняя, но сексуально активная женщина, которая встречалась с мужчиной немного моложе себя, что в этом такого? Ну, во-первых, она секретарь прохвоста из городского совета, а во-вторых, это Норвегия, а двойная мораль — отличительная черта американской президентской кампании. Так что я коротко и ясно нарисовал ей яркую угрожающую картинку. Что она в действительности мне платила и я могу это доказать. Что она просто-напросто пользовалась услугами жиголо, а проституция и наркомания — это как раз те сферы, которые она представляет прессе от имени члена городского совета, не так ли?
Спустя две минуты мы договорились о времени и месте этой встречи.
— Пресса пишет о частной жизни политиков, какая она есть, — сказал старикан. — Давайте лучше поговорим о деловом предложении, фру Скёйен. Хорошее деловое предложение в отличие от шантажа должно быть выгодным для обеих сторон. Согласны?
Она насупилась. Старикан широко улыбнулся.
— Когда я говорю «деловое предложение», я, конечно, не подразумеваю, что речь пойдет о деньгах, несмотря на то что ферма наверняка себя не окупает. Но это было бы коррупцией. Я предлагаю чисто политическую сделку. Да, тайную, но эта практика ежедневно применяется в ратуше. И все на благо горожан, я прав?
Скёйен снова сосредоточенно кивнула.
— Условия этой сделки должны остаться между нами и вами, фру Скёйен. Она, как уже было сказано, прежде всего пойдет на пользу городу, а единственная выгода, какую она может принести лично вам, — это удовлетворение ваших политических амбиций, если они у вас есть. Исходя из того, что они есть, наша сделка, вне всяких сомнений, сделает путь к высокому креслу в ратуше намного короче. А может быть, и к месту в национальной политике.
Ее кофейная чашка замерла на полпути ко рту.
— У меня даже мысли не было просить вас о чем-то неэтичном, фру Скёйен. Я просто хочу обозначить наши общие интересы и предоставить вам право сделать то, что я считаю правильным.
— Я должна сделать то, что вы считаете правильным?
— Член городского совета подвергается прессингу. Еще до ужасных событий последних месяцев городской совет задался целью убрать Осло из списка худших героиновых городов Европы. Вы собирались снизить оборот наркотиков, снизить количество первичных наркоманов среди молодежи и, что тоже немаловажно, количество смертей от передозировки. В настоящее время до этих результатов вам как до Луны, или не так, фру Скёйен?
Она не ответила.
— В данных обстоятельствах необходим герой или героиня, которая наведет порядок снизу доверху.
Она медленно кивнула.
— Ей надо было бы начать с того, чтобы разобраться с бандами и лигами.
Исабелла фыркнула.
— Спасибо, но этот метод уже был опробован ранее во всех больших городах Европы. Новые банды вырастают на месте старых, как сорная трава. Там, где есть спрос, обязательно появятся новые предложения.
— Точно, — сказал он. — Именно как сорная трава. Я вижу у вас за окном клубничное поле, фру Скёйен. Вы используете покровные культуры?
— Да, клевер.
— Могу предложить вам покровную культуру, — произнес старик. — Клевер в футболке «Арсенала».
Она посмотрела на него. Я видел, как ее жадный мозг работает на полную катушку. Старикан казался довольным.
— Покровная культура, мой дорогой Густо, — сказал он, отхлебывая кофе из чашки, — это такой сорняк, который выращивают и позволяют ему беспрепятственно расти, чтобы помешать распространению других сорняков. Просто потому, что клевер более безобидная трава, чем другие. Понимаешь?
— Думаю, да, — ответил я. — Там, где сорняки вырастут в любом случае, разумно вырастить траву, которая не погубит клубнику.
— Вот именно. И, проводя некоторую аналогию, чистый Осло в видении члена городского совета — это клубника, а все банды, торгующие опасным героином и разводящие анархию на улицах Осло, — это сорняки. А мы со «скрипкой» — это покровная культура.
— И это значит? — сказала Исабелла.
— И это значит, что сначала надо выполоть все сорняки, которые не являются клевером. А потом надо оставить клевер в покое.
— Но чем же клевер лучше всего остального?
— Мы никого не убиваем. Мы действуем деликатно. Мы продаем товар, который практически не приводит к передозу. Имея монополию на клубничное поле, мы можем взвинтить цены так высоко, что потребителей станет меньше и меньше молодежи будет пробовать наш товар. Впрочем, следует признать, что наш общий доход от этого не уменьшится. Меньше потребителей, меньше продавцов, наркоманы больше не будут собираться в парках и на центральных улицах города. Короче говоря, Осло станет радовать глаз туристов, политиков и избирателей.
— Я не член городского совета.
— Пока нет, фру. Но ведь сорняки выпалывают не члены совета. Для этой работы у них имеются секретари, которые принимают маленькие ежедневные решения, в совокупности составляющие то, что будет сделано в реальности. Естественно, вы будете следовать принципам члена совета. Но именно вы будете поддерживать постоянную связь с полицией, которая обсуждает, например, вашу деятельность и мероприятия в Квадратуре. Конечно, вам придется больше внимания уделять освещению вашей роли в этом деле, но к этому, кажется, у вас имеется талант. Небольшое интервью о профилактике наркомании в Осло здесь, высказывание о смертях от передозировки там. Так что, когда успех станет фактом, пресса и коллеги по партии будут знать, чей мозг и чья рука руководили… — на его лице появилась усмешка варана с острова Комодо, — гордым победителем конкурса нашей ярмарки на самую большую клубнику года.
Все сидели молча. Муха оставила попытки вырваться на свободу, обнаружив на столе сахарницу.
— Этого разговора, естественно, никогда не было, — сказала Исабелла.
— Конечно не было.
— Мы даже никогда не встречались.
— Жаль, но это так, фру Скёйен.
— И как, по-вашему, должна происходить… прополка?
— Мы, естественно, можем кое-чем помочь. В нашем бизнесе существуют давние традиции доносительства ради устранения конкурентов, и мы снабдим вас необходимой информацией. Вы, разумеется, предложите члену городского совета внести предложение в полицейский совет, но вдобавок вам потребуется доверенное лицо в полиции. Возможно, им станет человек, которому тоже пойдет на пользу участие в этом успешном мероприятии. Человек… как бы это сказать?
— Амбициозный человек, который может быть прагматичным до тех пор, пока это приносит пользу городу? — Исабелла Скёйен подняла чашку кофе, как будто собираясь произнести тост. — Не перейти ли нам в гостиную?
Сергей лежал в кресле на спине, пока татуировщик молча изучал рисунки.
Когда в назначенное время Сергей пришел в маленький салон, татуировщик работал над громадным драконом на спине парня, который лежал в кресле, стиснув зубы, в то время как женщина, наверняка его мама, утешала его и все время спрашивала мастера, действительно ли татуировка должна быть такой большой. Когда татуировщик закончил, она заплатила и на выходе из салона поинтересовалась у своего сына, доволен ли он теперь, когда у него появилась татуировка круче, чем у Пребена и Кристоффера.
— Это лучше подойдет для спины, — сказал татуировщик, показывая на один из рисунков.
— Тупой, — тихо сказал Сергей по-русски.
— А?
— Все должно быть как на рисунке. Мне еще долго это повторять?
— Да-да. Но я не могу сделать все сегодня.
— Нужно все сегодня. Плачу вдвойне.
— То есть это срочно?
Сергей коротко кивнул. Андрей звонил ему каждый день, держал его в курсе событий. Поэтому когда он позвонил сегодня, Сергей оказался не готов. Не готов к тому, что сказал ему Андрей.
Что необходимое стало необходимостью.
И первой мыслью, пришедшей Сергею в голову после окончания разговора, было то, что назад дороги нет.
Он немедленно осадил себя: нет дороги назад? А кто собирается назад?
Может быть, он подумал так, потому что Андрей предупредил его. Рассказал, что полицейскому удалось разоружить заключенного, которому они заплатили за убийство Олега Фёуке. Правда, этот заключенный был норвежцем и раньше никогда никого не убивал с помощью ножа, но тем не менее понятно, что дальше не будет так же легко, не будет так же просто, как застрелить их продавца, мальчишку, ведь этот случай был самой настоящей казнью. Этого полицейского надо было выследить, подождать, пока он не окажется в подходящем месте, и напасть на него, когда он будет совершенно к этому не готов.
— Не хочу тебя обидеть, но твои старые татуировки — не слишком качественная работа. Линии нечеткие, чернила плохие. Может, лучше мы обновим их?
Сергей не ответил. Что этот парень знает о качественной работе? Линии были нечеткими, потому что в качестве иголки тюремный мастер использовал заостренную гитарную струну, прикрепленную к электробритве, а чернила были сделаны из расплавленной обувной подошвы, смешанной с мочой.
— Рисунок, — сказал Сергей, указывая на бумагу. — Сейчас.
— А ты уверен, что хочешь пистолет? Тебе решать, но мой опыт показывает, что людей отталкивают символы насилия. Просто предупреждаю.
Было совершенно очевидно, что парню ничего не известно о русских тюремных татуировках. Он не знал, что кот означает приговор за кражу, а церковь с двумя куполами — что человек был осужден дважды. Не знал, что ожог на груди появился на месте татуировки, которую Сергей сводил, привязывая к коже порошок магния. На ней был изображен женский половой орган. Эту наколку ему нанесли на зоне, когда он отбывал свой второй срок, члены грузинской банды «Черные сеятели», считавшие, что он должен им деньги за проигрыш в карты.
Татуировщик понятия не имел, что пистолет, рисунок которого он держал в руках, — пистолет Макарова — был оружием русской полиции и его изображение на татуировке свидетельствовало бы о том, что он, Сергей Иванов, убил полицейского.
Ничего такого он не знал, но это и не страшно. Подобное знание все равно не принесло бы ему пользы, ведь обычно он изображал бабочек, китайские иероглифы или красочных драконов на сытых норвежских подростках, которые полагали, что дюжина их татуировок служат определенными знаками.
— Ну что, тогда приступим? — спросил мастер.
Сергей помедлил минуту. Татуировщик был прав, это срочно. Сергей спросил себя, почему это настолько срочно, почему он не может подождать и сделать татуировку после смерти полицейского. И он дал себе тот ответ, какой хотел услышать: если его возьмут сразу после убийства и посадят в норвежскую тюрьму, где среди заключенных нет татуировщиков, как в России, то у него, черт возьми, будет хотя бы наколка, по меньшей мере она.
Но Сергей знал, что на этот вопрос существует и другой ответ.
Неужели он решил сделать татуировку до убийства потому, что в глубине души испытывает страх? Такой страх, что он не уверен, сумеет ли совершить задуманное? Что именно поэтому он решил сделать наколку уже сейчас, чтобы сжечь за собой все мосты, уничтожить возможность отступления, чтобы убийство стало необходимым? Ни один сибирский урка не станет ходить с татуировкой, которая говорит неправду, это ведь ясно. И он радовался, знал, что радуется, да и что это за мысли, откуда они вообще?
Он знал откуда.
Дилер. Мальчишка в футболке «Арсенала».
Он начал являться ему во сне.
— Начинай, — сказал Сергей.
