ГЛАВА 14
Макс встал, надел плащ:
— Пойду покручусь вокруг.
Падильо сидел, закрыв глаза, рот его вновь превратился в узкую жесткую полоску. Он лишь кивнул.
— Вернусь через час, — добавил Макс.
Падильо снова кивнул. Макс вышел, осторожно притворив за собой дверь.
Бурчвуд и Симмс растянулись на двух кроватях. Симмс, похоже, спал. Бурчвуд лежал на спине, заложив руки за голову, и разглядывал потолок. Мы ждали.
Наконец Падильо тяжело вздохнул, потянулся.
— Вполне вероятно, что сегодня вечером у нас ничего не выгорит.
На этот раз кивнул я.
— Если что случится, ты можешь взять мои галстуки. Я их подбирал очень тщательно.
— А ты — мои золотые запонки, — откликнулся Падильо.
— С твоими инициалами?
— Вот-вот.
— Что же, мне останется хорошая память.
Падильо взял со стола водочную бутылку, критически оглядел ее.
— У нас еще четыре часа. Давай-ка добьем остатки.
— Почему бы и нет? — я пододвинул к нему стакан.
Падильо разлил водку. Каждому досталось по полстакана.
— Может, Макс догадается прихватить еще бутылку.
— И сигареты, — добавил я. — Наши-то скоро кончатся.
— Сколько у тебя осталось?
Я достал пачку, сосчитал:
— Шесть.
Падильо сосчитал свои:
— Четыре.
Мы выпили и закурили.
— Если мы переберемся на Запад сегодня вечером, мне придется ответить на несколько вопросов. Почему Уитерби умер в моем номере? Где взятый мною напрокат «мерседес»? Что случилось с Куки?
— Ты забыл еще об одной мелочи. Я должен переправить наших новых друзей в Бонн.
— Ты прав. Я забыл. Но у тебя, естественно, есть план действий.
— Естественно. Стена — сущий пустяк по сравнению с границей. Во-первых, мы должны вывезти их из Берлина. На окраине нам придется преодолеть трехмильную зону, где спрашивают пропуск. Затем вторую, шириной в тысячу пятьсот футов, засеянную травой, высота которой не превышает фут. Спрятаться в ней невозможно. Следом идут сторожевые вышки. Построены они в так называемой полосе безопасности, где нет ни кустика, ни деревца. Одни вышки. Но мы, разумеется, с этим справимся.
— Мы же мастера своего дела, — поддакнул я.
— Не просто мастера, асы. За вышками проходит дорожка постоянного патрулирования. Пограничники ходят с собаками, доберманами. Если мы разминемся с патрулем, то без труда преодолеем забор из колючей проволоки. А после него — минное поле, ширина которого не превышает восьмидесяти футов. Но удача на нашей стороне. Мы не подорвемся. За полем — второй забор, там, насколько я помню, проволока под напряжением. Потом полоса вспаханной земли шириной сто тридцать футов, на которой остается любой отпечаток ноги или лапы. И наконец, тридцатитрехфутовая полоса смерти, где стреляют по всему, что движется. После чего останется сущий пустяк — перелезть через пятнадцатифутовый забор, на который нельзя дунуть, не подняв тревоги. И все это время нам придется помогать двум нашим новым приятелям.
— А что дальше?
— Ничего особенного. Сто десять миль по территории Восточной Германии и та же последовательность операций, но в обратном порядке, на западной границе.
— Знаешь, что я тебе скажу. У меня есть обратный билет в Дюссельдорф. Пожалуй, я им воспользуюсь.
— Я не думаю, что нам придется прорываться через границу. Мы, конечно, полетим. Может, зафрахтуем самолет, — размечтался Падильо.
— У меня такое ощущение, что нас скорее всего будут искать. Я имею в виду твое учреждение.
Падильо почесал подбородок.
— Наверное, ты прав. Мы обсудим это позднее.
Макс, как и обещал, вернулся через час. Принес сигарет, водку, колбасу.
— Узнал что-нибудь? — спросил Падильо.
Макс пожал плечами.
— Полицейские и пограничники подняты по тревоге. Они полагают, что сегодня, завтра и послезавтра кто-то попытается прорваться через Стену. Мой осведомитель оказался не слишком разговорчивым.
— Едва ли он мог сказать что-нибудь конкретное, — резонно заметил Падильо.
— Но им надо перекрыть двадцать семь миль. Сегодняшний вечер ничем не хуже завтрашнего. Может, и лучше. Они не ждут от нас такой прыти.
— У Курта все на мази?
Макс кивнул.
— Они готовы. И сообщили об этом по обычным каналам.
Мы поели, дали бутерброды и кофе Симмсу и Бурчвуду.
Они вновь сидели на одной кровати. Жадно съели бутерброды и начали шептаться.
Мы тоже молчали. Макс разглядывал кофе в своей чашке. Падильо заменил табуретку на стул, откинулся на спинку, положил ноги на стол, уставился в потолок. Я положил на стол руки, на них — голову. От еды и водки меня сморило. Я заснул.
Падильо разбудил меня, тряхнув за плечо.
— Уходим через пятнадцать минут, — я кивнул, встал, прошел к раковине. Умылся холодной водой. Падильо тем временем разбудил Бурчвуда и Симмса. — Идите к столу. Я скажу, что вы будете делать.
Макс уже расстелил карту.
— Вы двое спуститесь с нами вниз и тихонько залезете на заднее сиденье. С вами сядет Маккоркл. Макс поведет мангану, я сяду рядом с ним. Ехать нам двадцать минут, возможно, двадцать пять. Если нас остановят, молчите. Одно слово, и Мак или я пристрелим вас.
Они кивнули. И поверили ему. Я, пожалуй, тоже.
— Мы остановимся здесь, — он ткнул пальцем на карту. — Вы выйдите из машины и пойдете за мной. Мак — за вами. Вчетвером мы войдем в подъезд. По моему сигналу вы побежите, не пойдете, к Стене. Поднимитесь по одной лестнице и спуститесь по другой. Потом побежите вот к тому подъезду. Оба раза будете бежать изо всех сил. Если вы сбавите скорость, вас, возможно, пристрелят немцы. Если вы попытаетесь выкинуть какой-либо фортель, я убью вас сам. Надеюсь, вы мне поверите.
— Что будет после того, как мы окажемся по другую сторону Стены? — спросил Симмс.
— Еще не время говорить об этом. Но с вами не случится ничего плохого, если вы сами не накличете на себя беду.
Симмс и Бурчвуд хмуро переглянулись.
Падильо повернулся к Максу,
— Ты знаешь, что делать?
Макс разглядывал ногти пальцев правой руки.
— Я отъезжаю, ставлю машину и жду три минуты. Если вы не возвращаетесь, сматываюсь.
Падильо посмотрел на часы.
— У нас есть еще пять минут. Давайте выпьем.
Водку он разлил в пять стаканов. Порция получилась приличная. Симмс и Бурчвуд жадно выпили. Не отстал от них и я. Оглядел комнату. То, что лежало в углу под одеялом, напоминало кучу тряпья. Я не испытывал ни жалости, ни ненависти. Все во мне закаменело.
Макс вывернул обе шестидесятиваттовые лампочки, и мы спустились по лестнице в свете фонаря. В гараже Макс осветил машину.
— Это «вартбург». В «ситроене» ехать слишком опасно. Его ищут.
Я сел на заднее сиденье за водителем. Падильо встал у другой задней дверцы, дожидаясь, пока Симмс и Бурчвуд залезут в кабину. Затем захлопнул дверцу, прошел к воротам, откатил воротину. Макс выехал из гаража, развернулся. Падильо вернул воротину на место, запер на ключ и сел рядом с Максом. Посмотрел на Симмса и Бурчвуда, показал им пистолет.
— Это вам напоминание. Такой же есть и у Маккоркла.
Я тут же вытащил «Смит и вессон» и продемонстрировал парочке*
— Он стреляет настоящими пулями.
Макс выехал из проулка, и мы направились на запад. До половины восьмого оставалось еще несколько минут. Макс не превышал разрешенной скорости. По мере приближения к району Митте машин становилось все больше.
Падильо сидел в пол-оборота, переводя взгляд с Симмса и Бурчвуда то на заднее, то на переднее стекло. Симмс и Бур-чвуд обратились в статуи, держа друг друга за руки. Мне тоже хотелось опереться на дружескую руку.
Начали сгущаться сумерки. Макс включил подфарники. Наступило то время суток, когда эксперты никак не могут определиться, предпочтительно ли ездить с освещением или без оного. Через пятнадцать минут после выезда из гаража мы остановились на красный свет. А десять секунд спустя подкатил патрульный «трабант» с четырьмя фопо. Двое пристально посмотрели в наше заднее стекло. Один что-то сказал водителю. Красный свет сменился зеленым, и Макс тронулся с места. «Трабант» тут же пристроился сзади.
— Они едут за нами, — процедил Макс.
— Не оглядывайтесь, — предупредил Симмса и Бурчвуда Падильо. — Поговорите друг с другом. Все равно о чем. Хоть читайте молитвы. Просто говорите, создайте видимость, что увлечены беседой. Дай мне сигарету, Мак, и огонька.
Симмс и Бурчвуд заговорили. Сейчас мне не вспомнить ни слова из сказанного, но едва ли они сказали что-то дельное. Я достал из пачки последнюю сигарету и похлопал Падильо по плечу. Тот повернулся ко мне, улыбнувшись, взял сигарету.
— Они все еще за нами.
— Я знаю, — Макс вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев. — Через квартал нам поворачивать.
— Как у нас со временем? — спросил Падильо.
— Три или четыре минуты в запасе.
— Проезжай три квартала, а потом сворачивай. Если они последуют за нами, придется принимать меры, чтобы отвязаться от них.
Наша скорость не превышала сорока миль. Макс проехал два светофора на зеленый свет, на третьем подал сигнал правого поворота. Свернул на правую полосу, притормозил, перешел на вторую передачу, наблюдая в зеркало заднего обзора за патрульным «трабантом». Облегченно вздохнул.
— Они едут прямо.
Я шумно выдохнул воздух. Только теперь до меня дошло, что все это время я не дышал. Падильо скосился на часы.
— Мы должны прибыть вовремя.
Еще пара поворотов, и Макс доставил нас на боковую улицу, куда мы свернули бы сразу же, если б не полицейские. Остановил машину, заглушил двигатель. Уже спустились сумерки.
— Все из кабины, — скомандовал Падильо.
Я показал Симмсу и Бурчвуду пистолет, прежде чем сунуть его в карман плаща. Предупредил:
— Буду стрелять через ткань.
Падильо выскочил первым и уже поджидал их у дверцы. Я вылез следом за ними.
— Я иду впереди, — напомнил он. — Симмс и Бурчвуд за мной. Ты — последним, Мак.
Мы нырнули в узкий проход между двумя домами. Левая моя рука временами касалась кирпичной стены, правая, с пистолетом, оставалась в кармане. Ночь еще не наступила, поэтому я легко различал перед собой три силуэта. Падильо свернул направо. Тот же маневр повторили Симмс, Бурчвуд и я. Мы оказались в нише, глухой торец которой в обычном доме являлся бы дверью подъезда. Здесь же дверь заложили кирпичной кладкой. Прямо перед нами темнела стена, сложенная понизу из бетонных, метр на метр, кубов, с несколькими рядами шлакоблоков. Поверху тянулись три или четыре нитки колючей проволоки. Увидел я и тусклый блеск бутылочных стекол, замурованных в верхний слой цемента.
Симмс и Бурчвуд жались друг к другу в уголке ниши. Падильо не отрывал глаз от семиэтажного жилого дома напротив нас, уже в Западном Берлине.
— Третий этаж сверху, — прошептал он. — Четвертое окно слева. Видишь?
— Да.
— Когда жалюзи откроются, мы должны быть готовы. Когда закроются, ставим рекорд в беге по пересеченной местности на дистанции шестьдесят футов. Колючая проволока, натянутая между нами и Стеной, перерезана. Просто отведи ее в стороны. На этот раз ты пойдешь первым, потом Симмс и Бурчвуд, — он повернулся к ним. — Вы поняли?
Они утвердительно кивнули. Мы прождали пятнадцать минут. Ничего не произошло. Жалюзи не шевелились. Два фопо прошли перед нами, в пятидесяти футах от нас, в десяти — от Стены. Как часы, проползли еще пять секунд.
Справа от нас раздались три резких взрыва, сопровождаемые яркими вспышками.
— Это отвлекающий маневр справа, — пояснил Падильо. — Теперь слева, — две секунды спустя взрывы загремели слева. — Бутылки с горючей смесью. Коктейль Молотова.
Брошены в ста пятидесяти ярдах справа и слева, чтобы туда сбежались фопо. Их автоматы обеспечивают прицельный огонь не далее ста десяти ярдов. Следи за жалюзи.
Я уставился на указанное окно в ста пятидесяти футах перед нами. Справа и слева рт нас долетали крики полицейских. Где-то завыла сирена. Жалюзи начали подниматься. Медленно, медленно доползли они доверху, а потом резко упали вниз.
— Пора! — рявкнул Падильо.
Зажглись прожектора, но в сумерках толку от них было чуть. Я вытащил из кармана пистолет и побежал. Слева от меня затрещал автомат. Я бежал, оглядывая Стену.
— Где эта чертова лестница? — шепнул я Падильо.
Он обвел взглядом темно-серые шлакоблоки.
Неожиданно над верхним рядом показалась светловолосая голова.
— Все нормально, парни. Пришлось перерезать проволоку, только наброшу тюфяк на стекло. — На Стену лег тюфяк, сшитый из двух коричневых одеял и туго набитый соломой. — Еще секунду, — блондин улыбнулся. — Надо оседлать Стену, чтобы перетащить лестницу.
Лет ему было не больше двадцати. Он перебросил через Стену ногу и уселся на тюфяк, как на седло.
— На стекле-то сидеть — никакого удовольствия. А вот и лестница, — над Стеной показались первые ступени. — Меня зовут Петер. А вас?
Он все еще сидел на Стене, когда в сорока футах от нас закричали по-немецки. Юношу осветил луч мощного фонаря. Он хотел сказать что-то еще, но ему помешала рассекшая его автоматная очередь. Лестница свалилась в Западный сектор. Мгновение спустя юноша упал на тюфяк лицом вниз, а затем перекатился вниз, вслед за лестницей.
Падильо повернулся и трижды выстрелил в направлении фонаря, все еще направленного на верх Стены. И я трижды нажал на спусковой крючок, стреляя в ту же сторону. Фонарь погас, кто-то жалобно застонал. Слева и справа послышались командные крики. Вновь затрещал автомат.
— Назад к машине, — приказал Падильо.
— Я не могу пошевельнуться, — ответил Симмс.
— Ранен?
— Нет… просто не могу пошевельнуться.
Падильо отвесил ему звонкую затрещину.
— Шевельнешься или получишь пулю в лоб, — Симмс кивнул, и Падильо подтолкнул меня. — Ты первый.
Я побежал к зданию, шмыгнул в узкий проход. Макс сидел за рулем, бледный, как смерть. Я рывком открыл заднюю дверцу, подождал, пока Симмс и Бурчвуд юркнули в машину. Падильо задержался у прохода между домами, трижды выстрелил. Ему ответили автоматным огнем. Падильо метнулся к машине. Макс уже завел мотор. Падильо еще не успел захлопнуть за собой дверцу, когда «вартбург» тронулся с места.
— В гараж, Макс, — скомандовал Падильо. — До него лишь полмили.
— Что случилось? — спросил Макс.
— Или им повезло, или люди Курта стали чересчур беспечными. Бомбы взорвались. Они дали нам сигнал. Мы добрались до Стены и нас встретил светловолосый парень…
— Совсем молоденький?
— Да.
— Должно быть, Петер Феллер.
— Он сидел на Стене, перетаскивая через нее вторую лестницу, ковда появился патруль. Его застрелили, лестница упала на другую сторону. Мак или я разбили фонарь, и мы умчались, словно за нами гнался дьявол.
— О Боже, о Боже, — бормотал Макс.
Симмс обхватил голову руками, уткнув лицо в колени. Тело его сотрясали рыдания.
— Я больше не выдержу. Мне все равно, что вы со мной сделаете… Я больше не выдержу. Вы мерзкие, мерзкие, мерзкие!
— Угомони его! — приказал Падильо БурчвУду.
Тот развел руками, насколько хватало места в тесной машине.
— Что я должен сделать?
— Мне все равно, лишь бы он заткнулся, — отрезал Падильо. — Погладь по головке, придумай что-нибудь.
— Не трогайте меня! — взвизгнул Симмс.
Падильо протянул руку и забрал в кулак прядь светлых волос. Рывком поднял голову Симмса.
— Сейчас не серди меня, парень, — прохрипел он, пронзая Симмса взглядом.
— Пожалуйста, отпустите мои волосы, — неожиданно ровным голосом попросил Симмс.
Падильо разжал кулак, и Симмс откинулся на спинку, закрыл глаза. Бурчвуд ободряюще похлопал его по колену.
Полмили Макс промчался за две минуты. Свернул в переулок и нажал на клаксон, остановившись перед большим сараем с вывеской «Авторемонтная мастерская». Ему пришлось еще раз нажать на клаксон, прежде чем открылись замызганные ворота. Макс загнал «вартбург» внутрь, ворота за нами захлопнулись. Макс заглушил двигатель, его голова бессильно упала на руль.
— Как и нашему другу на заднем сиденье, мне уже на все наплевать. Очень уж длинным выдался день.
Толстяк в белом грязном комбинезоне подошел к Максу, вытирая руки ветошью.
— Ты вернулся, Макс?
— Вернулся, — пробурчал тот.
— Тебе что-нибудь нужно?
Падильо вылез из кабины.
— Привет, Лангеманн, — поздоровался он с толстяком.
— Герр Падильо. Я не ожидал вашего приезда.
— Нам нужно место, чтобы провести ночь. Всем четверым. А также еда, выпивка и телефон.
Толстяк бросил ветошь в мусорный ящик.
— Риск возрастает, соответственно поднимается и цена. Как долго вы хотите оставаться у меня?
— Эту ночь, возможно, и завтрашний день.
Толстяк поджал губы:
— Две тысячи западногерманских марок.
— Где вы нас разместите?
— Прямо здесь, в подвале. Особых удобств не гарантирую, но там сухо.
— Телефон?
Толстяк мотнул головой в глубь мастерской.
— Там.
Падильо вытащил пистолет из кармана и сунул его за пояс брюк.
— Вы — грабитель, Лангеманн.
Толстяк пожал плечами.
— С вас все равно две тысячи. Можете обзывать меня как угодно, если вам это нравится.
— Заплати ему, Макс, — Падильо взглянул на нашего водителя. — Потом отведи этих двух в подвал. Проследи, чтобы Лангеманн снабдил нас едой и выпивкой. За такую цену он может добавить и сигарет.
Макс, Лангеманн и двое американцев двинулись к двери в глубине мастерской. Я вылез из кабины, медленно обошел машину. Чувствовал я себя глубоким стариком, уставшим от жизни. Ломило суставы. Болели зубы. Прислонившись к переднему крылу, я закурил.
— Что теперь?
— Телефон Мааса у тебя?
Я осторожно кивнул. Боялся, что от более резкого движения голова отвалится.
— Давай позвоним ему и спросим, остается ли в силе его предложение?
— Ты ему доверяешь? — спросил я.
— Нет, но есть ли у тебя другие варианты?
— Откуда? — вздохнул я.
— Он просил пять тысяч баксов, так?
— Да. Но теперь, насколько я знаю Мааса, цена может и возрасти.
— Мы поторгуемся. Давай-ка взглянем на пять тысяч, что дал тебе Кук.
Я вытащил из кармана перевязанный пакет и протянул Падильо. Вспомнил наш обмен с Куки в моем номере. Он не взглянул на чек, я не пересчитал деньга. Чертово благородство. Я закрыл глаза, когда Падильо разорвал обертку.
— Чистые листы бумага?
— Отнюдь. Разрезанная газета, — я успел открыть глаза, чтобы увидеть, как брошенные Падильо газетные листки полетели в мусорный ящик вслед за ветошью Лангёманна.
— Кук знал тебя как облупленного, Мак. К тому же он полагал, что у тебя нет ни единого шанса потратить эти деньги.
— Остается утешаться лишь тем, что и мой чек не предъявят к оплате, — ответил я.
