5
Потому что закрыто!

В это время на другом конце света, где ещё не взошла луна, Лейла возвращалась к бабушке, думая о Флориане и о том, что они сказали друг другу.

— Как ты это сделала? — спросил её после занятия сын миссис Пюррет.

— Не знаю. Я почувствовала, как разбухает голова и потом… я увидела, как твой хвостик взрывается! — смущённо ответила Лейла.

Флориан посмотрел на неё с любопытством, потом подошёл ближе и спросил:

— А ты кто?

Он совсем не казался испуганным; вся его скука и подозрительность бесследно исчезли.

Лейла впервые в жизни не почувствовала себя не в своей тарелке, как это часто происходило в школе, когда её подруги рассказывали, скольких мальчиков они успели поцеловать; она не почувствовала себя ни маленькой девочкой, какой она была в объятиях бабушки, ни монстром с четырьмя головами, как перед той журналисткой. Она взглянула в глаза Флориану, и они показались ей зелёным лугом, на котором можно было спокойно улечься и рассматривать проплывающие в небе облака.

Вдруг она вспомнила, что перед ней Флориан Восс, король розыгрышей, и отскочила назад.

— Я… взрывоопасная парикмахерша! — ответила она. — Хорошая стрижка. Она идёт тебе гораздо больше, чем та, что была раньше. Мог бы и поблагодарить меня!

И она рванула к дому быстрее ветра, бросив Флориана одного посреди улицы.

— В Риджентс-парке белки машут тебе лапкой, твои волосы взъерошиваются сами по себе, твой взгляд испепеляет… Лейла Блу, что с тобой происходит? Ты всё ещё витаешь в облаках! А потом удивляешься, когда тебе говорят, что ты странная. Этот мальчишка наверняка просто сам поднёс спичку к волосам, чтобы ты умерла от страха. Он готов на всё, чтобы выпендриться. А ты купилась! Нет, хватит об этом думать. Думай об ужине… Бабушка наверняка уже готовит жаркое из тыквы, твоё любимое! Сейчас ты вкусно поешь, после ужина спокойно ляжешь спать, а завтра утром всё точно забудется.

Чем ближе Лейла подходила к сиреневому домику Примроузского салона красоты, тем веселее становились её мысли. Но когда она была уже совсем рядом с кованым забором, её планы нарушил ещё один сюрприз: жалюзи салона красоты были опущены, а на двери висела табличка, на которой торопливым почерком было написано: Потому что закрыто!

Лейла нажала кнопку звонка, но ей пришлось прождать две бесконечные минуты под увитым розами навесом, прежде чем по другую сторону дверного глазка возникла Франциска.

— Привет, тётушка Френки, что случилось?

Тётушка знаком попросила её пройти через заднюю дверь. Лейла кивнула и недоумённо отправилась ко входу, ведущему в зимний сад Франциски.

— Девочка моя! — обняла её тётушка Френки. — У нас с твоей бабушкой и Еленой сегодня очень много дел.

— Почему? — спросила Лейла.

— Э-э-э… ну… мы очень заняты… приготовлениями к твоему дню рождения! Мы… э-э-э… готовим торт, которого ты не пробовала никогда в жизни!

— Как здорово, спасибо! Я тогда поужинаю в своей комнате, чтобы вам не мешать.

— Не беспокойся, мы готовим его в подвале, — успокоила её тётушка Френки.

— Вы готовите торт в подвале?! — удивилась Лейла.

— Именно так. Там все ингредиенты… — ответила она не подумав.

Поднимаясь вслед за бодро шагающей тётушкой Френки по ступенькам, ведущим из салона красоты в квартиру бабушки, Лейла представила себе огромный торт из плесени и улиток — больше ей ничего в голову прийти не могло.

— Ужин в холодильнике. И пожалуйста, не выходи больше сегодня из дома, — наставляла её тётушка Френки, проверяя, все ли окна закрыты. — Увидимся завтра утром, тогда ты и узнаешь, какой праздник с фейерверками мы тебе готовим, — добавила она с улыбкой.

«Странно, тётушка Френки никогда не улыбается, — подумала Лейла. — Что это с ней?»

Но на этот раз Франциска действительно улыбалась: она закрыла дверь, бормоча странные слова, смысл которых был непонятен Лейле, но, судя по всему, вполне ясен её волосам, которые незамедлительно встали дыбом.

Но в тот момент Лейле было слишком грустно, чтобы задумываться об этом: ей не нравилось ужинать одной и очень хотелось поговорить с бабушкой. В конце концов, разве не Эрминия — самый главный эксперт по волосам во всем Лондоне? Она наверняка смогла бы объяснить причину всех этих внезапных перемен и вместе с Лейлой посмеяться над происходящим. Потом бабушка бы сказала: «У тебя, моя лохматенькая, действительно очень бурная фантазия!» И всё вернулось бы на свои места.

Лейла открыла холодильник. Внутри она обнаружила блюдо с жареной тыквой. Она съела маленький кусочек, но еда была слишком холодной.

Девочка закрыла холодильник и пошла в свою комнату. Бабушка разложила постель так, как она любила: на ней лежало несколько шерстяных одеял, одно поверх другого. Лейла уселась на кровать и погладила тёмно-фиолетовое покрывало. Она знала от бабушки Эрминии, что это было любимое покрывало её мамы: «Знаешь, твоя мама была та ещё штучка. В два года она решила, что будет носить только фиолетовые вещи, и я не смогла её от этого отучить. В пять она решила, что фамилия её отца, моего мужа Вреброского, слишком сложная, и взяла мою фамилию. В семь она вообразила, что уже достаточно выросла для того, чтобы ей исполнилось девять, и устроила скандал, который не прекращался, пока я не воткнула в торт ещё две свечки!»

Лейла устроилась под одеялами, взяла с тумбочки фотографию мамы с папой и стала её рассматривать. На фото они были изображены в день своей свадьбы: на Грейс было очень короткое платье, в руке она держала букет полевых фиалок и задорно смеялась. Николас был без галстука, в зелёном вельветовом костюме, улыбка у него была застенчивой, а глаза — счастливыми.

Лейла очень любила эту фотографию, она даже сделала для неё своими руками рамку из разноцветных пуговиц.

Ей нравилось что-нибудь мастерить. Однажды она сделала бусы из бигудей бабушки Эрминии и подарила их Елене. Та очень обрадовалась и сказала, что таких оригинальных бус нет ни у кого на свете.

— Алло, добрый вечер. Я говорю с госпожой Лейлой Блу?

— Привет, папа! — радостно ответила Лейла.

— Привет, малышка. Ты готова ко сну?

Лейла уже некоторое время лежала под одеялами, но заснуть ей никак не удавалось. Пожелание спокойной ночи от папы было как раз кстати.

— Конечно готова! — воскликнула она.

— Тогда вот он идёт: раз, два, три… Спокойной ночи, серебряных, золотых и лазоревых снов тебе, и пусть тебе приснится папа!

— Пусть мне приснится папа! — повторила Лейла, радостно смеясь.

— Как у тебя дела? — спросил Николас; его голос донёсся до неё с тридцать девятого этажа гостиницы в Сингапуре.

— Всё хорошо. Я только немного устала…

— Как прошёл урок игры на арфе?

— Очень хорошо. Знаешь, тот противный мальчишка проделал со мной одну из своих обычных шуточек, но я не купилась!

— Молодец, моя девочка! А как бабушка?

— Она очень занята подготовкой к моему дню рождения, — сказала Лейла, делая вид, что это её нисколечко не волнует.

— Я сделаю всё, чтобы не опоздать на него.

— Знаю, папа.

— Хороших снов, я позвоню тебе завтра.

— Тогда до завтра. Пока, папа.

Вскоре Лейла наконец заснула. Но через три часа, которые показались ей тремя минутами, она снова проснулась. Из темноты её спальни доносился пронзительно тонкий звук, нечто среднее между писком летучей мыши и свистом чайника.

Лейла села в кровати и прислушалась. Ей почудилось, что кто-то издал смешок, вернее, даже три смешка. Она включила торшер, но в спальне никого не было, и все вроде находилось на своих местах. Тогда девочка встала и отправилась в комнату бабушки. Эрминия безмятежно спала на своей высоченной кровати. Лейла вернулась в постель, решив, что все эти странные звуки ей просто померещились. Она закрыла глаза и провалилась в сон до утра.