Глава 2
Просыпаюсь с криком, неожиданно, будто и не спал. Кажется, что человек без лица все еще здесь, приближается ко мне. Нет, его я не вижу, комната пуста.
— Опа, — раздается женский голос, заставляя меня снова закричать. — Как дела?
— Кто там?
Ориентируюсь плохо, подаюсь вперед в поисках говорящего. Прочные кожаные ремни сковывают руки и заставляют упасть.
— Спокойно, — снова доносится ее голос. Уж не Люси ли это? — Ну-ну, тихо. Вам что, кошмар приснился? — Она делает шаг и оказывается в поле зрения.
Это не Люси. Незнакомка молода, приблизительно того же возраста, вот и все сходство. Такой жакет Люси ни за что бы не надела.
— Меня зовут Келли Фишер, я репортер из «Сан». Не хотела вас напугать.
— Что вам нужно?
Медленно сосредоточиваюсь. Мозг словно бы только сейчас начинает просыпаться.
Осторожно проверяю ремни: ноги связаны так же плотно, как и руки, — свобода движения всего лишь несколько дюймов. Темный глаз выключенного телевизора угрожающе нависает над кроватью.
— Я пишу статью о Хоккеисте, — говорит женщина. — Мне стало известно, что вы, возможно, что-то о нем знаете. Вот и я подумала: может, ответите на мои вопросы.
Откуда ей известно, кто я? Откуда ей вообще что-то обо мне известно? Разглядываю журналистку в поисках подсказки. Для начала у нее есть лицо. И большая сумка. Неужели она из них? Или работает на безликих?
Прищуриваюсь:
— Как вы меня нашли?
— Одна из медсестер — моя подруга. Если подворачивается серьезная тема, она всегда сообщает.
— Это я — серьезная тема?
— Вы находитесь под следствием в связи с убийствами Хоккеиста, — выдает Фишер.
— Отлично! — Я всплескиваю руками. Вернее, пытаюсь это сделать, но ремни не позволяют. Закрываю глаза и тихонько рычу. — Мне нужно выбраться отсюда.
— Вы не подозреваемый, — успокаивает она. — По крайней мере, пока. Будь вы подозреваемым, то я бы нарушила закон, придя сюда. На самом деле… — Фишер бросает испуганный взгляд на дверь.
— Вы не должны быть здесь! — осеняет меня: неуверенность журналистки слишком очевидна.
— Я могу вам помочь, — торопливо произносит репортерша. — Дайте мне две минуты, и я попытаюсь освободить вас из клиники Пауэлла. У меня не очень много возможностей, но…
— Из Пауэлла? — Глаза невольно широко раскрываются. — Меня опять отправляют в Пауэлл?
— Вы не знали? — Фишер снова кидает взгляд на дверь. — Кто-то идет. Ничего не говорите, умоляю!
Женщина забегает в ванную, но даже не успевает закрыться, как входит санитар. Громила по имени Фрэнк.
— Кажется, я слышал крик, — говорит он. Смотрит на стену за мной. — Хорошо поспал? — Рука у него забинтована, чего прежде не было. Фрэнк перехватывает мой взгляд и вскидывает брови. Из голоса исчезает дружелюбие. — Хочешь повторить? Смотри, укусишь еще раз — пожалеешь.
— Я вас укусил? — Подробности схватки окутаны туманом, но помню, что лягнул кого-то. — Во время… когда все набросились на меня?
— Когда ты пытался бежать, — уточняет санитар. — Ты укусил меня и сломал нос доктору Сардинье.
— Я не хотел.
— Вы, ребята, никогда этого не хотите.
— Мы, ребята, — это кто?
— Душевнобольные, разумеется, — изрекает Фрэнк. — То есть психи, но от меня требуют, чтобы я в лицо психам говорил «душевнобольные». Так вам якобы лучше.
— Не действует.
— Знаю. — Он наклоняется и опирается локтями на боковину кровати. — Слушай, через несколько часов тебя увезут, и я не хочу, чтобы за это время тут что-нибудь случилось. Давай заключим перемирие.
— Я не псих.
— Ты прекращаешь орать, — он не слушает, — и все остальное, чем ты занимался. А я оставлю тебя в покое.
— Вы не вправе допустить, чтобы меня забрали отсюда.
— Я не допускаю, а помогаю. Делаю все возможное, чтобы это ускорить.
— Но я не сумасшедший! — невольно перехожу на крик. — У меня случаются депрессии и тревожные состояния, но за это не запирают в психушку.
— Тебя уже повысили до шизофреника, — сообщает Фрэнк. — Скажи спасибо злобноликим монстрам из своих видений. Или как ты их называешь, не помню. Через два часа это уже будет не моя проблема.
Потрясенный, падаю на подушку. То, что мне доводилось слышать про шизофрению, совсем не радует: этот диагноз равносилен смертному приговору.
Бросаю взгляд на дверь ванной. Если Фрэнк не желает помочь, то, может, репортерша окажется полезна.
— Все будет тихо. Я не беспокою вас, вы не трогаете меня.
Он останавливается:
— Ваш брат обычно так просто не сдается. Что ты задумал?
— Злобноликие монстры перережут эти ремни и унесут меня в своем волшебном летающем автомобиле. — Свое обещание я сопровождаю уверенным кивком.
Фрэнк смотрит несколько мгновений, потом, покачав головой, поворачивается к двери:
— Не знаю, зачем я вообще с такими, как ты, разговариваю. — Он останавливается у порога и в последний раз оглядывается на меня. — Никакого шума, никаких выходок, и через два часа мы расстанемся и больше никогда друг друга не увидим.
Киваю. Санитар закрывает дверь и уходит.
Женщина выглядывает из ванной:
— Похоже, он настоящий подонок.
— Вы сказали, что поможете мне. — Я киваю на ремни. — Справитесь с ними?
— Не так быстро! — восклицает она, входя в комнату. — Не стоит сразу заплывать за буйки.
— Вы не понимаете, — пытаюсь объяснить я. — Этой больницей, как и клиникой в Пауэлле, руководят… — И мы возвращаемся к старой проблеме: если я говорю кому-то правду, ее принимают за чистой воды бред. Это самая хитрая часть Плана безликих — они так хорошо прячутся от мира, что никто и поверить не может в их существование. — Мне нужно убраться отсюда.
— Позвольте сначала задать несколько вопросов, а потом я посмотрю, что можно сделать с ремнями. Договорились?
— Обещаете?
— Не могу обещать, что выведу вас отсюда, но обещаю попробовать. Вы просите меня нарушить закон. Сначала для этого нужно заслужить мое доверие.
Смотрю на дверь в коридор, потом на телевизор.
— Договорились. Только давайте быстрее.
— Отлично. — Она улыбается, открывает сумочку и вытаскивает маленький черный аппарат.
Я, насколько это в моих силах, подаюсь назад и трясу головой:
— Уберите.
— Это мой цифровой диктофон, — объясняет репортерша. — Для записи интервью.
— Нет! — произношу еще тверже, максимально вдавливаясь в подушки. — Унесите его в коридор или ванную. Здесь он не может находиться.
Она смотрит на диктофон, потом на меня, пожимает плечами и идет в ванную.
— Я его оставлю в раковине. Устроит?
— Да. — Набираю полные легкие воздуха, чтобы успокоиться. Это всего лишь диктофон — он вообще не посылает никаких сигналов. — Если у вас есть сотовый, и его оставьте там.
— Хорошо, — соглашается она и возвращается с авторучкой и блокнотом. — Давайте начнем. Здешние врачи подозревают, что вы свидетель преступления, которое связывают с Хоккеистом. Можете описать, что именно вы видели?
— Ровным счетом ничего.
Фишер хмурится:
— Но они утверждают, будто вы говорили об этом.
— Речь шла… кое о чем ином, — возражаю я. Нельзя рассказывать о безликих. Нужно, чтобы она мне поверила, а не сочла психом. — Возможно, я и видел что-то, но места преступления не помню. И никаких тел или чего-то в этом роде.
— Хорошо, — произносит она медленно, постукивая ручкой по блокноту. — Если не помните места преступления, то, может, что-то другое? Врачи уверены: вы что-то видели. Иначе не было бы звонка в полицию.
— Они звонили в полицию?
— Отправили туда сообщение. Мой источник отследил этот звонок — так я обо всем и узнала. Давайте попытаемся сообразить, что здесь к чему. Насколько я понимаю, вы потеряли память?
— Исчезли последние две недели, — говорю, кивая. — Я вроде как упал с высоты.
— Вас столкнули?
— Не помню.
— И где вы были?
— Не помню.
— Вы не очень-то расположены к откровенности.
— Помню нечто вроде… необитаемого города. Улицы, дома́, и никого нет. Это как скелет, с которого содрали мясо.
Она записывает скорописью.
— Впечатляет. Но это только начало. Вы помните, кто был с вами?
— По-моему, со мной никого не было. Разве что Люси. Определенно Люси, потому что не могу представить, как выхожу куда-то без нее. — Внимательно смотрю на Фишер. — Мы собирались убежать, добраться до какого-нибудь городка, может, даже спрятаться на ферме. Но врачи не нашли Люси, и я не знаю, где она. — В голову впервые приходит мысль, что с ней могла случиться беда, и желудок завязывается в узел. — Вы должны ее найти. Люси Бриггс.
— Ваша подружка?
Киваю.
— Не знаю номера ее телефона, но она работает в греческом ресторане на Гранд-авеню. Боюсь, как бы с ней чего не случилось.
— Я ее найду. Кто еще?
— Больше на ум никто не приходит.
— Вы в последнее время имели контакты с кем-нибудь из адептов секты «Дети Земли»?
Сердце останавливается, мир замирает. Настороженно вглядываюсь в нее:
— А что вам известно?
Журналистка смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
— Что-то не так?
— Почему вы спрашиваете про «Детей Земли»?
Она делает пометку в блокноте.
— А что, нельзя?
— Что вы обо мне знаете? Что тут вообще происходит?
— Я… — Келли явно в смятении. Она подыскивает нужные слова и напряженно хмурится. — Ничего я не знаю. А вы что, член этой организации?
— «Дети Земли» — культ, практикующий убийства, — объясняю я. — Они похитили мою мать, когда она была беременна, а после моего рождения убили. Ни за что не стал бы с ними сотрудничать. Скорее, уничтожил бы всех.
Фишер бледнеет:
— Вы этого не говорили.
— Какое отношение «Дети Земли» имеют к маньяку-убийце?
Она вздыхает:
— Почти все жертвы оказались адептами культа.
У меня вырывается ругательство.
— Кто-то убивает «Детей Земли» и уродует их лица, — добавляет она. — Кто-то, ненавидящий их так же, как вы.
— Значит, подозревают меня, — констатирую я, внимательно глядя на нее. — А вы говорили, что это не так.
— Очевидно, я ошибалась. — Она щелкает ручкой и роняет ее в сумочку, закрывает блокнот и отправляет его туда же. — У меня могут быть крупные неприятности из-за того, что я тут.
— Вы не можете уйти, — быстро говорю я. — Не можете оставить меня с ними.
— Майкл, послушайте… — Фишер встает, бросает взгляд на дверь, потом подходит ко мне и тихо произносит: — Я обещала, что помогу вам выбраться отсюда, и я сдержу слово… Если вы действительно невиновны, как утверждаете, я сделаю все, чтобы вызволить вас. Но пока будьте осторожны, ясно? И никому не говорите, что я приходила. Постараюсь посетить вас в Пауэлле, как только мне позволят, но, пожалуйста, сохраните этот визит в тайне. Договорились?
— Обещаете прийти?
— Сделаю все, что в моих силах, но, если расскажете кому-нибудь о нашей встрече, не останется никаких шансов.
— Я никому не скажу.
— Спасибо. — Она подходит к двери, прислушивается, распахивает ее и выскальзывает из палаты.
Лежу в абсолютной тишине и вглядываюсь в черный экран телевизора. Он вглядывается в меня. Из коридора доносится голос, громкий и знакомый. Я в тревоге смотрю на дверь.
Появляется моя последняя надежда — доктор Ванек.
