Глава 22
В ту ночь Фиц явился к моему последнему танцу. В «Баркли» было на редкость тихо, и, хотя все прочие девицы были заняты, я лишь выступала на сцене да разок-другой исполняла танец на коленях. Никто из моих клиентов не явился. Стояла холодная февральская погода, но внутри атмосфера была чувственной и теплой вопреки усилиям кондиционеров.
Танцевала я с удовольствием, радуясь физической нагрузке и тому, как напряженно следят за моими движениями парни, проводившие у нас предсвадебный мальчишник. Такое бывало в «Баркли» изредка: мало кому по карману здешние расценки. Собравшиеся в тот вечер парни были гораздо моложе обычной публики. Возможно, отец жениха состоял членом клуба. Жених и его приятели были одеты, как и подобает, в смокинги, они расположились у сцены и наслаждались зрелищем. Кое-кто из них заказывал отдельный танец с другими девушками, но мне показалось, что деньги у них заканчиваются.
Я постаралась для ребят от души, даже послала жениху воздушный поцелуй. Его друзьям это понравилось.
Сходя со сцены, я заприметила в одном из ВИП-кабинетов Фица в привычном окружении качков: Никса, Грэя и прочих. Дилана с ними не было. На тот момент еще не было.
В гримерной я вытерла пот, поправила макияж и вернулась в зал поглядеть, не удастся ли заарканить кого-нибудь из посетителей. Возможно, мне хотелось увидеть также и Фица.
Он оставался в ВИП-кабинете и, к моей радости, при виде меня заулыбался, помахал:
— Вива! Иди сюда, красотка!
Он отогнал девиц, склонившихся к нему справа и слева, и похлопал по соседнему креслу. Девушки отправились на поиски другой добычи, оставив Фица мне. Судя по расслабленному виду, трепались присутствующие не о делах.
Я присела на красной бархатной подушке возле Фица. Думала, он до меня дотронется, может, руку положит на бедро или за плечи приобнимет, но он не стал.
— Хотела поблагодарить за цветы, — сказала я, когда начался танец и глаза всех мужчин устремились к шесту. — Мы с тех пор не виделись, а то я бы сделала это раньше.
— А! — сказал он. — Понравились?
— Очень красивые. Я в восторге.
— За хорошую работу ничего не жалко, — улыбнулся он. — Особенно за последний твой танец.
Я его зацепила. Я это чувствовала.
— Значит, свои деньги я отработала?
— Еще как отработала.
— Ни для кого другого я бы этого не стала делать, Фиц. Только ради тебя.
— Ради меня и ради штуки налом, — рассмеялся он.
Я помолчала, вынуждая его посмотреть мне в глаза, — пусть поймет раз и навсегда.
— Для тебя я бы сделала это и без денег.
Этого было достаточно. С улыбкой я поднялась и легкой походкой пересекла зал. Оглянулась только у двери гримерной: он все еще смотрел мне вслед.
Дилан ждал меня в гримерной.
— Тебе разве можно сюда? — спросила я, оглядывая девиц: кто раздевался, кто одевался, в зависимости от своего расписания.
— Не приставай к нему! — крикнула Кей из-за соседнего столика. — Дилану можно, правда же, Дилан?
— Меня здесь всюду пускают, — серьезно сообщил он.
Он сидел рядом с моими сумками. Я ждала, чтобы он подвинулся, но напрасно. Неужели все еще злится на меня, черт знает почему? Мы с ним не виделись с той ночи, когда он подвез меня домой после вечеринки.
— Пойдем выпьем, — пригласил он.
— Как? — переспросила я, недоумевая: сейчас, в клубе, или… на свидании? Это уж и вовсе невероятно!
Дилан встал и подставил мне руку.
— Мне… мне через двадцать минут снова на сцену, — предупредила я.
— Лгунья. Ты ведь уже закончила. Клуб скоро закрывается. Так что пошли.
Покраснев, я подхватила его под руку и позволила вывести меня из комнаты под свист и улюлюканье девчонок.
Дилан повел меня вниз, в общий бар, — додумался же. Там не выступали, но в часы затишья девицы спускались туда, пытались заманить завсегдатаев бара на более престижную и дорогую территорию клуба. Сюда тоже не всякого пускали, но перед баром всегда собиралась очередь, и народу внутри хватало.
— Лишаешь меня дохода, — посетовала я. Это была шутка, но лишь отчасти.
— Потерпи. Уж пять минут ты урвать можешь.
Нигде не было видно свободного столика или даже стула, но Дилан кому-то кивнул, и компанию пьяных ребят в костюмах тут же вывели за дверь, а на их еще не остывшие места уселись мы.
— Что закажешь? — осведомился он.
— Просто воду.
— А мне водки, — сказал Дилан официантке, появившейся у столика ровно в ту секунду, когда мы сели.
Дилан хоть и не Фиц, но явно обладал тут немалым весом. «Каково было бы провести здесь вечер с Фицем?» — подумала я.
Я думала, он подсядет поближе ко мне, однако Дилан выбрал стул напротив. К тому, что на меня в этом заведении глазеют, я привыкла и не питала иллюзий по этому поводу: на обычной работе я подобным вниманием не пользовалась, разве что со стороны чертова придурка Данкерли, но и тот заинтересовался мною лишь после того, как заприметил в ночном клубе. Его привлекала Вива. А вот Дилан оставался нечувствителен к чарам Вивы.
— Приятный сюрприз! — жизнерадостно произнесла я. Пришлось повысить голос, чтобы Дилан расслышал меня за шумом бара.
Принесли напитки. Я выжала в воду ломтик лимона и облизала пальцы, внимательно следя за выражением лица Дилана.
Впечатление произвести не удалось. Он даже засмеялся.
— На меня это не действует, — сообщил он.
— Что? — переспросила я, сама невинность.
К Дилану разом вернулась серьезность.
— Будь осторожнее, — посоветовал он.
— Ты насчет чего?
Он подался вперед, чтобы не кричать:
— Насчет Фица.
— А что насчет него?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Не лезь, куда не надо.
— Я ему нравлюсь. Ты же знаешь, это правда.
— Это я знаю. Я не слепой и не придурок. Но будь осторожнее.
— К чему ты это говоришь?
Он вздохнул, сделал большой глоток водки, скривился:
— К тому, что ты умнее прочих девиц. У тебя есть перспектива — и не здесь, не в клубе. Не сближайся чересчур с Фицем и не зли его.
Я выпрямилась на стуле. Дилан решил предупредить меня. Что бы ни было тому причиной, но явно не ревность, а значит, к его словам стоило прислушаться.
— Дилан, я не понимаю, — призналась я.
— Тебе особо понимать и не требуется. Загляни в себя — и поймешь: зря ты это затеяла.
Я отхлебнула воды. Слишком быстро такую холодную пить нельзя, как бы зубы не заболели.
— Дилан, помнишь, ты спрашивал меня, для чего мне деньги?
Он кивнул.
— Все еще хочешь знать?
— Если ты хочешь сказать, скажи.
— Только между нами, ладно? Другие… они вряд ли поймут.
Он пожал плечами, словно и его это особо не интересовало, но я знала, что ему я могу довериться. В конце концов, больше никто не предупреждал меня, чтобы я остерегалась Фица, а он это сделал, хотя я пока не понимала зачем.
— Я хочу купить судно, — призналась я.
К чести Дилана, он не засмеялся, не пошутил насчет большого корабля, никакой ерунды.
— Какое судно? — переспросил он.
— Лучше всего баржу. На которой можно жить. Куплю, год не буду работать, буду ее в порядок приводить.
— А зачем?
— Просто я всегда об этом мечтала. А сейчас все пошло вкривь и вкось, так что я спешу заработать как можно скорее и уйти.
Выражение его лица изменилось.
— Постой-постой! У тебя что-то не так? Ты зарабатываешь лучше всех в заведении, сама знаешь. Мне казалось, тебе здесь нравится.
Я покачала головой:
— Я не об этой работе, Дилан. Об основной. Пару недель назад мой босс-придурок заглянул в клуб и узнал меня. С тех пор он мне продыху не дает.
— Вот как?
— Да. В прошлую пятницу увязался за мной из клуба, закатил скандал на станции метро. В итоге мне пришлось удирать и ловить такси. Теперь он на работе намеки делает. Приходится все время следить, чтобы кто-то был рядом, когда мы с ним общаемся, ни в коем случае не оставаться наедине.
— Чего ему надо?
— Как думаешь, Дилан, чего ему надо? Того же, чего всем. За исключением тебя.
— Хочешь, я с ним разберусь? — предложил Дилан, улыбаясь, но отнюдь не шутя.
— Нет, ни в коем случае.
Он прикончил водку, разом плеснул себе в глотку, словно это была вода, а он умирал от жажды.
— Только слово скажи. Я знаю, как обращаться с такими придурками. Думают, могут себе все позволить, раз ты помахала перед ними трусиками. Засранцы.
Дилан махнул рукой официантке, и та сразу же подошла, оставив без внимания множество дожидавшихся клиентов.
— Еще водки. Тебе?
— Мне и этого достаточно, спасибо, — ответила я.
— Итак, — продолжал он, дождавшись, чтобы официантка отошла. — Стало быть, судно? И много тебе не хватает?
— Много, — ответила я, думая про себя: «Ему-то какое дело?»
— Поэтому ты стала танцевать? Чтобы заработать?
Я вздохнула и отпила еще воды. Слишком уж подробно он выспрашивал, зря я проговорилась.
— У меня хорошая работа. В смысле — основная. Приличный заработок. Я думала, что смогу скопить постепенно и, может быть, взять отпуск на год. Но работа напряженная, и я занялась этим — танцами — для забавы, для поддержания формы. И видишь, у меня хорошо получается. Я могу заработать много денег тем, что для меня нечто вроде фитнеса. И вот теперь у меня две работы, деньги прибывают все быстрее и быстрее, и чем больше денег, тем ближе осуществление мечты, — может, я управлюсь и к нынешнему Рождеству. И тем больше я спешу, особенно теперь, когда началось все это дерьмо с боссом. Так что да, я стараюсь заработать еще и еще. А у Фица денег хватает.
— Фиц мог бы парламент купить, — вдумчиво ответил он.
— Именно. И он хорошо относится ко мне. Для него ведь и пятьдесят тысяч — пустяк. Он мог бы дать их мне и ничуть не обеднеть.
Явилась официантка со второй порцией водки, рюмка показалась мне больше первой. Когда она отошла, Дилан одним глотком выпил половину, выдохнул через нос и поглядел мне прямо в глаза:
— А откуда берутся эти деньги, ты не думала?
— Конечно думала. Я же не вчера родилась.
— И?
— Я понимаю, что дело нечисто, если ты об этом. Но лично мне все равно.
Он усмехнулся той медленной улыбкой, которая так красила его. Я почувствовала, что выдержала испытание. Не знаю как, но мне удалось дать правильный ответ.
— И если он снова пригласит меня к себе на вечеринку, — продолжала я, — то с удовольствием. Можешь считать меня шлюхой после того, чем я занималась в те выходные, мне, в общем-то, наплевать. Я хочу купить баржу. Хочу уехать из Лондона. С меня уже хватит.
— Я вовсе не считаю тебя шлюхой.
— Тогда что же ты злился, когда отвозил меня домой?
Он не сразу ответил и, заговорив, отвел глаза:
— У меня свои причины.
— И какая тебе разница, на что я трачу деньги?
Дилан пожал плечами.
— Мы с тобой вроде как товарищи, — заявил он.
— Что?
— У меня, по правде говоря, друзей мало. Ты мне нравишься. Ты умная, живая, ты собой не торгуешь, как некоторые. Ты добросовестно трудишься, когда выступаешь, и все же это выглядит так, словно ты делаешь это лишь потому, что тебе нравится танцевать. Вот что я пытаюсь сказать: я это уважаю, когда человек в любых обстоятельствах работает добросовестно. Ты трудяга. И ты не лезешь не в свое дело.
— Куда не лезу?
— Эта вечеринка, — он снова подался вперед, склонившись над столом, — была проверкой. Ты это просекла?
— Я думала, меня пригласили танцевать перед его личными гостями, только и всего, — ответила я.
— Это была проверка, чтобы выяснить, можно ли тебе довериться.
— В чем?
— В делах Фица.
Я несколько растерялась:
— Я же не присутствовала, когда они говорили о делах. О чем ты?
— Вот именно. Ты делала свою работу, делала на совесть, вкладывала сердце и душу и не пыталась совать свой нос в то, что происходит наверху, подслушать, о чем Фиц разговаривает со своими «личными гостями», как ты их называешь.
У меня в голове забрезжил свет, как и за окнами бара.
— Мне его дела неинтересны, — ответила я.
— Вот и хорошо, — негромко произнес Дилан. Бар понемногу пустел. Скоро его закроют. — Как только ты проявишь любопытство, ты станешь для него угрозой. Вот почему я прошу тебя: поосторожнее с Фицем.
— Ясно, — сказала я.
— Он снова пригласит тебя на вечеринку, — добавил он.
Я ощутила внезапный подъем. От чего — от возможности заработать или оттого, что буду танцевать перед Фицем и смогу проследить за его реакцией? Я набиралась уверенности в себе при виде того, как ему нравится мой танец.
— Ты согласишься?
— Конечно. А ты как думал?
— Если согласишься, проси больше денег, — посоветовал он. — И, однажды уступив, будь готова к более интимным просьбам. Ты же это понимаешь.
— Ох! — выдохнула я.
— Так вот, сделаешь — он заплатит тебе как следует. Но помни мои слова: будь осторожна.
— Ты там будешь?
Он снова улыбнулся мне. Хоть бы он все время так улыбался!
— Надо? Значит, буду.
Вновь появилась официантка:
— Что-нибудь еще, Дилан? Мы вот-вот закрываемся.
— Не беда, Тина. Мы возвращаемся наверх.
Мы вместе поднялись по устланной ковром лестнице, и он предоставил мне вернуться в гримерную в одиночестве. Не так уж мало времени мы провели вместе. Конечно, это заметили, донесут Фицу. Голова у меня плыла. Как же это сочетается: Дилан предан Фицу и вместе с тем столько открыл мне?
И его улыбка…
Я взялась за уборку, начав с носа и прокладывая себе путь к корме. Убрала половники, ложки и прочую дребедень в коробку с надписью «МЕЛОЧИ ДЛЯ КУХНИ» и вернула ее на место. Упаковала еще несколько коробок и ящиков с инструментами и распределила их вокруг этой коробки, надеясь хоть как-то ее замаскировать. Где еще и прятать коробку, если не среди других коробок?
Конечно, решение отнюдь не идеальное, и я это понимала. Не пройдет и месяца, как все добро придется перекладывать: мы с Кевом снимем верхнюю часть палубы над этим отсеком и просторная кладовка превратится в оранжерею. В углу оранжереи сохранится еще помещение для разного рода барахла, пока я не завершу окончательно свой проект. Но в этом помещении коробка окажется уже почти на виду. Самое правильное было бы поскорее убрать ее с баржи.
Чего я вообще не могла понять, так это какого черта Фицу понадобился сверток Дилана? Разве что Дилан украл его у Фица? Но в это мне не верилось. Дилан не вор. Может, он творил кулачную расправу, но воровать не стал бы.
Если Дилан решил начать собственный бизнес, как Фиц об этом узнал? И с чего вообразил себя вправе явиться на баржу и забрать то, что оставил на хранение Дилан?
Или все-таки не в этом дело?
А вдруг они в чем-то заподозрили нас с Диланом? Кто-то другой что-то украл у Фица, а тот подумал: раз мы с Диланом в итоге подружились, он покровительствовал мне, то я — соучастница?
За пять месяцев Дилан ни разу не выходил на связь, а мне так нужно было поговорить с ним, снова его увидеть… Он бы все уладил с Фицем. Ведь так с самого начала и планировалось.
Может быть, Фиц решил, что мы с Диланом заодно? Однако если не чертов сверток, то что же они искали?
Мозг отказывался работать как следует. Сбоку на голове росла шишка, а подобной головной боли я в жизни еще не испытывала. С уборкой носа покончено. Краска, вылитая за борт, попала на корпус, но пусть остается. Все равно я собиралась перекрашивать.
При виде салона и камбуза я чуть не заплакала. И от этого безобразия, и от головной боли. Я подобрала с полу бумаги, кое-как их рассортировала. Вернула в диванчик все то, что там хранилось, положила на место подушки. Вот уже лучше, больше похоже на привычный беспорядок, чем на последствия взлома.
В камбузе разбили только кружку из Дуврского замка да оторвали дверцы шкафа. Хрупких вещиц я не покупала, ведь при сильном приливе их швыряло бы по каюте. Все, что могло сломаться, я ставила либо за ограждение, либо крепила к стене, как телевизор и музыкальный проигрыватель. Тарелки у меня почти все из пластмассы. Не слишком эстетично, однако ем из них только я.
В куче на полу отыскалась упаковка болеутоляющего, раньше она хранилась в кухонном ящике. Я разом проглотила три таблетки, запив водой из-под крана.
К половине девятого вечера, когда позвонил Джим Карлинг, я была уже пьяна. Прикончила пиво и почти целую бутылку вина, сидя в одиночестве в салоне и дожидаясь ночи. Решила, что легче будет встретить темноту под хорошим градусом.
На звонок я ответила с третьего раза, первые два пропустила: ни с кем не хотела разговаривать, кроме Дилана, а его телефон все еще был отключен.
— Алло! — сказала я наконец.
— Дженевьева, почему не подходишь к телефону?
Я обратила внимание, что он не представился: «Это Карлинг». И вообще голос был сердитый.
— Не услышала с палубы, — соврала я.
— Ты в порядке?
— Выпила маленько. — Словно это что-то объясняет.
— А! Судя по голосу, тебе хорошо. Придется догонять, — сказал он.
Я не ответила, мысли уплыли прочь от нашего разговора.
— Так вот, — продолжал он, — я заеду посмотреть, как ты там?
— Заезжай, — сказала я.
— Ты что-нибудь ела?
Я чуть было не ответила правду: не помню. Однако это прозвучало бы так, словно я перестала следить за собой, а мне вовсе не хотелось получить выволочку.
— Э… еще нет. А что?
— Могу прихватить с собой. Ты что предпочитаешь: китайскую кухню, индийскую или рыбу с картошкой?
— Картошку! Просто картошку! Это было бы классно! Спасибо.
— Подъеду примерно через полчаса, — сказал он. — Никуда не отлучайся, договорились?
Как только он отключился, я снова набрала номер Дилана.
«Абонент недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже».
Я попыталась еще немного прибраться, без особого усердия: алкоголь и усталость притупили все чувства. Голова раскалывалась, все тело болело. Будь у меня ванна, злилась я, сейчас бы я отмокала в дивной теплой воде. А так — либо душ в кабинке на берегу, либо шланг. Я прихватила в душевую смену одежды. Небо темнело, от огней на той стороне ложились узоры на воду.
Парковка заметно пополнилась с тех пор, как я оглядывала ее под вечер. Вернулись «транзит» Джоанны и Лайма, «фиеста» Морин и Пэт. Ни одной посторонней машины.
После душа мне полегчало, я немного приободрилась, хотя вещи по-прежнему валились из рук. На запястьях остались следы — бо́льшую часть ночи я провалялась, связанная, — а промывая волосы, я нащупала над ухом здоровую шишку. Я осторожно надавила на нее, но боль оказалась такой внезапной, острой, мучительной, что второй раз я экспериментировать не стала. Хорошо еще обошлось без кровопролития, без сломанных костей. Повезет, так Карлинг вообще ничего не заметит.
Сколько я пробыла в душе, не засекала, но, когда вышла, было уже совсем темно. Я ждала, чтобы на парковке вспыхнул свет, но света все не было. «Должен же он включиться?» — спрашивала я себя, стоя как раз под датчиком в кедах и штанах от спортивного костюма. Прошлой ночью, вероятно, кабель опять перерезали. Видимо, его резали каждую ночь и Кэм каждое утро его восстанавливал. Теперь ему надоело, и он оставил все как есть. Я пошла обратно к «Мести прилива», неуверенно переступая по колеблющемуся понтону.
На «Мести» горел свет. Я попыталась припомнить, в каком виде оставила ее, но безуспешно. Мозг превратился в вату.
Я спустилась в каюту и чуть не окочурилась: возле кухонной раковины стоял Карлинг и наливал воду в чайник.
— Черт! — сказала я. — Чуть инфаркт не приключился.
— Запирай, когда уходишь с лодки.
— Я только в душ выскочила.
Он подошел ко мне, обнял обеими руками. Тело отозвалось болью, и в то же время стало приятно. Он еще и поцеловал меня — неловко, это не было похоже на тот наш первый поцелуй.
Мелькнула и исчезла мысль о Дилане.
— Все нормально? — настойчиво спросил он, лицо выражало тревогу.
— Я все еще чуточку пьяна, — призналась я, словно к этому все и сводилось. — Извини. Мне было хреново, и я решила: напьюсь и пусть весь мир провалится в тартарары.
На столе в нише дожидался большой бумажный пакет, а внутри — две упаковки жареной картошки. Я достала из кухонных шкафчиков соус, соль и уксус.
— Я еще выпивки принес, — сказал Карлинг. — Подумал, может, у тебя заканчивается.
Две бутылки вина, красного и белого. Соблазнительно. Я улыбнулась ему — лучшей моей пьяной улыбкой.
— Открой, — попросила я, протягивая ему штопор. — Я уже не помню как.
Лишь принявшись за еду, я почувствовала, как голодна. Я съела все подчистую, выскребла даже остатки соуса с бумаги. Карлинг со своей порцией расправлялся не столь поспешно, а вино прихлебывал так изящно, будто сидел в ресторанном зале, а не в закутке полуотремонтированной старой баржи на Медуэе.
— Так, — произнес он наконец. — Почему тебе стало хреново?
Я пожала плечами. Хмель развеялся, но я все еще чувствовала близость слез, они могли хлынуть в любой момент.
— Да просто мне было одиноко, только и всего. Не стоит меня жалеть. Мне редко бывает одиноко, но вот сегодня так случилось.
— Но теперь уже лучше? Разделим одиночество на двоих?
— Хорошее предложение. Почему у тебя грустный вид? — чуть позже спросила я.
Он засмеялся невесело и подлил мне вина:
— Не грустный. Просто старею.
— Ты еще молод.
— Старше тебя.
— И что с того?
— Ну, вот сегодня я чувствую себя старым. И это неплохой предлог для того, чтобы напиться.
Я улыбнулась ему: впервые мне было по-настоящему хорошо с ним.
— Надо бы что-то покрепче, — заметила я.
— Угадала, — откликнулся он и достал из сумки (я только сейчас заметила ее на трапе, ведущем в рубку) бутылку водки. — Надеюсь, ты это пьешь.
— Черт возьми! — ответила я. — Лишь бы не денатурат.
С этой минуты все у нас с ним пошло веселее, мы пили рюмку за рюмкой, по радио передавали джаз, который нам обоим не слишком-то пришелся по вкусу, и каждый раз, когда один из нас кривил рожу, заслышав негармоничную ноту, мы это дело запивали. Так мы становились все пьянее и пьянее.
Сумка с вещами и бутылка водки подсказали мне, что Карлинг решил остаться на ночь, а судя по количеству потребляемой водки, не собирался спозаранку на работу. И как только эта мысль просочилась в мой бедный мозг, я позволила себе расслабиться — хотя бы на один вечер.
Сегодня ночью на баржу никто не полезет.
По крайней мере до утра клад Дилана в безопасности.
