13
Я пригибаю голову под горячими, тугими струями воды и тянусь к крану, чтобы сделать еще горячее. Задыхаюсь от пара. Под ногами пузырится пена с цитрусовым запахом.
Но все равно кажется, что ноги чистыми не становятся. Только ошпаренными. Я закутываюсь в белый махровый халат и бреду к кровати. Кажется, кожа у меня такая тонкая, что пульс вот-вот прорвет ее.
Отель хороший, сказал Хардинг. Здесь останавливаются депутаты и поп-звезды, примадонны и дирижеры из Бриджуотер-Холл. А главное, до полицейского участка всего несколько минут на трамвае.
Часы на DVD-плеере показывают половину первого. Значит, Либби уже больше четырех часов за решеткой. Достаточно, чтобы во всем признаться и чтобы лондонская полиция арестовала Серого Волка. Это пугает: значит, и тело Эми скоро найдут. Должны найти.
Я беру телефон с туалетного столика. Номера Брайана в контактах, конечно, нет, приходится искать его на сайте агентства. Цифры незнакомы, а вот мелодия, которая начинает играть, когда я набираю номер, сразу всплывает в памяти. В этом ритме когда-то слышалась привязанность, в порядке нот – потребность друг в друге. Шифрованное послание из прошлого, которое я так старалась забыть. Теперь это призыв к познанию истины.
После трех звонков трубку берет его секретарша. Отвечает веселым, оживленным голосом:
– Брайана нет, у него весь день совещания, что ему передать?
– Просто вытащите его с этого чертового совещания и дайте ему трубку.
– К сожалению, это невозможно…
– Возможно. Скажите, что дело касается его дочери.
– О господи. С ней что-нибудь случилось?
– Умерла.
В трубке слышится ее резкий вдох.
– Я скажу, чтобы он немедленно перезвонил вам.
– Нет. Просто дайте ему трубку. Я подожду.
Во рту у меня горечь, он пересох, губы слипаются. Через несколько секунд слышу на том конце линии торопливые шаги.
– Алло! Кто это? Что случилось? – Он задыхается от ужаса. – Скажите, что мои девочки живы!
– Это не твои девочки. Или не совсем твои. А вот Эми была твоя. Тебе и в голову не пришло, что речь может идти о ней?
– Что? Бет? Это ты? – Его голос переходит в рычание. – Охренела? Ты хоть соображаешь, что я из-за тебя пережил?
– Некоторое представление имею, да. Не забывай, я тоже потеряла дочь.
– Ну, блин, Бет, хватит уже!!! Ты больна. Тебе нужна помощь.
– В полиции так не думают, – говорю я, триумфально вскидывая голову.
– Где?
– В полиции. Они мне поверили. И тебе придется поверить.
Рассказываю ему о предсказании Иана, о том, как появились Либби и Эсме, о том, в чем они пытались меня уверить.
– Но это же смешно, Бет! С какой стати им придумывать такую… нелепую, чудовищную историю?
– Например, из-за денег?
Тон у меня настойчивый. Может, теперь он скажет правду насчет вознаграждения.
– Из-за денег?
– Ну да. Из-за вознаграждения.
Мой бывший переводит дыхание.
– Слизняк ты паршивый, Брайан! – рявкаю я. – Даже сейчас не хватает духу признаться, что ты его отозвал.
Он хочет что-то сказать, но тут же умолкает. Вместо проглоченных слов у него вырывается только вздох. Я жду.
– Послушай, Бет, за пять лет никто так и не объявился. Ясно было, что уже и не объявится. Пора было смириться… нам обоим. Я так и сделал… без шума.
– Ты должен был мне сказать! – ору я. – Да какого там… Ты должен был меня спросить!
– Ты бы ни за что не согласилась.
– Вот именно. – Я энергично киваю. – Ты слишком легко сдался. Как всегда.
Не могу сдержать злорадства.
– Я… Извини, Бет. Я думал, так будет лучше.
– Зря думал.
– А в полиции, значит, считают, что ты права? – Он раздраженно повышает голос. – Они там что, с ума посходили? Принимать всерьез всю эту чушь про реинкарнацию? Цирк какой-то.
– Эсме многое знала, Брайан. Всякие мелочи. И важные вещи тоже. То, чего она знать никак не могла.
– А именно?
– Например, как Эми в Занте обожгла медуза и ты помочился на нее, чтобы жжение прошло. Как она скатывалась на роликах в подземный переход возле «Слона и замка». Даже знала, что я пью кофе без молока и что раньше ела грейпфруты на завтрак. Это было необъяснимо. Но я выяснила, откуда она все это знает. От Даны.
– От Даны?
Я рада, что он молчит, пока я рассказываю. Раньше его молчание означало, что он печатает на компьютере или проверяет почту, а мой голос льется из трубки, прижатой к уху плечом. Теперь же он держит ее так близко, что я слышу его дыхание, тяжелое, застревающее в горле, словно он хочет что-то сказать, но молчит и слушает, и мой голос отвечает на его невысказанные вопросы.
Договариваю до конца. В трубке слышится молчание, затем сдавленный всхлип.
– Господи… Бет… Я не… Через столько лет… – Его слезы – эхо моих. – Бедная Эми! Как же мы проглядели… прямо под носом? – Он громко шмыгает. – Почему ты до сих пор не рассказала мне об этих двух психопатках? – говорит он уже другим тоном.
– А ты что, стал бы слушать? Сомневаюсь. Не прими я их всерьез, ничего бы не было.
Он всхлипывает, но меня это не трогает.
– Мы… виноваты перед Эми, Бет.
– Мы перед ними обеими виноваты.
– И родители Даны тоже. – Брайан будто ищет себе оправдания. – Как они могли не знать, что происходит?
– Мы же не знали. – Я вытираю лицо рукавом халата.
– В нашем доме детей не насиловали!
Напрягаюсь так, что дыхание останавливается.
– Точно?
Молчание. В трубке потрескивает.
– Господи, – произносит он едва слышно. – Думаешь, я в этом замешан?
Я хочу ответить, но слова не идут с языка.
– Я уже ничего не знаю, Брайан, – сглотнув, кое-как выговариваю я.
Будто вижу, как он покачивается на каблуках взад-вперед, онемев от потрясения.
– Господи! Я не могу… не могу поверить, что тебе пришла в голову такая мысль!
– Не пришла бы… если бы ты не отозвал вознаграждение. Это выглядит так, как будто ты не хотел, чтобы Эми нашли. Будто знал: искать бесполезно.
– Но я же сам дал эти деньги!
– Вероятно, для маскировки.
– Ты же это не всерьез? – Он делает паузу. – Это… Это ты и сказала в полиции? Что я предложил награду, чтобы отвести от себя подозрения?
– Они сами сделали выводы.
– Бет, клянусь… Я тут ни при чем… Ты должна мне поверить…
И я верю, хотя и не могу простить его за то, что он отозвал вознаграждение.
– Я вылетаю, Бет, – говорит мой бывший муж. – Сейчас. Первым же самолетом.
– Мы тут ничего не можем сделать. Только ждать. А тебе это не очень-то хорошо удается.
– С тобой будет легче. – Он собирается повесить трубку. – Бет? Скажи полицейским, что я уже вылетаю! Не хочу, чтобы они думали, будто я скрываюсь.
Я рада, что он будет рядом. Нужно на кого-то опереться, даже если это будет всего лишь Брайан. Жду не дождусь, когда окажусь в его объятиях. Я снова беру телефон и звоню Джилл.
– Бет! Ой, я так рада, что ты позвонила! Сама бы сделала это, но я же… Ладно, я глупая старуха, пора бы уже отучиться дуться и капризничать. И упрямая к тому же. Ты это знаешь лучше всех.
– Все неважно. Теперь не до того.
– Я просто пыталась тебя защитить. Ты же понимаешь?
– Да, знаю. Но ты была неправа.
– Желая защитить тебя?
– Насчет Либби и Эсме. Благодаря им я теперь знаю, что случилось с Эми.
Рассказываю Джилл обо всем. В трубке с ее стороны стоит такая тишина, что я то и дело спрашиваю, слушает ли она меня. Подруга каждый раз выдыхает «да» и велит продолжать.
– О, Бет… это так… ужасно. Мне очень жаль, – говорит она, дослушав до конца. – Даже представить не могу, что ты сейчас чувствуешь.
– Оттого что я узнала правду, легче, как бы она меня ни терзала. – Я прижимаю руку к сердцу.
– В самом деле? Не уверена, что мне было бы легче.
– Ты не жила десять лет в ожидании.
– Нет, конечно. – Она шмыгает носом. – Дэн Бишоп. Кто бы мог подумать?
Дэн Бишоп. Вот я и узнала имя. Теперь понятно, в честь кого назвали Дану. Заклеймили с самого рождения.
– Ну конечно! – говорю я. – Ты его знала.
– Очевидно, нет. Никто его не знал… по-настоящему.
– Но ты же каждый день видела его в школе!
– Он почти все время был внутри, – говорит Джилл. – А я у перехода… и то каких-нибудь пару часов в день.
– Не замечала ли в нем ничего пугающего? – Я ерзаю на кровати. – Он никогда не говорил странных вещей… о детях?
Джилл отвечает не сразу.
– Я даже не помню, говорила ли с ним вообще, – уклончиво произносит она, – разве что здоровались по утрам и еще какие-то пустяки… Мы же оба были… на работе. О господи, тут задумаешься, кто еще был в этом замешан.
– Викарий, например?.. Вот видишь. Я была не так уж далека от истины. Картинка, которую прислал мне Иан, – подсказка. Может, она указывала на Бишопа, а может – на викария.
Джилл втягивает воздух сквозь зубы.
– В полиции тоже так думают? – быстро спрашивает она.
– Им придется проверить эту версию. – Я прижимаю телефон плечом к уху и затягиваю пояс халата.
– Нет… просто не могу поверить… чтобы викарий был к этому причастен.
– Почему? Потому что он служитель Божий? – раздраженно переспрашиваю я. – Посмотри, что творится в Католической церкви в последние годы.
– Но викарий же не католик.
– Ну да! Англиканцы, конечно, детей не насилуют!
– Я не это хотела сказать, – твердо произносит Джилл. – Просто у них… ну, понимаешь… не такая репутация.
– Это не значит, что они не запятнаны. Просто лучше умеют скрываться.
Моя верхняя губа презрительно вздергивается. Вжимаюсь в кровать и стараюсь сдержать слезы.
– Там был один учитель, – говорит Джилл. – Не помню фамилию… Сандерс? Андерсон? Какой-то… странный. Скользкий. Ну, знаешь, такой тип, на которого можно подумать. Скажи ты, что это его рук дело, я бы так не удивилась.
– Дана больше никого не назвала. – Я вытираю глаза. – Полиция узнает все имена от Дэна Бишопа.
– Значит, его еще не нашли?
– Теперь наверняка скоро найдут. Только сначала им надо разобраться с Либби. С тобой, наверное, тоже захотят побеседовать.
– Со мной? – В ее голосе звучит растерянность. – Но… мне нечего сказать, кроме того, что уже поведала тебе.
– Все равно. Я назову им твое имя. – Я медленно выпрямляюсь. – А еще лучше – может, приедешь? Ты мне нужна.
– Ох, Бет, если бы я могла! Но мне нужно ухаживать за сестрой в Эссексе. Ее только что выписали из больницы после приступа.
– А никто не может тебя подменить?
– Нет, к сожалению. Она после смерти мужа осталась одна. Извини. Я буквально уже убегаю. Даже думала, это не ты звонишь, а диспетчер, сказать, что такси подъехало.
– Надолго ты туда?
– Пока точно не знаю. Посмотрим, как пойдут дела.
Так и вижу Джилл: она трет рукой лоб, словно пытается договориться об очередной благотворительной распродаже с не особенно рьяными добровольцами.
– Но постараюсь освободиться пораньше. Обещаю.
– Может быть, полицейские поговорят с тобой по телефону?
– Ну конечно… Только вот связь в тех местах не очень. Захолустье… Но попробовать можно.
– Какой там домашний номер? – Я оглядываюсь в поисках ручки.
– У сестры нет телефона. Она такая старомодная. Считает, что все эти современные удобства – пустая трата денег. У нее даже центрального отопления нет. И телевизора! Обходится радиоприемником. Так что если звонить, то на мой мобильный. – В трубке слышится шорох. – Извини, – говорит Джилл, – мне надо идти, Бет. Машина уже возле дома.
– Еще одно, Джилл.
– Да?
– Не говори никому, пожалуйста. Даже сестре.
– Ну конечно. Ни словечка не пророню.
Такое чувство, будто этих десяти лет вообще не было. Брайан сидит рядом со мной в синем пластмассовом кресле в тесной, душной комнате: решетки на окне, вид на полицейские машины, что стоят на улице. Дверцы авто то и дело хлопают, воют сирены, шины скрежещут по асфальту. Где-то все время требуется срочная помощь.
А мы ждем. Стрелки часов над дверью медленно, тягуче отсчитывают минуты.
Помню, как мы поддерживали друг друга после исчезновения Эми. Как шептали ободряющие слова сквозь слезы и поцелуи, гладили друг другу руки и по очереди притворялись сильными.
Помню, как все труднее становилось подобрать слова, пока даже удушающее молчание не стало даваться легче. Однако оно было таким же невыносимым. Помню отвратительный запах выпрошенных сигарет, все сгущающуюся тень от щетины на подбородке Брайана, отяжелевшие веки, пульсирующие цифры на его электронных часах.
Помню, как открывались двери и сердце у меня останавливалось, а голова поворачивалась, чтобы посмотреть, кто там и что можно прочитать по выражению его лица. Помню, что простое покачивание головой вдруг обрело разные значения.
«Нет, никаких новостей. Но это значит, что еще осталась надежда».
«Мы ее нашли. Нет. Сожалею. Обещаю, мы найдем тех, кто это сделал».
«Нет. Ни новостей, ни тела, ни улик. И времени больше нет. И следователей больше не будет. Ни расспросов, ни объявлений, ни призывов. Нет надежды. Нет будущего. Нет конца».
Грибного цвета кофе в пластиковых стаканчиках почти остыл, на вкус – как вчерашний, но Брайан все равно пьет. Проводит руками по волосам. Они поредели с тех пор, поседели. Кажется, они все белели у меня на глазах, с каждой минутой, пока он слушал показания Даны. А потом он лежал на кровати у меня в номере, сжавшись в комок, и рыдал в одеяло, прижимая к себе компьютер.
Каждое слово Даны пронзало его насквозь, но он все равно прослушал запись несколько раз подряд, говорил, если бы десять лет назад не был так занят собой, может, девочки сейчас были бы живы.
Мой бывший муж берет стаканчик со стола и отпивает глоток:
– Возьму еще. Ты хочешь чего-нибудь?
Я качаю головой. Не успевает он встать, как дверь открывается.
Лицо Хардинга непроницаемое. У Эрншоу – почти скучающее, отчужденное. Они садятся за стол. Хардинг снимает пиджак и вешает на спинку стула. Эрншоу ставит локти на стол и соединяет ладони перед собой, словно в молитве.
– Ну что? – Голос Брайана напряженный. – Нашли Бишопа?
Хардинг кивает.
– Живого? – спрашиваю я.
Хардинг кивает снова:
– Бишоп арестован.
Охота окончена. Я нашла убийцу Эми. Теперь она упокоится с миром.
Смотрю на Хардинга, недоумевая не по поводу того, что он сказал, а по поводу своей реакции. Я мечтала об этом десять лет. Конец – пускай не мучений, но ожидания. Торжество правосудия. Надежда на новую жизнь.
Но вот свершилось… и я ничего не чувствую. Пустота. Взгляд Хардинга тревожит меня.
– Он признался? – спрашиваю шепотом.
– В изнасиловании – да, – говорит Эрншоу. – Но не в убийстве Эми.
– Ну еще бы, – нетерпеливо говорю я.
Эрншоу покашливает.
– Я не уверен, – отвечает он.
– Не думаете же вы, что он невиновен? – Я хмурюсь, злясь и недоумевая. – Неужели нельзя было надавить как следует?
– Он виновен в изнасиловании – по меньшей мере. Но в убийстве? – говорит Хардинг, ссутулившись. – Не все так просто.
– Но…
– Бишоп был довольно откровенен, миссис Арчер, – продолжает Хардинг. – Даже удивительно, учитывая, что единственное показание против него дала покойница. Видимо, даже у извращенцев есть совесть.
Звучит это не очень уверенно.
– Бишоп – пожилой, не слишком здоровый человек, раздавленный чувством вины. Он был чуть ли не рад, что мы его поймали и дали шанс примириться с самим собой. Думаю, если бы он убил Эми, он бы нам сказал.
– Но как же показания Даны? – спрашиваю я. – Бишоп сказал ей, что это он. Вы же сами слышали. – Я оглядываю всех в полнейшем недоумении.
– А-а. – Хардинг опускает голову. – Да нет, как раз не сказал.
Он придвигает ко мне распечатку азбуки Даны. Страницы испещрены пометками от руки, подчеркиваниями и вопросительными знаками. Хардинг проводит пальцем по строчкам.
– Я ничего не знаю, понятно? Ничего, – сказал он. – И ты ничего не знаешь. Уяснила? Держи варежку на замке, и я тебя не трону.
– Но он же не сказал, что не убивал ее! – кричу я.
– Нет, но, по словам Даны, он в этом и не признался. – Хардинг отодвигает стул и встает. – Собственно говоря, наоборот.
– Это смешно! – Руки у меня от волнения сжимаются в кулаки. – Он просто велел девочке молчать.
– Это мы так поняли. Надеюсь, присяжные поймут так же, – говорит Эрншоу. – Но высказывание достаточно неопределенное, чтобы адвокаты сумели найти лазейку.
– Так кто же, по его словам, убил Эми? – Брайан берет меня за руку.
– Саймон Палмер, – отвечает Эрншоу.
Он смотрит на меня так, будто ждет, что я вспомню это имя, но мне оно незнакомо.
– Работал в передвижной библиотеке, – говорит Хардинг. – Приезжал к Эми в школу.
Я вспоминаю, как он в своем тесном фургончике выдавал книжки. Маленький, но жилистый, светлые, будто пыльные волосы; очки вечно съезжали на кончик носа, и книжник смотрел поверх них. Это он окрестил Эми Девочкой, Которая Больше Ничего Не Читает. Мы с ним вместе шутили над тем, что Эми каждый раз берет одну и ту же книжку, и я помогала ему в попытках заинтересовать ее чем-нибудь еще.
Теперь-то я понимаю, что дочке хотелось поскорее убраться из фургона и подальше от Палмера. Легче всего было просто взять ту же самую книгу. Да и сама сказка могла бы мне кое-что подсказать. Человеку, который не мыл посуду, пришлось жить в собственной грязи, пока тарелок не стало так много, что он уже не мог выбраться из ловушки и остался в ней навсегда.
Закрываю лицо руками. Как я могла все это проглядеть? Как он мог убить мою девочку? Неужели это сделал тот тихий, любезный джентльмен, так хорошо ладивший с детьми? Вздрагиваю, увидев под этой маской настоящее лицо. Извращенец. Убийца. С которым я обменивалась шуточками каждые две недели, когда Эми снова брала свою книжку.
Чувствую себя униженной, обманутой. Я должна отомстить. Поднимаю взгляд на Хардинга:
– Он должен сесть в тюрьму. – Слезы бегут у меня по щекам. – Пожизненно. Пообещайте, что не дадите ему выкрутиться.
– Не дадим, – говорит Хардинг. – Главное – найти.
Брайан вскакивает.
– Так его не арестовали? – кричит он. – Чего вы ждете, черт возьми? Особого приглашения?
– Мы делаем все возможное, уверяю, – отвечает Хардинг. – Бишоп не знает, где он. Они не виделись с тех пор, как Бишоп переехал в Бирмингем.
Я всхлипываю от отчаяния. Неужели это опять сойдет ему с рук?
– А Бишоп сказал вам, что случилось с Эми? – спрашиваю я.
Хочу узнать наконец, чтобы успокоиться, хотя, конечно, покоя это знание не принесет. Только новый ад. Новый оттенок черноты.
– Он говорит, что не видел. – Эрншоу слегка пожимает плечами, словно не знает, что ему делать с этим объяснением.
– А тело? – спрашиваю я едва слышным шепотом. – Где она? Где моя девочка?
Эрншоу вздыхает:
– Мне очень жаль, миссис Арчер. Бишоп говорит, что не знает. «Откуда мне знать, если я не видел?» Но мы найдем Палмера и узнаем все от него самого. Обещаю.
Я представляю, как Палмер злорадно, по-собачьи скалится над погребенным телом, радуясь, что он один знает о нем. Его, и только его, награда.
– Вы должны его найти. – Голос у меня замирает. – Должны. Мне нужно попрощаться.
– Мы найдем вашу дочь, миссис Арчер. – Хардинг наклоняется надо мной и, успокаивая, кладет руку мне на плечо. – Что бы там ни было. Можете на это рассчитывать.
Брайан пододвигает мне стакан. Подтаявшие кубики льда всплывают, как плевки. Бывший сидит рядом, быстрыми маленькими глотками пьет виски без льда – уже второй за пятнадцать минут. В комнате пахнет дымом – его втянуло обратно в комнату через окно, когда Брайан выглянул, чтобы позвать менеджера.
Он потерял надежду много лет назад – мы оба ее потеряли, – но я до сих пор не сдалась. Не сломалась, как в первые дни после исчезновения Эми. Вонь все не уходит, липкая, как отчаяние. Только отчаяние, в отличие от нее, можно заглушить или скрыть под маской утешения.
Из пачки «Мальборо голд» торчит последняя сигарета. Я закусываю губу и торопливо отвожу взгляд. Звонит Хардинг. Просит нас приехать в участок. Брайан вытаскивает эту последнюю сигарету из пачки. Когда мы возвращаемся, у меня в кармане уже новая пачка, своя.
Палмера так и не могут найти. Он все еще не ответил за совершенное убийство.
Бишоп обеспечил себе безопасность, чистосердечно признавшись в изнасиловании и сотрудничая со следствием.
Либби, Эсме и Иана отпустили. Видимо, за недостаточностью улик. Снова полиция не оправдала моих надежд.
Мать твою! Инспектор, тоже мне! Как ты мог поверить в россказни Либби, а не собственным глазам? Оказывается, файл в компьютере – еще не доказательство того, что она знала о его существовании. Мало ли что там, внутри компьютера, с которым она и обращаться-то не умеет.
Неужели непонятно, что она притворялась, когда просила включить его и ввести пароль? На что угодно спорю, притворялась. Пароля не знает, электронной почты в глаза не видела, так же как и Интернета, и загадочных голосовых файлов? Ну да, конечно!
А как она плакала над записью Даны! Что же еще остается, когда на вранье поймают! Конечно, она не на компьютере ее слушала – не такая она дура. Не в силах справиться с курсором и мышкой, попросила распечатку. Старая добрая бумага. С ней проще, и пятна от слез остаются убедительные. Океан слез, бездонный колодец. Столько слез, столько соплей… Конечно-конечно, все это искренне.
Даже психолога она убедила. Этим уже все сказано. Кто после такого стал бы сомневаться, что все предрешено, – и психолога провела, и следствие обманула? Я не сомневалась. Брайан тоже. Как мы ни старались верить в лучшее.
Сокрытие улик? Не доказано. Дело закрыто.
Мать твою, инспектор! Это же надо – не разглядеть жажду наживы Либби, поверить, что она не знала о вознаграждении! Сделала круглые глаза, потеряла дар речи, когда услышала про деньги? Еще бы! В принципе, это ее незнание и нежелание претендовать на награду можно было бы оспорить в суде, а вот выиграть… вряд ли.
Дело закрыто.
Мать твою, инспектор! Ты ведь так и не нашел могилу Эми! Снова разбил мне сердце и отнял надежду.
И будь ты проклят, инспектор, за то, что не сумел расколоть десятилетнюю девчонку. Она обезоружила и тебя, и психолога одним простым, непоколебимым оправданием: «Мне не нужны никакие инструкции. Я про нее даже не знала. Я знаю то, что знаю, потому что я Эми».
Ни один суд на свете не вынесет ей приговор за детские фантазии, сколь угодно неприятные или странные. Она еще маленькая, не понимала, что делает. Это что-то вроде рассказов о воображаемом друге, в конце концов девочка это перерастет – и тем быстрее, чем меньше обращать на это внимания.
Дело закрыто.
Зажигаю сигарету, распахиваю окно в номере. Дым идет у меня из ноздрей, как эктоплазма. Брайан пристраивается рядышком, чиркает спичкой.
– Самому не верится, что я так говорю, – бормочет он, – но, может быть, это и к лучшему.
Я сбрасываю его руку со своего плеча:
– Не понимаю, что тут хорошего.
– Бог свидетель, я не меньше тебя хотел бы, чтобы эти гадины получили по заслугам. – Он снова кладет руку мне на плечо. – Но Хардинг прав. В суде дело все равно развалилось бы.
– Можно было бы все же попробовать.
– Ты имеешь в виду частный иск? – хмурится Брайан.
– А что тут такого?
Он медленно выдыхает. Дым уносит ветром.
– Не думаю, что так нам больше повезло бы. Даже Бишопа засудить будет нелегко. И его адвокатам очень понравится, если мы заявим отдельные иски против ключевых свидетелей. Лучше выйти из игры, пока мы в выигрыше.
– В выигрыше? – Мой смех тут же обрывается. – Что-то я этого не ощущаю.
– Мы знаем, что случилось с Эми. Поймали одного из виновников. Возможно, поймают и другого. И все это благодаря Либби и Эсме.
Его ровный, рассудительный тон отвратителен.
– Извини, но мне что-то трудно испытывать благодарность. – Я глотаю последнюю затяжку дыма. – Мы так и не узнали, где Эми.
– Еще не вечер. Может быть, Хардинг вытянет это из Бишопа или Палмера.
Я швыряю окурок в окно:
– Хардинг твой и «Отче наш» из монашки не вытянет.
Не могу даже получить удовлетворения от вида Бишопа в суде. Все еще не могу. Хардинг постарался, чтобы его задержание не просочилось в прессу, иначе Палмер заляжет на дно.
Эта тактика оказывается верной. Через два дня Палмера арестовывают у него на квартире в Ипсуиче. Он работал библиотекарем, а в свободное время тренировал подростков в секции плавания. На жестком диске его компьютера обнаружили тысячи порнографических картинок с маленькими девочками и тексты с описаниями его чудовищных фантазий.
Однако откровенничать с полицией маньяк не стал.
– Он ни слова не сказал об Эми, – говорит Хардинг. – Не признается. Не отрицает. Просто смотрит на нас как на пустое место, ухмыляется хитро так, презрительно, меня из себя выводит. Еле сдерживаюсь, чтобы ему не врезать.
– Если не врежете, так я врежу! – восклицает Брайан.
– Нет, – возражаю я. – Нам нужно сломать его морально, а не физически.
– Ваша жена права, мистер Арчер, – соглашается Хардинг. – Мы не можем делать таких подарков его адвокатам. Погодите немного. Расколем.
Но расколоть преступника не удается. Его надменное молчание приводит в бешенство и отчаяние Хардинга, а у меня вызывает еще более свирепую ненависть. Детектив меняет тактику и начинает допрашивать Бишопа. Тот с большой охотой делится всеми известными ему чудовищными подробностями.
– Боюсь, этого не хватит, чтобы доказать вину в убийстве или даже в соучастии в убийстве, – говорит Хардинг, – но мы засадим его за изнасилование и растление малолетних, это уж наверняка.
– Значит… он легко отделается. – Я заламываю руки, голова у меня опускается. – И я так и не знаю, где тело Эми.
– Понимаю, вы расстроены, миссис Арчер. – У Хардинга виноватый вид.
– Ничего вы не понимаете.
– По моему опыту, – твердо говорит он, – попав за решетку, они уже не видят смысла молчать. Думают, если выдадут то, что раньше скрывали, это поможет скостить срок. Так что мы еще можем найти Эми… когда-нибудь. – Он покашливает. – Если повезет.
Я уничтожена, разбита, от усталости больше не могу говорить. Палмер сказал последнее слово. Я уже хочу встать, но задерживаюсь и поворачиваюсь к Хардингу:
– А с Даной что?
Он кладет руки на стол и склоняет голову набок. Видимо, тоже чувствует себя побежденным.
– Наши люди проверили базы данных по неустановленным утопленникам, расспросили спасателей и так далее. Но пока не нашли никого подходящего под словесный портрет Даны. Она сказала, что собирается утопиться, а где, не сказала. В море – и все. Не так много информации. – Он вздыхает. – Остается только ждать. Может, тело еще выбросит на берег. Но там столько судов, столько течений… Возможно, мы ее никогда не найдем.
Я глотаю слезы. Родителям Даны тоже нечего будет хоронить. Надеюсь, их хоть немного утешит то, что судьба дочери известна. Надеюсь, Дана наконец обрела покой.
– Отвези меня домой, – говорю я Брайану.
Он встает и берет меня под руку.
Нужно попасть домой, надежно забаррикадировать дверь и ждать вестей о новых арестах.
– Уверена? – спрашивает Брайан по пути в отель. – Журналисты будут днем и ночью торчать у тебя под дверью. Может, лучше к родителям поедешь? Или ко мне?
– Нет.
Мой дом десять лет был моим убежищем. Там я ничего не боюсь. Укладываю чемодан, бросаю камешек-талисман в карман пальто. Брайан тащит чемодан к лифту. Говорит, что попросит консьержа вызвать такси.
– Не надо, – отвечаю я.
Однако телефон Дэйва все время переключается на голосовую почту, и мы все-таки берем черный кеб до аэропорта. По пути я снова набираю номер Дэйва. Он так и не отвечает. Оставляю сообщение.
– Дэйв, это Бет. Я еду в аэропорт. Сожалею, что вы упустили свою выручку. Но у меня есть чем вас утешить. Пока мы катались, вы хвастались, что Манчестер – это город, где Джек встретился с Верой, Энгельс – с Марксом, а Роллс – с Ройсом… Ну а теперь это еще и город, где я встретилась с вами… а вы помогли мне встретиться с Генри Кэмпбеллом Блэком… Я пока не могу сказать, почему это так важно, но скоро вы все узнаете. Помните, вы приняли меня за миллионершу инкогнито? Приехавшую сюда, чтобы оказать кому-то услугу? Нет, вы не угадали… во всяком случае, не в том смысле, в каком подумали. Не потеряйте конверт, который придет для вас на адрес диспетчерской. До свидания. И спасибо.
Брайан склоняет голову набок:
– Что это значит?
– Это значит, что теперь ты исправишь свою ошибку с вознаграждением, выслав чек тому, кто его заслужил.
