Книга: Полиция
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25

Глава 24

Теннисные корты были пусты, когда «вольво-амазон» Бьёрна Хольма подъехал к Фрогнер-парку и полицейскому автомобилю, припаркованному на площади у главных ворот.
Из машины выпрыгнула Беата. Она была бодра, несмотря на то что ночью почти не спала. Заснуть в чужой кровати нелегко. Да, она все еще думала о нем как о чужом. Она знала его тело, но его душа, привычки, образ мыслей по-прежнему оставались для нее загадкой, и она не была уверена, хватит ли у нее терпения и интереса для поиска отгадки. Поэтому каждый раз, когда она просыпалась в его постели, она задавала себе контрольный вопрос: «Продолжение следует?»
Двое полицейских в гражданской одежде стояли, облокотившись на полицейскую машину, но оторвались от нее и двинулись навстречу Беате. Она заметила, что в машине два человека в форме сидят на передних сиденьях и еще один человек — на заднем.
— Это он? — спросила она, ощутив, как быстро и оживленно заколотилось сердце.
— Да, — ответил мужчина в гражданском. — Хороший фоторобот. Этот очень похож.
— А трамвай?
— Мы отправили его дальше, он был битком набит. Но мы записали имя одной из пассажирок, потому что произошла небольшая драма.
— Что именно?
— Этот человек попытался сбежать, когда мы предъявили удостоверения и велели ему пройти с нами. Он пролез в середину трамвая, да еще так быстро, и перегородил нам дорогу детской коляской.
— Детской коляской?
— Ага, здорово, да? Вот уж настоящее преступление.
— Боюсь, он делал вещи и похуже.
— Я о том, что втаскивать коляску в трамвай в утренние часы пик — это преступление.
— Понятно. Но вы все-таки его взяли.
— Дамочка с коляской заорала и схватила его за руку, и я ему врезал. — Полицейский просиял и показал ей сжатый кулак на правой руке с ободранными костяшками. — Какой смысл размахивать пушкой, когда есть это, правда ведь?
— Хорошо, — сказала Беата и попыталась сделать вид, что именно так и думает. Она присела и заглянула на заднее сиденье машины, но увидела только силуэт за собственным отражением на стекле. — Кто-нибудь может опустить окно?
Она пыталась дышать спокойно, пока стекло медленно скользило вниз.
Беата узнала его в тот же миг. Он не смотрел на нее, взгляд его был направлен вперед. Он смотрел на ослоский рассвет полуприкрытыми глазами, как будто до сих пор пребывал во сне, от которого не хотел пробуждаться.
— Вы его обыскали? — спросила она.
— Близкий контакт третьей степени, — просиял полицейский в гражданском. — У него не было никакого оружия.
— Я имею в виду, обыскали ли вы его на предмет наличия наркотиков? Карманы и все такое?
— М-да. Нет. С чего бы нам это делать?
— Потому что перед вами Крис Редди, известный также как Адидас, несколько приговоров за сбыт спида. Поскольку он пытался от вас сбежать, можете быть твердо уверены, что товар на нем. Разденьте его.
Беата Лённ выпрямилась и пошла к «амазону».
— Я думал, эта дамочка занимается отпечатками пальцев, — услышала она слова полицейского, адресованные Бьёрну Хольму, стоявшему рядом с ними. — А не знает всех наркоторговцев в лицо.
— Она знает в лицо всех, кого когда-либо фотографировали для полицейского архива Осло, — ответил Бьёрн. — Так что в следующий раз смотрите повнимательней, хорошо?
Бьёрн сел в машину, завел двигатель и посмотрел на нее. К тому времени Беата уже знала, что выглядит как обиженная бабка: она сидела, сложив на груди руки, и гневно пялилась в лобовое стекло.
— Мы сцапаем его в воскресенье, — утешил ее Бьёрн.
— Будем надеяться, — ответила Беата. — На Бергслиа все в порядке?
— «Дельта» произвела рекогносцировку на местности и выбрала места для дислокации. Они сказали, что проблем не будет, поскольку вокруг лес. Но они засядут и в домах по соседству.
— И все члены следственной группы, расследовавшей то дело, проинформированы?
— Да. Все будут рядом с телефоном целый день и сейчас же сообщат, если кому-то из них позвонят.
— Тебя это тоже касается, Бьёрн.
— И тебя. Кстати, а почему Харри не занимался таким серьезным убийством? Он ведь тогда работал в убойном отделе?
— Ну, он плохо себя чувствовал.
— Был в запое?
— Как мы будем использовать Катрину?
— У нее будет укромная позиция далеко в лесу с отличным видом на дом.
— Хорошо. Я буду поддерживать с ней контакт по мобильному, пока она там.
— Скажу ей.
Беата взглянула на часы. Девять шестнадцать. Они поехали по улице Томаса Хефти и аллее Бюгдёй. Не потому, что это был кратчайший путь к Полицейскому управлению, а потому, что путь этот был самым красивым. И потому, что время шло. Беата снова взглянула на часы. Девять двадцать две. До дня «Икс» оставалось полтора суток. Воскресенье.
Сердце ее до сих пор билось учащенно.
Уже билось учащенно.

 

Юхан Крон заставил Харри прождать в приемной положенные четыре минуты и вышел из кабинета. Он отдал пару явно излишних распоряжений секретарше, а потом обратился к двум людям, сидящим перед ним.
— Холе, — сказал он, бросив быстрый взгляд на лицо полицейского, как будто хотел выяснить, какое у него настроение и настрой, прежде чем протянуть ему руку. — Вы привели вашего адвоката?
— Это Арнольд Фолкестад, — представил Харри. — Он мой коллега, и я попросил его прийти со мной, чтобы он был свидетелем того, что здесь будет сказано, и узнал, к каким мы придем договоренностям.
— Мудро, мудро, — сказал Юхан Крон, но ничто в его интонации и мимике не указывало на то, что он действительно так считает. — Пойдемте, пойдемте.
Он пошел вперед, взглянув на удивительно узкие женские часы, и Харри понял намек: я очень занятый адвокат, у меня мало времени на это относительно мелкое дело. Его офиса хватило бы на двоих, здесь пахло кожей, и запах этот, по мнению Харри, исходил от обложек переплетенных журналов «Судебные вести», заполнявших книжные полки. И еще пахло духами, и Харри знал, откуда появился этот запах. Силье Гравсенг сидела на стуле вполоборота к ним и вполоборота к массивному письменному столу Юнаса Крона.
— Исчезающий вид? — спросил Харри, проведя рукой по столешнице, перед тем как сесть.
— Обычный тик, — ответил Крон и занял трон посреди джунглей.
— Обычным он был вчера, сегодня это исчезающий вид, — сказал Харри, коротко кивнув в сторону Силье Гравсенг.
Она ответила, опустив и снова приподняв веки, как будто голова у нее не двигалась. Волосы были завязаны в такой тугой хвост, что глаза казались более узкими, чем обычно. Глядя на ее костюм, можно было подумать, что она сотрудница адвокатской фирмы. Силье выглядела спокойной.
— Перейдем прямо к делу? — спросил Крон и принял свою любимую позу, прижав друг к другу кончики пальцев. — Госпожа Гравсенг утверждает, что ее изнасиловали в вашем кабинете в Полицейской академии около полуночи в указанный день. Подтверждением ее слов являются царапины, синяки и порванное платье. Все это сфотографировано и может быть предъявлено в суде в качестве доказательств.
Крон кивнул Силье, как будто хотел удостовериться, что она вынесет все это напряжение, а потом продолжил:
— Медицинское обследование в Центре для жертв насилия не выявило царапин или кровоподтеков на половых органах, но их редко находят. Даже при жестоких изнасилованиях их находят только в пятнадцати — тридцати процентах случаев. Во влагалище не осталось следов спермы, поскольку вы сохранили присутствие духа и произвели эякуляцию не во влагалище, а на живот госпожи Гравсенг, после чего вы позволили ей одеться, приволокли ее к выходу и вытолкнули за дверь. Жаль, что она не сохранила такого же присутствия духа и не собрала немного спермы в качестве доказательства, а, рыдая, несколько часов простояла под душем, пытаясь смыть все следы грязи. Может, это не слишком умная, но очень понятная и обычная реакция молодой девушки.
Голос Крона слегка задрожал от негодования, и Харри подумал, что Крон действительно негодует, но скорее ради того, чтобы дать им понять, какое сильное впечатление могут произвести эти сведения в случае, если состоится судебный процесс.
— Но все смены Центра для жертв насилия обязаны давать краткое описание психической реакции обратившегося к ним лица. Речь идет о профессионалах, имеющих большой опыт наблюдения за поведением жертв насилия, следовательно, их описанию суд придаст большое значение. И поверьте мне, в данном случае наблюдения психологов полностью поддерживают версию моего клиента.
Почти извиняющаяся улыбка проскользнула по лицу адвоката.
— Но прежде чем мы перейдем к изучению доказательств, мы можем выяснить, обдумали ли вы мое предложение, Холе. Если вы пришли к выводу, что хотите его принять, — и я надеюсь, что ради блага всех сторон вы пришли к этому выводу, — то вот письменное соглашение. Оно, естественно, будет конфиденциальным.
Крон протянул Харри черную кожаную папку, многозначительно глядя на медленно кивающего Арнольда Фолкестада.
Харри открыл папку и быстро прочитал лист формата А4.
— Мм. Я увольняюсь из Полицейской академии и не работаю в полиции или в связанных с полицией организациях. И никогда больше не разговариваю о Силье Гравсенг или с ней. Готово к подписанию, как я вижу.
— Это не так уж и трудно, так что если вы уже все сложили и вычли и пришли к правильному ответу…
Харри кивнул. Он посмотрел на Силье Гравсенг, которая сидела прямо, будто аршин проглотила. Она ответила ему блеклым невыразительным взглядом.
Арнольд Фолкестад тихо кашлянул, и Крон дружелюбно посмотрел на него, как будто невзначай бросив взгляд на часы. Арнольд достал желтую бумажную папку.
— Что это? — спросил Крон, подняв бровь, и взял папку.
— Это наше предложение по тексту соглашения, — ответил Фолкестад. — Мы предлагаем Силье Гравсенг немедленно уйти из Полицейской академии и никогда не искать работу в полиции или связанных с полицией организациях.
— Вы шутите…
— И она больше никогда не попытается побеспокоить Харри Холе.
— Это неслыханно!
— Мы же со своей стороны — ради блага всех сторон — не будем возбуждать уголовное дело по факту шантажа сотрудника Полицейской академии.
— В таком случае все решено. Встретимся в суде, — сказал Крон, и в его устах это клише прозвучало именно как клише. — И хотя вы, как две стороны этого процесса, оба пострадаете, лично я с нетерпением жду участия в процессе.
Фолкестад пожал плечами:
— В таком случае боюсь, что вы, Крон, будете немного разочарованы.
Крон уже поднялся и застегнул одну пуговицу на пиджаке, что должно было продемонстрировать, как он торопится на следующую встречу, но в этот момент он встретился глазами с Харри. Он прекратил застегиваться и задумался.
— Что вы хотите сказать?
— Если вас не затруднит, — сказал Фолкестад, — я предлагаю вам прочитать документы, которые лежат следом за текстом договора.
Крон снова открыл папку. Полистал. Стал читать.
— Как вы видите, — продолжал Фолкестад, — ваш клиент посещал в Полицейской академии лекции, посвященные изнасилованиям, на которых, помимо прочего, рассказывалось о психических реакциях жертв насилия.
— Это не означает…
— Позвольте вас попросить, Крон, приберечь все возражения до окончания чтения документов и перейти к следующей странице. Вы найдете подписанные пока неофициальные показания свидетеля — студента университета, который стоял у ворот и видел, как госпожа Гравсенг покидала территорию Полицейской академии в интересующее нас время. Он пишет, что она казалась скорее разъяренной, чем напуганной. Он ничего не упоминает о разорванном платье. Наоборот, он утверждает, что она была полностью одета и на ней не было заметно каких-либо телесных повреждений. И он признает, что пристально ее оглядел. — Фолкестад повернулся к Силье Гравсенг: — Можно расценивать это как комплимент вам…
Она сидела так же неподвижно, но щеки у нее покраснели, а глаза быстро заморгали.
— Как вы можете прочитать, Харри Холе подошел к этому студенту максимум через минуту, то есть через шестьдесят секунд после того, как мимо него прошла госпожа Гравсенг. Так что он не мог успеть принять душ, например. Холе был вместе со свидетелем все время до тех пор, пока я не приехал и не отвез его в криминалистический отдел, а это… — Фолкестад махнул рукой, — отражено на следующей странице.
Крон прочитал и опустился в кресло.
— Там утверждается, что у Холе не имелось никаких признаков, присущих человеку, только что совершившему изнасилование. Ни кусочков кожи под ногтями, ни половых секретов, ни волос с половых органов других лиц на его руках и половых органах. А это не очень сочетается с рассказами госпожи Гравсенг о царапании и половом акте. На теле Холе также отсутствуют следы того, что она каким-либо образом ему сопротивлялась. Единственное, что было обнаружено, — это два волоса на одежде, но этого можно было ожидать, потому что она физически всем телом навалилась на него, посмотрите третью страницу.
Крон листал страницы, не поднимая головы. Взгляд его стремительно летал по бумагам, через три секунды губы беззвучно произнесли неприличное слово, и Харри понял, что миф соответствует действительности: никто в юридическом мире Норвегии не может прочитать страницу формата А4 быстрее Юхана Крона.
— И наконец, — говорил Фолкестад, — если вы посмотрите на объем семенной жидкости Холе, измеренной спустя всего полчаса после предполагаемого изнасилования, то он составляет четыре миллилитра. Во время первой эякуляции выделяется, как правило, от двух до пяти миллилитров семени. Во время повторной эякуляции в течение получаса после первой выделяется менее десяти процентов от этого количества. Короче говоря, если только яйца Харри Холе созданы не из какого-то особого материала, у него не было эякуляции в то время, которое указывает госпожа Гравсенг.
В последовавшей за этим тишине Харри услышал, как за окном просигналил автомобиль, кто-то закричал, потом раздался смех и громкая брань. Движение остановилось.
— Это не так уж и трудно, — сказал Фолкестад, сдержанно улыбаясь в бороду, — так что если вы уже все сложили и вычли…
Гидравлическое фырканье отпускаемых тормозов. И громкий звук отодвигаемого стула в тот момент, когда Силье Гравсенг резко вскочила, и сразу после ее ухода — оглушительный хлопок двери.
Крон долго сидел с опущенной головой. Наконец он поднял ее и посмотрел на Харри.
— Приношу свои извинения, — сказал он. — Как защитники, мы должны принимать тот факт, что наши клиенты лгут, чтобы спасти себя. Но это… Я должен был лучше разобраться в ситуации.
Харри пожал плечами:
— Вы ведь ее не знаете.
— Нет, — ответил Крон. — Но я знаю вас. Должен знать вас после стольких лет, Холе. Я заставлю ее подписать ваше соглашение.
— А если она не захочет?
— Я объясню ей последствия от дачи заведомо ложных показаний. И ее выгонят из Полицейской академии. Она не дура, вы же знаете.
— Я знаю, — сказал Харри, вздохнул и поднялся. — Я знаю.
Движение на улице возобновилось.

 

Харри и Арнольд Фолкестад шли по улице Карла Йохана.
— Спасибо, — сказал Харри. — Но мне до сих пор интересно, как ты сразу же все понял.
— У меня есть опыт общения с людьми с ОКР.
— Прошу прощения?
— С обсессивно-компульсивным расстройством. Когда человек с этим расстройством что-то решил, он не побрезгует никакими средствами для достижения цели. Действие ради действия для него важнее последствий.
— Я знаю, что такое ОКР, у меня есть приятель-психолог, который считает, что я наполовину им страдаю. Мне интересно, как ты так быстро понял, что нам нужен свидетель и что нам нужно поехать к криминалистам?
Арнольд Фолкестад тихо засмеялся:
— Не знаю, стоит ли рассказывать тебе это, Харри.
— Почему?
— Могу сказать, что я был замешан в похожем деле. На двоих полицейских собирался подать в суд человек, которого они сильно избили. Но они его опередили, проведя акцию вроде нашей. Доказательства, конечно, были сфабрикованы, один из них уничтожил технические улики, свидетельствовавшие против них. И оставшегося оказалось достаточно, чтобы адвокат пострадавшего отговорил его от возбуждения дела, так как выиграть его они бы не смогли. Я думал, что то же самое произойдет и в нашем случае.
— Ты говоришь так, будто я действительно ее изнасиловал, Арнольд.
— Прости, — засмеялся тот. — Я, можно сказать, ожидал, что произойдет нечто подобное. Девчонка — как неразорвавшаяся бомба, ее не должны были брать в академию по результатам психологических тестов.
Они шли по площади Эгерторге. В мозгу Харри проносились картинки. Улыбка в майский день смеющейся девушки, с которой он встречался в юности. Труп солдата Армии спасения перед Рождеством. Город, полный воспоминаний.
— И кто были эти двое полицейских?
— Они занимают высокие должности.
— Ты поэтому не хотел мне рассказывать? И ты тоже в этом участвовал? Совесть нечиста?
Арнольд Фолкестад пожал плечами:
— Все, кто не может принять удар ради правосудия, должны испытывать муки совести.
— Мм. Полицейский, склонность к насилию, уничтожение улик. Таких немного. Мы, случайно, говорим не о полицейском по имени Трульс Бернтсен?
Арнольд Фолкестад ничего не сказал, но дрожь, пробежавшая по его плотному невысокому телу, ответила за него.
— Тень Микаэля Бельмана. Вот что ты имеешь в виду, говоря про высокие должности? — Харри сплюнул на асфальт.
— Поговорим о чем-нибудь другом, Харри.
— Да, давай. Мы перекусим в «Шрёдере».
— В ресторане «Шрёдер»? А у них есть, э-э, ланч?
— У них есть сэндвичи с карбонадом. И столы.

 

— Кажется, я уже это видел, Нина, — сказал Харри официантке, которая только что поставила перед ними две порции хорошо прожаренного фарша, покрытого слабо прожаренным луком, на куске хлеба.
— Здесь все как раньше, знаешь ли, — улыбнулась она и отошла от их столика.
— Трульс Бернтсен, значит, — произнес Харри и оглянулся. Они с Арнольдом были практически одни в этом простом квадратном помещении, где, несмотря на давно вступивший в силу запрет на курение в общественных местах, до сих пор ощущался запах табака. — Я думаю, он много лет был сжигателем в полиции.
— Да? — Фолкестад скептически посмотрел на труп животного на своей тарелке. — А что Бельман?
— В то время он отвечал за наркотики. Я знаю, что он заключил сделку с неким Рудольфом Асаевым, который торговал героиноподобным наркотиком под названием «скрипка», — сказал Харри. — Бельман предоставил Асаеву монополию на рынок Осло, а Асаев поспособствовал уменьшению видимого наркотрафика, количества наркоманов на улицах и количества смертей от передоза. И все это сыграло на руку Бельману.
— Да так хорошо, что он захватил кресло начальника полиции?
Харри несмело прожевал первый кусочек фарша и пожал плечами, как бы говоря «может быть».
— А почему ты не дал хода информации, которой располагаешь? — Арнольд Фолкестад осторожно отрезал кусочек того, что, как он надеялся, было мясом. Он сдался и посмотрел на Харри, но тот ответил ему безразличным взглядом, продолжая жевать. — Удар ради правосудия?
Харри проглотил кусок, взял бумажную салфетку и вытер уголки рта:
— У меня не было доказательств. К тому же я уже не работал в полиции. Это было не мое дело. Да и сейчас это не мое дело, Арнольд.
— Ну ладно. — Фолкестад подцепил вилкой кусочек мяса, поднял его и стал рассматривать. — Не то чтобы это было моим делом, Харри, но если подобное — не твое дело и ты больше не полицейский, то почему Институт судебной медицины присылает тебе копию отчета о вскрытии этого Рудольфа Асаева?
— Мм. Значит, ты его видел.
— Только потому, что я обычно забираю и твою почту, когда проверяю свою ячейку. Потому что администрация вскрывает всю почту. И потому что у меня, естественно, длинный любопытный нос.
— Вкусно?
— Я еще не попробовал.
— Давай же, он не кусается.
— И тебе того же, Харри.
Харри улыбнулся:
— Они поискали за глазным яблоком и нашли то, что мы искали. Маленькую дырочку в большом кровеносном сосуде. Кто-то мог, например, сдвинуть в сторону глазное яблоко Асаева, когда тот лежал в коме, одновременно ввести в уголок глаза шприц и вколоть ему воздушные пузыри. В результате — мгновенная слепота, а потом закупорка сосуда в мозгу, которую невозможно определить.
— Сейчас мне как раз особенно захотелось это съесть, — сказал Арнольд Фолкестад, состроив гримасу, и снова отложил вилку. — То есть ты доказал, что Асаева убили?
— Нет. Как я уже говорил, точную причину смерти установить невозможно. Но наличие дырочки показывает, что могло произойти. Загадкой, конечно, остается то, как убийца проник в больничную палату. Дежурный полицейский утверждает, что в тот период времени, когда мог быть произведен укол, мимо него никто не проходил. Ни врачи, ни посторонние.
— Тайна запертой комнаты.
— Или что-нибудь попроще. Например, дежурный полицейский покинул свой пост или заснул и по понятным причинам не захотел в этом признаться. Или он участвовал в убийстве напрямую либо косвенно.
— Если бы он оставил пост или заснул, то обстоятельства для убийства сложились бы удивительно удачно, а мы ведь в такое не верим?
— Нет, Арнольд, не верим. Но его могли выманить с поста. Или опоить чем-нибудь.
— Или подкупить. Ты должен допросить этого полицейского!
Харри покачал головой.
— Да господи, почему же нет?
— Во-первых, я больше не полицейский. Во-вторых, дежурный полицейский погиб. Это его убили в той машине под Драмменом. — Харри кивнул сам себе, поднял чашку с кофе и сделал глоток.
— Чтоб тебя! — Арнольд наклонился в его сторону: — А что в-третьих?
Харри подал знак Нине, чтобы она принесла счет.
— А я говорил, что есть третье?
— Ты сказал, «во-вторых», а не «а во-вторых». Как будто перечисляешь несколько пунктов.
— Н-да, придется подучить норвежский.
Арнольд склонил большую взъерошенную голову набок. И Харри увидел во взгляде коллеги вопрос: «Если ты не собираешься заниматься этим делом, то зачем рассказываешь мне все это?»
— Доедай, — велел Харри. — У меня лекция.

 

Солнце проскользнуло по бледному небу и мягко опустилось за горизонт, окрасив облака в оранжевый цвет.
Трульс Бернтсен сидел в машине и в ожидании наступления темноты вполуха слушал полицейскую волну. Он ждал, когда в доме над ним зажжется свет. Ждал, когда увидит ее. Всего один взгляд на Уллу — и достаточно.
Что-то творилось. Он понял это из обмена сообщениями: происходило нечто выходящее за рамки обычного, рутинного, приглушенного. Время от времени он слышал короткие резкие сообщения, как будто полицейским велели не пользоваться связью больше необходимого. И этого не говорилось, скорее, это недоговаривалось. И еще то, каким образом это недоговаривалось. Он слышал отрывистые предложения, речь в которых, без сомнения, шла о досмотрах и транспорте, но ни адреса, ни время, ни имена не назывались. Говорили, что полицейская частота в свое время была четвертой по популярности местной радиостанцией Осло, но это было до того, как ее начали кодировать. И все же сегодня вечером полицейские разговаривали так, словно ужасно боялись что-то разболтать.
Вот опять. Трульс увеличил громкость.
— Ноль-один. Дельта два-ноль. Все спокойно.
Спецподразделение «Дельта». Вооруженная операция.
Трульс достал бинокль и направил его на окно гостиной. В новом доме разглядеть ее было сложнее, мешала терраса перед гостиной. Когда они жили в старом доме, он мог стоять на пригорке и смотреть прямо в гостиную, на то, как она сидит на диване, поджав под себя ноги. Босиком. Как отводит со лба светлые локоны, будто знает, что за ней наблюдают. Она была так красива, что он мог прослезиться.
Небо над Осло-фьордом из оранжевого превратилось в красное, а потом в фиолетовое.
В ту ночь, когда он припарковался рядом с мечетью на улице Окебергвейен, небо было черным. Он вошел в Полицейское управление, повесив на шею свое удостоверение на случай, если дежурный будет его разглядывать, миновал атриум и спустился в хранилище вещдоков. Он отпер его копией ключа, которую изготовил еще три года назад, и надел на голову прибор ночного видения. Трульс стал пользоваться им после того, как включенный в хранилище свет вызвал подозрения у дежурного сотрудника охраны в тот раз, когда он производил сжигательную операцию для Асаева. Он действовал быстро: нашел по дате нужный ящик, открыл пакетик с девятимиллиметровой пулей, вынутой из головы Калснеса, и заменил ее на ту, что была у него в кармане.
Единственной странностью было возникшее у него ощущение, что в помещении он не один.
Он посмотрел на Уллу. Она тоже это ощущала? Поэтому ли она иногда отрывала взгляд от книги и смотрела в окно? Как будто за ним что-то было. Как будто что-то ее ждало.
В рации снова раздались голоса.
Он понял, о чем они говорят.
Понял, что они планируют.
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25