40

Кем бы ни был тот тип, которого мы встретили на Берже, именно он убил Гэбби. Я знала это по перчаткам. И вероятнее всего, этот человек — не Тэнгуэй.

— Кто же, черт возьми, ты такой? — спросила я вслух, и на фоне тишины, царившей в квартире, мой голос прозвучал хрипло и неузнаваемо.

Страх за Кэти достиг во мне накала. Она до сих пор не появилась.

Я позвонила домой Райану. Никто не ответил. Попыталась еще раз связаться с Бертраном. Он уже ушел с работы. Набрала номер отдела убийств. Длинные гудки.

Я выбежала во двор и огляделась по сторонам. Аллея у пиццерии была пуста. Полицейские больше не наблюдали за моим домом. Я осталась в этот вечер одна.

«Что предпринять? — подумала я, охваченная легкой паникой. — Ничего».

Уйти из дому я не могла, поскольку ждала Кэти. Я отчаянно верила, что дождусь ее.

Я взглянула на часы: десять минут восьмого. Все, что мне оставалось, так это вернуться в квартиру и вновь заняться анализом, засесть за изучение документов и фотографий. Мое убежище превратилось в тюрьму.

Переодевшись, я прошла на кухню. Сильно кружилась голова, но я не хотела принимать никаких лекарств. Мозг и без успокоительных пилюль был достаточно затуманен. С микробами я решила разделаться при помощи витамина С, поэтому достала из холодильника коробку апельсинового сока и принялась искать на ней язычок для открывания.

Проклятие! Где же он?

Больная, измотанная и перепуганная, я нетерпеливо схватила нож для резки мяса и проткнула им картон. Струя ярко-оранжевой жидкости выплеснулась на стол.

Несколько мгновений спустя я уже сидела на диване, закутанная в одеяло. На столике рядом стоял сок и лежали салфетки. Я теребила бровь, невероятными усилиями удерживая себя в руках.

Грейс Дама. Я опять открыла ее документы и вновь просмотрела названия мест, даты, имена, которые видела десятки раз. Монастырь Святого Бернара. Никос Дама. Отец Пуарие.

Я перечитала информацию, собранную Бертраном о Пуарие, напрягая отказывающийся работать мозг. Святой отец отошел от дел сразу после обнаружения на территории монастыря трупа Дама. Я еще раз пробежала глазами по отчету о первой беседе с ним, обращая внимание на все упомянутые имена, на даты.

Уборщик. Рой. Эмиль Рой. Я принялась искать отчет о его опросе, перерыла все бумаги в папке, но ничего не обнаружила. С ним непременно должны были поговорить. Я попыталась вспомнить, видела ли отчет когда-то раньше. Нет. Почему?

Некоторое время я сидела, глядя в пустоту, слыша только собственное дыхание. Я опять чувствовала, что у меня в подсознании сидит какая-то важная мысль, это ощущение походило на небольшую тяжесть в голове, предшествующую приступу мигрени. Я упускала из виду какую-то деталь, но какую именно, никак не могла понять.

Пуарие сказал, что Рой ухаживает за монастырем: следит за состоянием здания и леса, расчищает снег, чинит печь.

«Расчищает снег? — подумала я. — Это в восемьдесят-то лет? Хотя и такое случается. Джордж Бернс, например, с легкостью справлялся с подобными задачами».

Я перенеслась мыслями в недавнее прошлое. Вспомнила, что со мной творилось, когда, оставив в промокшем насквозь лесу кости Грейс Дама, я вернулась той ночью в машину.

Потом о своем сне с крысами. Питом. Головой Изабеллы Ганьон. Ее могилой. Священником. Что он сказал мне тогда? Что на территорию монастыря имеют право ступать только те, кто в нем работает.

Может, в этом и кроется разгадка? Может, именно пользуясь своими правами, убийца прошел и в монастырский лес, и в лесок у семинарии? Может, он служитель церкви?

Рой!

«Отличная догадка, Бреннан, — усмехнулась над собой я. — Восьмидесятилетний серийный убийца! Здорово!»

Где же Райан, черт побери! Дрожащими руками я взяла телефонную книгу и принялась искать номер Эмиля Роя. Человек с таким именем проживал в Сен-Ламбере.

— Oui, — ответил мне скрипучий голос.

Только осторожно. Без спешки.

— Мсье Эмиль Рой?

— Oui.

Я объяснила, кто я такая и зачем звоню. Он спросил, имею ли я право задавать ему вопросы подобного характера. Имею, мсье Рой. Я поинтересовалась, что входит в его обязанности по уходу за монастырем. Долгое время он молчал. Я слышала сопение — тяжелые вдохи и выдохи.

— Я хорошо справляюсь со своей работой и боюсь ее потерять.

— Понимаю. Вам кто-нибудь помогает?

Его дыхание резко затихло.

— Помощь мне требуется только иногда, но плачу я за нее из своей зарплаты.

Его голос превратился в жалобный вой.

— Кто вам помогает, мсье Рой?

— Внучатый племянник. Очень хороший мальчик. Снег расчищает в основном он. Я хотел рассказать об этом святому отцу, но…

— Как зовут вашего племянника?

— Лео. Только пообещайте, что не доставите ему проблем. Лео хороший мальчик.

Трубка в моей руке сделалась скользкой от пота.

— Фортье. Лео Фортье. Внук моей сестры.

Я вся дрожала. В голове будто стучали молотом по наковальне. Пробормотав необходимые при прощании слова вежливости, я положила трубку.

Спокойнее. Это может оказаться очередным невероятным совпадением. Если человек работает в мясном магазине и в то же время помогает родственнику расчищать снег, это еще не означает, что он — убийца.

Я взглянула на часы, вновь подняла телефонную трубку и набрала номер, твердя про себя: «Пожалуйста, окажись на месте!»

Мне ответили после четвертого гудка.

— Люси Дюмон.

Есть!

— Люси, какое счастье, что вы все еще на работе!

— Возникли кое-какие проблемы с программным файлом, вот я и задержалась. Уже собиралась уходить.

— Я нуждаюсь кое в какой информации, Люси. Это крайне важно. Вы единственная, кто в состоянии мне помочь.

— Я слушаю.

— Мне нужно раздобыть как можно больше сведений об одном человеке.

— Но уже поздно и…

— Послушайте, Люси, моя дочь в опасности. Умоляю вас, выполните мою просьбу!

Я даже не пыталась не выдать голосом своего безумного волнения.

— Хорошо, я попробую. Что именно вас интересует?

— Все.

— А какие данные об этом человеке у вас уже имеются?

— Только имя.

— Больше ничего?

— Нет.

— Как его зовут?

— Фортье. Лео Фортье.

— Я перезвоню. Где вы находитесь?

Я продиктовала ей номер своего телефона, положила трубку, поднялась с дивана и принялась ходить туда-сюда по квартире, сходя с ума от переживаний за Кэти.

Кто, кто этот психопат? Фортье? Почему он возненавидел меня? Потому что я мешаю ему? Зачем убил мою подругу? Чтобы выплеснуть ярость? Намеревается ли добраться и до меня? До моей дочери? Как он узнал, что она приезжает? Откуда взял нашу фотографию? Украл у Гэбби?

Холодный парализующий страх пробрался в самые глубины моей души. В голову лезли самые чудовищные мысли. Представлялись самые последние мгновения жизни Гэбби, что она могла переживать в эти предсмертные секунды. Телефонный звонок ворвался в мои думы как неожиданный взрыв.

— Да?

— Люси Дюмон.

— Да.

Мое сердце заколотилось так громко, что она, наверное, могла слышать этот стук.

— Вы имеете хоть малейшее представление о возрасте вашего Лео Фортье?

— Гм… Тридцать… Сорок лет…

— Я нашла данные о двух Лео Фортье. Один родился девятого февраля шестьдесят второго года, значит сейчас ему тридцать два, второй — двадцать первого апреля в шестнадцатом году.

— Тридцать два! — выпалила я.

— Я так и подумала. Об этом человеке мне многое удалось выяснить. Уголовных преступлений он не совершал, но с юных лет привлекался к ответственности за разные мелочи.

— Например?

— В тринадцать лет подсматривал за женщинами. — (Я слышала, как она стучит пальцами по клавишам.) — Обвинялся в вандализме, не появлялся на работе. Когда ему было пятнадцать, похитил какую-то девочку и продержал ее у себя восемнадцать часов. Серьезных обвинений нет. Вам все это интересно?

— Давайте посмотрим на более поздние даты.

Кликанье мышкой. Еще. Я представляла устремленный сквозь огромные очки в монитор взгляд Люси.

— В последний раз был арестован в восемьдесят восьмом году за нападение на человека с такой же фамилией, как у него, — должно быть, на родственника. Шесть месяцев лечился в «Пинеле».

— А когда выписался?

— Хотите узнать точную дату?

— Да.

— Насколько я понимаю, двенадцатого ноября восемьдесят восьмого года.

Констанция Питр умерла в декабре восемьдесят восьмого. Мне показалось, что в комнате стало невыносимо жарко. Одежда прилипла к вспотевшему телу.

— А имя психиатра, наблюдавшего его в «Пинеле», в базе указано?

— Указано имя некоего доктора Лаперриера, но психиатр он или нет — не знаю.

— Его телефон вы можете мне дать?

Люси продиктовала номер.

— Где Фортье находится в данный момент?

— После восемьдесят восьмого года его больше ни разу не привлекали к ответственности. Здесь есть его старый адрес. Он вам нужен?

— Да.

Набирая номер и ожидая, что мне ответят с северной окраины острова Монреаль, я едва удерживала слезы.

«Успокойся, Бреннан, — твердил мне внутренний голос. — Лучше подумай, что сейчас скажешь».

— Больница «Пинель», — ответил женский голос.

— Могу я поговорить с доктором Лаперриером?

Я страстно надеялась, что этот человек все еще работает в «Пинеле».

— Одну минуту, пожалуйста.

Да! Он все еще там!

Некоторое время я ждала, потом тот же самый женский голос спросил, как меня представить. Я назвала свое имя.

Прошла еще минута.

— Доктор Лаперриер слушает, — послышалось наконец.

Оказалось, это не мужчина, а женщина. Она явно была сильно уставшей.

— Здравствуйте. Я доктор Темперанция Бреннан, — произнесла я, стараясь не выдавать голосом своего кошмарного состояния. — Судебный антрополог из «Лаборатуар де медисин легаль». Я принимаю участие в расследовании ряда убийств, совершенных в Монреале и его окрестностях. У нас есть все основания предполагать, что к ним причастен один из ваших бывших пациентов.

— Да, — ответила Лаперриер утомленно.

Я объяснила, о чем идет речь, и попросила рассказать, что собой представляет Фортье.

— Доктор… Бреннан? Я правильно запомнила вашу фамилию?

— Да.

— Доктор Бреннан, видите ли, я не имею права предоставлять информацию о своих клиентах кому бы то ни было, если мне не предъявляют соответствующего документа. Я обязана соблюдать правила сохранения конфиденциальности.

«Спокойно. Ты знала, что она ответит именно так».

— Конечно. Вы непременно получите требуемый документ, но позднее. Сложилась критическая ситуация, доктор Лаперриер. Нам срочно нужна ваша помощь. Женщины умирают одна за другой. Их жестоко убивают и расчленяют. Человек, который этим занимается, способен на что угодно. Судя по всему, он наделен довольно острым умом и питает огромную ненависть к женщинам. Мы полагаем, что очень скоро ему потребуется очередная разрядка. — Я сглотнула, смачивая пересохшее от волнения больное горло. — Один из наших подозреваемых — Лео Фортье. Я должна знать, считаете ли вы этого человека способным на проявление подобной жестокости. Если вы ответите мне сейчас, то нам, возможно, удастся предотвратить смерть очередной женщины.

Теперь я чувствовала себя так, будто обернулась еще одним одеялом — одеялом ледяного спокойствия.

— Но я не могу…

Одеяло тут же как будто разорвалось в самом центре.

— У меня есть дочь, доктор Лаперриер. А у вас?

— Что?

— Шанталь Тротье было всего шестнадцать лет. Он избил ее до смерти, расчленил и бросил, упаковав в полиэтиленовые пакеты.

— О боже!

Хотя я никогда в жизни не видела эту докторшу, сейчас почему-то очень ясно представила ее. Среднего возраста, с отпечатком глубокого разочарования на лице. Она работала в системе, которая очень быстро убивает в человеке веру в светлое, — в системе, сосредоточенной на самом отвратительном, что только присуще человеческому обществу. Подростки с безжизненными взглядами и перерезанными венами. Дети с ожогами от сигаретных окурков. Человеческие зародыши в наполненных кровью унитазах. Заморенные голодом старики в собственных испражнениях. Женщины с избитыми лицами и молящими глазами. Когда-то этой докторше казалось, что именно она избавит мир от подобной мерзости. Теперь она уверена, что мерзость неискоренима.

Странно, но мои слова все же проникли в ее сердце. Почему? Не знаю.

— Лео Фортье был помещен в больницу на шесть месяцев в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Меня назначили его наблюдающим психиатром.

— Вы его помните?

— Да.

Я ждала затаив дыхание. Из трубки послышалось два щелчка — Лаперриер открыла и закрыла зажигалку. И тяжело вздохнула.

— Фортье поступил в больницу, после того как избил собственную бабушку настольной лампой. Ей пришлось наложить около сотни швов. Она сама попросила не заводить на внука уголовного дела. По истечении срока принудительного лечения я настоятельно порекомендовала Фортье продолжить курс. Он отказался. — Она на несколько мгновений замолчала, по-видимому, чтобы подобрать верные слова. — Мать Лео Фортье умерла у него на глазах. Бабушка тоже при этом присутствовала. Именно она своим неверным воспитанием вселила в него чрезвычайно негативное представление о самом себе, что в конечном счете вылилось в его неспособность быть полноценным членом общества. Бабушка очень часто наказывала Лео, но всегда ограждала его от последствий того, что он вытворял вне дома. К подростковому возрасту его психика серьезно нарушилась, и в нем возникла непомерная жажда власти. Эта жажда власти, подавляемые любовь и ненависть к бабушке, а также социальная изоляция привели к тому, что он все чаще и чаще стал переноситься в мир собственных фантазий. Этот человек так и не созрел ни эмоционально, ни социально.

— Вы полагаете, он способен на убийство? — спросила я на удивление спокойно.

Внутри у меня от страха за Кэти все горело.

— В тот период, когда я работала с Лео, его фантазии были повторяющимися и чрезвычайно негативными. Большинство из них состояли из сцен проявления сексуальной жестокости. — Она еще раз тяжело вздохнула. — Лео Фортье — очень опасный человек.

— Вам известно, где он сейчас живет?

На сей раз мой голос дрогнул.

— С тех пор как его выписали, я о нем ничего больше не слышала.

Я уже хотела было попрощаться, но мне в голову пришел еще один вопрос:

— От чего умерла его мать?

— Какой-то подпольный акушер помогал ей избавиться от нежеланного ребенка.

Когда я положила трубку, мысли закружили в голове с небывалой скоростью. Теперь я знала имя этого человека, знала, что он работал когда-то с Грейс Дама, знала, что его следовало опасаться.

И?..

Услышав приглушенный грохот где-то вдалеке, я заметила, что свет в комнате окрасился в какие-то фиолетовые тона, встала с дивана, пошла к дверям со стеклами и выглянула во внутренний дворик. Над городом собирались свинцовые тучи, поднимался ветер, пахло приближающимся дождем.

Ни с того ни с сего мне вдруг вспомнилось дело Нелли Адамс — одно из моих первых дел. Об исчезновении этой пятилетней девочки сообщили в тот же день в выпуске вечерних новостей. Была сильная гроза. Я смотрела телевизор, лежа в теплой постели, и представляла себе, как безумно напуган потерявшийся ребенок. Шесть недель спустя я опознала пропавшую девочку по черепу и нескольким фрагментам ребер.

«Пожалуйста, Кэти! — орало мое сердце. — Пожалуйста, приди ко мне».

Небо пронзила ломаная стрела молнии. Я закрыла двери на замок, вернулась к дивану, нащупала выключатель и нажала кнопку. Люстра не загорелась. Я осторожно, вдоль стены, прошла на кухню и попробовала включить свет, но он не зажегся. Не помня себя от страха, я пробралась через стремительно погружавшуюся во мрак квартиру в свою спальню. Цифр на электронных часах не было.

Я замерла на месте, пытаясь объяснить себе отсутствие электричества. Может, все дело в грозе?

Я осознала, что в квартире необычно тихо, и закрыла глаза, прислушиваясь. Электроприборы не работали. За окнами выл ветер. Мое сердце колотилось оглушительно громко. Я уловила какой-то странный приглушенный щелчок и вдруг вспомнила, что давно не видела Верди.

Где он? В комнате для гостей?

Я подскочила к окну и выглянула на улицу. Вечернюю полутьму уже озаряли десятки огней. В домах в Мезонневе свет был. Я выбежала в гостиную и приникла к стеклу в дверях, ведущих во внутренний дворик. Из окон моих соседей тоже лился свет. Только в моей квартире электричество было отключено.

Сигнализация! — вспомнила я. Когда я открывала эти двери, сигнализация уже не работала. Я не слышала гудка.

Я рванула к телефону и схватила трубку. Тишина.