Высокий молодой негр, небрежно опершийся о крыло крайслера, припаркованного в нарушение правил стоянки автомашин перед Джордж-Билдинг, явно стремился к тому, чтобы привлечь внимание. Иначе он не стал бы надевать костюм лимонного цвета и оранжевую рубашку с темно-лиловым галстуком. Белоснежный плащ, переброшенный через руку, также помогал выделить его в толпе пешеходов, которые, как на подбор, обходились лишь рубашками с короткими рукавами. Последний дождь прошел в Нью-Йорке три недели назад, а то и раньше.

Я удостоил негра мимолетным взглядом, когда выходит из подъезда, и повернул налево, держа курс на ближайший бар, аптеку или будку телефона-автомата, чтобы найти в справочнике адрес и номер Фрэнка Спиллейси. Однако я не прошел и пяти шагов, как он пристроился рядом, слева от меня, с плащом на правой руке.

— Мистер Сент-Ив?

Я остановился и повернулся к нему.

— Да.

— Мистер Мбвато интересуется, не мог бы он вас подвезти, — бархатистый, как и у Мбвато, голос, но не бас, а баритон.

— Не сегодня, благодарю, — я начал отворачиваться от него, когда белый плащ ткнулся мне в бок, а под ним оказалось что-то твердое — пистолет, ручка или выставленный палец. Я, правда, поставил бы на пистолет.

— Перестаньте. Это же нелепо.

— Неужели? — высокий негр застенчиво улыбнулся.—

Видите ли, мне даны указания, а мистер Мбвато очень сердится, если они не выполняются.

— У вас под плащом пистолет, а не палец?

— К сожалению, пистолет, мистер Сент-Ив.

— Я могу закричать. Позвать полицию.

— Вас никто не услышит.

— Я все равно попробую.

Он вновь улыбнулся, на этот раз выражая удивление.

— И какой реакции вы ждете от нью-йоркцев? Косого взгляда? Извиняющейся улыбки? Помогать вам они не станут, мистер Сент-Ив.

— Я могу убежать.

— Тогда мне придется подстрелить вас. Скорее всего, в ногу, — пообещал негр.

— Ладно. Где Мбвато?

— Чуть дальше по улице. Мы не смогли найти место рядом с домом.

Я посмотрел негру в глаза.

— Как вы узнали, что я здесь?

— В Джордж-Билдинг? Мы видели, как вы вошли в подъезд. И предположили, что рано или поздно вы выйдете из него.

— То есть вы следили за мной?

— Да, мистер Сент-Ив, следили.

Не торопясь мы подошли к черному семиместному кадиллаку, взятому напрокат, как следовало из номерного знака. Высокий молодой негр открыл заднюю дверцу, и я нырнул в кабину. Мбвато устроился на заднем сиденье, своими габаритами буквально сжимая внутреннее пространство кадиллака. Еще один негр сидел за рулем. Мой спутник с плащом обошел автомобиль и сел позади шофера.

— Мистер Сент-Ив, — густой голос Мбвато едва не оглушил меня. — Как я рад новой встрече с вами. Куда вас подвезти?

— Если не возражаете, к моему отелю.

— Ну разумеется. Отель мистера Сент-Ива, скомандовал он шоферу.

На этот раз Мбвато надел другой костюм, темно-зеленый с медными пуговицами на жилетке, белую рубашку с широким воротником и пестрый галстук. Одежда сидела на нем как влитая, и я с трудом подавил искушение узнать адрес его портного.

— Почему? — вместо этого спросил я.

— Простите? — не понял меня Мбвато.

— Чем обусловлено приглашение под дулом пистолета? — разъяснил я первый вопрос.

— Пистолета? — удивился Мбвато. — Какого пистолета?

Ваш друг на переднем сиденье угрожал мне пистолетом.

Мбвато хохотнул.

— Мистер Уладо сказал вам, что у него есть пистолет?

— Да.

Мистер Уладо повернулся ко мне, губы его разошлись в улыбке. Он поднял шариковую ручку и подмигнул.

— Вот что служило пистолетом, мистер Сент-Ив. Извините, что вынудил вас пойти со мной, но мистер Мбвато очень хотел переговорить с вами.

— Моя вина, — признал Мбвато. — Я попросил мистера Уладо найти самые убедительные доводы, вот он и перестарался.

— Но добился желаемого, — подвел я черту и откинулся на спинку сиденья.

Молчание затянулось. Мистер Уладо смотрел прямо перед собой. Мбвато уставился в окно, хотя едва ли мог увидеть что-нибудь интересное на 38-й улице и Третьей авеню, по которым мы ехали.

— Как я понимаю, люди, укравшие щит, дали о себе знать, — он так и не оторвался от окна.

— Да.

— Наверное, вы не скажете нам, что вы от них узнали?

— Нет.

— Собственно, другого ответа я и не ждал, но не мог не спросить. Вы меня понимаете, не так ли?

— Конечно.

— В Вашингтоне я исчерпал все возможности.

— Какие возможности?

— Добиться признания Компорена вашей страной. Вы, наверное, заметили, что на мне и мистере Уладо довольно необычная одежда. Впрочем, не заметить мог только слепой.

— Заметил, — кивнул я.

— Видите ли, нам надоело сидеть в приемных ваших учреждений в строгих деловых костюмах. Сквозь нас смотрели не только чиновники, назначавшие нам встречи, но и клерки. Конечно, следовало сменить костюмы на национальную одежду, особенно с учетом вашингтонской погоды, но достать ее мы не смогли, поэтому приобрели эти попугайские наряды.

— Приобрели или сшили на заказ? — уточнил я.

Мбвато покачал головой, глаза его наполнила грусть.

— Мистер Кокс признал, что все это ужасно, но он ничем не может помочь. Потом поблагодарил за полученную из первых рук очень важную информацию и откланялся, сославшись на совещание у руководства. У меня сложилось впечатление, что государственной службе толку от него ноль.

— Возможно, вы и правы, — мне вспомнились слова Майрона Грина. — Но вы не остановились на помощнике заместителя секретаря, не так ли? Влияния у него не больше, чем у меня.

— Нет, конечно. За два месяца, которые я и мистер Уладо провели в Штатах, готовя кражу шита, в чем нас постигла неудача, мы встречались со многими вашими сенаторами и конгрессменами, с руководителями государственного департамента, министерства сельского хозяйства, министерства обороны. Даже провели один час с вашим вице-президентом. Все нам сочувствовали, но никто не поддержал. Наш единственный порт по-прежнему блокирован. Англичане снабдили Жан-долу зенитными комплексами с радарным наведением на цель, и теперь практически невозможно доставлять продукты и военное снаряжение по воздуху. Лишь немногие пилоты готовы пойти на такой риск.

Уладо сидел вполоборота, внимательно прислушиваясь к разговору, резко кивая в тех случаях, когда чувствовал, что Мбвато произнес ключевую фразу.

— Мне очень жаль. Хотелось бы хоть чем-то вам помочь. Но…

Мбвато глубоко вздохнул, медленно выпустил воздух из груди. Чувствовалось, что он хочет сказать что-то важное, но опасается, что злость и негодование могут помешать подобрать нужные слова.

— Вы можете нам помочь, мистер Сент-Ив. Еще как можете. Вы можете передать нам щит Компорена после того, как он попадет в ваши руки. Я получил разрешение поднять ваше вознаграждение до семидесяти пяти тысяч долларов, — он уже не улыбался.

Я покачал головой.

— Я не могу этого сделать. Вы знаете, что не могу.

Эмоции, накопившиеся за столь долгое пребывание в Вашингтоне, едва не прорвались наружу. Невероятным усилием воли Мбвато попытался сдержаться. Я видел, как заходили желваки на его щеках. Действительно, взрыва не произошло, но голос, голос выдал всю боль человека, постоянно встречающего отказ.

— Не можете! Вы говорите, не можете! Черт побери, щит спасет страну, нацию, народ, а вы сидите и убеждаете меня, что не можете ничего сделать. Позвольте рассказать вам о голоде, мистер Сент-Ив. Позвольте рассказать, что уже произошло с детьми Компорена, число которых превосходит восемьсот тысяч. В первые дни у них схватывает живот, боли ужасные, нестерпимые. Потом живот начинает раздуваться, а тело — усыхать. Первые дни они плачут. Плачут и едят все, что попадется под руку, лишь бы унять боль. Едят грязь и траву, солому и мел. Все. А потом они слабеют, так слабеют, что не могут даже плакать, лишь всхлипывают, а изо рта идет запах ацетона, потому что расходуется жировой запас, а они не получают углеводов, чтобы возместить потери. Они впадают в летаргический сон. Без белка еще больше раздувается желудок, отказывают почки, печень. Если им везет, то они подхватывают какую-нибудь инфекцию, от которой быстро умирают. Даже от царапины или от легкой простуды. Другие же, те, что не заболели, умирают медленно и мучительно. Сколько… сколько вы хотите, Сент-Ив, чтобы сохранить жизнь детям моего народа? Сто тысяч? Такова ваша цена? Хорошо. Я дам вам сто тысяч. Не такая уж и высокая плата. Со щитом мы сможем продержаться до признания Компорена Германией и Францией, а с признанием придет еда, и голодать будут лишь сто, а не пятьсот или семьсот тысяч детей. Для вас, Сент-Ив, щит — лишь кусок бронзы. Для моей страны — сама жизнь.

Мбвато откинулся на спинку сиденья, вымотанный донельзя, вложивший в монолог всю душу. Я повернул голову, через окно посмотрел на пешеходов. Все сытые, откормленные, многие даже с избыточным весом. Заговорил, не глядя на Мбвато, чувствуя, как лицо заливает краска.

— Вы просите невозможного.

Складывалось впечатление, что говорю не я, а хладнокровный рационалист, не имеющий ко мне ни малейшего отношения, и я не нес никакой ответственности за его слова.

— Вы просите, чтобы я взял четверть миллиона долларов, принадлежащих чужим людям, и отдал их воровской банде, — вещал рационалист, — а потом принес щит вам, чтобы вы сунули мне под столом семьдесят пять или сто тысяч. Тем самым я сам стану вором, и именно поэтому я нс могу выполнить вашу просьбу, потому что меня поймают и отправят в тюрьму, а я не хочу сидеть в тюрьме. Из-за вас. Из-за Компорена. Даже из-за голодающих детей. Это не по мне, понимаете? На мою помощь не рассчитывайте. Я могу предложить только одно — возьмите щит у тех, кто его украл. Любым способом. Выкупите или выкрадите. Мне все равно. Но и в этом я вам не помощник.

Я повернулся к Мбвато и увидел, что он смотрит на меня. Во взгляде читалась неприязнь. Не ненависть, лишь неприязнь. А также презрение, от которого у меня вновь вспыхнуло лицо. Но он уже успокоился и голос стал холодным и жестким.

— Вы боитесь, что пострадает ваша репутация посредника, мистер Сент-Ив? Позвольте вас заверить, что ваши страдания не вдут ни в какое сравнение с тем, что испытывают голодающие дети Компорена.

Кадиллак остановился у моего отеля, но я не сдвинулся с места. Уладо все еще сидел вполоборота и кивал, соглашаясь с последней фразой Мбвато.

— Очень сожалею, но не мшу. Я вам сказал, почему. Очень сожалею, — я взялся за ручку дверцы, но вновь повернулся к Мбвато. Неожиданно он ослепил меня улыбкой, наклонился и хлопнул по колену.

— Не сожалейте, мистер Сент-Ив. Никогда не сожалейте о том, чего не решились сделать, иначе вас до конца дней будет мучить чувство вины.

— Хорошо, — я вновь потянулся к ручке.

— Мы еще не раз увидимся, — пообещал Мбвато.

— Я так не думаю.

— Тогда вы заблуждаетесь.

— Хорошо, — я не стал спорить.

— А знаете, какая мысль пришла мне в голову? — продолжил Мбвато.

— Нет.

— Излагая причины, по которым вы не можете вернуть нам щит, вы говорили точь-в-точь как мелкий чиновник государственного департамента.

Провожаемый его улыбкой, я открыл дверцу и ступил на тротуар.

— До свидания, — сказал Мбвато.

Я молча кивнул и проводил взглядом отъезжающий кадиллак.