22

Покинув кладбище, я поехала в «Дом на холме», устроила Бойда на ночь и вернулась в номер, не подозревая, что сегодня вечером буду говорить по телефону больше, чем когда-либо со времен учебы в средней школе.

Едва успела включить мобильник, как позвонил Пит.

– Как поживает наш четвероногий друг?

– Наслаждается кухней аборигенов, изучает местную фауну. Ты уже вернулся в Шарлотт?

– Нет, застрял в Индиане. Бойд не слишком испытывает твое терпение?

– Он необычайно оживляет мою жизнь.

– Что нового?

Я сообщили о смерти Примроуз.

– Боже мой… детка, мне так жаль. Ты там как, в порядке?

– Нормально, – солгала я. – Есть еще кое-что.

Я пересказала свой разговор с Дейвенпортом и перечислила обвинения, которые выдвинул вице-губернатор.

– Похоже на капитальное запудривание мозгов.

– Ради бога, избавь меня от юридического жаргона!

– Здесь наверняка замешана политика. Есть предположения, почему он так на тебя взъелся?

– Не нравится цвет моих волос.

– А мне нравится. Выяснила еще что-нибудь насчет той ступни?

Я поведала о гистологической оценке возраста, о расовой классификации, а потом – о пропавшем без вести Джеремии Митчелле и о Дэниеле Ванета, который сначала исчез, а потом нашелся.

– Митчелл, судя по всему, самый подходящий кандидат на роль хозяина этой ступни.

Я описала фотографию похорон Чарли Уэйна Трампера и рассказала о своем звонке в Рэли.

– Зачем Мидкифу врать тебе про раскопки?

– Ему тоже не нравится цвет моих волос. Пора искать адвоката?

– У тебя уже есть адвокат.

– Спасибо, Пит.

Потом позвонил Райан. Они с Макмагоном работали допоздна, а завтра на рассвете должны вернуться на пересборку, так что заночуют в Эшвилле.

– У тебя барахлит мобильник?

– Журналисты охотятся за мной, точно акулы, почуявшие кровь, поэтому держу его выключенным. Кроме того, изрядную часть дня я провела в библиотеке.

– Что-нибудь разузнала?

– Жизнь в горах опасна для людей почтенного возраста.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Пока не знаю. Слишком уж много местных стариков утонуло, замерзло до смерти или стало пищей для зверей. Нет уж, лучше я проведу остаток жизни на равнинах. Как продвигается расследование?

– Химики обнаружили какие-то непонятные следы.

– Взрывчатка?

– Не факт. Расскажу подробности завтра.

– Бертрана и Петричелли нашли?

– Нет.

В этот миг отрывистый сигнал известил, что звонит Люси Кроу, и я прервала разговор с Райаном. Новостей у шерифа не оказалось, ордера – тоже.

– Генеральный прокурор не хочет пересматривать решение судьи без более веских оснований.

– Да что же им еще нужно? Мисс Скарлетт в библиотеке со свечой в руке?

– Она считает, что твои доводы противоречивы.

– Противоречивы?

– Судя по профилю ЛЖК, неизвестный умер летом. Митчелл пропал в феврале. Мадам прокурор убеждена, что пятно разложения оставлено трупом какого-нибудь животного. Нельзя, мол, вторгаться в частное владение только потому, что во дворе этого дома валяется тухлое мясо.

– А как же ступня?

– А ступня принадлежит кому-то из погибших при крушении.

– Есть что-нибудь новое по убийству Примроуз?

– Выяснилось, что Ральф Стовер – вовсе не заурядный сельский житель. Этот господин владел компанией в Огайо, у него имеются патенты на ряд микрочипов. В восемьдесят шестом году, после неприятностей с сердцем, Ральф резко переменил образ жизни. Продал компанию за кругленькую сумму и приобрел «Ривербэнк инн». С тех пор он – скромный владелец провинциальной гостиницы.

– Неприятности с законом у него были?

– Только два случая вождения в нетрезвом виде, еще в семидесятых. В остальном – чист.

– И что бы, по-вашему, все это значило?

– Может, он насмотрелся повторных показов «Ньюхарта».

Следующий звонок был от моего друга в Ок-Ридже. Ласло Спаркс интересовался, получится ли у меня приехать завтра утром. Мы договорились о встрече в девять часов. Быть может, у него есть новые данные по образцам почвы.

И наконец, последним позвонил мой босс в Университете Шарлотта. Начал он с извинений за то, что вечером во вторник разговаривал со мной так отрывисто и холодно.

– Наш котенок свалился в унитаз, а мой трехлетний гений засунул его в стиральную машину, чтобы отжать воду. Когда ты звонила, жена только что спасла несчастное животное, и у всех была истерика. Дети кричали, жена плакала, пытаясь привести котенка в чувство…

– Кошмар! И что с котенком?

– Малыш жив, но, боюсь, зрение ухудшилось.

– Он поправится.

Повисла пауза. Я слышала в трубке дыхание Майка.

– Слушай, Темпе, не знаю, как лучше, а потому скажу как есть. Сегодня меня вызывал ректор. Он получил жалобу на твое непрофессиональное поведение на месте крушения и решил отстранить тебя от работы до окончания следствия.

Я молчала. Пускай мое имя стояло в платежной ведомости университета, но все, чем я занималась в Брайсон-Сити, не имело к нему ни малейшего отношения.

– С сохранением оплаты, само собой. Ректор сказал, что не верит ни единому слову из этой жалобы, но выбора нет.

– Это почему же? – спросила я, хотя заранее знала ответ.

– Он опасается выпадов прессы и считает своим долгом защитить университет. К тому же с ним лично беседовал вице-губернатор, причем довольно жестко.

– А университет, как всем известно, получает дотации от законодательной власти. – Пальцы мои судорожно стиснули мобильник.

– Я озвучил все доводы, какие только мог придумать. Он остался непреклонен. Если захочешь вернуться, на кафедре тебя всегда примут с радостью. Ты могла бы подать жалобу…

– Нет. Вначале я намерена во всем разобраться.

Я совершила ежевечерний ритуал: почистила зубы, умылась, обработала кожу косметическим маслом и смазала руки кремом. Очистившись и умастившись, выключила свет, забралась под одеяло, а потом… пронзительно, изо всех сил завизжала! И, подтянув колени к груди, разрыдалась – уже второй раз за эти два дня.

Что ж, пора признать поражение. Я не из тех, кто пасует перед трудностями, но надо смотреть правде в глаза. Я зашла в тупик. Не обнаружила ни одного факта, достаточно веского для ордера, почти ничего не узнала в окружном суде, впустую провозилась с газетами. А еще украла библиотечное имущество и едва не совершила незаконное проникновение со взломом в гостиничный номер.

Эта история не стоит таких усилий. Я могу извиниться перед вице-губернатором, уйти из ОЗЧС и вернуться к нормальной жизни.

Нормальной.

Какая она, моя нормальная жизнь? Вскрытия. Эксгумация трупов. Катастрофы с массовыми жертвами.

Меня постоянно спрашивают, почему я выбрала такое неприятное дело. Почему работаю с изувеченной и разлагающейся плотью.

Занимаясь самоанализом, я постепенно поняла, почему сделала именно такой выбор: хочу помогать и живым, и мертвым. Погибшие имеют право на то, чтобы их опознали. Чтобы их земной путь завершился как положено, чтобы их образы заняли надлежащее место в нашей памяти. Если же человек погиб от руки другого человека, он имеет право на то, чтобы убийца понес заслуженное наказание.

Живые люди тоже нуждаются в нашей помощи, когда смерть близких неотвратимо изменяет жизнь. Отец или мать, измученные ожиданием вестей о пропавшем ребенке. Семьи, которые до сих пор надеются получить останки близких с Иводзимы, Чосина, Хюэ. Опустошенные горем крестьяне над массовым захоронением в Гватемале или Курдистане. Матери и мужья, друзья и возлюбленные, которые горестно бродили по обзорной площадке в Смоки-Маунтинс. Все они имеют право узнать, что произошло и почему… и на то, чтобы убийц их близких постигла адекватная деяниям кара.

Именно ради них, тех, кто погиб, и тех, кто оплакивает их гибель, я извлекаю из человеческих костей посмертную правду. Сколько бы я ни старалась, мертвецы не оживут, но мы должны понимать, почему они умерли, и знать, что возмездие неотвратимо. Нельзя жить в мире, который принимает как должное, что уничтожение жизни останется необъясненным и безнаказанным.

Обвинение в нарушении профессиональной этики, само собой, положит конец моей карьере. Если вице-губернатор добьется своего, я никогда больше не смогу заниматься судебной медициной. Эксперт, чья репутация запятнана подобным образом, неизбежно станет мишенью противной стороны при перекрестном допросе. Кто после такого доверится моему профессиональному мнению?

Жалость к себе сменилась гневом. Нет! Не допущу, чтобы инсинуации и необоснованные обвинения превратили меня в отщепенца! Я должна доказать, что права. Ради себя самой, и более того – ради Примроуз Хоббс и ее скорбящего сына.

Но как?

Что делать?

Я беспокойно ворочалась в постели, чувствуя себя тем самым паучком, застигнутым ливнем. На мой мир обрушилась сила, многократно превосходящая мою собственную, и я не в состоянии была уберечь его от беды.

Наконец я заснула, но сон не принес облегчения.

В возбужденном состоянии мой мозг сплетает мысли в причудливые психоделические картины. Все разрозненные ночные образы то всплывали во сне, то бесследно растворялись.

Я была в морге, сортировала части тел. Мимо пробежал Райан. Я окликнула его, спросила, что случилось со ступней. Он не остановился. Я попыталась броситься вдогонку, но ноги отказывались слушаться. Я кричала, звала, протягивая руки, но детектив убегал все дальше и дальше.

Бойд носился по кладбищу, в его пасти болталась мертвая белка.

Уиллоу Линетт Гист и Джонас Митчелл позировали для свадебной фотографии. В руке юная невеста-чероки держала ступню, которую я отобрала у койотов.

Судья Генри Арлен Престон протягивал книгу какому-то старику. Тот пошел было прочь, но Престон последовал за ним, требуя принять подарок. Старик обернулся, и Престон уронил книгу. Бойд ухватил ее и помчался по длинной гравийной дороге. Когда я догнала его и отобрала добычу, это была уже не книга, а каменная мемориальная доска, на которой были выбиты имя – Такер Адамс – и дата – 1943 год, когда умерли эти двое, один – выдающийся член общества, другой – безвестный и забытый.

Саймон Мидкиф сидел в кресле в мастерской «П&Т, авторемонт». Рядом с ним маячил мужчина с длинными седыми косами и повязкой на голове, как у чероки.

– Зачем ты здесь? – спросил меня Мидкиф.

– Не могу ехать дальше, – ответила я. – Произошла авария. Погибли люди.

– Беркби мертв? – спросил мужчина с седыми косами.

– Да.

– А Эдну они нашли?

– Нет.

– Меня они тоже не найдут.

Лицо седого мужчины стало лицом Руби Маккриди, потом обрело разбухшие после смерти черты Примроуз Хоббс.

Я закричала и вскинулась, оторвав голову от подушки. Взгляд метнулся к часам: половина шестого.

В номере было холодно, но по спине у меня струился пот, волосы облепили голову. Я отбросила одеяло и на цыпочках побежала в ванную – очень хотелось пить. Глядя в зеркало, провела стаканом по разгоряченному лбу.

Вернувшись в спальню, включила свет. За окном – предрассветная тьма. Уголки оконного стекла оплетены морозными узорами.

Я натянула спортивный костюм и носки, достала записную книжку. Разорвав несколько листков на три части, принялась записывать образы из своего сна.

Генри Аллен Престон. Ступня, отобранная у койотов. Старик с седыми косами и в головном уборе чероки. Был ли это Чарли Уэйн Трампер? Записала имя, поставив рядом знак вопроса. Эдна Фаррелл. Такер Адамс. Беркби. Джонас и Уиллоу Митчелл. Руби Маккриди. Саймон Мидкиф.

Дописала все, что знала о каждом из них.

Генри Аллен Престон. Умер в 1943 году. Восемьдесят девять лет. Прокурор, судья, писатель. Птицы. Жена и дети.

Ступня, отнятая у койотов. Принадлежала пожилому мужчине, североамериканскому индейцу. Рост приблизительно пять футов шесть дюймов. Умер летом этого года. Найден возле дома, который принадлежал Артуру, а позднее «АП». Пассажир самолета «Эйр транссаут»?

Чарли Уэйн Трампер. Чероки. Умер в 1959 году. Семьдесят четыре года. Нападение медведей. Мидкиф и Дейвенпорт присутствовали на похоронах.

Эдна Фаррелл. Умерла в 1949 году. Прихожанка церкви Святости. Утонула. Останки не найдены.

Такер Адамс. Родился в 1871 году. Пропал, а потом умер в 1943 году.

Энтони Аллен Беркби. Умер в 1959 году. Автомобильная авария. С. А. Беркби в списке членов правления «АП».

Джонас Митчелл. Афроамериканец. Женился на Уиллоу Линетт Гист. Отец Джеремии Митчелла.

Уиллоу Линетт Гист. Дочь Марты Роуз Гист, горшечницы-чероки. Мать Джеремии Митчелла. Умерла от туберкулеза в 1930 году.

Хотя самого Джеремии Митчелла во сне не было, я сделала карточку и для него.

Джеремия Митчелл. Наполовину афроамериканец, наполовину чероки. Родился в 1929 году. Холостяк. Пропал в феврале этого года.

Руби Маккриди. Жива и здорова. Муж, Инек, умер в 1986 году.

Саймон Мидкиф. Докторская степень в Оксфорде, 1955 год. Работа в Университете Дьюка, 1955–1961 годы. В Университете Теннесси, 1961–1968. Был на похоронах Трампера в 1959 году. Знал Дейвенпорта (или, по крайней мере, был вместе с ним на тех же похоронах). Солгал, что работает на Департамент культурных ресурсов.

Закончив, я разложила карточки на столе и внимательно их оглядела. А потом принялась раскладывать по разным признакам – начиная с пола. Стопки получились чересчур неравные – в меньшую попали только Эдна Фаррелл, Уиллоу Линетт Гист и Руби Маккриди. Сделала карточку для Марты Роуз Гист. И все равно не смогла найти связи между всеми четырьмя женщинами.

Следующий признак – раса. Чарли Уэйн Трампер и семейство Гист-Митчелл легли в одну стопку, к ним присоединилась отнятая у койотов ступня. Я начала составлять схему, соединив линией ступню и Джеремию Митчелла.

Возраст. Снова поразило количество пожилых людей. Правда, Генри Арлен Престон сумел умереть в своей постели, как, по всей видимости, пристало достопочтенному судье, но другим старикам так не повезло. Такер Адамс, семьдесят два года, Чарли Уэйн, семьдесят четыре года, Джеремия Митчелл, семьдесят два года. Я изготовила карточку для пропавшего рыбака. Джордж Эдер, шестьдесят семь лет. Все – преклонного возраста.

Темнота за окном понемногу редела. Я решила рассортировать карточки по дате рождения. Безрезультатно. Что ж, попробуем дату смерти.

Судья Генри Арлен Престон упокоился с миром в 1943 году. Такер Адамс, судя по надписи на его могиле, тоже умер в 1943-м. Припомнились художественный очерк о Престоне и скудное сообщение об исчезновении Такера Адамса. Между этими двумя событиями прошло меньше недели. Я положила их карточки рядом.

Э. А. Беркби умер в 1959 году. Чарли Уэйн Трампер умер в 1959 году. В каком месяце Беркби погиб в аварии? В мае. Чарли Уэйн пропал тогда же.

Вот как?

Я соединила их карточки.

Эдна Фаррелл умерла в 1949 году. Кажется, за день до ее смерти утонул еще один человек?

Шелдон Броди, профессор биологии Аппалачского государственного университета. Тело нашли. Тело Эдны Фаррелл – нет.

Я изготовила карточку для Броди и положила ее вместе с карточкой Эдны Фаррелл.

И сидела, не сводя глаз с трех пар. Что это, алгоритм? Кто-то умирает своей или не своей смертью – и через несколько дней происходит другой случай со смертельным исходом? Они умирали попарно?

Я приступила к списку вопросов.

Сколько лет было Эдне Фаррелл?

Женщина, утонувшая ранее. Земляничный пирог. Возраст? Дата смерти?

От чего умер Такер Адамс?

Джеремия Митчелл – в феврале, Джордж Эдер – в сентябре. В какие месяцы года произошли другие случаи?

Номер заливал свет восходящего солнца, через закрытое окно доносилось пение птиц. Прямоугольник яркого света лег на стол, озаряя мои вопросы и небрежно нацарапанные пометки.

Я смотрела на сложенные попарно карточки, чувствуя, что за этим кроется что-то еще. Нечто важное. То, что мое подсознание не успело поместить в коллаж сна.

Когда я появилась в закусочной на Эверетт-стрит, Ласло с аппетитом поедал сухарики с подливой. Я заказала пекановые оладьи, сок и кофе. За едой Ласло рассказал о конференции, на которой собирается побывать, – в Университете Северная Каролина в Эшвилле. Я поведала о том, что Кроу так и не удалось получить ордер.

– Надо же, какие скептики эти сельские парни, – заметил он, кивком дав понять официантке, что закончил есть.

– И девчата. Генеральный прокурор округа – женщина.

– В таком случае это вряд ли тебе поможет.

Он извлек из дипломата лист бумаги и вручил мне. Пока я читала, официантка налила нам по второй порции кофе. Закончив чтение, я подняла взгляд на Ласло.

– В основном отчет совпадает с тем, что ты говорил в понедельник у себя в лаборатории.

– Верно. Кроме части, которая касается концентрации капроновой и энантовой кислот.

– О том, что эта концентрация необычно высока.

– Угу.

– Что это значит?

– Повышенное содержание длинноцепочечных ЛЖК, как правило, означает, что труп долгое время пробыл на холоде либо испытал период пониженной активности насекомых и бактерий.

– Это как-то повлияет на твое предположение о времени смерти?

– Я по-прежнему считаю, что разложение началось в конце лета.

– В чем тогда важность этого факта?

– Не знаю.

– Это обычное явление?

– Не совсем.

– Потрясающе. Так мы обратим всех неверных.

– Может, от этого будет больше проку.

Ласло достал из дипломата пластиковый пузырек.

– Я нашел эту штучку, когда фильтровал остатки образца почвы, который ты привезла.

В пузырьке лежал белый осколок размером не больше рисового зернышка. Я открутила крышку, вытряхнула содержимое на ладонь и внимательно осмотрела.

– Это фрагмент корня зуба.

– Именно так я и подумал, а потому не стал его ничем обрабатывать, только снял грязь.

– Твою мать.

– Абсолютно согласен.

– Под микроскопом смотрел?

– Конечно.

– И как пульповая камера?

– Полнехонька.

Мы подписали акт о передаче вещественного доказательства, и я положила отчет вместе с пузырьком в дипломат.

– Окажешь еще одну услугу?

– Сколько угодно.

– Если моя машина готова, поможешь вернуть ту, на которой я езжу сейчас, а потом добраться до мастерской, где ремонтируют мою?

– Конечно.

Я позвонила в «П&Т» – и случилось автомобильное чудо. Ремонт закончен. Ласло проводил меня до «Дома на холме», отвез в мастерскую и отправился на свою конференцию. После недолгого разговора о насосах и шлангах то ли с «П», то ли с «Т» я оплатила счет и села за руль «мазды».

Прежде чем уехать из мастерской, включила мобильник, открыла список контактов, выбрала нужный и нажала «звонить».

– Криминалистическая лаборатория департамента полиции Шарлотт-Мекленбург.

– Можно поговорить с Роном Гиллмэном?

– Кто спрашивает?

– Темпе Бреннан.

Рон отозвался почти сразу:

– Бесчестная доктор Бреннан!

– Уже знаешь?

– Еще бы. Будем тебя регистрировать и брать отпечатки пальцев?

– Очень смешно.

– Думаю, не смешно. Даже не стану спрашивать, есть ли в этом хоть капля правды. Выясняешь, где собака зарыта?

– Пытаюсь. Может пригодиться твоя помощь.

– Валяй.

– Есть фрагмент зуба, нужно сделать для него профиль ДНК. А потом сравнить с профилем, который вы делали для одного образца кости с места крушения «Эйр транссаут». Сможешь?

– Почему бы и нет.

– Когда будет готово?

– Это срочно?

– Очень.

– Поспешу. Когда доставишь новый образец?

Я посмотрела на часы.

– К двум.

– Прямо сейчас позвоню в секцию ДНК, чтобы ускорить дело. Увидимся в два.

Я повернула ключ зажигания, и «мазда» влилась в поток транспорта. Прежде чем покинуть Брайсон-Сити, нужно было еще кое-что сделать.