Я действительно чувствовал себя на редкость скверно. Мечтал о пригоршне воды, вылитой на лицо, – о чем угодно, способном ослабить боль и унять охвативший меня жар. Но надо было продолжать допрос во что бы то ни стало.

– Кто такой Саид бен-Абдулла бен-Мабрук аль-Биши?

– Государственный палач.

– В какой стране?

– В Саудовской Аравии.

– Откуда вы его знаете?

Сарацин ответил не сразу, и я понял, что эта рана до сих пор не зажила.

– Он казнил моего отца.

– Следует отвечать быстрее, – предупредил я. – Ваша дата рождения?

Не успел он договорить, как я задал следующий вопрос:

– Какая у вас группа крови?

И вновь не дослушал его ответ, сменив тему. Мне надо было выбить у него почву из-под ног.

– Как переводится термин «Amphiprion ocellaris»?

– Рыба-клоун.

– Где вы получили диплом врача?

– В Бейрутском университете.

– Кто оплачивал обучение?

– Стипендия была выделена Государственным департаментом США.

Я никак не прореагировал, но взял это на заметку.

– Какую мечеть вы посещали в юности в Бахрейне?

Названия я не помнил, но вроде бы Сарацин ответил правильно.

– С какой радикальной группой она была связана?

– «Братья-мусульмане».

– Название последнего медицинского учреждения, в котором вы работали?

– Городская больница Эль-Мины.

Вторая удача: в каждой больнице хранятся сведения о нанятых работниках. Значит, можно будет узнать, на какое имя был выписан его ливанский паспорт.

– Кто был там главным врачом? Когда вы поступили туда на работу? Год и месяц?

Сарацину не оставалось ничего иного, как отвечать. Темп допроса был просто головокружительным, но это дорого мне стоило. Силы мои, и без того скудные, стремительно таяли. Я знал, что боль в затылке – симптом лихорадки: инфекция, попавшая через открытые раны, постепенно распространялась по всему организму.

«Быстрее, – говорил я себе, – еще быстрее».

– Имя матери вашего сына?

– Амина.

– Эбади?

– Да, – ответил он, потрясенный, что я знаю даже это.

– Сколько других имен вы использовали?

– Четыре.

– Как связана «Бригада мучеников Аль-Акса» с сиротским приютом, куда попал ваш сын?

– Они его финансировали.

– Как погибла ваша жена?

– От ракеты, выпущенной сионистами.

С какой горечью он это сказал!

– Как звали сына Николаидиса, погибшего на Санторини?

– А это еще зачем?! – выкрикнул Сарацин в полном замешательстве и отчаянии. – Мы что, о греках с вами разговариваем?

Он не имел ни малейшего представления о том, чего я от него хочу добиться, и это придавало мне силы. Я стремился использовать малейшую подробность своего эпического путешествия, каждую ниточку, каждый стежок. Ничто не должно было пропасть даром.

– Его имя? – потребовал я.

Сарацин попытался вспомнить, возможно, он не был даже вполне уверен, что ему говорили об этом.

– Не помню… Не могу… – Он был на грани паники. – Кажется, Кристофер. Нет…

– Кристос, – сказал я.

– Где вы жили до того, как прибыли в Бодрум?

– В Германии.

Я прикинул, что, пожалуй, он не врет. Это место должно было находиться где-то поблизости.

– Как долго вы там жили?

– Два месяца.

– На какой улице находилась мечеть, которую вы посещали?

– Вильгельмштрассе.

– В каком городе?

– Карлсруэ.

– Как звали трех иностранцев, убитых вами на Гиндукуше?

– Я… не помню.

– Хотя бы имена. Как они обращались друг к другу?

– Янника…

Я не стал ждать, потому что сам их не помнил.

– Вы использовали форум в Интернете для связи со своей сестрой?

– Да.

– Рыба-клоун – это что?

– Мой ник, сетевой псевдоним.

– Чем заболел ваш сын, когда вы были на Гиндукуше?

Он удивленно воззрился на меня. Откуда, черт возьми, я узнал о болезни его сына?

– Инфлю… – Сарацин попытался испытать меня, но я невозмутимо смотрел на него, и саудовец отказался от этого. – Менингококковым менингитом.

– Слишком медленно. И не прибегайте больше к таким уверткам. Название самого большого отеля в Карлсруэ?

Я даже не слышал об этом городе, но мне нужен был для верности какой-то факт, подтверждающий, что речь идет именно о нем. Я чувствовал, что жар усиливается.

– «Дойче кёниг», – сказал он.

– Вы там работали?

– В отеле?

– Нет, в Карлсруэ.

– Работал.

– Где?

– В компании «Чирон».

Мне ничего не говорило это название, я даже не был уверен, что правильно его расслышал.

– Полное название компании?

– Она американская, это ее филиал…

– Полное название!

Сарацин обливался путом, возможно пытаясь вспомнить вывеску на фасаде здания. Но, увы, все было тщетно. Я взял телефон, делая вид, что собираюсь звонить Бену. Сарацин понял, что сыну грозит опасность, и в отчаянии выкрикнул:

– ООО «Чирон кемикалз фарма-фабрик».

– Название мечети, которую вы посещали в детстве?

Меня, конечно, не интересовало это, но я заметил, что мускулы на лице Сарацина чуть-чуть расслабились. Я понимал, что фармацевтический завод в Карлсруэ – чрезвычайно важный фактор.

– Ваш адрес в Эль-Мине, когда вы там работали?

Сарацин еле сдерживался, но все же сказал название улицы и номер дома. Не успел он закончить, как я нанес новый удар:

– Имена трех человек, которые могли бы подтвердить это?

Он назвал и их, но Эль-Мина больше меня не волновала, хотя я и догадался, что именно там саудовец синтезировал вирус.

– Какую должность вы занимали в «Чироне»?

– Экспедитор.

– Как звали вашего начальника?

– Сердар.

– В какую смену вы работали?

– В ночную.

– Основная продукция фирмы «Чирон»?

– Фармакологические препараты. Лекарства.

– Какого рода препараты?

– Вакцины.

Я играл с ним по-крупному: возможно, никогда в моей жизни ставки не были так высоки, но ясно же, что дипломированный врач не стал бы работать в отделе отгрузки готовой продукции фармакологической компании, если бы не имел особого интереса.

– Когда вирус был отправлен из Карлсруэ?

Сарацин замешкался на мгновение, и я поднес телефон к уху, готовый к самым решительным действиям. Прежде чем ответить, он внимательно взглянул на меня, а затем тихо сказал:

– Вчера.

Я почувствовал, как рухнули гранитные стены тайны, испытал невероятное облегчение и на миг даже забыл о боли. Теперь я знал это: в течение последних суток вирус оспы под видом вакцины был вывезен с завода компании «Чирон» в Германии.

Вирус уже в Америке или совсем недалеко от нее. Моя главная забота теперь: в каком количестве он будет доставлен? Насколько велик фронт атаки?

– Сколько доз? – спросил я.

– Сто.

Меня насторожил незначительный оттенок интонации: в конце фразы голос Сарацина слегка ослаб, словно он хотел побыстрее от меня отделаться. Я по-прежнему держал в одной руке телефон, а в другой сжимал пистолет «SIG», дуло которого приставил к его лицу.

– Повторяю вопрос всего один раз: сколько доз?

Похоже, угроза подействовала.

– Десять тысяч, – сказал он.

Я призвал на помощь все резервы самообладания, чтобы никак на это не отреагировать. Десять тысяч?! Это количество, по-видимому, точное: цифра слишком велика, чтобы быть ложью. В этот момент все фрагменты соединились воедино и ребус был разгадан. Учитывая масштаб атаки и время года, вирус может быть спрятан только в одном месте, и я был уверен, что знаю, где оно находится и в чем заключается план Сарацина. Как ни странно, но у меня больше не было к нему вопросов.

Я прислонился к ванне. Боль мучила меня, и я совершенно обессилел. Лихорадочный жар охватил все тело, со щек струился пот.

Подняв глаза, я увидел, что аль-Нассури смотрит на меня. Он понимал: допрос закончился, я узнал то, что мне было нужно. Долгие годы его работы, все, что придавало вес и смысл его жизни, погибло. Он собирался что-то сказать, возможно проклясть меня именем Аллаха, но не успел. Мы увидели Кумали, которая бежала к нам изо всех сил.

– Они идут! – воскликнула женщина, споткнувшись, прежде чем остановиться.

– Все? – спросил я, быстро стряхивая усталость. – Никто не отстал?

– Нет, все вместе.

Это давало мне шанс: если они растянулись вереницей, тот, кто идет последним, будет предупрежден пальбой и мои шансы одолеть головореза с автоматическим пистолетом окажутся ничтожны. Мое лучшее оружие – внезапность, надо атаковать всю группу сразу.

Я услышал, как обеспокоенный Брэдли кричит в телефон, спрашивая, почему, черт возьми, прекратился допрос.

– Возникла небольшая проблема, – сказал я ему. – Оставайтесь на связи еще три минуты.

Я засунул мобильник в карман и принялся сгибать распухшие пальцы, пытаясь понять, сумею ли вести огонь. Одно было ясно: из-за искалеченной ноги я не смогу ни стоять, ни даже пригнуться. Мне была нужна помощь.