Для того чтобы описать их страх и подавленность, не найдется никаких слов.

Проехав километров пять по практически непроезжей дороге зоны отчуждения, они попали в город — без имени и без людей. Вся обстановка тут говорила о том, как неожиданно и жестоко все оборвалось. Двери домов остались открытыми, на улицах валялись остовы машин, но разрушенные временем магазинчики тем не менее, казалось, ждали покупателей… Со всех сторон сквозь снег пробивалась растительность — дикая, всепожирающая. Искривленные ветви торчали из окон домов и проржавевших грузовиков, подъезды напоминали опушки фантастического леса, корни деревьев разрывали асфальт. Еще несколько лет — и все, что построено человеком, без следа исчезнет в тишине.

— Владимир был прав, — сказала Люси. — Действительно, в нормальном месте природа не могла бы за двадцать шесть лет так все разрушить. Можно подумать, тут все процессы идут с какой-то бешеной скоростью, и нет такой силы, которая оказалась бы способна сопротивляться этим деревьям, растущим даже посреди мостовой.

Шарко продолжал ехать прямо, и, хотя он двигался очень медленно, чувствовалось, с каким трудом машина преодолевает некоторые участки дороги.

Километр за километром мимо развороченных хуторов и армейских казарм, мимо заводов в руинах… Расставленные вдоль дороги на столбиках желтые треугольники с красным трилистником напоминали о высокой радиационной опасности. Невидимой опасности. Слева, прямо в лесу, они увидели церковь с изгрызенными до крови плющом стенами, с хищно тянущимися к ней — вот-вот нападут! — ветками берез и буков. Было время, сюда шли на встречу с Богом, а встретились с прямо Ему противоположным — с атомом… А вот лежащая пожарная машина, вот насквозь проржавевший трактор… А эти остовы — вообще не поймешь чьи… Дорога прорезала лес, который становился все более редким, — видимо, клыки природы не пощадили и его…

Люси не пристегнулась и сидела теперь, сжавшись в комочек, коленями к груди, жуткие образы японской катастрофы не выходили у нее из головы.

— Была надежда, что это больше не повторится, а потом случилась Фукусима…

— Я тоже думал об этом.

— Все-таки, если пораскинуть мозгами, находиться тут — чистое безумие. Мне все время кажется, что мы переступили порог ада и едем туда, куда не должна ступать нога человека. Никогда больше не должна.

Шарко не отвечал, сосредоточившись на дороге. Судя по карте, они проехали уже километров десять, до Чернобыля с его проклятой станцией имени Ленина оставалось, должно быть, еще около двадцати.

За поворотом он осторожно затормозил:

— Вот те на, все, приехали.

Поперек дороги лежало гигантское дерево.

Комиссар, не выключая двигателя, некоторое время просидел в нерешительности, никакого способа объехать препятствие он не видел.

— Только этого и не хватало! Ну и как теперь быть — назад поворачивать?

Люси неожиданно открыла дверцу и ступила на дорогу.

— Что ты там еще, черт возьми, придумала?

Он повернул ключ, мотор автомобиля умолк, и Шарко тоже вышел наружу.

Его подруга не трогалась с места, она осматривалась, стараясь не пропустить ни малейшей подробности. Никогда, за всю ее жизнь, Люси не окружала такая тишина. Ей страстно захотелось хоть какого-нибудь звука, хоть какого-нибудь движения воздуха, но мир вокруг, казалось, накрыли колпаком и держали там в вакууме. Немного освоившись с этим странным ощущением, она подошла к огромному стволу и двинулась вдоль него налево.

— А ты попробуй обойти справа, — бросила она на ходу Франку. — Может быть, Дюпре на мотоцикле сумела обогнуть дерево?

— Ладно. Только если увидишь хоть кого-нибудь, поросшего шерстью, бегом к машине!

Люси углубилась в лес. Холод проникал сквозь малейшие отверстия в одежде, легкие при каждом вдохе жгло. Она сжимала и разжимала кулаки, чтобы руки совсем не замерзли. Дойдя до корней дерева, она убедилась, что корни засохшие, стало быть либо оно умерло от старости, либо его сожрали изнутри… только не насекомые — нечто другое. Люси огляделась. Нет, журналистка никак не могла бы проехать здесь на мотоцикле.

— Иди сюда! — крикнул вдруг Шарко.

Люси подбежала к комиссару и увидела, что он сидит на корточках перед присыпанным снегом обгоревшим мотоциклом без номера.

Присела рядом с ним:

— Ты считаешь, это ее мотоцикл?

— Машина обгорела, но не проржавела. Даже и листьями не засыпана. Да, скорее всего, ее.

— Ну и что же, по-твоему, произошло?

Шарко задумался. Ответ казался ему единственно возможным:

— Думаю, увидев дерево и поняв, что его не объехать, Дюпре спрятала у ствола мотоцикл и пошла дальше пешком. Она знала, куда идти. Может быть, она даже и нашла мальчишку, а потом… — Он выпрямился. — По-моему, это сделали те, кто держал у себя ребенка.

Они молча переглянулись. Наверное, попав в западню, Валери кричала, звала на помощь, но кто мог ее услышать! Люси посмотрела, что там за стволом, — там продолжалась бесконечная заиндевелая лента дороги.

— Поступим, как она. Пойдем пешком. Если ничего не найдем на расстоянии трех-четырех километров, вернемся к машине. Ты как — не против?

Комиссар долго колебался, смотрел на их автомобиль, на следы шин в снегу. Они здесь одни, без телефонной связи, без оружия, в незнакомой стране. Может, конечно, это и безумие, но…

— Ладно. Я не против. Четыре километра максимум — и только по дороге. Твоя лодыжка выдержит?

— Сейчас совсем не больно. А поскольку бежать не придется, то и никаких проблем.

— Ну и хорошо. Вернись-ка со мной на минутку к машине.

Шарко открыл почти примерзшую крышку багажника, быстро достал чемодан, потом снял куртку.

— Делай все, как я. Надень еще один свитер, еще пару носков. Здесь примерно минус пятнадцать, и это ужас что такое.

— Молодец, здорово придумал!

Они оделись потеплее, Шарко переложил в карман все их бумаги — паспорта, международное следственное поручение, прихватил на всякий случай из багажника тяжелую ручку от механического домкрата — мало ли, тщательно запер все дверцы автомобиля. Потом взял руку Люси и крепко, несмотря на перчатки, сжал:

— Пойдем дальше очень-очень осторожно.

Французы обогнули дерево, снова оказались на середине дороги и двинулись вперед, чувствуя, как природа все плотнее сжимает тиски. Время от времени — либо прямо на дороге, либо где-нибудь сбоку от нее — им попадались следы животных.

— Какие-то они, эти следы, слишком уж большие… — прошептала Люси. — Как ты думаешь, это не…

— Нет-нет, наверное, косули.

— А разве у косуль нет копыт?

— Ну, значит, это косули-мутанты, так тебе годится?

Пытаясь успокоиться и успокоить друг друга, они даже улыбались, пробовали шутить, болтать о каких-то пустяках… И шли, шли, шли рука об руку по бесконечной прямой, разворачивавшейся перед ними как белая ковровая дорожка.

— Слушай, Франк, — сказала вдруг Люси, — а что ты хотел мне подарить сегодня ночью? То есть… я хотела сказать… вот-вот сочельник, а я даже и не представляю, какой ты мне собирался сделать подарок. Ты ведь что-то для меня придумал, да? Скажешь что? Мне станет спокойнее.

Нервы Шарко были натянуты, но он нашел в себе силы улыбнуться:

— Да-да, конечно придумал и даже приготовил. Но подарок спрятан у нас дома.

— А что это такое?

— Получишь, когда вернемся в Париж. Ты еще девчонкой об этом мечтала, ну и вот теперь должно сбыться.

— Ой как любопытно-о-о!

Они шли и разговаривали, потому что оба ощущали потребность взорвать эту безжизненную тишину, это ледяное безмолвие, в котором не было слышно ничего, кроме их собственных шагов. Вот только, разговаривая, они смотрели не друг на друга, а по сторонам: Шарко — налево, Люси — направо. Дорога оказалась ухабистой, совершенно раздолбанной, и, даже если бы ствол не улегся поперек, по ней бы все равно было не проехать.

А дальше… дальше Люси вдруг увидела на снежном полотне отпечатавшиеся полукругом широкие следы автомобильных шин. Полицейские мигом скрылись за деревьями и хорошенько осмотрели все кругом.

— Похоже, это шины то ли грузовичка, то ли фургона… — сказал Шарко. — И посмотри сюда: здесь следы ног. То есть этот то ли грузовичок, то ли фургон двигался нам навстречу и остановился тут, у обочины. Кто-то из него вышел, отправился в лес, возвратился оттуда, сел в машину, развернулся и уехал. Причем было это все уже после снегопада, значит не раньше чем дня три назад. Пошли туда.

— А вдруг он вернется?

— Мне кажется, не вернется.

Они добежали до следов подметок. Отпечатки были большими и глубокими, понятно стало, что шел высокий грузный человек.

Люси и Шарко двинулись по его следам, все дальше углубляясь в заросли; они миновали ряды провисшей колючей проволоки, перешагнули через упавшую, вдавленную в землю ограду и в конце концов увидели перед собой развалины серого здания, напоминавшего блокгауз. Крыша провалилась, сквозь стены пробились растения, желавшие, казалось, окончательно поглотить их.

Следы вели к главному входу в здание — темному прямоугольнику на месте двери — и исчезали за ним. По стенам снаружи виднелось множество табличек «Вход воспрещен!» или знаков радиационной опасности, такие же были прибиты к колышкам, воткнутым в землю.

— Может, нам не стоит туда заходить? — прошептала Люси.

Она тяжело дышала: здешний воздух не годился для ее легких.

— Все таблички и знаки в очень приличном состоянии, — возразил Франк. — Думаю, они здесь только для любопытных: чтобы не лазили по развалинам, а двигали обратно. Для нас же это, скорее, означает, что мы на верном пути.

— Ну ладно…

Люси и Шарко осторожно прошли внутрь. Большое помещение в центре оказалось совершенно пустым: коробка из бетона, а в глубине — лестница вниз. Пол местами провалился, из стен торчали железные балки, одна из них — с надписью большими черными буквами: «ЧеТор-3». Войдя, полицейские подняли пыль, и теперь она плясала вокруг в солнечных лучах, проникших сквозь разбитые стекла окон. Комиссар заметил кое-где более светлые пятна — так, будто на стенах висели рамки с картинками, но их сорвали и остались следы.

— Здесь что-то недавно было, чего теперь нет…

Он, шагая через дыры в полу, направился к лестнице, а Люси тем временем заглянула в соседние помещения, такие же, как выяснилось, пустые. Только в углу одной из комнат обнаружилась гора деревяшек, металлических обломков и табличек с выбитыми на них кириллическими буквами.

Комиссар, сжимая в руке свою железяку, бесшумно спускался по лестнице. Дневной свет внезапно исчез, чтобы возникнуть снова — льющимся сквозь большую дыру в полу того помещения, из которого он пришел. Шарко посмотрел вверх: тремя метрами выше этот просвет был, словно решеткой, забран стальными прутьями, и выбраться через него наружу было, понятное дело, невозможно. Шарко пощупал замок на двери — на замке ни малейшего следа ржавчины, но взломан он был самым варварским способом. Кто-то, спустившись сюда, ломился в комнату силой.

Сверху послышался тихий голос, на который тут же откликнулось эхо:

— Ты где?

Это был голос Люси.

— Прямо под тобой, — ответил Шарко.

Лестница, по которой он спустился, уходила еще куда-то вниз, на другие уровни, но дальше идти было некуда: перед ним был лед. Франк проломил его ручкой домкрата и увидел, как внизу плещется черная вода. Один или несколько подземных этажей были полностью затоплены.

У него сжалось сердце, и он решил двинуться по подземелью вперед, оставив лестницу за спиной.

В комнате, куда она его привела, было еще несколько выбитых дверей, и здесь было почти так же пусто, как и наверху.

Почти.

В углу прямо на полу валялся старый матрас, а рядом с ним стоял большой желтый бочонок. Пустой, новехонький, с крышкой, прислоненной сбоку. А на крышке — два символа: трилистник, свидетельствующий о радиационной опасности, и череп со скрещенными костями.

Люси почти уже спустилась, но Шарко знаком остановил ее.

— Стой где стоишь, не приближайся. Бочка пустая, но поди знай…

Солнечные лучи, проникая сквозь дыру в потолке, освещали только кусочек пола, остальная часть помещения тонула в темноте. Люси замерла на месте, вглядываясь в угол, где лежал матрас:

— Цепь… там, на матрасе, цепь!

И действительно, по матрасу вилась цепь с наручником на конце. Противоположный конец цепи был намертво вделан в стену.

— Вижу. Мы у цели, Люси.

Энебель втянула голову в плечи, обхватила себя руками. Вот, значит, где держали ребенка из больницы. Отсюда, наверное, Валери Дюпре его и вызволила, сбив замки подручными средствами.

— Наверное, Дюпре хотела добежать с малышом до мотоцикла, — выдохнула Люси, — но… но не успела.

Французы помолчали. Конечно, до цели они добрались, но почему-то обоих не покидало смутное ощущение неудачи. Ясно как день, что похитителям тут делать больше нечего и вряд ли кто теперь сюда сунется.

Люси, нервничая, забегала взад-вперед.

— Ну и что станем со всем этим делать?

— Вернемся в машину, — вздохнул Шарко. — Своими силами нам уже не управиться. Надо связаться с украинским НЦБ и властями, поставить их в известность.

Шарко стал подниматься по лестнице, а Люси прошлась по смежным, тоже пустым комнатам с серыми стенами без окон. Вернулась к матрасу. Если детей держали здесь, в подземелье, то где оперировали? Она вспомнила фотографии: операционная с выложенным плиткой полом, хирургические инструменты… Нет, детям не могли вскрывать грудную клетку в таком или подобном помещении: здесь слишком пыльно и слишком уж все разрушено. Получается, этот блокгауз использовался только как тюрьма, как место, где детей прятали перед тем, как куда-то вывезти.

Люси осмотрела желтый бочонок около матраса.

Прикинула, какой он высоты, какой вместимости.

Господи!

По коже у нее побежали мурашки — она услышала, как грохнулась об пол тяжелая железка.

— Франк?

Шарко не ответил. Сердце Люси забилось как сумасшедшее.

— Франк!!!

Она бросилась к лестнице, взлетела наверх…

Франк лежал на полу посреди комнаты, а прямо напротив Люси, перегораживая входную дверь, стоял Владимир, в зеленой куртке с капюшоном.

Стоял не шевелясь и пристально смотрел ей в глаза.

Позади раздался шум.

Люси едва успела заметить гигантскую тень, надвигавшуюся на нее с невероятной скоростью.

И почувствовать, что голова взорвалась и разлетелась осколками.

Потом — тьма.