44
Шиффер толкнул плечом дверь комиссариата.
Взгляды всех присутствующих обратились на промокшего до костей старого сыщика. Он не отводил глаз, наслаждаясь изумлением на их лицах. Две группы полицейских в клеенчатых плащах готовились отправиться на дежурство. Лейтенанты в кожаных куртках надевали красные повязки. "Большие маневры" начались.
На стойке дежурного Шиффер заметил стопку листков с фотороботом и подумал о Поле Нерто, который наверняка с ног сбивается от усталости, не зная, что он всего лишь пешка в чьей-то игре. Его снова охватила ярость.
Не говоря никому ни слова, Шиффер взбежал на второй этаж и направился прямиком к третьей по коридору двери из клееной фанеры.
Бованье не изменился. Накачанный, в черной коже и высоких кроссовках "Найк". Полицейский страдал странной болезнью, все чаще поражающей легавых: он "молодился". Мужику скоро пятьдесят, а он все еще играет в вольного рэппера.
Бованье надевал кобуру – он тоже заступал на вахту.
– Шиффер?! – Капитан едва не подавился от изумления. – Какого черта ты здесь делаешь?
– Как дела, говнюк?
Не дав капитану времени на ответ, Шиффер схватил его за отвороты куртки и прижал к стене. На помощь товарищу уже бежали другие полицейские. Бованье махнул рукой над головой старого сыщика, успокаивая коллег:
– Все в порядке, ребята! Это друг!
Шиффер прошептал, приблизив губы вплотную к лицу Бованье:
– Зема Гокальп. Тринадцатого ноября. Бани Гурдилека.
Зрачки капитана расширились, губы задрожали. Шиффер ударил его головой о перегородку. К ним снова кинулись, схватили его за плечи, но капитан отмахнулся, пытаясь рассмеяться:
– Он свой, говорю вам! Все нормально!
Шиффера отпустили. За его спиной раздались шаги, и дверь медленно закрылась. Шиффер ослабил хватку и спросил чуть спокойнее:
– Что ты сделал с этой свидетельницей? Как она исчезла?
– Мужик, все было не так. Я никого никуда не девал...
Шиффер отступил на несколько шагов, чтобы лучше видеть лицо Бованье. Оно было странно тонким, почти нежным. Очень темные волосы. Очень голубые глаза. У Шиффера в молодости была невеста – ирландка – "Black Irish", так он ее называл, так вот, Бованье напоминал ему эту девушку.
Полицейский-рэппер носил бейсболку козырьком назад – хотел выглядеть крутым.
Шиффер схватил стул и силой усадил на него Бованье.
– Я слушаю. Мне нужны все детали.
Бованье хотел улыбнуться, но попытка вышла жалкая.
– В ту ночь патрульная машина наткнулась на "БМВ". Какие-то люди выходили из бань "Голубые ворота" и...
– Все это мне известно. Когда тебя задействовали?
– Через полчаса. Мне позвонили ребята, и я приехал к Гурдилеку. С экспертами.
– Ты нашел девушку?
– Нет. Они. Она была насквозь мокрая. Ты ведь знаешь, что там за работа. Это просто...
– Опиши ее мне.
– Маленькая. Брюнетка. Худая как смерть. Стучала зубами, никак остановиться не могла. Бормотала бог знает что. По-турецки.
– Она рассказала, что видела?
– Да что ты! Она не понимала ни где она, ни кто мы. Курочка находилась в том еще шоке!
Бованье не врал: его голос звучал правдиво. Шиффер расхаживал из угла в угол, не сводя с него глаз.
– Как по-твоему, что произошло в банях?
– Не знаю. Может, рэкет. Кто-то заявился наказать за недоимку...
– Кого, Гурдилека? Да кто бы осмелился?
Капитан поправил воротник кожаной куртки, как будто она натирала ему шею.
– С турками никогда не знаешь, чего ждать. Может, в квартале новый клан появился. Или это курды. Черт, это их бизнес, парень. Гурдилек даже жалобу не стал подавать. Так, протокол составили, и все.
Шиффер сделал новое потрясающее открытие. Итак, хозяин "Голубых ворот" не сообщил ни о похищении Зейнеп, ни о Серых Волках. И Бованье искренне верил в свою версию о рэкете. Никто не связал налет на бани с найденным два дня спустя первым трупом.
– Как ты поступил с Земой Гокальп?
– В участке мы дали ей одежду и одеяла. Ее трясло, как в лихорадке. Нашли паспорт, зашитый в юбку. Ни визы, ничего. Клиентка Службы иммиграции. Я отправил им отчет по факсу. И в штаб, на площади Бово, тоже отправил – чтобы прикрыть задницу. Оставалось только ждать.
– И что же?
Бованье вздохнул, почесал пальцем под воротником.
– Она все тряслась и тряслась. Как безумная. Зубы клацали, не могла даже глоток воды сделать. В пять утра я решил отвезти ее в Святую Анну.
– Почему ты, а не дежурные?
– Эти придурки хотели надеть на нее смирительную рубашку. И потом... Не знаю... В этой девушке было что-то... Я заполнил протокол по форме "32 13" и отправил ее.
Последние слова Бованье произнес почти шепотом. Он не переставая скреб затылок. Шиффер заметил на его лице угри. "Токсикоман", – подумал он.
– На следующий день, утром, я позвонил, куда следует, и направил инспекторов в Святую Анну. В полдень они перезвонили и сообщили, что не нашли девушку.
– Она смылась?
– Нет. В десять утра ее забрали полицейские.
– Какие полицейские?
– Ты не поверишь.
– Давай выкладывай.
– Дежурный врач сказал, что это были люди из Управления по борьбе с терроризмом. Я сам все проверил: они предъявили ордер, все честь по чести.
Шиффер и мечтать не мог, что его "возвращение в лоно семьи" будет обставлено с такой помпой. Он присел на край стола. Каждое его движение сопровождалось волной мятного аромата.
– Ты с ними связался?
– Пытался. Но эти парни говорить не захотели. Как я понял, мой отчет передали на площадь Бово, и Шарлье распорядился.
– Филипп Шарлье?
Капитан кивнул. Вся эта история, похоже, совершенно его ошарашила. Шарлье был одним из пяти комиссаров антитеррористического подразделения. Честолюбивый полицейский, которого Шиффер знал в 1977 году, он тогда недолго работал в подразделении по борьбе с мафией. Законченный негодяй. Не такой хитрый, как он сам, но не менее жестокий.
– И что потом?
– А ничего. Больше со мной никто не связывался.
– Не смеши меня!
Бованье колебался. На лбу у него выступил пот, он не поднимал глаз.
– Ладно, на следующий день мне позвонил лично Шарлье. Задал кучу вопросов об этом деле. Где нашли турчанку, при каких обстоятельствах и все такое прочее.
– И что ты ему сказал?
– То, что знал.
"То есть ничего, дурачок", – подумал Шиффер. Полицейский в бейсболке завершил свой рассказ:
– Шарлье предупредил, что сам передаст дело в суд и все согласует со службой иммиграционного контроля. И дал понять, что в моих интересах помалкивать.
– Где твой отчет?
Бованье улыбнулся.
– Они изъяли его в тот же день. Они всё уничтожили, даже запись переговоров на полицейской волне, убрали свидетеля – как не было!
– Зачем?
– Почем мне знать? Эта девушка ничего бы им не сказала, она была совершенно чокнутая.
– А ты почему промолчал? Бованье понизил голос:
– У Шарлье на меня компромат. Старая история.
Шиффер дал ему дружеского тумака и встал. Он ходил по комнате и переваривал информацию. Каким бы невероятным это ни казалось, похищение Земы Гокальп полицейскими не имело никакого отношения к серии убийств, совершенных Серыми Волками, что нисколько не умаляло важности ее как свидетеля в расследовании. Он должен найти Зему Гокальп, потому что она что-то видела.
– Ты возвращаешься в строй? – рискнул спросить Бованье.
Шиффер одернул мокрый плащ – ответом он Бованье не удостоил. Заметив на столе фоторобот, составленный Нерто, схватил его небрежным жестом охотника за беглыми преступниками и спросил:
– Помнишь имя врача, принимавшего Зему в Святой Анне?
– Еще бы. Мне ли его не помнить. Он однажды выручил меня рецептом...
Шиффер не слушал, он снова разглядывал фоторобот. Это виртуальное лицо было умело скомпоновано на компьютере из трех лиц реальных женщин – мертвых женщин. Черты широкие и мягкие, пушистые рыжие волосы. В памяти всплыли строки из турецкой поэмы:
У падишаха дочь была,
Подобная лицом Луне четырнадцатидневной...
Бованье спросил:
– История в "Голубых воротах" как-то связана с этой теткой?
Шиффер забрал фоторобот, перевернул бейсболку полицейского козырьком вперед.
– Если кто-то начнет задавать вопросы, надеюсь, ты не забудешь нам сообщить, дружок.
