35
Вторая жертва – Руйя Беркеш – работала не в мастерской, а у себя дома, по адресу улица Энгиен, 58. Она шила на руках подкладки для шуб, которые потом сдавала меховщику по имени Гозар Гальман (склад находился на улице Сен-Сесиль, 77, выходящей к предместью Пуассоньер). Они могли бы начать с квартиры, но Шиффер был давно знаком с нанимателем и предпочел отправиться в мастерскую.
Поль молча вел машину, наслаждаясь возвращением в мир нормальных людей, но радовался он недолго: улицы Фобур-Сен-Дени и Фобур-Сен-Мартен остались позади, ткани и фурнитура в витринах лавочек сменились томными складками мехов и кожами.
Поль повернул направо, и они оказались на улице Сен-Сесиль.
У дома 77 Шиффер сделал ему знак остановиться.
Поль предполагал увидеть жуткую клоаку, забитую кожами и окровавленными шкурами, провонявшую бойней, но, войдя, они попали в маленький засаженный цветами дворик, умытый утренней росой. В глубине стояло нужное им здание, и только забранные решетками окна фасада выдавали в нем промышленный склад.
– Предупреждаю, – бросил Шиффер, переступая порог, – Гозар Гальман поклоняется идолу. Это Тансу Чиллер.
– Кто такой Циллер? Футболист?
Сыщик хмыкнул. Они поднимались по длинной деревянной лестнице.
– Тансу Чиллер – бывший премьер-министр Турции. Факультет международного права Гарварда. Министерство иностранных дел. Глава правительства. Блестящая карьера.
Поль недоуменно пожал плечами:
– Классическая карьера политического деятеля.
– Бесспорно, если не считать того, что Тансу Чиллер – женщина.
Они прошли площадку второго этажа, просторную и темную, как часовня. Поль заметил:
– В Турции, наверное, мужчины часто берут за образец для подражания женщин...
Шиффер захохотал.
– Знаешь, не будь ты реальным человеком, тебя следовало бы выдумать. Гозар – тоже женщина! Она – "тейзе", "тетушка", "крестная" – в широком смысле этого слова. Тейзе заботится о своих братьях, племянниках, кузенах и тех, кто на нее работает, улаживает их дела. Посылает маляров подлатать стены их лачуг. Отправляет посылки семьям на родину, продлевает документы, "подмазывает"
легавых, чтобы не досаждали. Она "плантаторша" но добрая.
Третий этаж. Склад представлял собой огромный зал с серым паркетным полом, усыпанным кусками пенопласта и папиросной бумагой. В центре из досок, положенных на козлы, были устроены прилавки, заваленные коробками, пластиковыми корзинами, розовыми миткалевыми мешками с надписью "ТАТИ" и чехлами для готовой одежды...
Мужчины вытаскивали пальто, куртки, блузоны и накидки, щупали, разглаживали, проверяли качество подкладки и развешивали на плечики. Стоявшие напротив них смуглолицые женщины в платках и длинных юбках обреченно ждали приговора.
Над залом нависала застекленная антресоль, задернутая белой шторой: идеальный командный пункт для наблюдения за работой подданных. Шиффер без малейших колебаний, ни с кем не здороваясь, начал взбираться по крутым ступенькам на площадку, держась за перила.
Комната в мансарде была чуть меньше нижнего зала и выходила окнами на черепично-цинковый пейзаж парижских крыш, перед дверью был разбит настоящий сад из комнатных растений.
Несмотря на внушительные размеры, забитая мебелью и безделушками студия напоминала скорее будуар начала века. Поль шагнул внутрь и разглядел первые детали. Вышитые скатерти и салфетки были повсюду: на компьютере, музыкальном центре, телевизоре, под фотографиями в рамочках, стеклянными безделушками и огромными фарфоровыми куклами в пышных кружевных платьях. На стенах висели рекламные постеры, воспевающие красоты Стамбула. Маленькие яркие килимы на перегородках заменяли шторы. Национальные флажки из бумаги и почтовые открытки, прикнопленные к несущим деревянным колоннам, дополняли картину.
Письменный стол из массива дуба с кожаным бюваром стоял у правой стены, а в центре, на огромном ковре, располагался крытый зеленым бархатом диван. В комнате никого не было.
Шиффер направился к дверному проему, закрытому жемчужной шторой, и позвал непривычно нежным голосом:
– Драгоценная принцесса, это я, Шиффер. Так что красоту можешь не наводить.
Ответа не последовало. Поль сделал еще несколько шагов по комнате и вгляделся в фотографии. На каждом снимке хорошенькая рыжеволосая женщина с короткой стрижкой улыбалась знаменитым президентам – Биллу Клинтону, Борису Ельцину, Франсуа Миттерану. Наверняка та самая знаменитая Тансу Чиллер...
В этот момент полог из бусин раздвинулся, и Поль повернул голову: на пороге стояла женщина с фотографий – вполне реальная, только более массивная.
Гозар Гальман намеренно подчеркивала сходство с премьер-министром – без сомнения, желая еще больше укрепить свою власть. Черные брюки и туника, оттененные несколькими драгоценностями, подчеркивали нарочитую строгость стиля. Ее движения и походка окончательно дополняли высокомерный образ деловой женщины. Весь этот антураж словно ограждал ее невидимой чертой от остального мира. Посыл был ясным и недвусмысленным: никакого кокетства, обольщение не пройдет.
Лицо хозяйки между тем было "сделано" в прямо противоположном стиле. Круглое белое, как у Пьеро, лицо в ореоле ярко-красных волос с загадочно мерцающими глазами: веки Гозар были подведены оранжевым карандашом и усеяны блестками.
– Шиффер, – позвала она гортанным голосом, – я знаю, зачем ты здесь.
– Слава богу, хоть один сообразительный человек попался на нашем многотрудном пути!
Женщина рассеянно передвинула несколько бумаг на своем столе.
– Я не сомневалась, что тебя в конце концов вытащат из нафталина!
Она говорила почти без акцента, разве что слегка растягивала слова в конце каждой фразы – казалось, она делает это намеренно.
Шиффер коротко представил Поля и Гозар друг другу. Он был более чем вежлив, и Поль догадался, что с этой женщиной он будет говорить на равных.
– Что тебе известно? – спросил он без долгих проволочек.
– Ничего. Меньше чем ничего.
Гозар еще несколько секунд перебирала документы на столе, потом медленно подошла к дивану и села, изящно скрестив ноги.
– Квартал напуган, – прошептала она. – Болтают невесть что.
– То есть?
– Слухи. Противоречивые. Кое-кто считает, что убийца – один из ваших.
– Из наших?
– Да, полицейский.
Шиффер махнул рукой, показывая, насколько бредовой считает эту идею.
– Расскажи мне о Руйе Беркеш.
Гозар разгладила ладонью салфетку, прикрывавшую подлокотник дивана.
– Она сдавала работу через день. Была здесь шестого января две тысячи первого. Восьмого не пришла. Это все, что я знаю.
Шиффер достал из кармана блокнот, полистал страницы, сделав вид, что читает. Поль угадал в этом жесте растерянность – тейзе явно смущала старого сыщика.
– Руйя – вторая жертва убийцы, – продолжил разговор Шиффер. – Ее тело было найдено десятого января.
– Пусть Аллах примет ее душу. – Гозар по-прежнему теребила пальцами кружево. – Меня это не касается.
– Это всех вас касается. И мне нужны сведения. В голосе Шиффера прозвучали раздраженные нотки, но тон разговора был скорее фамильярным. Поль удивился этой странной близости льда и пламени, не имеющей ничего общего с расследованием. – Мне нечего сказать, – повторила Гозар. – Квартал переживет эту историю. Как и все остальные.
Слова, голос и тон заставили Поля внимательнее приглядеться к турчанке. Она не сводила с Цифера взгляда черных, в золотисто-красном обрамлении, глаз. Поль почему-то подумал о шоколадных лепестках с начинкой из апельсиновых цукатов. В это мгновение он совершенно точно понял: Гозар Гальман – та самая оттоманская женщина, на которой чуть было не женился Шиффер. Что у них произошло? Почему ничего не вышло?
Меховщица закурила, выпустив струю голубоватого дыма.
– Что ты хочешь знать?
– Когда она приносила свои изделия?
– В конце дня.
– Одна?
– Одна. Всегда.
– Ты знаешь, каким путем она ходила?
– По улице Фобур-Пуассоньер. Вечером там толпа – если ты об этом спрашиваешь.
Шиффер перешел к вопросам общего порядка:
– Когда Руйя Беркеш приехала в Париж?
– В мае две тысячи второго. Ты виделся с Мариусом?
Он проигнорировал вопрос.
– Какой она была?
– Крестьянка, но она знала город.
– Адану?
– Жила в Газиантепе, потом в Адане.
Шиффер наклонился к ней – последняя фраза заинтересовала его.
– Она родилась в Газиантепе?
– Кажется, да.
Шиффер начал ходить по комнате, машинально притрагиваясь к безделушкам.
– Грамотная?
– Нет. Но современная. Не раба традиций и обычаев.
– Она гуляла по Парижу? Ходила куда-нибудь? В клуб или в кино?
– Я сказала – современная, а не сбившаяся с пути. Руйя была мусульманкой. Ты не хуже меня понимаешь, что это значит. Но в любом случае она ни слова не говорила по-французски.
– Как одевалась эта девушка?
– По западной моде. – Гозар повысила голос. – Шиффер, что ты ищешь?
– Я хочу понять, как убийце удалось застать ее врасплох. Девушка, которая сидит дома, ни с кем не разговаривает, не развлекается – к такой не очень-то подберешься.
Разговор не клеился. Они задавали те же вопросы и получали те же ответы, что и час назад в другом месте. Поль подошел к окну, выходящему на мастерскую, и отдернул занавеску. Турки продолжали работу: деньги переходили из рук в руки над мехами, прикорнувшими на прилавках, как уставшие зверьки.
За его спиной прозвучал новый вопрос Шиффера:
– Что было у нее на уме?
– То же, что у остальных: "Тело мое здесь, мысли – там..." Она думала лишь о том, как бы поскорее вернуться домой, выйти замуж и завести детей. Здесь она жила "на чемоданах". Трудилась, как муравей – шила на своей машинке, делила квартиру с двумя девушками.
– Я хочу с ними поговорить.
Поль перестал слушать, наблюдая за суетой на нижнем этаже. Все, что там происходило, выглядело меной, древним обрядом. Слова Шиффера дошли до его сознания:
– А ты сама что думаешь об убийце?
Молчание Гозар продлилось так долго, что Поль обернулся.
Турчанка встала и подошла к окну. Глядя вниз, она прошептала:
– Я думаю... думаю, тут скорее политика.
Шиффер подошел к ней.
– О чем ты?
Она резко обернулась:
– О том, что это дело затрагивает интересы других людей.
– Черт бы тебя побрал, Гозар, да объясни же мне все толком!
– Мне нечего объяснять. В квартале поселился страх, и я не исключение. Никто не станет помогать тебе.
Поль вздрогнул. Молох из ночного кошмара внезапно показался ему реальным существом. Каменный бог-истукан, приходящий за добычей в подвалы и трущобы Маленькой Турции.
Тейзе заключила:
– Свидание окончено, Шиффер.
Сыщик сунул блокнот в карман и отступил, не собираясь настаивать. Поль бросил последний взгляд вниз.
В это мгновение он его и заметил.
В здании склада появился еще один темноволосый усач в синей адидасовской куртке. В руке он нес коробку. Мужчина машинально поднял глаза, встретился взглядом с Полем, и лицо его исказилось от ужаса.
Он бросил коробку на прилавок, сказал несколько слов стоявшему у кронштейна с вешалками рабочему и пошел назад к двери. Последний взгляд, брошенный им наверх, подтвердил догадку Поля: страх.
Полицейские спустились вниз. Шиффер раздраженно буркнул:
– Старая кляча достала меня своими тонкими намеками! Чертовы турки... Все они ненормальные, настоящие психи...
Поль ускорил шаги, выскочил за порог и успел заметить скользнувшую по перилам смуглую руку. Усач бежал со всех ног.
Он шепнул вышедшему следом Шифферу:
– Скорее.
