Либби Дэй

Дорога между Канзас-Сити и Сент-Луисом выливается в скучное многочасовое сидение за рулем, которое ничего, кроме отвращения, не вызывает. Унылая мертвенно-желтая равнина утыкана придорожными щитами. Свернувшийся котенком человеческий эмбрион на щите «Аборт останавливает биение сердца»; комната, озаренная кроваво-красным отсветом огней «скорой помощи» на щите с надписью: «Специалисты по очистке места преступления»; весьма несимпатичная особа призывно строит глазки водителям со щита «Джимми приглашает в свой потрясающий мужской клуб». Количество щитов, навязывавших путникам любовь Христа, было прямо пропорционально рекламировавшим порно, а в названиях придорожных забегаловок с удивительным постоянством появлялись кавычки в самых неподходящих местах: «Кафе Герба — „лучшая“ еда в округе», «Жареные ребрышки от Джолин — заходите на „восхитительные“ ребрышки молодых барашков».

Лайл сидел рядом на пассажирском сиденье. Накануне он позвонил и разразился пространной тирадой, взвешивая «за» и «против» совместной поездки. (С одной стороны, мне как женщине будет легче наладить контакт с Крисси, поэтому лучше ехать одной; с другой — он лучше владеет этим вопросом. Но опять же — он может увлечься, начнет задавать слишком много вопросов и загубит поездку, его же, бывает, заносит — есть у него этот недостаток: он иногда не поспевает за собственными мыслями; однако не стоит забывать, что пятьсот долларов — сумма немалая, и он считает себя некоторым образом вправе поехать.) В конце концов, не выдержав, я рявкнула в трубку, что через полчаса подхвачу его «У Сары», если он успеет, и отключилась. И вот он нервно суетится рядом и то щелкает замком на двери, то меняет волну радиоприемника, то вслух зачитывает текст на щитах, словно пытаясь унять беспокойство. Мы миновали склад фейерверков размером с добрый собор и по меньшей мере три места со свидетельствами произошедших здесь ДТП — собиравшими пыль и грязь когда-то белыми крестами и искусственными цветами на них. Бензозаправки заявляли о себе более тощими и длинными шестами, чем у накренившихся флюгеров близлежащих ферм.

В одном месте со щита смотрело знакомое лицо: Лизетт Стивенс улыбалась своей радостной улыбкой, там же внизу был указан номер телефона, куда можно звонить в связи с ее исчезновением. Интересно, когда его снимут? Как скоро погаснет надежда или закончатся деньги?

— Боже, снова она, — сказал Лайл.

И хотя он меня раздражал, я испытывала похожие чувства. Столько времени прошло, и сейчас почти бестактно ожидать, что люди будут беспокоиться о человеке, которого уже явно нет в живых. Если, конечно, этот человек тебе не родственник.

— Лайл, скажи, пожалуйста, из-за чего ты так… увлечен делом моей семьи?

Пока я произносила эту фразу, за окном как-то сразу потемнело. Впереди, насколько хватало глаз, зажглись фонари и в два ряда замигали белым светом, словно заинтригованные моим вопросом.

Но Лайл внимательно изучал собственную коленку и, казалось, слушал боком. У него вообще была привычка ухом подаваться к собеседнику, кто бы тот ни был, потом несколько секунд молчать, будто сказанное он сначала переводит на какой-то другой язык.

— Классический образец детективного жанра — кто преступник? — вот и всё. Возможных версий — куча, их интересно обсуждать, — сказал он, по-прежнему глядя куда-то вниз. — А еще ты… и Крисси… дети, из-за которых что-то происходит.

— Из-за которых что-то происходит, говоришь?

— Да, нечто такое, с чем они сами не в состоянии справиться, что влечет череду не поддающихся контролю серьезных последствий. Цепную реакцию. Мне это интересно.

— Почему?

— Потому что, — сказал он, помолчав.

Ни один из нас не подходил на роль человека, который ради получения информации в состоянии расположить к себе собеседника. Двое убогих, чувствующие неловкость всякий раз, когда приходится выражать свои мысли. Впрочем, меня не очень-то и заботило, насколько много или мало удастся выудить у Крисси, потому что чем больше я думала о версии Лайла, тем большим бредом она мне казалась.

Мы ехали еще минут сорок, прежде чем на пути начали попадаться стрип-клубы: унылые, приземистые цементные блоки, в основном не имеющие никакого названия, а лишь неоновые призывы вроде «Стрип живьем!». Безусловно, это удачнее, чем, скажем, «мертвый стрип», на который вряд ли кто-то клюнет. Я представила, как Крисси Кейтс заезжает на гравиевую парковку и готовится снять с себя одежду в стрип-клубе без названия. Грустно, если никого не волнует имя. Поэтому, когда я узнаю, что где-то родители убили собственного ребенка, я задаю себе вопрос: как же так? Они ведь когда-то позаботились о том, как его назвать. В их жизни были мгновения (хотя бы мгновения), когда, обсудив кучу имен, они остановились на одном-единственном. Как можно уничтожить то, что потрудился назвать!

— Первый в моей жизни стрип-клуб, — сказал Лайл и улыбнулся красивыми губами.

Я свернула с шоссе налево, как посоветовала мать Крисси, и позвонила по номеру единственного зарегистрированного стрип-заведения. Липкий мужской голос в трубке сказал, что Крисси «где-то здесь». Вскоре я въехала на просторную парковку для трех стоявших в ряд стрип-баров. В дальнем углу расположилась бензозаправка и стояли грузовики. В ярком свете неоновых ламп я разглядела женские фигуры; часто, по-кошачьи перебирая ногами, они сновали между кабинами; открываясь и закрываясь, хлопали двери; из окон время от времени вдруг высовывалась голая нога, очевидно, перед сменой позы. Я предположила, что большинство стриптизерш, как только стрип-бар теряет к ним интерес, начинают обслуживать водителей грузовиков.

Я вышла из машины с листочком, который дал мне Лайл, с аккуратным списком вопросов, которые нужно задать Крисси, если мы ее найдем. (Вопрос первый: вы по-прежнему настаиваете, что в детстве подвергались сексуальным домогательствам со стороны Бена Дэя? Если да, расскажите почему.) Я начала просматривать остальные вопросы в списке, когда справа уловила какое-то движение. Из кабины одного из грузовиков выскользнула маленькая тень и направилась ко мне, держась неестественно прямо, — так обычно ходит человек, одурманенный наркотиками и пытающийся это скрыть. Девчонка выдвинула плечи вперед, словно у нее не было иного выхода, кроме как двигаться в моем направлении. Это действительно была совсем девчонка — я это поняла, когда она поравнялась с моей машиной, — с круглым кукольным личиком, пылавшим в свете фонарей, каштановыми волосами, забранными в хвост с выпуклого лба.

— Сигаретки не найдется? — спросила она, тряся головой, как при болезни Паркинсона.

— Тебе плохо? — спросила я, стараясь ее рассмотреть.

Сколько ей может быть лет? Пятнадцать? Шестнадцать? Она дрожала всем телом. Из-под тонкого свитера торчала коротенькая юбчонка, а сапожки, которые, вероятно, должны были делать ее сексапильной, смотрелись на ней ужасно глупо: детсадовка, корчащая из себя ковбоя.

— Так как насчет сигаретки? — повторила она, глядя на нас влажно блестевшими глазами, потом качнулась на каблуках и перевела взгляд с меня на Лайла, который внимательно изучал асфальт под ногами.

Где-то на заднем сиденье у меня вроде бы завалялась пачка, я наклонилась и принялась шарить среди старых оберток от хот-догов и бигмаков, целого ассортимента чайных пакетиков, которые я позаимствовала в каком-то кафе (вот что еще вообще никогда не стоит покупать — чай в пакетиках), и дешевых металлических ложечек (на них распространяется то же замечание). В пачке оставались три сигареты — правда, одна сломанная. Я вытащила две целые, щелкнула зажигалкой. Девчонка, скрючившись и несколько раз потыкавшись в никуда, наконец прикурила со словами: «Очень извиняюсь, но без очков ничегошеньки не вижу». Я тоже закурила, после первой затяжки, как всегда, почувствовав легкое головокружение.

— Коллин, — представилась она, не выпуская сигарету изо рта.

С заходом солнца температура резко упала, мы стояли друг напротив друга и подпрыгивали, чтобы не замерзнуть.

Надо же — Коллин! Для проститутки имя слишком симпатичное. Наверняка для этого создания у кого-то когда-то были совершенно другие планы.

— Сколько тебе лет, Коллин?

Она оглянулась на грузовики и улыбнулась, вобрав голову в плечи.

— Не волнуйся, я там не работаю. Я работаю во-он там. — Средним пальцем она ткнула в стрип-бар посередине. — Все по закону. Мне совсем не нужно… — Она мотнула головой в сторону грузовиков, снаружи совершенно безжизненных, независимо от того, что там происходило внутри. — Просто ради девчонок, они там сейчас пашут, а мы на улице следим, чтобы ничего не случилось. Вроде как из женской солидарности. А ты новенькая?

На мне была кофточка с глубоким вырезом, которую я надела, полагая, что Крисси, когда я ее найду, не будет чувствовать неловкость: мое декольте даст понять, что и я не святая. Коллин сейчас оценивала мой бюст глазами ювелира, прикидывая, для какого клуба он подойдет больше всего.

— Нет-нет, мы разыскиваем знакомую. Ее зовут Крисси Кейтс, знаешь такую?

— У нее сейчас может быть другая фамилия, — вставил Лайл и посмотрел в сторону шоссе.

— Я знаю одну Крисси. Она старше меня.

— Ей лет тридцать пять — тридцать шесть.

Я решила, что Коллин наглоталась стимуляторов — она вся как будто гудела. Но может быть, ей просто холодно?

— Короче, — сказала она, приканчивая сигарету одной глубокой затяжкой, — она иногда у Майка выходит в дневную смену. — И показала на самый дальний клуб, неоновые огни которого сообщали, что там только «Д-В-ШКИ».

— Какая досада…

— Конечно, но когда-то приходится и на пенсию выходить. Ей это не приносит большого дохода, потому что она тратит много денег, чтобы держать себя в форме. А Майк все равно считает, что ее время ушло. Но по крайней мере, не приходится платить налоги. — Коллин говорила с веселой беззаботностью и безжалостностью юного существа, знающего, что его от подобного унижения отделяет не одно десятилетие.

— Значит, нужно сюда вернуться во время дневной смены? — продолжил Лайл свою мысль.

— Гм… Можете и здесь подождать. Она должна скоро освободиться. — Коллин показала в сторону грузовиков. — А мне пора готовиться к работе. Спасибо за сигарету.

Все так же выставив вперед плечи, она потрусила в сторону погруженного в темноту здания посередине и скрылась внутри.

— Наверное, сегодня ничего не выйдет, — сказал Лайл.

Я уже собралась на него цыкнуть за то, что он несет чушь, и приказать ему просто посидеть в машине, когда из кабины самого дальнего в ряду грузовика на землю спустилась еще одна фигура и двинулась в сторону парковки. Женщины тут двигались так, словно шли против ветра чудовищной силы. У меня внутри что-то екнуло, потому что я представила в подобном месте себя. Не так уж это и невозможно для женщины без семьи, без денег, без какой бы то ни было профессии и с определенной долей странного, лишенного здравого смысла прагматизма. За несколько месяцев бесплатной кормежки я не раз раздвигала ноги перед мужчинами. И ни разу не видела в этом ничего зазорного. Много ли времени мне понадобится, чтобы оказаться здесь? На секунду я почувствовала ком в горле, но он тут же растворился: у меня теперь есть источник дохода.

Фигура скользила тенью, но можно было разглядеть нимб взлохмаченных волос, кромку шортов, безразмерно-бесформенную сумку сбоку и толстые накачанные ноги. Она вынырнула из темноты, и теперь на свету мы увидели загорелое лицо с близко посаженными глазами. Личико симпатичное, но хищноватое. Лайл слегка толкнул меня локтем в бок, вопрошая взглядом, узнаю ли я ее. Я в ней никого не признала, но на всякий случай махнула рукой, и она резко остановилась. Я спросила, не Крисси ли она Кейтс.

— Да, это я, — сказала она, при этом на лисьем лице тут же отразилось желание помочь, оказать содействие, будто она решила, что вот-вот произойдет что-то хорошее. Странное выражение лица, если учесть, откуда она шла.

— Я бы хотела с вами поговорить.

— Валяй. — Она пожала плечами. — О чем? — Она не могла определить, кто я такая. По виду вроде не коп, не соцработник, не стриптизерша, не учительница ее ребенка (если, конечно, он у нее имеется). На Лайла она едва взглянула, поскольку он то удивленно на нее смотрел, то вовсе от нас отворачивался. — Хочешь устроиться на работу? Или ты журналистка?

— Откровенно говоря, речь пойдет о Бене Дэе.

— Ладно. Мы можем зайти в бар к Майку. Угостишь коктейлем?

— Вы замужем? Ваша фамилия по-прежнему Кейтс? — выпалил Лайл.

Крисси глянула на него сердито, потом вопросительно посмотрела на меня. Я округлила глаза и скривилась, изобразив взгляд, которым обмениваются женщины, когда их спутники-мужчины говорят или делают что-то невпопад.

— Ну, была я замужем один раз. Сейчас моя фамилия Кванто. Неохота было снова менять на девичью. Знаешь, какая это морока, прямо ужас.

Я понимающе улыбнулась, будто мне это тоже знакомо, и покорно последовала за ней по парковке, стараясь держаться подальше от мотавшейся у нее на бедре кожаной сумки и делая Лайлу знаки не болтать лишнего. Перед дверью в заведение она остановилась, пробормотав: «Надеюсь, вы не против?» — взяла щепотку какого-то порошка из серебристого пакетика, который вытащила из заднего кармана шортов, отвернулась, резко и громко втянула в себя воздух, отчего лично мне стало даже больно.

Когда она снова ко мне повернулась, на ее лице играла широкая улыбка. «Сойдет все, что поможет ночь пережить…» — замурлыкала она, весело помахивая пакетиком, но запнулась, очевидно забыв слова, и шмыгнула миниатюрным носиком, похожим на пупок беременной женщины.

— Майк с этим делом очень строг, прямо фашист, — сказала она и распахнула дверь.

Раньше я бывала в стрип-клубах — в девяностых это было особым шиком: женщины считали сексуальным притворяться, будто интересуются женщинами, потому что им казалось, будто мужчинам нравятся женщины, интересующиеся женщинами. Правда, в столь низкопробных бывать не доводилось. Он был какой-то тесный, а стены и пол чересчур сильно блестели, будто покрытые дополнительным слоем лака. На низенькой сцене без всякого намека на грациозность танцевала юная дева. Она маршировала на месте и кружилась вокруг чересчур тонкого и низкого шеста. Через каждые несколько тактов она поворачивалась спиной к мужской аудитории, складывалась в талии и смотрела на них снизу через широко расставленные ноги; от резкого притока крови к голове лицо у нее тут же багровело. В ответ мужчины (а их в зале было всего трое, они сидели в разных местах, сгорбившись над пивом) неопределенно хрюкали или кивали. Дюжий вышибала со скучающим видом изучал собственное отражение в зеркале на стене. Мы уселись в ряд у барной стойки, я села посередине. Лайл сложил руки на груди, засунув ладони под мышки и стараясь ни к чему не прикасаться, он вроде как смотрел и не смотрел на танцующую девицу. Я отвернулась от сцены и поморщилась.

— Знаю-знаю, о чем вы подумали! — сказала Крисси. — Настоящая дыра. Чур, платите вы, потому что у меня при себе наличных нет.

Я даже кивнуть не успела, как она уже заказывала себе водку с клюквенным сиропом. Я заказала то же самое. С Лайла бармен потребовал документ, удостоверяющий личность, — он начал изображать из себя невесть кого, приклеив на лицо глупую улыбку и переходя на заговорщицкий шепот. Несколько секунд понаблюдав за его кривляньем, бармен отвернулся.

Я тоже.

— Так о чем же ты хочешь узнать?

Крисси улыбнулась и наклонилась ко мне. Я сначала хотела назваться, но ей, судя по всему, это было настолько неинтересно, что я решила не трудиться. Передо мной была женщина, которой просто нужна была компания. Я смотрела на ее грудь — у нее она была даже больше моей; запакованная в тугой лифчик, она вываливалась наружу. Я представила под одеждой два блестящих круглых шара, похожих на замороженных бройлерных цыплят в целлофановой упаковке.

— Нравится? — прочирикала она и тряхнула своим богатством. — Почти новая. По-моему, ей около года. Надо будет справить день ее рождения. Правда, она мне здесь не очень помогает. Майк, паразит, заставляет выходить в дневную смену. Ну и хрен с ним, все равно я всегда хотела, чтобы у меня была большая грудь. Теперь она у меня есть. Мне бы вот от этого избавиться. — Она ухватила себя за не очень большую складку жира чуть ниже талии, всем видом показывая, насколько все серьезно. Под складкой обнажился белесый шрам от кесарева сечения. — Бен Дэй, говоришь? — продолжала Крисси. — Рыжий подонок. Он изуродовал мою жизнь.

— Значит, ты настаиваешь, что он тебя совратил? — по-беличьи выглянув из-за моей спины, бросил Лайл.

Я резко повернулась и гневно на него зыркнула, но Крисси, похоже, было все равно. Ее отличало отсутствие любопытства, свойственное людям, принимающим наркотики. Она продолжала обращаться только ко мне.

— Да-да. А все из-за этого его сатанизма. Думаю, он принес меня в жертву — таков был план. Он бы меня убил, если бы его не взяли за то, что он сделал с родственниками.

Все вокруг почему-то всегда хотели хоть как-то приобщиться к тому, что случилось с моей семьей. Подобно тому как каждый в Киннаки знал кого-то, кто спал с моей матерью, не было человека, который в той или иной степени не пострадал бы от общения с Беном. Кого-то он угрожал убить, у кого-то избил собаку, на кого-то однажды посмотрел так, что до смерти напугал. Кто-то видел, как у него пошла кровь при звуках рождественской песни. Кому-то он показывал знак Сатаны у себя за ухом, а потом сказал, что приглашает в свою секту. Крисси переполняло то же желание поделиться собственной историей. Она нетерпеливо открыла рот.

— Расскажи, что именно произошло, — попросила я.

— С мельчайшими подробностями?

Она заказала вторую порцию водки с клюквенным сиропом, а потом попросила еще и три порции сладкого коктейля с «Айриш-крим». Бармен вопросительно приподнял бровь и, прежде чем приступить к приготовлению коктейля, поинтересовался, обратившись ко мне, не открыть ли для нас баночку пива.

— Не волнуйся, Кевин, у моей подруги деньги есть, — сказала Крисси и рассмеялась. — Как тебя зовут-то, подруга?

Я сделала вид, что не услышала вопроса, потому что тут же спросила у бармена, сколько я ему должна, и вытащила купюру в двадцать долларов из пачки, чтобы Крисси знала, что у меня деньги есть. Халявщика можно подкупить только халявой.

— Тебе этот коктейль очень понравится, его пьешь как пирожное, — сказала она. — Твое здоровье!

Она подняла стакан и, оттопырив средний палец, повернула руку в сторону темного окна сзади, где, как я подозреваю, сидел Майк. Коктейль встал у меня поперек горла, а Лайл издал такой звук, словно опрокинул в себя виски.

После нескольких глотков Крисси поправила одну грудь и глубоко вздохнула:

— Да-а… Мне тогда исполнилось одиннадцать лет, а Бену пятнадцать. После школы он начал вокруг меня ошиваться и все время за мной наблюдал. У меня ведь уже имелась приличная грудь. Всегда, сколько себя помню. Я была очень хорошенькой. Я не хвастаюсь, честное слово. И деньжат у нас хватало. Мой отец… — по ее лицу скользнула тень горечи, — в жизни добивался всего сам. Он занялся видеобизнесом с самого его возникновения. На Среднем Западе он был крупнейшим оптовым поставщиком видеокассет.

— С фильмами?

— Нет, чистых видеокассет, чтобы на них записывать всякое изображение. Помнишь, такие раньше были? Хотя ты, наверное, тогда еще пешком под стол ходила.

Нет, не ходила.

— В общем, я, наверное, показалась ему легкой добычей. Не то чтобы я была из тех детей, которые предоставлены самим себе, потому что родители работают, но мама не всегда как следует за мной следила. — На этот раз на лице у нее отразилась еще большая горечь. — Погоди, а зачем ты все это спрашиваешь? — задала она вопрос.

— Я занимаюсь изучением этого дела.

Уголки ее рта грустно опустились.

— А то уж я подумала, что тебя прислала мама. Я точно знаю, что ей известно, где меня искать.

Она застучала по прилавку длинными коралловыми ногтями, а я спрятала левую руку с пальцем-обрубком под своим бокалом. Наверное, надо как-то ей посочувствовать, проявить заботу, но я этого не сделала. Зато я хотя бы позаботилась о том, чтобы не брякнуть, что ее мама никогда не станет ею интересоваться.

Какой-то постоянный клиент за пластмассовым столиком неподалеку беспрестанно оглядывался и бросал в нашу сторону пьяные взгляды. Очень хотелось уйти, оставив и Крисси, и ее проблемы.

— Так вот, — снова начала она. — Бен со мной обошелся очень подло. Он… это… типа… Чипсов хочешь? Здесь чипсы просто классные.

С полок на стене за барной стойкой смотрели чипсы в дешевой упаковке с надписью: «Здесь чипсы просто классные». Приходилось делать вид, что мне приятно с ней общаться, я кивнула, и Крисси, надорвав упаковку, поделилась со мной пахучим содержимым со сметаной и луком. Желтые крошки прилипли к розовой помаде на ее губах.

— В общем, Бен завоевал мое доверие и стал меня совращать.

— И как же ему удалось заслужить твое доверие?

— Ну, это… всякие там жвачки, конфеты, добрые слова.

— А как он тебя совращал?

— Приводил к себе в чулан, где держал всякие причиндалы для уборки — он же убирал в школе… Помню, от него всегда ужасно воняло хлоркой. После занятий он меня туда заводил и заставлял заниматься с ним оральным сексом, а потом сам занимался оральным сексом со мной. А еще заставлял клясться в верности Сатане. Мне было так страшно. Он говорил, что расправится с моими родителями, если я кому-нибудь расскажу.

— Как он заставлял тебя входить в чулан? — спросил Лайл. — Этот чулан был в школе?

При этих словах Крисси по-черепашьи сердито втянула голову в плечи — я делаю то же самое, когда кто-то ставит под сомнение мои показания против Бена.

— Просто он… угрожал. Там у него был алтарь, он его выдвигал. Перевернутый крест. Вроде у него там и мертвые животные были, которых он убивал. Для жертвоприношения. Так он, мне кажется, готовился убить и меня. Но на моем месте оказались его родственники. Я слыхала, что вся их семейка занималась поклонением Сатане. Они и обряды соблюдали, в общем все такое. — И она слизнула с толстых пластиковых ногтей прилипшие к ним крошки от чипсов.

— Сомневаюсь, — пробормотала я.

— Откуда тебе знать! — разозлилась Крисси. — А я через все это прошла, понятно!

Я ждала, когда она поймет, кто перед ней: может быть, лицо (очень похожее на лицо Бена) всплывет у нее в памяти, может, заметит рыжие корни волос у меня на голове.

— Сколько же раз он с тобой это проделывал?

— И не сосчитать. Очень много раз. — И она печально покачала головой.

— Как поступил твой отец, когда ты рассказала, что с тобой сделал Бен? — спросил Лайл.

— Боже, он чуть с ума не сошел, пришел в такую ярость! Он ведь так меня оберегал. Как зеницу ока. Он целый день ездил по городу — искал Бена. Мне всегда кажется, что если бы он его нашел — убил бы, и тогда бы семья Бена не погибла. Правда, грустно?

Внутри у меня как будто что-то сжалось, и я почувствовала, как меня охватывает злоба.

— У Бена семья занималась сатанизмом?!

— Ну, может, я чуток преувеличила. — Крисси склонила голову набок, как делают взрослые, когда пытаются утихомирить рассердившегося ребенка. — Наверное, они были добрыми христианами. Но только подумай, если бы отец добрался до Бена, тогда бы…

А если подумать, что твой папаша вместо Бена добрался до моей семьи? Нашел ружье, топор и всех уничтожил. Почти всех.

— Твой отец в ту ночь вернулся домой? — спросил Лайл. — Ты видела его после полуночи?

Крисси опустила голову, глянула на меня исподлобья, и я уточнила вопрос Лайла более спокойным тоном:

— То есть откуда ты знаешь, что он в ту ночь не видел никого из Дэев?

— Но я же вам говорю, он бы тогда сделал что-нибудь ужасное. Я для него была… ну как свет в окошке. Его это просто убило — то, что со мной произошло. Прямо убило.

— Он далеко отсюда живет? — Своей напористостью Лайл выводил ее из равновесия.

— Мм… Мы сейчас не общаемся, — сказала она, озираясь на барную стойку, чтобы заказать очередную порцию спиртного. — Наверное, для него это было слишком тяжелым испытанием.

— Кажется, твои родители потребовали от школы денежной компенсации?

Лайл подался вперед, у него кровожадно заблестели глаза. Я подвинулась на табуретке, чтобы слегка заслонить его от Крисси, надеясь, что он поймет намек.

— Да, черт побери! Школу следовало наказать. У них же прямо под носом грязно преследовали малолетнюю девочку. Как они такое допустили! Я, между прочим, из очень хорошей семьи…

— Позволь полюбопытствовать, — перебил ее Лайл, — как же ты при таком семействе… в результате оказалась здесь?

Клиент за столиком теперь полностью развернулся в нашу сторону и наблюдал за нами недобрым взглядом.

— У родителей возникли некоторые трудности с бизнесом. Проблемы с деньгами. А работать здесь вовсе не так плохо, как многие считают. Я сама себе хозяйка, радую людей, получаю удовольствие от того, что делаю. Многие ли могут сказать о своей работе то же самое? То, чем я занимаюсь, вовсе не означает, что я проститутка.

Не сдержавшись, я хмуро кивнула в сторону стоянки грузовиков.

— Ах это? — Крисси перешла на трагический шепот. — Я там сегодня просто должна была кое-что забрать. Я не занималась… о господи… Нет, конечно. Да, некоторые девушки промышляют этим, но я — ни под каким видом. Есть тут одна бедная девочка по имени Коллин, лет шестнадцати, она обслуживает водителей вместе с матерью. Я стараюсь за ней присматривать. Все думаю, что надо, наверное, позвонить в какую-нибудь службу, которая занимается несовершеннолетними. Кому в таких случаях обычно звонят?

В вопросе звучала озабоченность, которую проявляют, подыскивая нового гинеколога.

— Где живет твой отец?

Крисси встала (я, надо сказать, подхватилась бы куда раньше).

— Я же сказала, что мы не общаемся.

Лайл начал что-то говорить, но я повернулась к нему, ткнула его пальцем в грудь и одними губами произнесла: «Заткнись». Он открыл рот, закрыл, глянул в сторону сцены, где девица теперь изображала секс с полом, и вышел из зала.

Было очень поздно, и Крисси стала говорить, что ей нужно успеть на какую-то там встречу. Когда я рассчитывалась с барменом, она попросила у меня двадцать долларов взаймы.

— Угощу Коллин ужином, — солгала она и тут же увеличила сумму до пятидесяти долларов. — А то я не успела снять деньги с карточки. Но я обязательно все тебе верну. — Для убедительности она протянула мне клочок бумаги и ручку и попросила записать адрес: она непременно перешлет по почте все деньги до последнего цента.

Мысленно отнеся эти деньги на счет Лайла, я отдала их Крисси, и она тут же при мне начала их пересчитывать, словно я могла ее обмануть. Она раскрыла сумку, и оттуда вывалилась детская чашка-поилка.

— Фиг с ней, — махнула она рукой, когда я нагнулась, чтобы ее поднять. Чашка так и осталась валяться на полу.

Я взяла засаленную бумажку и написала свой адрес и имя — «Либби Дэй». Я — Либби Дэй, лживая ты шлюха.