2
– Футбольные команды Университета Джорджии?
Кроу кивнула:
– По словам Хэновера, мужская и женская команды летели на матчи, которые должны были проводиться где-то в окрестностях Вашингтона.
– Иисусе!
Перед моим мысленным взором вспышками замелькали видения: оторванная нога, стянутые брекетами зубы… Девушка, застрявшая в ветвях деревьев.
И тут меня ужалил страх.
Кэти, моя дочь, учится в Вирджинии, но часто гостит у своей лучшей подруги в Атенсе – городе, где, собственно, и расположен Университет Джорджии. Лия получает спортивную стипендию. Каким спортом она занимается? Футболом?
О господи! Мысли мои заметались. Упоминала ли Кэти о поездке? Когда у нее заканчивается семестр? Я поборола порыв схватиться за мобильник.
– Сколько было студентов?
– Билеты от университета заказали сорок два пассажира. Хэновер полагает, что большинство из них – студенты. Кроме самих спортсменов, должны были лететь тренеры, друзья и подружки – видимо, болельщики. – Кроу провела ладонью по рту. – Словом, как обычно.
Как обычно. Сердце мое сжалось при мысли о том, сколько молодых жизней оборвалось так трагически. Затем я подумала кое о чем другом.
– В прессе будет твориться сущий кошмар!
– Хэновер заговорил в первую очередь именно об этом. – В голосе Кроу отчетливо прозвучал сарказм.
– Когда НКБТ возьмет дело в свои руки, они разберутся и с прессой.
«А также с семьями погибших», – подумала я, но вслух говорить не стала. Родные и близкие тоже будут бродить здесь, оплакивать свою утрату и жаться друг к другу в поисках утешения. Одни будут испуганными глазами озирать место катастрофы, другие – требовать немедленных ответов на вопросы, укрывая за внешней воинственностью непереносимое горе.
В этот миг послышалось глухое уханье лопастей, и мы увидели, что над кронами деревьев снижается вертолет. Я разглядела рядом с пилотом знакомый силуэт, еще один пассажир сидел сзади. Вертолет сделал два круга и развернулся в другую сторону – отнюдь не туда, где, по моим предположениям, находилась дорога.
– Куда это они направились?
– Чтоб мне провалиться, если знаю. У нас тут посадочных площадок – раз-два и обчелся.
Кроу опустила взгляд и надела шляпу, небрежным жестом заправив под нее рыжие кудряшки.
– Хотите кофе?
Полчаса спустя главный судмедэксперт штата Северная Каролина пришел на место крушения с запада, сопровождаемый вице-губернатором того же штата. Первый был в стандартном обмундировании для выездов – высокие ботинки и одежда цвета хаки, второй – в строгом деловом костюме. Я наблюдала за тем, как они осторожно пробираются между грудами обломков – патологоанатом глядел по сторонам, оценивая обстановку, политик шел с опущенной головой, не смотрел ни налево, ни направо, весь старательно подобравшись, словно прямое соприкосновение с окружающим могло потребовать от него не стороннего наблюдения, а активных действий. Они остановились, и судмедэксперт заговорил с одним из помощников шерифа. Тот указал в нашу сторону, и вновь прибывшие повернули к нам.
– Вот черт! Какой кадр пропадает!
Сказано это было с тем же сарказмом, с каким Люси Кроу поминала Чарльза Хэновера, генерального директора «Эйр транссаут».
Шериф смяла пластиковый стаканчик из-под кофе и сунула его в термосумку. Я отдала ей свой стаканчик, мысленно удивляясь такой откровенной неприязни. Ее не устраивает политика вице-губернатора или же причина – личные разногласия между Люси Кроу и Паркером Дейвенпортом?
Когда прибывшие подошли ближе, судмедэксперт достал было свое удостоверение. Кроу взмахом руки остановила его:
– В этом нет нужды, док. Я и так знаю, кто вы такой. Я могла сказать то же самое, потому что работала с Ларком Тиреллом с тех пор, как он был назначен главным судмедэкспертом штата Северная Каролина, – то есть с середины восьмидесятых годов. Циничный, с диктаторскими замашками, Ларк при этом был одним из лучших патологоанатомов-администраторов в стране. Имея дело с неадекватностью бюджета и незаинтересованностью законодательных органов, он принял дела в полном хаосе – и превратил свое ведомство в одну из самых эффективных во всей Северной Америке систем по исследованию смертей.
Ко времени назначения Ларка моя карьера судебного антрополога была в зародыше – я только-только прошла сертификацию в Американском совете по судебной антропологии. Мы познакомились благодаря работе, которую я выполняла для отделения ФБР в Северной Каролине: собирала по кусочкам и идентифицировала трупы двух наркоторговцев, которых убила и расчленила банда байкеров. Я была одной из первых, кого Ларк нанял в качестве специалиста-консультанта, и с тех пор на мою долю выпало иметь дело со всеми разложившимися, скелетированными, мумифицированными, обгоревшими и изуродованными останками из Северной Каролины.
Вице-губернатор протянул для приветствия руку, другой прижимая ко рту носовой платок. Лицо его приняло оттенок лягушачьего брюшка. Во время рукопожатия он не произнес ни слова.
– Рад, что ты в строю, Темпе, – сказал Ларк, вслед за ним сокрушая в стальном пожатии мои пальцы.
Я уже всерьез подумывала, не отказаться ли вовсе от деловых рукопожатий.
Ларково словечко «в строю» пришло из времен военной службы во Вьетнаме. Говорил он как истинный житель Каролины. Уроженец Низменности, он вырос в семье морских пехотинцев и сам отслужил два срока в армии, прежде чем поступил в медицинскую школу. Ларк выглядел и разговаривал, как идеальная копия Энди Гриффита.
– Когда ты собираешься на север?
– На следующей неделе начнутся осенние каникулы, – ответила я.
Ларк сощурился, еще раз окинув взглядом место крушения.
– Боюсь, Квебеку придется этой осенью обойтись без своего антрополога.
Десять лет назад я принимала участие в межуниверситетском обмене с Университетом Макгилла. Будучи в Монреале, я начала консультировать лабораторию криминалистики и судебной медицины провинции Квебек. В конце года губернатор провинции, признав необходимость в штатном судебном антропологе, ввел такую должность, оснастил лабораторию и пригласил меня в качестве постоянного консультанта.
С тех самых пор я сновала между Квебеком и Северной Каролиной: преподавала физическую антропологию в Университете Северной Каролины в Шарлотте, давала консультации и там и там. Поскольку случаи, с которыми я имела дело, обычно касались уже умерших, такой распорядок всех устраивал. Но при этом с обеих сторон знали, что я могу в любую минуту уехать давать показания в суде или в случае чрезвычайной ситуации.
Крушение самолета определенно подпадало под второй пункт. Я заверила Ларка, что отменю октябрьскую поездку в Монреаль.
– Как тебе удалось так быстро добраться?
Я рассказала о своем путешествии в Ноксвилл и о телефонном разговоре с главой ОЗЧС.
– Я уже говорил с Эрлом. Завтра утром он пришлет сюда команду. – Ларк перевел взгляд на Кроу. – Парни из НКБТ прибудут вечером. До тех пор все должно оставаться на своих местах.
– Я уже отдала приказ, – отозвалась шериф. – Этот район и так труднодоступен, но я выставлю дополнительную охрану. Наверное, самой большой проблемой будут дикие звери. Особенно когда все эти трупы начнут разлагаться.
Вице-губернатор издал какой-то странный звук, развернулся и, пошатываясь, бросился прочь. Вцепившись в ветки рододендрона, мужчина скрючился в три погибели, и его вырвало.
Ларк вперил в нас честный взгляд шерифа Мэйберри, переключаясь то на Кроу, то на меня.
– Милые дамы, вы бесконечно облегчаете весьма трудную работу. Не могу выразить словами, как высоко я ценю ваш профессионализм.
Щелк.
– Шериф, проследите за тем, чтобы здесь сохранялся порядок.
Щелк.
– Темпе, поезжай в Ноксвилл читать свою лекцию. Потом соберешь все, что может понадобиться, и завтра утром явишься сюда. Насколько придется задержаться, неизвестно, так что не забудь известить университет. Мы обеспечим для тебя спальное место.
Через пятнадцать минут один из помощников шерифа проводил меня назад, к машине. Догадка моя оказалась верна – дорога получше и вправду существовала. На четверть мили выше того места, где я оставила машину, от дороги Службы охраны лесов ответвлялась грунтовая. Узенькая полоска, которая когда-то использовалась для трелевки леса, огибала подножие горы, и от нее до места крушения была от силы сотня ярдов.
Сейчас по обе стороны трелевочной дороги стояли вереницы автомобилей. По пути вниз мы миновали других вновь прибывших. К восходу солнца и на дороге Службы охраны лесов, и на окружном шоссе будет не протолкнуться от машин.
Едва сев за руль, я схватила мобильник. Сигнала не было.
Развернулась в три приема и двинулась в сторону окружного шоссе. Выехав на шоссе 74, повторила попытку. Сигнал появился, набрала номер Кэти. После четырех гудков сработал автоответчик.
Терзаясь от беспокойства, я наговорила сообщение, а потом запустила в голове запись мысленной лекции «Не будь заполошной мамашей». Весь следующий час я усиленно старалась сосредоточиться на предстоящем докладе, отгоняя мысли о чудовищной бойне позади и ужасе, с которым предстояло столкнуться завтра. Бесполезно. Образы парящих в воздухе лиц и расчлененных тел сводили усилия к нулю.
Включила радио. Новость о падении самолета обсуждалась на всех каналах. Обозреватели скорбели о трагической гибели юных спортсменов и мрачным тоном строили предположения о причинах катастрофы. Поскольку это была явно не погода, самыми популярными гипотезами оказались механические неисправности и диверсия.
Покидая вслед за помощником шерифа место крушения, я заметила ряд ободранных деревьев – ободранных в направлении, противоположном тому, откуда я пришла. Хоть я и знала, что подобные повреждения отмечают «предсмертную» траекторию снижения самолета, но не испытывала ни малейшего желания присоединяться к радиотеоретикам.
Выехав на шоссе I-40, я в сотый раз стала переключать каналы и наткнулась на репортаж о пожаре на каком-то складе. Велся он с вертолета. Шум лопастей напомнил о Ларке, и я только сейчас поняла, что так и не спросила, где они с вице-губернатором приземлились. Надо будет вернуться к этому вопросу позже.
В девять я вновь позвонила Кэти.
Ответа не было. Я опять прокрутила в голове запись мысленной лекции.
Прибыв в Ноксвилл, устроилась в отеле, связалась с работодателем, затем съела цыпленка в тесте, купленного на въезде в город. Позвонила бывшему мужу, который жил в Шарлотте, и попросила присмотреть за Верди. Пит согласился, уточнив, что перевозка и кормление кота – за мой счет. С Кэти он не говорил по телефону уже несколько дней. Осчастливив меня сокращенным вариантом той же лекции, он все же пообещал, что постарается до нее дозвониться.
После я позвонила Пьеру Ламаншу, своему начальнику по квебекской лаборатории криминалистики и судебной медицины, – сообщить, что на следующей неделе не смогу прибыть в Монреаль. Ламанш уже слышал о катастрофе и ждал моего звонка. И напоследок я позвонила заведующему нашей кафедрой в Университете Северной Каролины в Шарлотте.
Разобравшись со всеми обязательствами, я около часа отбирала слайды и размещала их в обойме диапроектора, затем приняла душ и опять позвонила Кэти. Глухо.
Глянула на часы. Без двадцати двенадцать.
У нее все в порядке. Она просто вышла за пиццей. Или сидит в библиотеке. Да, верно! В библиотеке. Я, когда училась, прибегала именно к такому объяснению.
Долго, очень долго не удавалось заснуть.
Утром Кэти не перезвонила и по-прежнему не отвечала. Я попробовала набрать номер Лии в Атенсе. Еще один механический голос предложил оставить сообщение после гудка.
Я поехала на единственный в Штатах антропологический факультет, расположенный на футбольном стадионе, и прочла одну из самых бестолковых в своей профессиональной жизни лекций. Организатор этой серии лекций во вступительном слове упомянул о моей работе в ОЗЧС и между делом заметил, что мне предстоит участвовать в расследовании катастрофы самолета «Эйр транссаут». Хотя я мало что могла сообщить о случившемся, большинство вопросов, которыми забросали меня по окончании лекции, не имело никакого отношения к теме, а касалось крушения самолета. Рутинная процедура ответов на вопросы слушателей длилась, казалось, вечность.
Когда толпа наконец-то повалила к выходам, один человек направился прямиком к трибуне – неряшливого вида мужчина в кардигане и галстуке-бабочке. На груди у него болтались очки в форме полумесяца. Нас, антропологов, на свете не так уж много, а потому представители этой профессии, как правило, знакомы друг с другом, и наши пути часто пересекаются на семинарах, собраниях и конференциях. Мне уже доводилось пару раз встречаться с Саймоном Мидкифом, и я знала, что, если не проявлю твердость, наш разговор грозит опасно затянуться. Подчеркнуто поглядев на часы, я собрала свои заметки, затолкала их в кейс и спустилась с трибуны.
– Привет, Саймон, как поживаете?
– Превосходно.
Губы у Саймона потрескались, сухая кожа шелушилась, как у полежавшей на солнце дохлой рыбы. На белках глаз, укрывшихся в тени кустистых бровей, сеточкой краснели прожилки вен.
– А как ваши археологические дела?
– Тоже превосходно. Надо как-то зарабатывать на жизнь, так что я подрядился участвовать в нескольких проектах для Департамента культурных ресурсов в Рэли. Правда, по большей части я целыми днями систематизирую данные. – Саймон издал визгливый смешок и похлопал себя ладонью по щеке. – Похоже, за долгие годы профессиональных трудов я собрал невероятную уйму данных.
Саймон Мидкиф получил докторскую степень в 1955 году в Оксфорде, после чего перебрался в Штаты и получил должность в Университете Дьюка. Однако археологическое светило так и не разразилось ни одной научной публикацией, и через шесть лет Саймону было отказано в продлении контракта. Университет Теннесси дал ему второй шанс, он опять ничего не опубликовал, и снова его отправили восвояси.
Так и не сумев заполучить постоянной научной должности, Мидкиф тридцать лет болтался на периферии университетской среды, занимался археологическими раскопками по разовым контрактам и от случая к случаю замещал постоянных преподавателей, читая лекции в колледжах и университетах Северной и Южной Каролины и Теннесси. На раскопках он стал притчей во языцех, потому что кропотливо составлял все нужные отчеты, но потом никогда не предавал гласности результаты своих изысканий.
– Саймон, это очень приятно слышать, но, боюсь, я должна спешить.
– Да, конечно. Чудовищная трагедия! Столько молодых жизней, оборвавшихся на взлете! – Ученый скорбно покачал головой. – А где именно упал самолет?
– В округе Суэйн. И мне в самом деле нужно как можно скорее вернуться.
Я двинулась было прочь, но Саймон проворно качнулся вперед, перегородив дорогу легкой туфлей сорок пятого размера.
– Где находится округ Суэйн?
– К югу от Брайсон-Сити.
– А поточнее нельзя?
– Координаты дать не могу, – огрызнулась я, уже не скрывая раздражения.
– Извините, я так чудовищно несдержан! Видите ли, в последнее время я работал в округе Суэйн, вот и испугался, что падение самолета могло повредить место раскопок. Как эгоистично с моей стороны! – Он опять хихикнул. – Прошу прощения.
И тут к нам подошел организатор лекции.
– Вы позволите?.. – Он красноречиво помахал маленьким фотоаппаратом «Никон».
– Да, разумеется.
Я изобразила стандартную фотоулыбку.
– Для факультетской газеты. Наши студенты обожают подобные штуки.
Он поблагодарил меня за лекцию и пожелал успехов в расследовании крушения. Я, в свою очередь, поблагодарила его за гостеприимство, попрощалась с обоими мужчинами, сгребла в охапку проектор и поспешила покинуть зал.
Прежде чем уехать из Ноксвилла, я отыскала магазин спорттоваров, купила ботинки, носки и три пары штанов цвета хаки, одни из которых тут же надела. В аптеке, примыкавшей к магазину, прихватила две упаковки хлопчатобумажных бикини фирмы «Hanes Her Way». Я не поклонница этого бренда, но сойдет. Затолкав трусики и запасные штаны в дорожный чемодан, направила машину на восток.
Аппалачи, берущие начало в холмах Ньюфаундленда, тянутся с севера на юг параллельно восточному побережью Атлантики и, разделяясь близ Харперс-Ферри в Западной Вирджинии, образуют две горные цепи – Грейт-Смоки-Маунтинс и Блу-Ридж. Грейт-Смоки-Маунтинс – одна из старейших в мире; самая высокая ее точка, гора Клингманс-Доум, расположенная на границе Северной Каролины и Теннесси, достигает свыше 6600 футов над уровнем моря.
Менее чем через час после выезда из Ноксвилла я проехала через города штата Теннесси: Севиервилл, Пиджен-Фордж и Гетлинберг – и огибала с востока Клингманс-Доум, восхищаясь, как обычно, неземной красотой этих мест. Сформированный вековыми трудами ветров и дождей, хребет Грейт-Смоки-Маунтинс рассекает Юг чередой горных пиков и мирных долин. Леса здесь великолепны, и большая часть их охраняется законом как национальное достояние. Нантахала. Писгах. Чероки. Национальный парк Грейт-Смоки-Маунтинс. Пышная бархатистая зелень и извечная дымка, давшая название этим горам, образуют зрелище, которому по притягательности нет равных. Земля во всей красе.
Смерть и разрушение мрачно контрастировали с этой сказочной красотой.
Едва выехав из округа Чероки, со стороны Северной Каролины, я вновь набрала номер Кэти. Зря. Опять отозвался автоответчик. Опять я оставила сообщение: «Позвони матери».
Я старалась, чтобы мысли пребывали как можно дальше от того, что ждало впереди. Размышляла о пандах в зоопарке Атланты, об осенней сетке канала Эн-би-си, о получении багажа в аэропорту Шарлотта. Почему это всегда так медленно?
Думала о Саймоне Мидкифе. Вот же чудик! Да какова вероятность того, чтобы самолет упал точнехонько на место его раскопок?
Избегая включать радио, сунула в плеер диск Кири Те Канава и стала слушать, как оперная дива поет Ирвинга Берлина.
Было почти два, когда я наконец подъехала к месту крушения. Теперь окружное шоссе сразу за тем местом, где от него ответвлялась дорога Службы охраны лесов, перекрывала пара патрульных полицейских машин. Солдат национальной гвардии регулировал движение, одних водителей направляя вверх по горе, других разворачивая назад. Я предъявила удостоверение, и гвардеец сверился со своим планшетом.
– Все верно, мэм. Ваше имя есть в списке. Машину оставьте наверху, в зоне ожидания.
Он отступил, и я кое-как протиснулась между патрульными автомобилями.
Зону ожидания оборудовали на обзорной площадке, которая предназначалась под пожарную вышку, и на небольшом участке по другую сторону дороги. Каменистый склон обтесали, чтобы расширить стоянку, и засыпали землю гравием на случай дождя. Именно здесь будут проходить совещания, здесь будет вестись работа с родными и близкими погибших – до тех пор, пока не организуют постоянный центр помощи семьям.
По обе стороны дороги сновали люди, теснились десятки авто: трейлеры Красного Креста, фургоны телевизионщиков, увенчанные спутниковыми тарелками; внедорожники, пикапы, грузовик для перевозки опасных материалов. Я пристроила свою «мазду» со стороны склона, втиснувшись между «доджем-дуранго» и «фордом-бронко», сгребла чемодан и зигзагами двинулась к дороге.
Выбираясь на другую сторону обзорной площадки, я разглядела у подножия вышки, перед одним из трейлеров Красного Креста, шаткий школьный стол. Лоснились на солнце бока внушительной – сообразно обстоятельствам – кофеварки. Родственники погибших сгрудились вокруг нее, обнимались, ища поддержки друг у друга; одни плакали, другие подавленно молчали. Многие судорожно стискивали в кулаках пластиковые стаканчики. Несколько человек говорили по телефону.
Среди скорбящих неустанно кружил священник: кого-то похлопал по плечу, кому-то пожал руку. Я смотрела, как он наклонился к пожилой женщине, чтобы заговорить с ней. С сутулой спиной, лысой макушкой и крючковатым носом священник до боли походил на стервятников, которых мне довелось наблюдать на равнинах Восточной Африки. Несправедливое сравнение.
Припомнился другой служитель церкви. Другое бдение у смертного одра. Сострадательное присутствие того человека напрочь уничтожило все мои надежды на то, что бабушка может поправиться. Я вспомнила нестерпимую муку того предсмертного бдения, и сердце мое сжалось от сочувствия к людям, которые собрались здесь, чтобы осознать и принять смерть своих близких.
Репортеры, фотографы, теле– и звукооператоры состязались за места вдоль низкой каменной стены, ограждавшей площадку, – каждая съемочная группа выискивала наилучшую точку для ведения репортажа. Я могла бы побиться об заклад, что, как и в 1999 году, когда в Пеггис-Ков, Новая Шотландия, рухнул самолет компании «Свиссэйр», все передачи об этом крушении будут изобиловать драматическими панорамными видами.
Закинув сумку на плечо, я направилась вниз по склону. Еще один гвардеец пропустил меня на трелевочную дорогу, которую за ночь превратили в двухполосную и засыпали гравием. Теперь от преображенного пути к месту крушения вел удобный подъезд. Хрустя гравием, я шла по свежепрорубленному коридору, и к сосновому аромату примешивался едва ощутимый запах начавшегося разложения.
Трейлеры санобработки и передвижные туалеты стояли вдоль заграждений, перекрывавших доступ к месту бедствия, и в огражденной зоне уже был оборудован аварийно-координационный центр. Я разглядела знакомый трейлер НКБТ, снабженный спутниковой тарелкой и генератором. Рядом с ним стояли рефрижераторы, а на земле лежали груды мешков с трупами. Этот временный морг послужит перевалочным пунктом для останков погибших, которые потом переправят в стационарный морг, более приспособленный для работы с жертвами катастрофы.
Тут и там в беспорядке стояли экскаваторы, самосвалы, пожарные машины и патрульные автомобили. Вид одинокой «скорой» сообщил, что операция из стадии «поиск и спасение» была официально переведена в стадию «поиск и эвакуация останков». «Скорая» дежурила здесь теперь исключительно для обслуживания тех, кто работал на месте крушения.
Люси Кроу стояла за заграждением и вела разговор с Ларком Тиреллом.
– Как дела? – спросила я.
– Мой телефон не умолкает. – В голосе Кроу звучала безмерная усталость. – Прошлой ночью я едва не отключила эту чертову штуку.
За спиной у нее видна была зона обломков, по которой шеренгами, глядя себе под ноги, двигались люди в масках и нетканых синтетических комбинезонах. Время от времени кто-нибудь из «следопытов» приседал на корточки, осматривал найденный предмет, а затем отмечал место обнаружения. Территория позади этого отряда оставалась испещрена красными, синими и желтыми флажками – точь-в-точь разноцветные булавки на карте города.
Другие люди – в белых комбинезонах – роились вокруг фюзеляжа, оконечности крыла и мотора, делали снимки, наскоро что-то записывали и наговаривали на крохотные диктофоны. По синим кепи я опознала в них сотрудников НКБТ.
– Вижу, вся шайка в сборе, – заметила я.
– НКБТ, ФБР, в том числе штата, ФАА, тактическая группа ВВС, Си-би-эс, Эй-би-си… и, само собой, генеральный директор авиалинии. Словом, все шишки.
– Это еще что, – отозвался Ларк. – Подождите день-два…
Он сдвинул с запястья обшлаг резиновой перчатки и посмотрел на часы.
– Знаешь, Темпе, большинство твоих коллег из ОЗЧС сейчас в морге, на совещании, так что тебе смысла нет заниматься обустройством. Давай-ка с ходу – за дело.
Я начала было возражать, но Ларк пресек попытку на корню:
– Назад вернемся вместе.
Он направился к трейлерам санобработки, а Люси стала объяснять мне, как добраться до морга. На самом деле в этом не было необходимости. Я заметила это здание, еще когда ехала по окружному шоссе.
– Пожарная часть Аларки, в восьми милях назад по трассе. Раньше там была школа. Увидите качели и детские горки, а рядом на площадке – пожарные машины.
Пока мы поднимались на стоянку, судмедэксперт на ходу сообщил мне последние новости. И первым делом – что ФБР получило анонимное сообщение о бомбе на борту самолета.
– Наш сознательный гражданин был настолько любезен, что поделился этой информацией с Си-эн-эн. Пресса исходит слюной, точно пес над аппетитным ломтем грудинки.
– Сорок два студента погибли – событие потянет на Пулицеровскую премию.
– Это не единственная плохая новость. Цифра «сорок два» может оказаться заниженной. Выяснилось, что через университет было заказано больше пятидесяти билетов.
– Вы уже видели список пассажиров? – Мне немалых трудов стоило озвучить этот вопрос.
– Его огласят на совещании.
Я похолодела.
– Вот-вот, – буркнул Ларк. – Напортачим – пресса сожрет нас с потрохами.
Мы направились каждый к своей машине. На дороге я попала в зону приема, и мобильник тут же запищал. Я резко затормозила, боясь потерять сигнал.
На фоне помех голосовое сообщение было едва различимо: «Доктор Бреннан, это Хэли Грэхэм, соседка Кэти. Кхм. Я прослушала все ваши сообщения. Кажется, их было четыре? И еще сообщения отца Кэти. Он звонил пару раз. Как бы то ни было, потом я узнала про падение самолета и… – Треск. – …В том-то и дело. Кэти уехала на выходные, и я понятия не имею, где она сейчас. Я знаю, что на этой неделе ей несколько раз звонила Лия, и почему-то беспокоюсь – вдруг Кэти взяла да и отправилась к ней погостить. Понимаю, что это глупо, но я решила позвонить вам и узнать, нет ли от нее новостей. Вот… – Снова треск. – В общем, это, наверное, глупо, но мне было бы гораздо спокойней, если бы я знала, где сейчас Кэти. Спасибо. До свидания».
Я нажала автонабор номера Пита. Он так и не дозвонился до нашей дочери. Позвонила Лие. Она снова не ответила.
Леденящий страх растекся в груди.
Какой-то грузовик просигналил, требуя освободить дорогу.
Я двинулась дальше, думая о предстоящем собрании с нетерпением, но в то же время и со страхом. Я точно знала, каким будет мой первый вопрос.
