Книга: Страсти Евы
Назад: Глава 11. Святые и грешники
Дальше: Часть II. Царствовал

Глава 12. Штормовое предупреждение

Имение Гробовых. 35 лет назад
Слоистый вечерний туман поднимается с земли, опутывая разодранной паутиной беснующегося Германа.
− Мой Наследник − разнеженная девка!
Его слова звучат в моей голове ударами грома.
− Слушайся свою маму, − доносится ненавистный голос мачехи с террасы замка.
− Ты мне не мать! − яростно рычу я, хрустя костяшками пальцев.
− Ты снова ведешь себя, как слезливая Габриэла, − наказывает она с вышины.
Я сверкаю глазами на разгневавшегося отца:
− Тебе меня не сломить. Я люблю живопись. И мне не указ твоя грязная потаскуха.
Герман покрывается красными пятнами и со всего размаха бьет меня по лицу тыльной стороной ладони. Фамильный перстень на его пальце рассекает мне кожу на скуле до мяса. Мое лицо вспыхивает огнем, но не столько от боли, сколько от ненависти к самому себе − я снова позволил ей победить. С кровью у меня во рту перемешивается вкус усвоенного на всю жизнь урока, сделавшего меня, десятилетнего мальчика, взрослым мужчиной.
− Не вздумай идти против моей воли, − поучает Герман, кружа вокруг меня, как гиена вокруг недобитой жертвы. − Иначе на твоем теле не останется живого места.
− Пора кончать со слезливой Габриэлой, − в довесок победоносно голосит сверху мачеха.
С безразличием к своей судьбе я смахиваю рукой остатки крови с губ.
− Можешь пустить мне пулю в голову, но я продолжу рисовать, − храбро вздергиваю я подбородок.
Без колебаний Герман достает кольт и приставляет дуло револьвера к моему виску:
− Дважды не повторяю.
− Как и я, − с вызовом гляжу я ему в глаза, настроившись до последнего вздоха держаться гордо и принять смерть с достоинством, как и подобает мужчине.
Без задержек Герман перенаводит дуло револьвера на другую мишень и нажимает на спусковой курок. Два метких выстрела отнимают жизни у свернувшихся возле моих ног доберманов. Север с Югом служили мне верную службу с тех самых пор, как умерла матушка. Собак она купила мне в подарок, но подарить так и не успела.
Старый ублюдок и его шлюха нещадно уничтожили мою и без того искалеченную жизнь!
В те минуты я еще не подозревал, что на завтрашний день мне уготовлено событие, сопоставимое по масштабу боли с совокупностью всех казней земных. С кровавым рассветом я примерю свой пожизненный беспристрастный саван с тонким шрамом на лице и его невидимой кровоточащей язвой изнутри. Моя казнь будет длиться день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Долговое обязательство бессрочно…
Сочи. Наши дни
«Каким таким образом в своем сне я переместилась в детство Гавриила?» − изумленно смотрю я на белокурого мальчика, который почему-то перестает горевать о невосполнимой потере и с испуганным видом тянет ко мне руку.
− Помоги мне, Ева! − вдруг голосом взрослого Гавриила просит он, мертвой хваткой вцепляясь в мое запястье.
Мне становится дурно, потому что я чувствую, что теперешнему Гавриилу наяву грозит смертельная опасность.
− Как мне тебе помочь?
Между нами выстраивается разъедающий воздух барьер. Я хватаю его за локоть, но он выскальзывает из моих рук, как вода сквозь пальцы.
− Скорей! − с криком он разлетается на миллионы мельчайших песчинок.
− ГАВРИИЛ! − ору я, но просыпаюсь.
Метеором я хватаю с журнального столика айфон и набираю номер «Мой Гавриил», но все без толку − гудки не идут. В Москве и Подмосковье объявлено штормовое предупреждение. Скорее всего, из-за бурана возникли перебои со связью. Впопыхах я натягиваю лосины, накидываю пуховик и, прыгая на одной ноге, обуваю угги. За порогом порыв колючего ветра со снегом будит мой невыспавшийся организм. Мороз в Сочи крепчает. Обильно валят крупные хлопья, застилая снежным ковром проезжую часть и тротуары. За заборами горят наряженные елки с причудливо накренившимися от снега макушками. В запорошенных окошках капают капли неоново-голубых мигающих гирлянд.
Без происшествий я пресекаю Врата и оцениваю ситуацию на дорогах Московской области − транспортный коллапс из-за снежной бури пока не наступил. На КПП Зоны № 1 я прохожу идентификацию личности и заезжаю на территорию комплекса, подсвечивающегося снизу мощными прожекторами. В приемной на двадцатом этаже мне навстречу выплывает фигуристая Алена, одетая по последней моде офисного дресс-кода. Попросить об аудиенции с доктором Гробовым я не успеваю.
− Ева, что у тебя стряслось? − с ураганным настроем вылетает из своего кабинета оторванный от дел Гавриил.
На лету он прижимает меня к себе и поцелуем в губы непростительно нарушает офисный этикет и спокойствие в глазах общественности − Алены.
− Я так боялась за тебя, − сбивчиво объясняюсь я. − Из-за этого дурацкого бурана я не могла тебе дозвониться. Тебе грозит опасность. Смертельная.
На ключевом слове Гавриил сжимает пальцами переносицу и на неопределенное время прикрывает веки. На костяшках пальцев у него откуда-то добавились новые ссадины.
− Подними начальника моей личной охраны и вызови Сашу из имения, − немного отойдя, раздает Алене поручения Гавриил.
Он придерживает для меня дверь в кабинет и заходит следом. В сумрачном настроении его докторский мозг долго не раздумывает: в руке мгновенно оказывается щедрая порция виски со льдом, ноги прокладывают путь к панорамному окну. В беспроглядной тьме ожесточенно воют снежные вихри.
− Я найду тебя, «серый кардинал», − посылает он угрозу прячущемуся в крутящейся мгле врагу. − Кем бы ты ни был. Где бы ты ни был.
Заправляя за ухо выбившийся клочок волос, я открываю ему сюжет сна о его детстве. В информацию-бонус я вкладываю сообщение о влиянии прорицания во снах. Пересказ удручающего сценария вещего сна в канун дня рождения, где он убивает меня, я осмотрительно откладываю до лучших времен.
− Мой отец способен на многое, − прохладно замечет Гавриил, опустошенно взирая на беспокойную ночную панораму, так похожую на его собственный непростой характер. − Возможно, меня он убивать не станет, но вот тех, кто мне дорог…
Угнетающая атмосфера давит мне на виски. Беря инициативу в свои руки, я подхожу к цилиндрическому аквариуму, работающему в режиме ночного освещения. Баснословно дорогостоящий и хлопотный чертог очаровательных обитателей морей и океанов заменяет собой одну из стен в кабинете. В водных глубинах этажом ниже выявляются легкие колыхания водорослей. Со дна, разрезая толщу воды, несется чья-то плотная масса. Колебания в водных хоромах заметно возрастают, и из пушистой гусеничнообразной тины выныривает тупоголовая морда лидера душегубов. Характерный треугольный плавник на спине обещает зазевавшимся купальщикам верную гибель.
− Малыш Моджо, − как закадычного друга, представляет грозу морей Гавриил. − Прошу любить и жаловать.
Мои брови скептически взлетают вверх.
− С воплем «Спасите!» грести всеми четырьмя лапами к берегу, − перефразирую я. − Не в обиду, но машину для убийства не припишешь к отряду малышей. Теперь я понимаю, почему Сидоров не хотел интима с Малышом Моджо.
С едва заметной улыбкой Гавриил стучит по стекленному резервуару, привлекая внимание акулы.
− Женщины нас обижают, Моджо, − жалуется он разинувшему пасть мореплавателю. − На самом деле, Ева, самец тупорылой акулы или акулы-быка − любимец нашего офиса. Как и другие виды, он является предметом моей работы последних двадцати лет.
− Какие исследования ты проводишь?
− Акулы уникальны по своей природе, − с энтузиазмом берет на себя роль просветителя Гавриил. − У акул высочайшая эффективность иммунной системы, которая защищает их от инфекций. Акулы никогда не болеют и никогда не спят, а их раны заживают быстрее, чем у собаки. Наша работа состоит в применении генома акулы для лечения людей от рака. На данном этапе мы трудимся над вживлением искусственно-синтезированных стволовых клеток, находящихся в печени акулы, в стволовые клетки человека. Добившись положительных результатов мутации, мы будем клонировать стволовые клетки. В дальнейшем при помощи трансплантации в организм человека выведенных усовершенствованных стволовых клеток мы сможем предотвращать злокачественные новообразования. В моих планах провести аналогичные испытания и с геномами других видов животных. В будущем люди смогли бы бороться с неизлечимыми недугами и вирусами.
− Без сомнений вашему открытию цены не будет, − пораженно отмечаю я, следя за маневренностью акулы в аквариуме. − Ты очень умный, Гавриил. Я верю в тебя и твоих ученых.
− Благодарю тебя, ангел мой, − несколько растерянно произносит он. − Для архонтов на первом месте стоит забота о человеческой расе. Мне больно знать, что в Ордене о призвании помнят единицы.
− Мне тоже, − с грустью поддерживаю я его.
Ослабив узел галстука, Гавриил растягивается на кожаном кресле и привлекает меня к себе на колени. Нетерпеливо он приспускает лямку моей майки и без зазрения совести зализывает «клеймо собственности». От удовольствия он даже закатывает глаза и тихо рычит. Производимыми действиями он напоминает снизошедшего до ласк сытого снежного барса… хм, все-таки голодного снежного барса. Радость нашей физической близости мгновенно распространяется на другую часть его тела − сбоку от ремня дорогая брючная ткань настырно оттопыривается.
− Гавриил Германович, вы − непредсказуемый мужчина, − со стоном вздрагиваю я от его горячего дыхания.
− Мне думается, дерзкая нимфетка, ты имела в виду «не в своем уме».
Со звериной ухмылкой Гавриил стягивает резинку с моих волос, отчего те тяжелым водопадом рассыпаются по его белой рубашке. Запутавшись в них руками, он приступает к мануальному массажу сакральных точек у меня на голове. Его волшебные пальцы переходят на затылок… ключицу… позвонки, превращая мое тело в одну сплошную эрогенную зону.
− Нет, сейчас нет, − скулю я, руками цепляясь за его плечи.
− Значит, все остальное время я не в своем уме? − наказывающе прикусывает меня за мочку уха Гавриил, вызывая во мне тихий писк.
Пультом он включает ненавязчивую лиричную музыку в стереосистеме и следом совершает три последовательных действия: сгребает бумаги на письменном столе в одну сторону, укладывает меня на столешницу и заглушает слетающий с моих губ стон несогласия поцелуем.
− Ты нарушила мой покой, маленькая проказница, − с многообещающим блеском в глазах цокает он языком, вынимая из стакана виски кусочек льда. − Сейчас я устрою агенту-провокатору мистерию в кабинете.
Без предупреждения таящая ледяная вода капает на мой голый пупок. Из горла у меня вырывается отчаянный стон, но Гавриил сковывает мои запястья у меня же над головой собственной рукой. Незанятой рукой он задирает вверх мою майку и самозабвенно продолжает экзекуцию льдом. Обжигающий кубик ползет между моих покачивающихся грудей к ареоле набухшего соска и медленно обводит ее. Круговые движение таящей льдинки повторяются и повторяются, по мере скольжения сокращая и так мизерное расстояние. Через несколько мгновений кубик льда достигает алеющей верхушки. Гавриил дует на мою замерзшую вишенку и берет ее в плен своего горячего рта. Я издаю беспомощный стон и сильно закусываю губу, прокусывая ее до крови, но боль только усиливает влечение. Из-за резкого контраста температур внутри у меня все наполняется плотским желанием, под трусиками становится невыносимо влажно. Гавриил мастерски теребит мои затвердевшие соски. Он облизывает их, втягивает в себя и изредка покусывает. Его ловкие руки в считанные секунды лишают меня всей одежды, причем мои гипюровые трусики убираются в карман его брюк.
Никогда прежде мне не приходилось лежать перед кем-то в столь откровенно позе, поэтому я скованно зажимаю бедра. Гавриил не дает мне свести ноги, держа колени широко разведенными.
− Не нужно стыдиться доктора, − плотоядно любуется он моим пушком на лобке. − Ты шикарна, Ева. Я сражен твоей естественностью и натуральностью. Именно такая, как я себе и представлял. Боги создали тебя для меня.
Он изучающе проходится ладонями по внутренним линиям моих бедер, затем поднимает одну ногу вверх и детально целует по всей длине, не скрывая в глазах долгожданного единения. В неспешном ритме его поцелуи спускаются от стопы к линии бикини. Про экзекуцию кубиками льда он не забывает. Перепад температур добавляет мне значительной остроты ощущений. В непрерывном движении Гавриил проделывает аналогичный ритуал с правой ногой и под конец ножной мессы снова находит мой рот, завлекая наши языки в эротическое танго. Я полностью растворяюсь в его жарком поцелуе. Мои торчащие соски трутся о тонкий хлопок его сорочки. Накаляющееся жжение пробуждает во мне первобытные инстинкты.
Гавриил бормочет сладкий бред, целиком и полностью порабощенный нашей близостью. Его потемневшие глаза ослеплены похотью, волосы торчат по сторонам, губы фантастически порхают по самым экзотическим уголкам моего тела, заставляя меня вздрагивать и дрожать, как осиновый лист. Чем ниже опускается его губительный рот, тем сильнее обостряется моя чувствительность и разгорается пожар между ног. Болезненно точащее зубами вожделение рьяно ищет выход и находит − пальцами Гавриил раскрывает мои верхние складки и своим упругим языком поддевает пульсирующий клитор. О-о-о… я выгибаюсь и царапаю ему руки, усмиряя желание заверещать на весь кабинет от наслаждения. Гавриил воплощает в реальность мои самые смелые эротические фантазии. Его неистощимый на изобретения язык умело кружит вокруг одной эрогенной точки, на которой, будто сконцентрировано скопление оголенных нервов. Я вся потею и с исступленными стонами безвольно ерзаю голыми ягодицами по инкрустированной сусальным золотом столешнице.
− Черт, не стони так, Ева! − до синяков впивается пальцами в мои ягодицы Гавриил, чтобы обуздать беспрерывное движение бедер. − Такими темпами я сорвусь и жестко трахну тебя.
− Будьте так любезны, Гавриил Германович, трахните меня, − провокационно стягиваю я в руках его строптивые волосы, восхищаясь тем, как соблазнительно он смотрится между моих ног. − Но сначала, доктор Гробовой, все-таки закончите начатое дело.
Гавриил посылает мне похотливый взгляд и кладет себе в рот небольшой кубик льда. Арктический эффект чуть ли не разрывает меня на части. Его охлажденный язык адски раззадоривает мой горящий клитор. Пальцами он искусно терзает, до тонкой боли, мои измученные соски. Я и не знала, что бывает так неимоверно хорошо… во рту у меня пересыхает… удары сердца затрудняют дыхание… мои бедра механически сжимаются и разжимаются. Выписывая беспощадные узоры языком, Гавриил поочередно погружает в меня два пальца и усиливает неистовое наслаждение жесткими трениями внутри. О-ох, черт… от восторга я лишаюсь пространственной реальности и, всецело отдаваясь ощущениям, бессознательно раскрываю бедра как можно шире.
− Ева, детка, кончи для меня, − охрипший голос Гавриила подталкивает меня к краю.
Со знанием дела он всасывает в себя мой клитор и параллельно надавливает пальцами на нужный рецептор глубоко внутри. Меня накрывает волной экстаза, тело сотрясают конвульсии, я кончаю с громким выдохом его имени. Блаженство… райское удовольствие… в голове забвенно поют и пляшут отголоски улетевшего разума. Миллион раз я гадала о том, какие ощущения испытывают во время оргазма, но на деле захлестнувшее удовольствие превзошло все ожидания. С чувством полного удовлетворения и какой-то неестественной легкости я возвращаюсь из полета наяву назад в телесную оболочку и за галстук озорно затягиваю Гавриила на себя.
− Спасибо за потрясающие ощущения, − дарю я ему пламенный поцелуй благодарности. − Ты был до безумия красив и сексуален, целуя меня там. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я чувствую себя заново рожденной.
Гавриил выглядит весьма польщенным и теснее прижимается ко мне:
− Моя сладкая девочка, если бы ты видела себя. Такая чувственная и нежная. На вкус − сочный персик. Я буду доставлять тебе наслаждение самыми разными способами.
Слушая его голос, я не могу не думать о его воздержании − выдающаяся эрекция в брюках давит на мой вспотевший голый живот. Сексуальное голодание доставляет Гавриилу кромешные муки. У него настолько замутившиеся дымные глаза, что с секунды на секунду он в бессознательном помутнении затрахает меня до беспамятства. Отважившись на ответную оральную ласу, я робко скольжу рукой по его крепким брюшным мышцам к молнии на гульфике. Я всегда считала − настоящая женщина должна быть раскованной и уметь по-всякому ублажать возлюбленного. В доме, где живет любовь, нет места запретам и осуждениям.
− Гавриил, я… не умею, но хочу доставить тебе удовольствие ртом, − дрожащими пальцами я неумело расстегиваю ему ремень на брюках.
От меня не ускользает вспыхнувшее в его глазах желание и то, каких титанических усилий стоит ему совладать с собой.
− Детка, я безмерно ценю твою самоотверженность, но ты еще не готова, − заботливо отстраняет он мои руки от вторжения в его брючное пространство. − Нам некуда торопиться. Постепенно я обучу тебя всем известным мне видам доставлений и получений сексуального наслаждения. Ты удивишься, на что способно твое чуткое тело в опытных мужских руках. Секс − это искусство. И я его большой ценитель.
Садясь в кресло, он усаживает меня на себя верхом и за бедра плавно покачивает для собственного удовольствия. Его руки беспорядочно путешествуют по моему голому телу: иногда сжимают, иногда поглаживают, все его неуправляемые действия показывают, что ему сложно оставаться равнодушным к нашей близости.
Золотые мгновения мистерии в кабинете нарушает стук в дверь. Входного голосового разрешения от шефа Алена не получает, поэтому добивается его внимания по внутренней связи.
− Твоя секретарша не оставит нас в покое, − ревностно ною я, прикусывая Гавриила за легкую щетину на подбородке. − У тебя с ней что-нибудь было?
− Офис для меня неприкосновенен, Ева, − успокаивает меня Гавриил. − Связи с сотрудницами − табу. Только тебе удалось совратить доктора биологических наук. Мой письменный стол возмужал. Больше не девственник.
Я смеюсь с бесконечным облегчением и безрадостно слезаю с него, но он задерживает мой уход поцелуем в пупок, слегка покусав и полизав кожу вокруг.
− Гавриил Германович, вы ничего не забыли? − резонно интересуюсь я, одеваясь.
На губы Гавриила опускается таинственная ухмылка. Из кармана брюк он достает черные трусики и, к моему неописуемому изумлению, бессовестно подносит их к своему лицу.
− Мм-м… они пахнут тобой, − с невозмутимым видом сообщает он. − На досуге придумаю трофею новое местожительство в этом кабинете. Ну, а пока… − И трусики отправляется обратно к нему в карман с демонстративным похлопыванием ладонью по временному хранилищу.
Готова поклясться, выражение моего лица сейчас непередаваемо. Гавриил же весьма доволен собой. Как ни в чем не бывало он разминает шею круговыми движениями, надевает маску босса-тирана и по внутренней связи приглашает помощницу зайти в кабинет.
С появлением Алены я даю отпор чересчур настойчивому желанию босса-тирана закормить меня на убой вкусностями, которыми набит их холодильник, и обзавожусь чашкой бодрящего кофе с лимоном. Через некоторое время Алена вновь оставляет нас одних. Гавриил расслабленно вытягивает свои длинные ноги вперед крест-накрест и делает большой глоток дымящегося эспрессо.
− Хочешь посмотреть, как кормят Малыша Моджо? − интересуется он, но на ответ времени не хватает…
Его Высокопревосходительство Гений Перевоплощений Злой Рок запускает программу вещего сна!
В приемной раздается грохот ломающейся мебели и визг Алены. От удара байкерского сапога со шпорами деревянная дверь переламывается и по частям влетает к нам в кабинет.
− Дернешься − я с-снесу тебе башку! − застает врасплох Гавриила «маньяк» целившимся ему в голову «Макаровым», дуло второго пистолета он наводит на меня. − Хочешь, чтобы мелкая с-сучка и дальше тебе отсасывала, тогда держи руки на с-столе.
Пока наемник держит нас на прицеле, я незаметно обшариваю глазами кабинет в поисках подручных инструментов защиты и, по удачному стечению обстоятельств, замечаю, что Гавриил тихонько нажимает коленом на ножку стола. Из образовавшейся выемки беззвучно выезжает кинжал, который я осторожно прячу под низким подлокотником кресла. В моем положении оплошать нельзя, потому что против пули в голову влияние целительства бесполезно.
С отдачей самортизировавшей пружины я вскакиваю с кресла и с лету мечу в наемника кинжал, но, к великому горю, промазываю.
− Редкос-стная дрянь! − злобно картавит фантом, нажимая на спусковой курок.
Гавриил успевает сбить прицел «Макарова» пультом от стереосистемы, и выпущенная пуля попадает в стеклопакет. Ощетинившийся фантом из двух пушек принимается палить очередью. Каждый из нас бросается в укрытие. Шальные пули одна за другой разбивают панорамное остекление, и холодящий штормовой ветер со снегом врывается на двадцатый этаж.
Уворачиваясь от пуль, я оступаюсь на разбитом стекле и соскальзываю на самый край карниза, но каким-то чудом успеваю зацепиться руками за металлические балки. В полувисячем положении я гляжу вниз с высоты птичьего полета на заасфальтированную площадь и содрогаюсь от смертельного ужаса. На морозе мои прилипшие к железу пальцы слабеют с каждой секундой. Я все дальше и дальше сползаю животом по мокрому карнизу вниз.
Гавриил кидается спасать меня, предварительно достав из тайника перевернутого письменного стола (столешницу, оказывается, не берут пули) крупнокалиберный «Десерт Игл». Отстреливаясь от загнанного в прилегающий медкабинет наемника, он одним рывком вызволяет меня из верной гибели и по пути к пуленепробиваемой столешнице заслоняет собой.
− С-споем за упокой крас-савца архонта! − выкрикивает из убежища фантом.
Мы слышим, как он чиркает спичкой для перекура.
− Я никуда не с-спешу, − смолит он сигаретой, не к добру затаившись. − С-спокойно покурю и подожду, пока ты с-сдохнешь от потери крови.
Только сейчас я замечаю растекающуюся под Гавриилом лужу.
− О нет, ты ранен… − сквозь ком в горле причитаю я. − Силы небесные, пуля задела легкое!
Немедленно я включаю в себе рациональный подход хирурга и двумя пальцами пережимаю Гавриилу его простреленный кровеносный сосуд. В первую очередь необходимо упразднить блокировку дыхания и кашля, чтобы он максимально долго оставался в сознании.
− Из тебя выйдет первоклассный врач, ангел мой, − явно старается держаться Гавриил, сплевывая кровь. − У меня для тебя есть две новости. С какой начать?
От страха меня колотит, но я пытаюсь сохранять спокойствие и не зацикливаться на хлюпающей под моими пальцами горячей артериальной крови.
− С хорошей, − лепечу я. − Пожалуйста, потерпи. Все будет хорошо. Скоро прибудет подмога.
Не расставаясь с пистолетом, Гавриил зарывается носом в мои завившиеся от снега влажные локоны, словно мечтает унести с собой в могилу самый драгоценный для него аромат.
− Я люблю тебя, Ева, − его признание пронзает меня в самое сердце. − На этом свете нет никого прекрасней тебя. Ты возродила меня к жизни и подарила счастье. Ты навсегда останешься в моем сердце. Я всегда буду любить тебя, ангел мой.
− И я всегда буду любить тебя, Гавриил! − накидываюсь я на него с поцелуями, но взрываюсь рыданиями, когда чувствую в его слюне металлический привкус крови. − Пожалуйста, только не умирай. Как же я буду без тебя, любимый. Не смей оставлять меня.
Гавриил превозмогает боль в грудной клетке и нежно целует меня в краешек губ.
− Не надо… не плачь… я не умру, − в его голосе проскальзывает обманная уверенность. − Ангел мой, настало время плохой новости.
− Нет, нет и еще раз нет! − неврастенически трясу я волосами, отклоняя его подготовку на случай скоропостижной кончины.
Гавриил безапелляционно вкладывает мне в руку заляпанное кровью тяжеленное огнестрельное оружие, в другую руку − стилет.
− Ева, слушай меня очень внимательно, − строже наставляет он, самостоятельно пережимая пальцами простреленный сосуд. − Я скоро потеряю сознание. Этот сукин сын только и ждет, что я отключусь. По моим расчетам у нас обоих осталось по одному патрону. По крайней мере, я не слышал, чтобы он перезаряжал ствол. Запасного магазина у него, судя по всему, нет. Наемнику дали задание − убить меня. Кровь ему моя не нужна. Следовательно, до прихода спецназа он выскочит из укрытия и застрелит меня. Затем он уберет тебя, как свидетеля. Чтобы всего этого не случилось, ты будешь следить за ним в специальное отверстие в углу стола, куда вставишь дуло пистолета. Ты когда-нибудь стреляла?
− Из автомата «Калашникова» на учебном полигоне, − утвердительно киваю я, убирая ему со лба липкие от холодного пота волосы. − Управлюсь и с пистолетом.
Гавриила все сильнее одолевает боль в легких. Он закатывает глаза с хриплым грудным кашлем и с усилием продолжает:
− В медкабинете в жестяном кейсе ты найдешь капсулы с вакциной черного цвета. Их надо ввести мне внутривенно. Вводи капсулы одну за другой до тех пор, пока я не очнусь. Спасателям скажи, что другой способ меня не спасет. Везти в реанимацию и оперировать − бесполезная трата времени. Если я не отправлюсь на тот свет, то от вакцины пули выйдут сами. Мое влияние целительства при ранении в жизненно важные органы действует очень медленно. Мне нужно четверть суток на полное исцеление. Ангел мой, запомни, у тебя только один патрон. Меться ублюдку в голову. Я люблю тебя.
Он с чувством целует меня и роняет голову без сознания. В лихорадочной панике я проверяю ему пульс. Пульсации слабые, но стабильные. От сердца у меня отлегает с непомерным облегчением.
− Вот и литургия подходит к концу, − нараспев подает голос зашевелившийся наемник. − Архонт, ты там живой? Аль помер?
Я холодею от ужаса и, крепче сжимая трясущимися руками мощнейший двухкилограммовый пистолет, аккуратно просовываю дуло в отверстие диаметром с шарик для гольфа. Выгодно-занятая позиция позволяет мне корректировать градус наклона ствола пистолета и контролировать углы обзора.
Вдруг колонки стереосистемы разрывает бьющее по ушам вступление феноменальной по накалу драматизма мессы «Dias Irae» («Судный День») неповторимого Карла Дженкинса в исполнении симфонического оркестра. Шумовой эффект вынуждает меня покрыться ледяной коркой страха. В оцепенении выжидая нападения, я вглядываюсь через прицел в задымленное никотиновым облаком местоположение наемника. Мельтешащие тени около изрешеченного пулями аквариума, из которого, как из дуршлага, брызжут тонкие напористые струи воды, наводят меня на нехорошее подозрение − фантому удалось незамеченным выбраться из медкабинета обходным путем.
В тихом ужасе я высовываю голову из-за стола и… мертвею. С противоположной стороны с «Макаровым» в руке по-пластунски ползет громила. Недолго думая, я реактивно выезжаю на спине из-за стола. Лужа крови увеличивает скорость моего скольжения. В крайне неудобной для стрельбы позиции я выстреливаю наемнику в голову и… эх, все-таки попадаю в бок.
− Тебе конец, дрянь! − заходится осатанелым рыком подстреленный наемник.
Угрозы расправы горохом сыплются из его картавого рта вместе с кровью. С остервенением в глазах он продолжает ползти ко мне по-пластунски.
− Сдохни! − во всю прыть ору я, бросая в него стилет.
«Маньяк» наредкость живуч и вытаскивает граненое лезвие из шеи.
− Ева, где головорез? − приходит в сознание растормошенный от моего выстрела Гавриил.
С воплями радости я кидаюсь ему на шею. Мой взлетевший вверх голос заглушает грохочущие барабаны и чье-то высокое тревожное сопрано.
В лучшем случае − влияние целительства немного подлечило ранение Гавриила. В худшем − прилив жизненных сил является обманным действием болевого шока перед летальным исходом.
− Наемник крадется справа от тебя, − раскладываю я ему по полочкам ситуацию. − У этого живучего гада пуля в печени, дырка в шее и все еще один патрон.
− Ты моя умничка, − оценивает мою проделанную работу Гавриил. − Теперь приготовься. Когда я скажу «бежать» − беги.
− Забудь об этом.
− Не спорь со мной, Ева!
− Я тебя не брошу, − наотрез отказываюсь я.
Безнадежно закатывая глаза, Гавриил забирает из моих рук пистолет и снимает с себя галстук. С профессиональной собранностью он выкатывается из-за стола и запускает наемнику в лицо два килограмма отлитой стали. Приклад ломает ему нос и дробит надбровную дугу.
− Убью! − бешено ревет фантом, выстреливая в Гавриила, но из-за повреждений глаза промахивается.
Гавриил расторопно обматывает его горло галстуком, однако наемник отпихивает его обученным приемом и откатывается на край карниза.
− Лежать лицом вниз! − черной тучей врывается в кабинет группа захвата с вооруженным Никитой во главе.
Держась руками за металлические перекрытия, фантом с маневренностью гимнаста на брусьях несколькими пружинистыми отталкиваниями раскачивается.
− Огонь! − отдает команду стрелять на поражение Никита, но этажом ниже уже бьются стекла − «маньяк» вновь ушел от рук правосудия.
В состоянии аффекта я вскакиваю на ноги и бегом мчусь за медикаментами, крича по дороге:
− Гавриил ранен! Задето легкое!
Бригада прибывших врачей-реаниматоров проводят короткий осмотр огнестрельного ранения. Из-за кровопотери Гавриил опять теряет сознание.
− Пуля продвинулась к воротам. Не слышно пульса, − выносит неутешительный диагноз старший врач. − Срочно оперировать. Готовьте носилки.
− Положите его на переговорный стол, − без всякого предварительного вступления отсекаю я его указание, извлекая из кейса черную инъекцию. − Я знаю, что делаю. Гавриил, сказал, что его спасут только черные вакцины.
− Выполнять, − отдает приказ Никита онемевшему хирургу и его армии спасения.
Тренированные бойцы из отряда специального назначения кладут крупное тело Гавриила на переговорный стол. Я разрываю рукав его рубашки и уверенно ввожу ему в вену иглу с черной инъекцией. Первая капсула израсходована − реакция нулевая. Вторая капсула израсходована − реакция нулевая. Третья капсула опустошена − улучшений нет. В кейсе одиноко поблескивает четвертая капсула − последняя. На ладонях у меня выступает нервный липкий пот. В молчаливой панике я оглядываюсь на бригаду скорой помощи − полдюжины опытнейших врачей застыли памятниками в ожидании чуда. Только чуда все нет и нет… Толчки сердца отдаются у меня в горле, во рту оседает першащий осадок. Читая молитву о спасении любимого, я ввожу ему в вену четвертую инъекцию и смиренно замираю на месте. Стрелки на часах монотонно тикают в предрешающей тишине, но Гавриил продолжает лежать на переговорном столе, весь покрытый кровью без пульса и дыхания.
«Чуда не будет!» − вещает мое шестое чувство, отчего к горлу подкатывает ком слез.
− Мы потеряли его… − кто-то приговоренно подтверждает у меня за спиной.
Мертвенный страх прокалывает мое сердце острой иглой.
− Очнись, Гавриил… − чуть встряхиваю я его недвижимое тело. − Пожалуйста, не умирай! Гавриил, не умирай! Прошу тебя!
Мой голос сдавлен, по щекам льются медленные слезы. На фоне моих плачей и стенаний спецназовцы, реаниматоры и перебинтованная Алена оплакивают потерю трагическим молчанием.
− Мне жаль, родная… − со всем имеющимся братским утешением приобнимает меня за плечи Никита. − Мы ему уже не поможем. Гавриил ушел от нас.
Минуту-другую я стою, побелевшая от шока, но потом наступает прозрение. Оцепенение заменяет нервный срыв. Будто увидев собственную смерть, я ошарашенно отшатываюсь назад и с ужасом летящей на меня бомбы отталкиваю брата.
− Гавриил, ты не можешь умереть! − трясу я любимого за плечи. − Не умирай! Небеса, прошу вас, не забирайте его! Не оставляй меня, Гавриил! Слышишь?!
Никита хочет увести меня, но я яростно отпихиваю его и припадочно вцепляюсь в руку Гавриила. Двое спецназовцев приходят ему на выручку. Втроем они пытаются оттащить меня. Убитая горем, я бьюсь в истерике, не давая им вывести меня из кабинета.
Внезапно Небеса совершают долгожданное чудо!
С глубоким вдохом Гавриил приходит в сознание. Кабинет тотчас заполняет ошеломляющая пауза. Обомлевшая до полной потери голоса, я просто стою и смотрю на него широко раскрытыми глазами. От пережитого потрясения мои ноги подкашиваются, словно я всю ночь боролась с высокой температурой.
− Ангел мой… − в тяжелом состоянии зовет меня Гавриил.
− Любимый, ты выжил… − закрываю я себе рот ладонью, заплакав от радости.
Кончиками пальцев он стирает ручьи слез с моих зареванных щек:
− Не плачь, любовь моя. Все хорошо. Прости, что напугал.
Оперативные врачи в режиме чрезвычайного положения начинают отлажено хлопотать над его простреленным легким. Они обрабатывают ранение антисептиком и накладывают бинты.
Никита реагирует на воскрешение по-иному. Он поднимает с пола «Десерт Игл» и прицепляет на его ствол выпавший из кармана брюк Гавриила гипюровый компромат. Я багровею со стыда и выхватываю у него «трофей».
− Охренеть можно, дружище, − с усиливающейся экспрессией постукивает стволом пистолета по столу Никита. − Конечно, ты сейчас не в том состоянии, чтобы я начистил тебе физиономию. Но я считал тебя лучшим другом, а ты подставил под удар нашу дружбу. Как ты мог у меня за спиной спать с моей сестрой? Ты мог выбрать любую женщину, но позарился на мою младшую сестренку! Да она тебе годится…
− Не кипятись, − тормозит его Гавриил, сплетая наши пальцы и тем самым как бы заверяя меня, что сам все уладит. − Любви все возрасты покорны. И я не ставил под удар нашу дружбу. С Евой мы собирались оповестить тебя об отношениях завтра на карнавале.
− Ты в своем уме? − стучит дулом пистолета себе по голове Никита, вгрызаясь глазами в наши переплетенные руки, как вгрызается в горло ротвейлер. − У тебя начался лихорадочный бред? Предупреждаю, держи свой член подальше от моей сестры.
Не без помощи охотно подслушивающих их мужскую разборку санитаров, Гавриил поднимается на ноги и распрямляется в плечах.
− Я люблю твою сестру, Никита, − уверенно заявляет он, снова осмысленно срастаясь со мной руками. − Почему ты вообще так завелся? Чем я плох для Евы?
С пистолетом в руке и, судя по всему, нескладывающейся картиной в голове Никита принимается наматывать нервирующие круги по кабинету.
«Хорошо, что он не заряжен!» − благословляю я Небеса, наблюдая за тем, как брат угрожающе размахивает пистолетом.
− Давай начистоту, Гавриил. Ева младше тебя на двадцать семь лет. Ты ей годишься в отцы. Но разница в возрасте только полбеды. Я знаю тебя уже очень давно. Ты − хороший надежный друг, но моя сестра тебе не подходит. Ты вообще слышишь себя? Какие отношения?.. Не так давно ты устраивал невесть какие оргии, а сейчас тебе приспичило примерить на себя роль верного мужа. Не морочь мне голову!
− Черт возьми, мне не нужны другие женщины! − скрипит зубами Гавриил. − Я люблю Еву. И буду любить ее до гроба.
Никита вскипает до пара из ушей:
− Ты что мне мозги полощешь…
− Выслушай меня, − прерывает его Гавриил. − Я был безнравственным ублюдком без идеалов и убеждений. Ева изменила меня. Оргии в прошлом. В настоящем и будущем есть только Ева. Наша любовь священна. Коль скоро я причиню ей боль, можешь смело отсечь мне голову. Черт возьми, я лучше сам пущу себе пулю в лоб, чем обижу ее. Я люблю твою сестру. Ева нужна мне не на одну ночь. Я хочу ее на всю жизнь.
− Не ломай комедию!
− Хватит! − встаю я между ними, не оставляя им возможности покалечить друг друга. − Никит, Гавриил собой заслонил меня от пуль. Он рисковал жизнью ради меня. И ты видел, что он сам чуть не отправился на тот свет. Так что сперва мог бы поблагодарить его за мое спасение… Это было − во-первых, − загибаю я палец. − Во-вторых: я люблю тебя всем сердцем и уважаю твою заботу. В-третьих: я люблю Гавриила и переезжаю жить в имение.
У Никиты отнимается дар речи:
− Но…
− Никаких «но»! − опережаю я его. − Мы любим друг друга. Пойми, я могу быть счастлива только с ним.
В знак примирения Гавриил готовится произнести дополнительную речь в свою защиту и, естественно, сим аргументом все испортить. При несогласии сторон конфликт вспыхнет с новой силой, и дорогие мне мужчины разругаются в дым.
− Пощадите мои нервы, − я обнимаю не уступающего Гавриила за поясницу и с большим трудом подталкиваю его неповоротливую персону по направлению к лифту.
К самому закрытию дверей подоспевает Никита.
− Не хочу быть эгоистом, − устало вздыхает он, подхватывая Гавриила под вторую руку. − Ладно, я не против вас двоих. Будьте счастливы. Берегите друг друга.
Гавриил награждает меня целомудренным поцелуем:
− Клянусь, я буду оберегать твою сестру всю жизнь.
− Я рад, что ты жив, дружище, − хлопает его по плечу Никита. − Ты нас здорово напугал. Как поправишься, заскочу обсудить покушение. Не нравится мне все это
Примерно через полчаса мы с Гавриилом добираемся до имения. Вместе с телохранителями я довожу его до спальни и помогаю прилечь на кровать.
− Как ты, брат? − вбегает к нам переполошившийся Михаил с контейнером лекарств.
− Пуля вышла в дороге, мышечные ткани почти срослись, − последовательно раскладывает перед ним состояние своего здоровья Гавриил. − Я потерял много крови. Предстоит веселая ночка. Без сыворотки не обойтись.
Михаил раскрывает чемодан с ампулами и медицинскими инструментами.
− Я так понимаю, Ева эм… в курсе, − едва заметно кивает он в мою сторону, как будто сомневаясь в продолжении разговора при свидетелях.
− Нет! − как отрезает Гавриил.
− Я не в курсе − чего? − вмешиваюсь я в разговор, не на шутку разволновавшаяся.
− Не в курсе того, какие последствия бывают у моего брата после тяжелых ранений, − с братской солидарностью выручает его Михаил.
«Разумеется, сейчас не время ворошить тайны, но просто так я это дело не оставлю», − твердо решаю я.
Брови Гавриила сходятся в сердитую линию:
− Ангел мой, пожалуйста, оставь нас ненадолго. Кстати, в гардеробной тебя ждет сюрприз. Сходи, посмотри. Мой дом − твой дом.
− Поправляйся скорей, любимый, − с долей грусти целую я его и с воодушевлением иду смотреть сюрприз.
В просторной зеркальной гардеробной хранится завидная коллекция мужской одежды и обуви. Наравне с представительными деловыми костюмами и неброской демократичной одеждой неизменно присутствуют излюбленные белые сорочки. Другие цвета Гавриил не допускает. Будучи голубоглазым блондином со светлой кожей, он знает, что ему к лицу белый цвет, но я уверена, что руководствуется он не одной лишь удачно подобранной палитрой − белыми сорочками он препятствует проникновению темных сил в страдающую душу, тогда как строгим консервативным костюмом держит окружающих на дистанции.
Сюрприз меня ждет в женском отделе. На полках выставлена элегантная обувь моего размера, большая часть которой на высоком каблуке. На вешалках в ряд висят вещи люксовых брендов на все случаи жизни: от повседневных вариантов до парадно-выходных платьев. Есть и секция нижнего белья. С восхищением я прикладываю к себе роскошные женственные комплекты для сна и бессонных ночей. Судя по этикеткам, Гавриил − истинный ценитель марки «Агент Провокатор». Завораживающее великолепие шелков и кружев кардинально отходит от моего спального стиля, но я с первого взгляда влюбляюсь во все эти невероятно сексуальные рукотворные мини-шедевры.
Для первой ночи с любимым мужчиной, пусть и без мистерий, я выбираю довольно откровенный гарнитур-двойку − бежевый халат из вискозы с предназначенным для него расшитым пеньюаром. В ванной комнате я принимаю душ и с недосушенными волосами возвращаюсь обратно в спальню.
− Проходи, мы закончили, − уступает мне место Михаил, складывая окровавленные бинты в бокс для мусора. − Теперь Гавриилу нужен покой. Душ он принять не сможет, поэтому тебе надо его обмыть. Пойду принесу тазик с водой и обеззараживающий раствор.
Гавриил по пояс обнажен, ниже прикрыт черным шелковым одеялом. Выглядит он несколько замученным, но прежней смертельной бледности на лице не видно.
− Как ты себя чувствуешь? − присаживаюсь я к нему на край кровати.
Его глаза со здоровым блеском цепляются за глубокое декольте моего пеньюара.
− Чувствую готовность сорвать с тебя твой сексуальный наряд.
− Больной, а все туда же.
− Конечно, когда рядом такая красавица, − парирует он тон в тон. − Как тебе одежда? Я сам выбирал для тебя.
− У тебя отменный вкус. Спасибо. Вообще-то… многие наряды непривычны для меня, но я хочу одеваться, как тебе нравится.
В спальню заходит Михаил с набором для водных процедур. Надолго он не задерживается и перед уходом говорит:
− Рад за вас, ребята. Добро пожаловать в семью, Ева.
− Спасибо, Михаил.
Долгим взглядом я провожаю его, осмысливая сказанные им слова о семье. Семья, муж, дети − в этом и заключается женское счастье, и никаким золотом семейное благополучие не заменить.
Я придвигаю к себе тазик и обмакиваю губку в умеренно горячую воду с антисептиком. Раз за разом я основательно смываю с торса Гавриила засохшие бурые пятна крови. Впервые мне предоставляется возможность касаться его развитой мускулатуры, и с первого же раза у меня появляется зависимость. На ощупь его кожа теплая и бархатистая. Под кожным покровом прощупываются стальные мышцы − результат изматывающих тренировок в спортзале. Со временем я полностью очищаю торс Гавриила от прилипших волокон бинтов и ватных тампонов, раскрывая под ними вытатуированного крылатого архангела с мечом и плетью. Исписанные древними письменами крылья набиты на правой стороне его грудных мышц и заходят на спину, плеть с острым наконечником вьется по руке до кисти.
− Ева, ты так смотришь на мою татуировку, что я в полном замешательстве, − никак не может определиться Гавриил.
− Оба «архангела Гавриила» мне очень нравятся.
− Оба «архангела Гавриила» очень рады твоему ответу.
Улыбаясь, я протираю его вымытое тело сухим полотенцем:
− Я видела, цепь сходит с твоей руки. Что за влияние?
− Влияние обороны. Татуировка носит характер некоторых видов оружия и сходит с руки от силы мысли. Сейчас я тебе продемонстрирую.
С куражом в глазах я жду демонстрации влияния обороны, и татуировка оживает − цепь, оплетающая руку Гавриила, как будто змея, начинает ползти по коже. Завороженная невероятным зрелищем, я робко дотрагиваюсь до непрерывно движущегося рисунка, но, к сожалению, поиграть с цепью мне не дают.
− А теперь, Ева, я буду трогать тебя, − целует меня в шею Гавриил, и его руки ловко проникают ко мне под пеньюар, где начинают свое великое путешествие по моему телу.
С упоением он обводит внешние и внутренние линии моих бедер, где-то заинтересовано замедляясь, где-то что-то внимательно ощупывая. Давным-давно я подметила у Гавриила осязательную аттракцию. При любом удобном случае он прикасается ко мне. В большинстве своем его спонтанные неосознанные прикосновения не несут в себе эротического подтекста. Телесный контакт между нами для него скорее носит характер ментального общения. Наши соприкосновения ему жизненно необходимы, как своего рода лечебная терапия с мантрой, где на сеансах по обретению душевного покоя он входит в гармонию с собой. Совершенно очевидно, что первая мистерия на столе придумана им из расчетов единения его рук с моим телом. Начальные правила игры служили поводом дотронуться до меня, а не наоборот, как он преподнес на словах: «Тебе все так же хочется касаться меня, Ева?» Наши тела и души − единый полноценный организм, поодиночке каждый из нас недееспособен.
− Место моего сна − самое интимное пространство, − будто колыбельным напевом звучит приглушенный голос Гавриила. − До тебя ни одна женщина не имела доступ в мою спальню.
− О… − полусонно изумляюсь я.
Подушечкой большого пальца он поглаживает мои приоткрытые губы:
− Спальня − мой храм. Наш с тобой храм, Ева. На подсознательном уровне мне тебя всегда не хватало дома. Меня поражает, насколько правильно твое пребывание в имении. Я заметил это сразу же, как только ты вошла в гостиную. Все вокруг расцвело и преобразилось. Ты − ангел, несущий свет.
Растроганная, я преданно целую его в руку, которой он гладит мои губы. Гавриил убирает с моего лица завившиеся локоны и с нежным поцелуем тихонько шепчет:
− Спи спокойно, душа моя.
Назад: Глава 11. Святые и грешники
Дальше: Часть II. Царствовал

Лена
О
Aniuta
В восторге....единственное что горчит,это что второй части нет,грустно что не встречу этих людей в ближайшем будущем..