32
Вейнерди включил сразу несколько приборов, и в свете визиров и экранов компьютеров они смогли оценить истинные размеры лаборатории: огромный зал был разделен перегородками на стеклянные кабины со стенами, отделанными пробкой. Кафель и оцинкованный стол отражали свет, мерцая зелеными, желтыми, розовыми и красными бликами. Биолог указал на дверь на левой стороне:
– Прошу вас, разденьтесь в этой кабине.
Анна исчезла. Вейнерди натянул резиновые перчатки, разложил на фарфоровой стойке стерильные пакетики и подошел к батарее колб и пробирок. Он напоминал музыканта, собирающегося играть на стеклянном ксилофоне.
Когда Анна вернулась к ним, на ней были только черные трусики. Ее тело выглядело болезненно худым, казалось, кости при малейшем неосторожном движении могут проткнуть кожу.
– Ложитесь, прошу вас.
Анна залезла на стол.
Матильде показалось странным, что, совершая физическое усилие, молодая женщина выглядит крепче, чем в состоянии покоя. У Анны действительно была тайна, в ней жила какая-то затаенная сила. Матильде пришло в голову сравнение с яичной скорлупой, в которой на просвет виден силуэт тиранозавра.
Вейнерди достал из стерильного набора инструментов иглу и шприц.
– Мы начнем с анализа крови.
Он воткнул иглу в левую руку Анны, но она никак не отреагировала. Вейнерди нахмурился и спросил у Матильды:
– Вы дали ей транквилизаторы?
– Да, транксен. Внутримышечно. Она была возбуждена вечером и...
– Сколько?
– Пятьдесят миллиграммов.
Биолог поморщился, опасаясь, что инъекция могла нарушить картину. Он вытащил иглу, наклеил пластырь и ушел к своему столу.
Матильда не спускала с него глаз. Он смешал кровь с магнезией, чтобы разрушить красные кровяные тельца и получить насыщенное содержание белых, и поставил образец в черный цилиндр, похожий на маленькую печь, – в центрифугу. Вращаясь со скоростью тысячи оборотов в секунду, машина отделяла от белых кровяных телец оставшиеся примеси. Через несколько секунд Вейнерди получил полупрозрачный осадок.
– Ваши иммунные клетки, – прокомментировал он для Анны. – В них содержатся следы, которые меня интересуют. Сейчас рассмотрим поближе...
Биолог добавил физиологический раствор и поместил колбу в цитометр – серый ящик, в котором каждая частица изолировалась и подвергалась воздействию лазерного луча. Матильде эта процедура была хорошо знакома: машина найдет и идентифицирует защитные молекулы благодаря каталогу отпечатков, составленному Вейнерди.
– Ничего особенного, – наконец сообщил он. – Я вижу следы обычных болезней и патогенных веществ. Бактерии, вирусы... В количестве ниже среднего. Вы вели очень здоровую жизнь, мадам. Нет и следов экзогенных веществ, ни духов, ни особых пропиток. Воистину нейтральная территория.
Анна неподвижно сидела на столе, обняв колени руками. Ее полупрозрачная, белая до голубизны кожа отражала цвета, как осколок зеркала. Вейнерди подошел к ней с новой иглой – эта была намного длиннее первой.
– Сделаем биопсию.
Анна отшатнулась.
– Не бойтесь, – шепнул он. – Больно не будет. Я просто возьму капельку лимфы из узла, расположенного под мышкой. Поднимите правую руку, пожалуйста.
Анна задрала локоть над головой. Вейнерди воткнул в ее тело иглу, бормоча хрипловатым голосом курильщика:
– Эти железы соприкасаются с легочным отделом. Если вы вдыхали какую-то особую пыль, газ, пыльцу или еще хоть что-то специфическое, белые кровяные тельца вспомнят об этом.
Анна даже не вздрогнула – на нее продолжали действовать анксиолитики. Биолог вернулся за свой "прилавок" и приступил к новым манипуляциям.
Прошло минут десять, прежде чем он счел нужным поделиться полученными результатами:
– Я нашел никотин и гудрон. В прежней жизни вы курили.
– Она и сейчас курит, – вмешалась Матильда.
Биолог кивнул и добавил:
– Больше никаких следов особой среды или атмосферы.
Вейнерди схватил со стола маленький флакон и вернулся к Анне.
– Ваши кровяные тельца не оправдали моих надежд, мадам. Мы перейдем к другому типу анализов. Некоторые участки тела хранят даже не отпечатки, а частицы привнесенных извне веществ. Мы обшарим все эти "микросклады". – Он взмахнул флаконом. – Попрошу вас сделать пипи в эту емкость.
Анна медленно поднялась и вошла в кабинку. Она была похожа на сомнамбулу. Матильда проводила ее взглядом и сказала:
– Не понимаю, что вы надеетесь найти в ее моче. Мы ищем следы, которым больше года, и...
Ученый с улыбкой перебил ее:
– Моча вырабатывается почками, они действуют как фильтры, в которых оседают кристаллы. Я могу найти след этих многолетних отложений, которые проинформируют нас о вкусовых пристрастиях пациентки.
Анна вернулась в комнату с флаконом в руке. Вид у нее был отсутствующий, как будто происходящее ее совсем не интересовало.
Вейнерди снова включил центрифугу, подошел к массивному спектрометру и, поместив жидкость в кювету, запустил анализатор.
На экране компьютера появились зеленые всполохи. Ученый неодобрительно пощелкал языком.
– Ничего. Да уж, вашу молодую особу не так-то просто разгадать...
Вейнерди сменил тактику: он брал анализы из всех возможных и невозможных мест, только что не ввинчиваясь в тело Анны.
Матильда внимательно следила за всеми его действиями, выслушивая комментарий.
Сначала биолог взял для анализа частицы дентина – живой ткани из тела зуба, абсорбирующего некоторые вещества, в том числе антибиотики, разносимые по организму кровью. Потом занялся мелатонином, считая, что уровень этого гормона, который мозг производит в основном ночью, мог сообщить им что-нибудь интересное о старых привычках Анны относительно "бдения/сна".
Покончив с мелатонином, доктор взялся за стекловидное тело глаза, полагая, что в жидкости могут накапливаться микроскопические отходы пищеварительной деятельности. Потом он состриг несколько волосков, не только хранящих в "памяти" экзогенные вещества, но и производящих эти самые вещества. Известно, что труп человека, отравленного мышьяком, еще долго выделяет через корни волос этот яд.
После трехчасовых поисков ученый отступился: он ничего – или почти ничего – не нашел, так что портрет прежней Анны не складывался.
Женщина, ведущая очень здоровый образ жизни, если не считать курения; страдающая бессонницей, если верить скачущему уровню мелатонина; с детства употребляла в пищу много оливкового масла – он нашел в слезной жидкости жирные кислоты. И последнее – она красит волосы в черный цвет, натуральный цвет – шатенка с рыжим отливом.
Ален Вейнерди снял перчатки и вымыл руки, на лбу у него блестели бисеринки пота. Он выглядел разочарованным и усталым. Биолог в последний раз приблизился к уснувшей Анне и начал ходить вокруг стола, выискивая след, знак, намек, который позволил бы ему расшифровать это полупрозрачное тело.
Внезапно он склонился над руками Анны и осторожным движением разбудил ее. Как только молодая женщина открыла глаза, он спросил, с трудом сдерживая возбуждение:
– Я вижу у вас на ногте коричневое пятно. Вы знаете, откуда оно?
Анна растерянно озиралась вокруг. Она взглянула на свою руку и подняла брови.
– Нет, – пробормотала она. – Может, никотин?
Матильда подошла ближе и тоже заметила на краю ногтя Анны крошечную точку цвета охры.
– Как часто вы стрижете ногти, мадам? – спросил Анну Вейнерди.
– Не знаю... Я... Пожалуй, раз в три недели.
– Как вы полагаете, они быстро растут?
Анна вместо ответа зевнула. Вейнерди вернулся к своему столу, бормоча себе под нос:
– Как я мог этого не заметить?!
Он схватил крошечные ножницы и прозрачную коробочку, вернулся к Анне и состриг заинтересовавший его фрагмент.
– Если они растут в нормальном режиме, – комментировал он тихим голосом, – эти роговые оконечности относятся к периоду "до аварии". Пятнышко из вашей прошлой жизни.
Он снова включил приборы и аккуратно опустил образец в пробирку с растворителем.
– Мы едва успели, – радостно ухмыльнулся он. – Через несколько дней вы сделали бы маникюр – и прощай драгоценное свидетельство!
Он поставил стерильную пробирку в центрифугу и запустил машину.
– Если это никотин, – рискнула заметить Матильда, – не вижу, что бы вы могли...
Вейнерди поместил жидкость в спектрометр.
– Возможно, я определю марку сигарет, которую эта юная особа курила до аварии.
Матильда не понимала причин его энтузиазма – эта деталь не даст им ничего существенного. Вейнерди рассматривал на экране светящиеся диаграммы. Время тянулось мучительно медленно.
– Профессор, – не выдержала Матильда, – я вас не понимаю. Это нас все равно никуда не приведет. Я...
– Невероятно...
В свете монитора Матильда прочла на его лице восхищение.
– Это не никотин.
Матильда подошла к спектрометру. Анна села на столе, обняв колени. Вейнерди крутанулся на стуле, поворачиваясь к ним.
– Хна.
Тишина нахлынула на них, как морская волна.
Биолог выдернул из машины лист миллиметровки и принялся вводить данные в компьютер. Экран выдал в ответ список химических составляющих.
– По моему каталогу это пятно соответствует специфическому растительному составу. Это очень редкая хна, которую выращивают на равнинах Анатолии.
Ален Вейнерди бросил на Анну торжествующий взгляд. Казалось, он прожил жизнь в ожидании этого мгновения:
– Мадам, в вашей прежней жизни вы были турчанкой.
