Книга: Полиция
Назад: Глава 37
Дальше: Глава 39

Глава 38

— Спасибо, что так быстро пришла, — сказал Харри.
— Я пришла полчаса назад, — сказала Силье, кивнув на пустой бокал на столе.
— Неужели я… — начал Харри, посмотрев на часы.
— Да нет. Просто не могла больше ждать.
— Харри?
Он поднял глаза:
— Привет, Нина. Сегодня ничего не надо.
Официантка исчезла.
— Торопишься? — спросила Силье.
Она сидела с прямой спиной, сложив обнаженные руки под облаченной в красное грудью. Грудь ее оказалась в рамочке из голой кожи. Лицо Силье все время меняло выражение и из кукольно-красивого превращалось во что-то иное, во что-то почти страшное. Единственное, что оставалось неизменным, — это напряжение во взгляде. У Харри было ощущение, что, обладая таким взглядом, можно заметить малейшее изменение в настроении и чувствах. И что сам он слеп. Потому что он видел только напряжение и ничего больше. Желание чего-то, ему непонятного. Потому что она хотела не только этого, не одной ночи, одного часа, десяти минут полового акта, имитирующего насилие. Все было не так просто.
— Я хотел поговорить с тобой по той причине, что ты дежурила в Национальной больнице.
— Я уже беседовала об этом со следственной группой.
— О чем?
— Говорил ли мне что-нибудь Антон Миттет перед тем, как был убит. Не ссорился ли он с кем-нибудь, не было ли у него связи с кем-нибудь из сотрудников больницы. Но я ведь им сказала, что это не было отдельно взятым убийством, совершенным ревнивым мужем, это работа палача полицейских. Ведь это так, правда? Я много читала о серийных убийствах, ты бы заметил это на своих занятиях, когда мы дошли бы до этого.
— Нет никаких занятий о серийных убийствах, Силье. Я хотел спросить, видела ли ты, как кто-нибудь входит и выходит из палаты, пока ты там сидела, было ли что-нибудь выходящее за рамки установленных правил, что заставило тебя удивиться, короче говоря, что-нибудь…
— …чего там не должно было быть? — Она улыбнулась. Белые молодые зубы. Два из них неровные. — Это из твоего занятия.
Спина прогнулась больше, чем надо.
— Ну?
— Ты думаешь, что пациент был убит и что Миттет к этому причастен?
Силье склонила голову набок, чуть приподняла сложенные под грудью руки, и Харри подумал о том, делает ли она вид или на самом деле испытывает такую уверенность в себе. Или же просто она — человек с психическими нарушениями и пытается имитировать поведение, которое кажется ей нормальным в данной ситуации, но все время немного промахивается.
— Да, ты так думаешь, — сказала она. — И ты думаешь, что Миттета потом убрали, так как он слишком много знал. И что убийца замаскировал его убийство под убийство полицейских.
— Нет, — возразил Харри. — Если бы его убили такие люди, труп его утопили бы в море, предварительно набив карманы чем-нибудь тяжелым. Я прошу тебя хорошенько подумать, Силье. Сосредоточься.
Она сделала глубокий вдох, и Харри не стал смотреть на ее поднявшуюся грудь. Она попыталась поймать его взгляд, но он избежал этого, наклонив голову, чтобы почесать шею. Он ждал.
— Нет, ничего такого не было, — наконец произнесла Силье. — Все шло одинаково. Приходил новый анестезиолог, но он появлялся только один или два раза, а потом исчез.
— Хорошо, — сказал Харри, засовывая руку в карман пиджака. — А как насчет того, кто слева?
Он положил на стол перед ней распечатку фотографии. Он обнаружил ее в Сети, в картинках Google. На ней был изображен молодой Трульс Бернтсен слева от Микаэля Бельмана на фоне полицейского участка района Стовнер.
Силье изучила фотографию:
— Нет, этого я в больнице не видела. А вот того, что справа…
— Ты его там видела? — прервал ее Харри.
— Нет-нет, я просто хотела спросить, не…
— Да, это начальник полиции, — сказал Харри и хотел забрать у нее фотографию, но Силье накрыла своей ладонью его руку.
— Харри?
Он ощутил тепло ее мягкой ладони на своей руке. Он ждал.
— Я раньше видела их. Вместе. Как зовут второго?
— Трульс Бернтсен. Где?
— В тире в Экерне, не так давно.
— Спасибо, — сказал Харри, придвигая к себе руку и фотографию. — Тогда не буду больше отнимать у тебя время.
— А вот насчет того, чтобы у меня было много времени, ты позаботился сам, Харри.
Он не ответил.
Силье рассмеялась и склонилась вперед.
— Ты ведь не только для этого попросил меня прийти? — Свет от лампы на столе плясал в ее глазах. — Знаешь, какая дикая мысль пришла мне в голову, Харри? Что ты выгнал меня из академии, потому что тогда можешь быть со мной, не имея проблем с начальством. Так почему же ты не говоришь мне, чего хочешь на самом деле?
— То, чего я хотел на самом деле, Силье…
— Как жаль, что во время нашей последней встречи появилась твоя коллега, как раз когда мы…
— …это поговорить с тобой о больнице…
— Я живу на улице Жозефины, но ты наверняка уже нашел мой адрес в Интернете.
— …и сказать, что в последний раз я совершил ужасную ошибку, промашку, что я…
— Отсюда пешком одиннадцать минут двадцать три секунды. Точно. Я засекла время, когда шла сюда.
— …не могу. Не хочу. Что я…
— Ну так мы… — Она начала вставать.
— …весной женюсь.
Силье плюхнулась обратно на стул и уставилась на Харри.
— Ты… женишься? — Голос ее был едва различим в шумном помещении.
— Да, — ответил Харри.
Зрачки ее сузились. Как морская звезда, в которую воткнули иголку, подумал Харри.
— На ней? — прошептала она. — На Ракели Фёуке?
— Да, так ее зовут. Но женат я или нет, студентка ты или нет, между нами ничего не может быть. Так что я прошу прощения за то… что случилось в последний раз.
— Женишься… — Она повторила это слово голосом лунатика, глядя сквозь него.
Харри кивнул и почувствовал вибрацию на груди. Сначала он подумал, что это сердце, но потом сообразил, что во внутреннем кармане звонит телефон.
Он вынул его.
— Харри.
Он выслушал звонившего, а потом вытянул руку с телефоном и посмотрел на него так, будто с ним что-то не то.
— Повтори, — сказал он, вновь прикладывая трубку к уху.
— Я сказал, что мы нашли пистолет, — сказал Бьёрн Хольм. — И да, он принадлежит ему.
— Сколько человек знает об этом?
— Никто.
— Держи информацию в тайне, сколько сможешь.
Харри прервал связь и набрал другой номер.
— Мне надо идти, — сказал он Силье и засунул купюру под ее бокал.
Он увидел, как открылся ее красный рот, но встал и вышел прежде, чем она успела что-нибудь сказать.
Находясь у дверей ресторана, он услышал в телефоне голос Катрины. Он повторил ей то, что ему сказал Бьёрн.
— Ты шутишь, — произнесла она.
— Почему же ты не смеешься?
— Но… но это просто невероятно.
— Конечно, поэтому мы не верим в это, — сказал Харри. — Ищи. Найди ошибку.
Он услышал, как на другом конце провода десятиногое насекомое забегало по клавиатуре.

 

Аврора тащилась на автобусную остановку вместе с Эмилией. Начинало темнеть, казалось, что в любую минуту может пойти дождь, но он все не шел. Такая погода вроде раздражает, подумала она.
Она поделилась этой мыслью с Эмилией. Та ответила «мм», но Авроре стало ясно, что Эмилия ее не поняла.
— Ну почему он никак не начнется, чтобы уж прошел, и все? — сказала Аврора. — Лучше уж пусть идет дождь, чем ждать и расстраиваться, что он скоро пойдет.
— Я люблю дождь, — ответила Эмилия.
— Я тоже. Немножко. Но… — Она не стала продолжать.
— А что случилось на тренировке?
— Что-то случилось?
— Арне накричал на тебя, потому что ты не сдвинулась на фланг.
— Я просто немножко запоздала.
— Нет. Ты стояла и таращилась на трибуну. Арне говорит, что в гандболе главное — это защита. А движение по флангам — главное в защите. А это означает, что главное в гандболе — движение по флангам.
«Арне вообще говорит много ерунды», — подумала Аврора, но не произнесла этого вслух, зная, что Эмилия этого тоже не поймет.
Аврора потеряла концентрацию, потому что была уверена, что увидела его на трибуне. Его было несложно заметить: кроме него, в спортзале сидела только мальчишеская команда, нетерпеливо ожидавшая своей тренировки после девчонок. Но это был он, она почти уверена в этом. Мужчина, который приходил в их сад и спрашивал папу. Тот, что хотел, чтобы Аврора послушала группу, название которой она забыла. Тот, что хотел воды.
И она застыла, им забили гол, и тренер Арне остановил игру и рявкнул на нее. И ей стало неприятно, как обычно. Она пыталась сопротивляться, она ненавидела расстраиваться из-за таких пустяков, но ничего не помогало. Глаза просто наполнились слезами, она смахнула их повязкой на запястье, одновременно проведя рукой по лбу, чтобы сделать вид, что утирает пот. А когда Арне закончил орать и она посмотрела на трибуну, его уже не было. Совсем как в прошлый раз. Только на этот раз все случилось так быстро, что она начала сомневаться, действительно ли она его видела, или это ей просто привиделось.
— О нет, — простонала Эмилия, прочитав расписание автобуса на остановке. — Сто сорок девятый придет только через двадцать минут. Мама приготовила нам на ужин пиццу. К нашему приходу она станет ледяной!
— Как глупо, — откликнулась Аврора, продолжая читать.
Ей не особо нравилась пицца, да и ночевки у подружек тоже. Но так в наше время делают все. Все ночуют друг у друга, как будто в танце, где обмениваются партнерами. Либо участвуй, либо никто не будет с тобой общаться. А Аврора не хотела, чтобы с ней никто не общался. Во всяком случае, не очень хотела.
— Слушай, — сказала она, глядя на часы. — Здесь написано, что сто тридцать первый придет через минуту, а я вспомнила, что забыла дома зубную щетку. Сто тридцать первый идет мимо моего дома, и если я сяду на него, то потом доеду до тебя на велике.
По лицу Эмилии было видно, что эта идея ей не очень по душе. Ей не хотелось стоять здесь в темноте и ждать дождя, который все не начинается, и не хотелось одной ехать домой в автобусе. И она начинала подозревать, что, когда Аврора доберется до дома, у нее найдется отговорка, чтобы отказаться от ночевки у Эмилии.
— Ну ладно, — сказала Эмилия с кислым выражением лица, пиная спортивную сумку. — Но учти, пицца тебя ждать не будет.
Аврора увидела, как по дороге в низине поворачивает автобус. 131-й.
— К тому же ты можешь почистить зубы моей щеткой, — предложила Эмилия. — Мы же все-таки подруги.
«Мы не подруги, — подумала Аврора. — Ты — Эмилия, которая дружит со всеми девчонками в классе, Эмилия, которая правильно одевается, девочка с самым популярным именем в Норвегии. Ты никогда ни с кем не поссоришься, ведь ты такая хорошая и никогда никого не критикуешь, во всяком случае в глаза. А я — Аврора, которая делает то, что должна, но не более, чтобы общаться с вами, потому что я не могу быть совсем одна. И вы считаете меня странноватой, но довольно умной и самоуверенной и поэтому не решаетесь меня шпынять».
— Я буду у тебя дома раньше тебя, — сказала Аврора. — Обещаю.

 

Харри сидел на скромной трибуне, подперев голову руками, и смотрел на арену.
В воздухе пахло дождем, он мог разразиться каждую секунду, а на стадионе «Валле Ховин» не было крыши.
На маленьком страшненьком стадионе больше никого не было. Харри знал, что будет здесь один: концерты проводились не часто, а до конькобежного сезона еще очень далеко. Тогда здесь зальют каток, и любой сможет прийти потренироваться. Именно здесь он сидел и наблюдал за тем, как Олег делает первые неуверенные шаги на коньках, а потом медленно, но верно становится многообещающим конькобежцем в своей возрастной группе. Он надеялся, что скоро снова будет наблюдать здесь за Олегом. Тайно засекать время прохождения им круга. Фиксировать прогресс и отставание. Подбадривать его, когда дело не ладится, врать ему про плохие погодные условия и тупые коньки и спокойно радоваться его успехам, не позволяя внутреннему ликованию прорваться наружу. Он станет амортизатором, который будет сглаживать эмоции от взлетов и падений, Олегу это нужно, иначе он позволит собственным чувствам полностью завладеть собой. Харри не так много знал о коньках, но вот об этом ему кое-что было известно. Контроль над сильным возбуждением, как говорит Столе. Способность самому себя утешить. Это одно из умений, имеющих огромное значение для развития ребенка, но не у всех оно развивается одинаково хорошо. Например, Столе считал, что Харри недостает способности контролировать свое возбуждение. Что ему недостает среднестатистической способности убегать от плохого, забывать, концентрироваться на чем-нибудь приятном, легком. И что Харри употребляет алкоголь, чтобы тот делал за него эту работу. Отец Олега тоже был алкоголиком, пропивавшим, по словам Ракели, свою жизнь и семейное состояние где-то в Москве. Может, это была одна из причин, по которой Харри испытывал такую потребность заботиться о мальчике: им обоим недоставало способности контролировать свое возбуждение.
Харри услышал чьи-то шаги по бетонной дорожке. Кто-то шел во мраке с другой стороны стадиона. Харри сильно затянулся, чтобы по огоньку сигареты можно было определить, где он находится.
Другой человек перепрыгнул через барьер и легкими шагами стал подниматься по бетонным ступеням трибуны.
— Харри Холе, — произнес мужчина, остановившись на две ступени ниже его.
— Микаэль Бельман, — кивнул Харри.
В темноте розоватые, лишенные пигмента полосы на лице Бельмана казались еще светлее.
— Две вещи, Харри. Это должно быть очень важным, потому что мы с женой планировали провести приятный вечер дома.
— А вторая?
— Затуши эту дрянь. Сигаретный дым вреден для здоровья.
— Спасибо за заботу.
— Я думаю о себе, а не о тебе. Будь так добр, потуши.
Харри ткнул концом сигареты в бетон и убрал ее обратно в пачку, пока Бельман усаживался рядом с ним.
— Оригинальное место для встречи, Холе.
— Единственное место, помимо «Шрёдера», где я бываю в свободное время.
— На мой вкус, слишком малолюдно. Я на какой-то миг даже задумался, не ты ли палач полицейских, заманивший меня сюда. Мы ведь все еще думаем, что он полицейский, да?
— Точно так, — сказал Харри и ощутил ужасное желание закурить. — Мы нашли пистолет.
— Уже? Быстро сработали, я даже не знал, что вы уже начали собирать…
— Не потребовалось. Первый же пистолет оказался тем, что мы искали.
— Что?
— Твой пистолет, Бельман. Из него был произведен пробный выстрел, и результат полностью совпал с пулей из дела Калснеса.
Бельман громко рассмеялся, и смех его эхом отозвался от трибун.
— Это такой розыгрыш, Харри?
— Вообще-то, ты должен мне это объяснить, Микаэль.
— Для тебя я господин начальник полиции или Бельман, Харри. Кстати, можешь опустить слово «господин». И я не должен ничего тебе объяснять. Что вообще происходит?
— Именно это ты и должен… прости, «тебе следует» звучит лучше? Тебе следует рассказать мне, господин начальник полиции. Или же мы должны — и я хочу сказать именно «должны» — доставить тебя для официального допроса. А этого всеми силами хотелось бы избежать как тебе, так и нам. Согласен?
— Переходи к делу, Харри. Как это могло произойти?
— Я вижу два возможных объяснения, — ответил Харри. — Первое и наиболее очевидное: ты застрелил Рене Калснеса, господин начальник полиции.
— Я… я…
Челюсти Микаэля Бельмана задвигались, а пигментные пятна запульсировали светом у него на лбу, как у диковинного глубоководного зверя.
— У тебя есть алиби, — закончил за него Харри.
— Да?
— Когда у нас появился результат, я поручил это дело Катрине Братт. В ту ночь, когда застрелили Рене Калснеса, ты был в Париже.
Бельману удалось наконец закрыть рот.
— Да?
— Она сверила твое имя с датами. Твое имя всплыло в списке пассажиров рейса «Эйр Франс» из Осло в Париж, и это же имя обнаружилось в списке постояльцев отеля «Голден ориол». Ты встречался там с кем-нибудь, кто может подтвердить, что ты действительно был в Париже?
Микаэль Бельман сосредоточенно моргал, как будто хотел лучше видеть. Северное сияние его кожи погасло. Он медленно кивнул:
— Дело Калснеса, да. Он был убит, когда я ездил на собеседование в Интерпол в Париже. Безусловно, я найду там свидетелей, мы вечером ходили в ресторан большой компанией.
— Тогда остается только выяснить, где в тот вечер находился твой пистолет.
— Дома, — убежденно ответил Микаэль Бельман. — Запертый. Ключ находился на связке, которая была у меня с собой.
— Ты можешь это доказать?
— Вряд ли. Ты сказал, что видишь два возможных объяснения. Дай-ка угадаю. Наверное, мальчики-баллистики…
— Вообще-то, сейчас там работают в основном девочки.
— …совершили ошибку и перепутали пулю из дела об убийстве с одной из моих тренировочных пуль, или что-нибудь в этом роде?
— Нет. Свинцовая пуля, которая находилась в коробке из хранилища, была выпущена из твоего пистолета, Бельман.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты о чем?
— Ты сказал: «пуля, которая находилась в хранилище», а не «пуля, найденная в черепе Калснеса».
Харри кивнул:
— Мы приближаемся, Бельман.
— Приближаемся к чему?
— Ко второй возможности, которую я вижу. Кто-то подменил пулю в хранилище на пулю из твоего пистолета. Кроме того, у этой пули есть еще одна странность. Пуля сплющена таким способом, который свидетельствует, что она попала во что-то гораздо более твердое, чем человек из мяса и костей.
— Ах вот как. И во что же, по-твоему, она попала?
— В стальной лист позади мишени в тире в Экерне.
— Господи, откуда такие догадки?
— На самом деле я не строю догадок, Бельман, я знаю. Я попросил девочек-баллистиков съездить туда и произвести выстрел из твоего пистолета. И знаешь что? Тестовая пуля полностью совпала с пулей из коробки с уликами.
— А что навело тебя на мысли о тире?
— Разве это не логично? Именно там полицейские совершают больше всего выстрелов, целью которых не является попадание в человека.
Микаэль Бельман медленно покачал головой:
— Есть что-то еще. Что же?
— Ну, — ответил Харри, достал пачку «Кэмела» и протянул ее Бельману, который помотал головой в знак отказа. — Я думал о том, скольких сжигателей знаю в полиции. И представляешь, я вспомнил только одного. — Харри вынул недокуренную сигарету, прикурил и с шумом сделал глубокую затяжку. — Трульса Бернтсена. И совершенно случайно я разговаривал с одним свидетелем, который недавно видел вас вместе в тире. После попадания в стальную пластину пули падают в коробку. Кое для кого не составило бы труда вынуть оттуда одну пулю после твоего ухода.
Бельман оперся рукой о колено и повернулся к Харри:
— Ты что, подозреваешь нашего общего коллегу Трульса Бернтсена в том, что он подтасовал улики против меня, Харри?
— А ты — нет?
Казалось, Бельман хотел что-то сказать, но передумал и пожал плечами:
— Я не знаю, чем занимается Бернтсен, Холе. И если уж честно, думаю, и ты этого не знаешь.
— Ну что же. Не знаю, насколько ты честен, но мне кое-что известно о Бернтсене. А Бернтсену кое-что известно о тебе, разве не так?
— По-моему, ты на что-то намекаешь, но я понятия не имею на что, Холе.
— Наверняка имеешь. Но это вряд ли доказуемо, поэтому не будем больше об этом. Я хочу знать, чего добивается Бернтсен.
— Твоя работа — расследование убийств полицейских, Холе, а не личная охота на ведьм в отношении меня или Трульса Бернтсена.
— А я охочусь на ведьм?
— Вряд ли для кого-нибудь является тайной, что у нас с тобой случались раздоры, Харри. И сейчас ты хочешь воспользоваться ситуацией, чтобы нанести ответный удар.
— А как насчет тебя и Бернтсена? Бывали раздоры? Это ведь ты временно отстранил его из-за подозрений в коррупции.
— Нет, это сделал полицейский кадровый совет. И это сомнительное решение скоро будет отменено.
— Вот как?
— На самом деле это моя ошибка. На его счет поступили деньги от меня.
— От тебя?
— Он построил террасу в моем доме, и я заплатил ему наличными, которые он внес прямо на счет. Но я потребовал вернуть деньги, потому что заливка была произведена неправильно. Поэтому он не включил эти деньги в налоговую декларацию — не хотел платить налог с денег, которые ему не принадлежали. Вчера я отправил информацию об этом в Экокрим.
— Неправильно произведена заливка?
— Влажность или что-то еще, но запах был неприятный. Когда Экокрим обнаружил деньги неизвестного происхождения, Трульс вбил себе в голову, что поставит меня в сложное положение, если скажет правду о том, откуда у него эти деньги. В любом случае в этом деле поставлена точка.
Бельман подтянул рукав куртки, и в темноте блеснул циферблат часов «TAG Heuer».
— Если у тебя больше нет вопросов о пуле из моего пистолета, то у меня другие дела, Харри. И у тебя, наверное, тоже. Подготовка к лекциям, например.
— Вообще-то, я сейчас все время занимаюсь этим делом.
— Ты все время занимался этим делом.
— И что это значит?
— Только то, что мы должны экономить на том, на чем можем. Поэтому я прикажу, чтобы маленькая альтернативная следственная группа Хагена немедленно прекратила пользоваться услугами консультантов.
— Столе Эуне и моими. Это половина группы.
— Пятьдесят процентов расходов на персонал. Я могу поздравить себя с таким решением. Но поскольку группа идет по ложному следу, я уже подумываю над закрытием всего проекта.
— Неужели ты так сильно боишься, Бельман?
— Бояться не нужно, если ты самый большой зверь в джунглях, Харри. А я все-таки…
— …начальник полиции. Черт, конечно. Начальник.
Бельман встал:
— Хорошо, что ты это запомнил. И я знаю, что когда вы начинаете впутывать таких верных сотрудников, как Бернтсен, то речь идет не о профессиональном расследовании, а о личной мести, сфабрикованной переведенным и обозленным бывшим полицейским. А в мои обязанности как начальника полиции входит защита репутации организации. Так что ты знаешь, что я отвечу, когда меня спросят, почему я прекратил дело того русского, которого убили ударом штопора в шейную артерию в «Приходи таким, какой ты есть». Я скажу, что следствие — это вопрос приоритетов, а никаких практических действий по этому делу уже давно не ведется и сейчас оно не является приоритетным. И хотя все имеющие хоть какое-то отношение к полиции слышали сплетни о том, кто совершил это убийство, я сделаю вид, что их не слышал. Потому что я начальник полиции.
— Это угроза, Бельман?
— А что, мне надо угрожать преподавателю Полицейской академии? Хорошего тебе дня, Харри.
Харри смотрел вслед Бельману, пока тот двигался вдоль ограды, застегивая куртку. Он знал, что лучше бы ему промолчать. Он оставил в рукаве одну карту, которую решил использовать в случае необходимости. Но его только что вышвырнули, поэтому терять было нечего. Все на кон. Он дождался, когда Бельман занес ногу над оградой.
— А ты когда-нибудь встречался с Рене Калснесом, Бельман?
Бельман застыл, не закончив движения. Катрина поискала возможные точки соприкосновения Бельмана и Калснеса, но ничего не нашла. Если бы они хоть раз вместе оплатили счет в ресторане, купили в Интернете билет на один и тот же киносеанс, сидели рядом в поезде или самолете, она бы это обнаружила. Но он застыл. Так и стоял с оградой между ног.
— А с чего это ты задаешь такой идиотский вопрос, Харри?
Харри затянулся:
— О том, что Рене Калснес продавал секс мужчинам при любой удобной возможности, знали многие. А ты просматривал в сети сайты для гомосексуалистов.
Бельман стоял не шевелясь, наверняка растянул связку в паху. В темноте Харри не было видно выражения его лица, только пигментные полосы, сиявшие, как циферблат часов.
— Калснес был жадным циником, у него полностью отсутствовало представление о морали, — сказал Харри, разглядывая кончик сигареты. — Представь себе женатого публичного человека, которого начинает шантажировать тип вроде Рене Калснеса. Может быть, у него есть фотографии, на которых они занимаются сексом. Неплохой мотив для убийства, да? Но Рене мог что-нибудь сказать об этом женатом мужчине другим, и эти другие могли бы позже рассказать о возможном мотиве. Поэтому женатому мужчине надо заставить кого-то совершить убийство. Того, кого он очень хорошо знает, с кем прошел огонь и воду, кому доверяет. Убийство случится, конечно, в тот момент, когда у женатого мужчины будет безупречное алиби, например ужин в Париже. Но после этого между друзьями детства что-то происходит. Наемного убийцу отстраняют от работы, а женатый мужчина отказывается помочь ему, хотя он, будучи начальником, в состоянии сделать это. И вот убийца добывает пулю из пистолета женатого мужчины и подкладывает ее в коробку с уликами. Либо просто из мести, либо с целью надавить на женатого, чтобы тот вернул его на работу. Вообще-то говоря, не обладая навыками сжигателя, нелегко подменить пулю. Кстати, ты знал, что Трульс Бернтсен заявил о пропаже своего пистолета через год после убийства Калснеса? Я нашел его имя в списке, который пару часов назад мне дала Катрина Братт.
Харри, затягиваясь, зажмурил глаза, чтобы горящий кончик сигареты не нарушил его ночного зрения.
— Что скажешь на это, господин начальник полиции?
— Я скажу спасибо, Харри. Спасибо, что помог мне принять решение о расформировании всей группы. Это будет сделано first thing in the morning.
— Значит, ты утверждаешь, что никогда не встречался с Рене Калснесом?
— Не пытайся применить ко мне эти техники ведения допросов, Харри, это я привез их в Норвегию из Интерпола. Все могут случайно наткнуться на фотографии педиков в Интернете, они везде. А нам не нужны следственные группы, которые используют подобные сведения в качестве версий при ведении серьезных расследований.
— Ты не натыкался, Бельман, ты платил за те фильмы своей кредитной картой и закачивал их на свой компьютер.
— Эй, мужик, ты что, не слышишь меня? Разве тебе не интересно то, что запрещено? Если ты закачиваешь фотографии с места преступления в свой компьютер, это не означает, что ты убийца. И если женщина возбуждается от мыслей о насилии, это не значит, что она хочет быть изнасилованной!
Бельман перенес через ограду вторую ногу. Теперь он стоял на другой стороне. Ускользнул. Он одернул куртку.
— И последний добрый совет, Харри. Не трогай меня. Если не хочешь неприятностей себе. Себе и своей бабе.
Харри видел, как спина Бельмана исчезает в темноте стадиона, теперь ему были слышны только твердые шаги и их приглушенное эхо, разносящееся между трибунами. Харри бросил окурок и наступил на него. Сильно. Попытался втереть его в бетон.
Назад: Глава 37
Дальше: Глава 39